«Основы православной культуры» важны как прецедент.

Интервью на горячую тему с чиновником Минобразования

Мой собеседник не любит говорить: «диссидент», — но: «придерживаюсь особого мнения». Последним он делится открыто и искренне. Правда, с условием не называть имени. Шутит, куря: «мы все здесь (в системе образования) под колпаком Мюллера». К.О. — инициалы вымышленные, пришедшие по ассоциации. Когда-то мы познакомились на педагогической конференции, параллельно готовили статьи в один сборник, потом несколько раз мне пришлось обращаться по деловым вопросам и за профессиональными разъяснениями. В те годы К.О. был сотрудником городского Департамента образования Санкт-Петербурга, ныне состоит на административной работе в одном из вузов. Интеллигент в лучшем значении этого слова. Добрые, спокойные черты лица, скромная речь при, без преувеличения, огромных уме и эрудиции. Отношение к Церкви и Православию самое благожелательное. Сетует: «мало что знаю — голова вечно занята». По жизни и отношению к людям не скажешь. Многим «воцерковленным» далеко будет до этого «сочувствующего».

Свежая наша встреча с К.О. вылилась в разговор на горячую тему: о введении в школах курса «Основ православной культуры». Спохватившись, я щелкнул диктофоном непростительно поздно — куда там, всего не упомнишь! Читателю достается фрагмент, к счастью, наиболее содержательный, за вычетом разного рода личных ремарок и отступлений. Как на наиболее ценные, обращу внимание на финальные замечания, особенно по поводу опасности максимализма и об умении «говорить языком школы».
Андрей Рогозянский

— Как в целом Вы смотрите на «Основы православной культуры» в школах?

— Хорошо смотрю. Таким же образом, как на наличие на телевидении православной телепередачи «Слово пастыря».

— В Вашем ответе заметна ирония. Православие и традиционную культуру на телевидении не очень-то жалуют…

— Почему ирония? Никакой иронии, а, наоборот, хорошо и приятно. У телезрителя имеется возможность хотя бы раз в неделю слушать митрополита Кирилла. Могло бы и не быть. В настоящем случае Церковь получает возможность работать в школе. Конечно, в рамках той ситуации, которая там существует. Как в телевизоре: утром по субботам полчаса проповеди, в остальное время — детективы и мыльные оперы.

— То есть, Вы хотите сказать, что введение ОПК на ситуацию в школе никак не влияет…

— Ну, по моему понятию, никто не переоценивает роли ОПК и других подобных курсов. Никто не ставит перед собой такой цели — одним предметом повлиять на школьную обстановку или перевоспитать подрастающее поколение. ОПК больше важны как прецедент.

— Прецедент нравственной проповеди?

— Как прецедент привлечения в школу кого-то еще, заинтересованных структур не «минобразовского розлива».

— ???

— Понимаете, имеют место серьезные споры по поводу, прежде всего, управления школой, доступа к школе. Образовательная бюрократия свое право, свою монополию, условно говоря, жестко блюдет. Кусок лакомый, который имеет к тому же значение идеологическое, политическое. Собирались инициативой Минобороны вернуть уроки начальной военной подготовки — не дали. Те же самые препирательства с Церковью.

— Чем в таком случае может не устраивать работа церковных педагогов? Они же не собираются ни у кого кусок отнимать, ни за кого-либо агитировать?

— Видите ли, это длинная история и сложная тема. Если просто и коротко, то никакие районные или городские или даже областные и региональные департаменты и отделы образования сами по себе ничего не смыслят в содержании такого предмета, как ОПК. Им не осуществить контроль, методическое сопровождение, переподготовку и пр. За этим они вынуждены обращаться к Церкви. Последнее, разумеется, никого не устраивает. Дальше, кто будут учителя? Что они такое расскажут в классе? В общем образовании организация вся совершается на формализованной базе. Преподавание в школе определенным образом поставлено. Существуют предметные планы, методики, письма, распоряжения вышестоящих инстанций и пр. Учитель вообще очень мало что говорит и делает от себя, он выполняет инструкцию. Здесь (в случае с ОПК — А.Р.) речь идет о противоположных вещах: учеников собираются воспитывать, мировоззренчески и нравственно развивать. Средний чиновник от всего этого моментально приходит в истерику.

— Получается, от церковного присутствия в школе веет крамолой… Кто бы подумал. Вообще, православные намеревались помочь образованию — укреплять нравственные основы, содействовать государству, прививать патриотизм и т. п.

— Ну что вы! В смысле идеологии, не сочтите кощунством, на Церкви давно поставлен большой жирный крест. Слишком долго возится с каждым, миндальничает, идет по окольному пути. Нравственность там, убеждения, самоограничение, патриотизм… Современность давно пережевала и проглотила все это. По телевизору несколько раз показали: вот черное, вот белое; вот это — «круто», а это — «отстой». И довольно, ничего больше не требуется.

ОПК в школе были и будут оставаться чужими. Потому что по всем предметам никакого Бога нет, а здесь есть. Нигде рассуждать не надо, а здесь надо. Еще бы не крамола.

— Понятно, тогда вопрос на другую тему. Так что же споры по поводу управления школой? Кто и о чем собственно спорит?

— Точно не скажу. Похоже, «наверху» за образование в последнее время решили поспорить те же группы, что и в экономике и в политике. В том числе через нацпроект «Образование», который во многом осуществляется мимо Минобразования, на региональном уровне. Заметьте, инициатива введения ОПК тоже спущена с федерального на уровень субъектов федерации. Епархии заключают соглашения непосредственно с местными департаментами и управлениями.

— Чем же так плох Центр?

— Это, как я говорил уже, длинная история. У нас Министерство образования вкупе со вновь образованным Агентством (в ходе Административной реформы 2001−2003 г. — А.Р.) — отдельный мадридский двор: столько там наплетено разных интересов и веяний. Может быть, единственная такая структура уникальная среди всех. То есть, существуют, конечно, и другие «поляны сказок» — ведомства Грефа, Кудрина, Министерство культуры. Но МОН (Министерство образования и науки — А.Р.) — это же мощь, красота, система, абсолютная вертикальная управляемость, 100% бюджетное финансирование. Государство в государстве. К тому же сфера, которая привлекательна в коммерческом плане. Одни только учебники чего стоят: ежегодный оборот легальных и контрафактных тиражей на уровне сотен миллионов долларов.

— Ну, извините, и что? На ОПК чего взъелись? Учебник напечатать и продать хочется?

— Не совсем. С образовательной номенклатурой очень плотно и грамотно работают. Как со СМИ, которые в общем и целом как будто контролируются властью, однако в действительности педалируют тему либеральных преобразований и, произойди что, не прочь подогреть настроения против Кремля. То же и здесь.

— Таким образом, имеют место все же идеологические расхождения. Церковь не хотят впускать, потому что не согласны с тем, о чем она учит…

— Да, и это тоже, все вместе. Глупо не замечать, куда, в какую сторону ветер дует — куда ориентированы в основном наши управленцы, профессура, эксперты. На «небожительство», ни больше, ни меньше. Каждый или почти каждый состоит в каких-нибудь фондах, экспертных советах и прочих структурах, по которым непрерывным потоком спускаются гранты, бюджетные средства, разные бонусы в виде поездок за рубеж, стажировок, заказных публикаций, курсов лекций и т. п.

— Коррупция?

— Нет, обычное такое, респектабельное даже состояние. Многие успели обзавестись дипломами и степенями на Западе. Счетами. Тот же министр Фурсенко — выпускник Гарварда. О чем еще говорить? Это почти как бы начальник Генштаба, окончивший элитную военную академию в Штатах.

На низовой уровень данные вещи, понятно, не распространяются. С этими разговаривают языком директив, указаний. Большинство директоров школ, не говоря уже про рядовых учителей, останутся до смерти рады, если в школьном здании вовремя крышу починят или поставят новые компьютеры в класс информатики. На этот случай, подобно советскому времени, приходится попотеть, повертеться, суметь обратить в свою сторону внимание, выпросить. Или, как говорила одна моя знакомая директриса, «заставить в РОНО себя уважать».

— Как Вы относитесь к требованию некоторых православно-патриотических организаций об отставке Фурсенко?

— Не надо, не надо. Он вообще больше занят вузовской системой, не школой. Это без нас все решат. Когда срок окончится, спишут на берег. Особенным ничем Андрей Александрович не отличился. По крайней мере, в сравнении с другими. Надо понимать, что его персоналия в кресле руководителя министерства — явление сугубо условное. Как и Зурабова и многих еще. Просто необходимо лицо, символизирующее определенный этап реформ. В этом значении все было решено за Фурсенко, еще до его назначения. Когда в 2002 году Министерство образования и Министерство науки слили в одно. У нас традиционно наука всегда была ассоциирована с ведомствами промышленного профиля. В ходе административной реформы ее вдруг решают отдать в «социалку». Представляете дикость! Наука и образование — это же в управленческом смысле, а тем более в плане развития две абсолютно различные области! Хотите науку добить — управляйте ей на манер общеобразовательной школы. Хотя тут расчет ясен: есть академическая, есть вузовская наука, которые как бы сами по себе. Нужно и их «пристегнуть» плотно. А куда еще? Только к образованию…

— Кто же вершит судьбы и заказывает музыку? Где серые кардиналы?

— Не знаю, те же самые, чьими стараниями делалась административная реформа на федеральном уровне. Ну, разумеется, без упомянутых уже глав Минэкономразвития и Министерства финансов дело не обошлось. Кто там у нас теперь на заседаниях в Белом доме кричит: «этому вот денег дам, а этому не дам!»? Они и теперь пробуют переподчинить Фурсенко все учебные заведения до единого: транспортные, морские, сельскохозяйственные. Дескать, освободим непрофильные ведомства от «избыточной функции образования», а заодно соберем финансирование в общий пакет.

Первые лица в Минобразовании у нас по традиции слабые. Фурсенко, Филиппов… За исключением, пожалуй, Кинелева, который при Ельцине был и играл в Правительстве не последнюю скрипку. Теперь он на руководящей работе в ЮНЕСКО.

Второй пример скрещивания ежа с ужом: Минздравсоцразвития. Вообще-то здравоохранение в основном занимается больными людьми, а тут ему велено ведать еще и трудом, и социальным развитием. Но это уже другая история, пускай кто-нибудь из уважаемых светил медицины рассказывает. Какой-нибудь добрый доктор Рошаль — он с ними бьется и уговаривает, почти как боевиков на «Норд-Осте».

— Что скажете о проводимых православными в последнее время акциях в поддержку ОПК? Насколько они помогают делу?

— Шуметь в наше время положено, без этого никуда. Хотя однозначной зависимости между числом православных пикетов и введением ОПК не существует. Этим хоть кол на голове теши, у них своя логика.

Правда, в этот раз СМИ не так однозначно негативно настроены к «Основам православной культуры», как в 2002 г., после знаменитого письма Филиппова. Просматривается даже подобие какого-то «православного лобби». Не знаю я, следствие ли это сурковского курса на «суверенную демократию» или чего-то еще. Вероятно, иерархия РПЦ также кое-чему обучилась, коли решилась пойти в обход федерального МОН в регионы.

Есть одна существенная проблема: не стоит «засвечивать» раньше времени и ставить под удар свои ресурсы внутри образовательной сети. Условия работы жесткие. Помню 2002 год, когда Министерство разослало письмо (N 14−52−87ин/16 от 22.10.2002 г. — А.Р.), а потом вынуждено было его отзывать. Ситуация, которая была очень похожа на провокацию: все, кто был «за» ОПК сразу поднялись, а после отзыва очутились в вакууме. Негласно по системе пошло распоряжение все эти православные эксперименты рубить на корню, чтоб не мешали, не путались под ногами. Там, где на личных взаимоотношениях учителями и директорами практиковалось нечто «православно-ориентированное», стали зажимать гайки. В Петербурге попали под обструкцию и были закрыты замечательно организованные и много лет работавшие на базе УПМ (Университета педагогического мастерства — А.Р.) курсы доподготовки учителей-религиоведов. В одночасье изменился климат, набранным группам не дали даже как следует окончить начатую учебу — остановили и все.

— На что еще следовало обратить внимание в процессе внедрения ОПК? Какие заметны недоработки со стороны православных?

— Мы, кажется, пришли исподволь к тому, чтобы не трогать до поры до времени методическую и педагогическую стороны. То есть, все понимают, что творится с детьми, как плохо обстоит дело с воспитанием подрастающего поколения и как нуждается школа в чем-то таком — одновременно задушевном и нравственном. Возникают многочисленные споры, по какому учебнику и как преподавать; тысячи сомнений высказываются, где взять специалистов, сумеет ли Церковь наладить нормально работу в тысячах школ одновременно и пр. Мое мнение: до поры все это надо оставить или переместить дискуссии куда-нибудь в среду профессионалов. Главный вопрос, который сейчас решается, — это собственно как пережить весь этот шквал, напор, перебороть бюрократическое сопротивление и утвердиться в роли постоянных участников образовательного процесса.

Это, конечно, сопряжено на местах с громадным объемом работы по налаживанию личных контактов и связей. Не менее важным фактором, нежели человеческая симпатия, является умение вести диалог с людьми образования, пользуясь их языком. Нужно максимально быстро преодолеть этот начальный стресс и предоставить в руки роновским работникам, директорам, завучам, учителям конкретные разработки, выполненные в привычной для них стилистике планов, программ, методического обеспечения и всего прочего. Выполненные притом на хорошем уровне, без лишних сантиментов и прорех, по которым людьми сведущими сразу же узнается дилетантизм. Тогда «система» потихоньку начнет принимать это к сведению и тиражировать. На своем средненьком уровне, разумеется, тиражировать, без каких-то сногсшибательных педагогических результатов, но все же.

— Боязно. Непонятно, как сложится.

— Боязно, ничего не поделать. Все новое боязно. Что, честно говоря, больше всего пугает, так это максимализм некоторых ваших активистов, которые на почве ОПК идут именно завоевывать школу и спасать детские души — тысячами. Этого допускать нельзя. С такими энтузиастами у вас с первых же шагов возникнет огромная масса проблем, локальных конфликтов. Газеты опять будут пестреть заголовками типа «Православное рабство» и пр. Теперь уже не в теории, а на самом что ни есть скандальном материале.

— Что делать?

— Мягче нужно ставить задачу: никого не спасаем, насильно не исправляем, ни за кем особо не бегаем — попросту сеем разумное, доброе, вечное. Что прорастет, то прорастет.

— Еще раз, подробней разъясните, пожалуйста, почему «сантименты» не действуют?

— Так уж повелось, исторически, можно сказать, сложилось, что люди «системы», работники образования, не очень восприимчивы к разного рода патриотическим и нравственным призывам и увещеваниям. Но зато они замечательно воспринимают и передают те же вещи, положенные на специфическую документальную основу. В стране, если мне память не изменяет, около 65 тыс. школ, и такую громаду, разумеется, или даже часть ее, сдвинуть никому не под силу, если система организационно-методическая школьная сама не запустится и не распространит данный опыт.

Да, помогать нужно. Держать руку на пульсе епархиальным структурам, добиваться инспекции, корректировки, готовить кадры, организовывать «горячие линии» и семинары для практикующих. Постепенно распространяя преподавание на все большее число школ.

Совсем уж плохо не выйдет — смею утешить!

— Хотите сказать, на том уровне, на котором у нас преподаются предметы гуманитарного и обществоведческого циклов, и ОПК прочитать всегда можно…

— С долей упрощения можно сказать так.

— Спасибо большое Вам. С души камень сняли.

— Не стоит, чем могу, рад помочь.