Православные общественные деятели и публицисты поделились своими воспоминаниями о Владимире Леонидовиче Махначе…
Напомним, что вечером 5 мая на 62-м году жизни скончался известный историк и православный публицист Владимир Леонидович Махнач. Сегодня в 13 часов состоится его отпевание в храме Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе (Динамовская улица, 28 Крестьянская площадь, напротив Новоспасского монастыря. Проезд: м. Пролетарская).
Мы попросили друзей и коллег Владимира Леонидовича, всех, кто знал Махнача, поделиться своими воспоминаниями об этом выдающемся русском патриоте, ученом, публицисте, общественном и политическом деятеле.
Известный московский пастырь, руководитель Центра реабилитации жертв нетрадиционных религий им. А.C.Хомякова протоиерей Олег Стеняев: «С Владимиром Леонидовичем Махначем я был знаком еще в своей юности, когда посещал Архитектурный университет и слушал его лекции по истории государства Российского. Потом при Национально-патриотическом фронте „Память“ я участвовал в радиопрограммах с Махначом. Мы сделали несколько передач о Дмитрии Дмитриевиче Васильеве. Владимир Махнач был настоящий русский фашист, который понимал разницу между фашизмом и национал-социализмом. Это был человек, дороживший русской идеей. Он был человеком, через которого мы узнали очень многое о нашей истории, о нашем прошлом. Он как продолжатель школы Гумилева дал нам возможность осознать значимость прошлого ради идеала возрождения будущего».
Иконописец и публицист, обозреватель радио «Радонеж»Виктор Саулкин: «Владимир Леонидович Махнач был не только выдающимся историком, культурологом, православным политиком. Он был прежде всего — яркой, творческой личностью. Чем больше личность, тем труднее ей умещаться в рамки каких-либо структур, церковных или научных. Человек Церкви, глубоко верующий, глубокой церковной культуры и, несомненно, твердой церковной дисциплины, Махнач при этом обладал огромной внутренней свободой. Это то, чего нам так не хватает в нашей сегодняшней церковной жизни.
Махнач не только не оценен по достоинству, но и не получил возможности полностью раскрыться. Несмотря на книги, лекции, преподавательскую деятельность, выступления на радио. Его не пускали на телевидение, хотя людей такой глубокой культуры, глубоких знаний, таких блестящих полемистов там нет. Потому, вероятно и не пускали. Но и мы, к сожалению, не все сделали, чтобы знания и талант Владимира Леонидовича использовались полностью.
Владимир Леонидович знал, что уходит. Последние два года он об этом говорил близким друзьям. Говорил спокойно. Он не боялся смерти. У него была чистая совесть. Несмотря на человеческие немощи, присущие каждому, он знал, что всего себя отдал делу, которому служил, своему церковному послушанию. Диагноза не было, но физически Владимир Леонидович слабел. И при этом был полон творческих сил и замыслов. Господь призвал его. Но, говорят — «невосполнимая потеря». Махнача, действительно, восполнить невозможно.
Махнач часто казался резким и громогласным. И при этом был необыкновенно добрым, тонким, ранимым и открытым, с широким сердцем человеком. Владимир Леонидович необыкновенно любил и почитал своих учителей и тех, кого он считал своими учителями. И относился с необычайной душевной щедростью, любовью и теплотою к своим ученикам. Успехам и удачам своих учеников и единомышленников Махнач радовался не меньше, чем своим. С Махначом можно было спорить, резко расходясь в оценках государственных деятелей, исторических событий, и знать, что он остается настоящим верным другом. Владимир Леонидович был необыкновенно искренним и горячим человеком. В нем не было ни капли лицемерия. Действительно, не теплохладный, а по настоящему горячий.
Махнач любил дружеские застолья, и при этом умудрялся быть не только бессребреником, но и жить очень аскетично. Он всего себя отдал служению. Я верю, что Господь простит рабу Божию Владимиру его прегрешения, вольные и невольные за то что он много возлюбил. Возлюбил Христа, Церковь Христову, Россию. И любовь к Русской истории, Русской культуре, Русской Армии, Русскому народу и Русской земле он сумел передать всем, кто слушал его лекции, передачи, читал его книги и статьи.
Владимир Леонидович был настоящий боец. Настоящий Воин Христов. И не случайно, Господь призвал его к себе в канун памяти святого Георгия Победоносца. Владимир Леонидович всегда твердо верил в Русскую победу, в возрождение Православного Царства, в Крест над Святой Софией. Любимыми его словами при прощании были «До встречи в Константинополе. В нынешнем году. Аминь».
Известный политик и ученый, доктор политических наук Андрей Савельев: «Эта утрата еще свежа, трудно в такой момент выделить основное. Я знаком с Владимиром Леонидовичем с 1993 года, то есть наше знакомство давнишнее. Это знакомство было для меня ключевым в формировании моего собственного мировоззрения и отчасти научных методик, которыми я пользовался, хотя и в другой науке, в политологии. Не могу наверняка сказать, считал ли Владимир Леонидович меня своим учеником, но я считал его своим учителем и об этом ему неоднократно говорил.
Для меня он уникален прежде всего как ученый, таких ученых практически нет. Махнач уникален тем, что занимался не собственно изучением каких-то отдельных периодов истории, а применением достоверного исторического знания к современности, к тому, чтобы в современных условиях формировалась здравая политика как продолжение истории нашего народа и государства. Он уникален еще и тем, что у него никогда не было проходящих работ, текущей малозначащей публицистики, которая быстро забывается и не может быть использована через год-два. Все его публикации также уникальны, как и его личность, все они являются значимыми, и, я уверен, будут значимыми в течение многих десятилетий. Трудно рассчитать, на какой период эта значимость продлится, но, по крайней мере, то, что им написано десятилетия назад, читается сегодня абсолютно свежо. Эти публикации актуальны для осмысления сегодняшней ситуации и для понимания исторического процесса».
Главный редактор информационного агентства «НЕТ-ДА» Борис Ананьев: «Он мне запомнился многообразным человеком. Я с ним знаком с 1974 или 75 года, тогда он был совсем молодым человеком, он учился в университете. В то время он водил частные экскурсии по Золотому кольцу, уже тогда я был поражен его удивительным чувством истории, необычным объемным видением. Он через памятники, через ландшафты мог видеть время, людей, о которых он рассказывал, как о присутствующих. Он был очень близким моим другом, оказал на меня большое влияние. Он был мне своего рода опорой, потому что в последние пятнадцать лет я из достаточно оптимистического состояния постепенно переходил на менее оптимистические позиции, с которых он решительно меня выволакивал. Он старался разубедить меня в пессимистическом видении нашей новой истории, которая наступила после вторичного февраля в 1991 году, когда вновь страной овладело либеральное безумие во всем его ужасе, он говорил, что нет ничего страшного, что России — великая страна и она не поддастся бесам либерализма и вседозволенности.
Последний раз я говорил с ним три недели назад. Мы говорили об Императрице-Мученице Александре Феодоровне. Махнач возмущался тем, что в Акафисте ей нет слов: радуйся, Земля Германская, родившая исповедницу российскую. Радуйся, град Дармштадский и его граждане. Мы говорили о том, что в России есть много этнических немцев, которые стали великими православными подвижниками. Мы проговорили часа два. И вот такая тяжкая весть о его кончине».
Православный публицист, обозреватель «Народного радио» Сергей Герасимов: «Он был цельным и жертвенным человеком. Он беззаветно любил Родину, был предан Православию несмотря ни на какие искушения. К сожалению, в последние годы жизни Махнач был выдавлен из общественной и политической жизни России. Он очень расстроился, что не смог участвовать в работе Всемирного Русского Народного Собора, что не смог участвовать в собрании по выборам Патриарха (на Поместном Соборе Русской Православной Церкви — РЛ), хотя рвался туда. Ему было очень больно из-за этого. Махнач был очень яркой, живой личностью. На мой взгляд, его кончина это — невосполнимая потеря. Людей, обладающих такой харизмой, какая была у Махнача, в России практически не осталось. Он был очень интересным и одаренным человеком, в разговоре, в личном общении и даже в быту он был яркой, запоминающейся личностью. Он был интересен как историк. Мы с ним делали цикл на радио по антисистемам, это одна из его любимых тем, и хотели сделать эпилог к этому циклу, посвященному его учителю Льву Николаевичу Гумилеву. К сожалению, не успели сделать. Он с огромным пиететом относился к Гумилеву.
Махнач был смелым человеком, он обладал и личным мужеством, и мужеством политического борца. Он ничего не боялся, мог сказать прямо то, что думает, но сказать элегантно, не оскорбительно. Он оказал на меня влияние как друг, он был незаменим, я часто с ним общался. Беседы с ним всегда касалась чего-то неземного, бытовое и земное было чуждо ему, мы говорили о поэзии, философии, религии. Он не терпел бытовухи, которой в нынешнее время народ повально захвачен, всем материальным, бытовым. С ним речь всегда шла о возвышенном. Это было его внутреннее состояние, он его не имитировал, он не казался таким, а жил этими интересами. Он был замечательным импровизатором, в этом я не раз убеждался. В связи с этим вспоминается один случай. В «Московской правде» написали гадость об Игоре Ростиславовиче Шафаревиче. Вечером Махнач пришел на запись передачи, я ему подсунул эту статью, которую он тут же прочел и буквально через 5 минут выдал замечательную передачу, импровизационную, все разложил, критически обосновал. На моей памяти несколько таких случаев. У него был дар импровизации».
Главный редактор «Русской линии» Анатолий Степанов: «К сожалению, я мало знал Владимира Леонидовича Махнача. В памяти осталось несколько встреч в кампании с его друзьями. Минувшим летом на Царские дни мы вместе были в Екатеринбурге. Махнач несмотря на всю резкость его тона и категоричность суждений был человеком, который как-то сразу располагал к себе, умел вызвать симпатию. Он действительно был какой-то важной, даже ключевой фигурой в среде московской православной общественности. Когда возникали сложные конфликтные ситуации, мне нередко приходилось слышать: «Надо бы попросить выступить Махнача». Как-то само собой предполагалось, что он все рассудит по справедливости. Поэтому его никому невозможно было использовать, хотя некоторые активно пытались.
Смерть всегда неожиданна, но кончина Владимира Леонидовича для меня была неожиданна стократ. Буквально накануне его преставления мы вспоминали его с Виктором Саулкиным, причем, Виктор как-то мимоходом сказал, что, мол, Володя лег в больницу «немного подлечиться».. А буквально через день утром позвонил мне и потряс вестью о кончине Махнача. Его смерть — большая потеря для нас, для православной общественности России. Дело не только в его огромном авторитете, но и в его уникальности, — он был человеком, связывавшим эпохи. Да упокоит Господь его душу в селениях праведных!». Русская линия
Напомним, что вечером 5 мая на 62-м году жизни скончался известный историк и православный публицист 
Известный московский пастырь, руководитель Центра реабилитации жертв нетрадиционных религий им. А.C.Хомякова протоиерей Олег Стеняев: «С Владимиром Леонидовичем Махначем я был знаком еще в своей юности, когда посещал Архитектурный университет и слушал его лекции по истории государства Российского. Потом при Национально-патриотическом фронте „Память“ я участвовал в радиопрограммах с Махначом. Мы сделали несколько передач о Дмитрии Дмитриевиче Васильеве. Владимир Махнач был настоящий русский фашист, который понимал разницу между фашизмом и национал-социализмом. Это был человек, дороживший русской идеей. Он был человеком, через которого мы узнали очень многое о нашей истории, о нашем прошлом. Он как продолжатель школы Гумилева дал нам возможность осознать значимость прошлого ради идеала возрождения будущего».
Иконописец и публицист, обозреватель радио 
Известный политик и ученый, доктор политических наук Андрей Савельев: «Эта утрата еще свежа, трудно в такой момент выделить основное. Я знаком с Владимиром Леонидовичем с 1993 года, то есть наше знакомство давнишнее. Это знакомство было для меня ключевым в формировании моего собственного мировоззрения и отчасти научных методик, которыми я пользовался, хотя и в другой науке, в политологии. Не могу наверняка сказать, считал ли Владимир Леонидович меня своим учеником, но я считал его своим учителем и об этом ему неоднократно говорил.
Главный редактор информационного агентства «НЕТ-ДА» Борис Ананьев: «Он мне запомнился многообразным человеком. Я с ним знаком с 1974 или 75 года, тогда он был совсем молодым человеком, он учился в университете. В то время он водил частные экскурсии по Золотому кольцу, уже тогда я был поражен его удивительным чувством истории, необычным объемным видением. Он через памятники, через ландшафты мог видеть время, людей, о которых он рассказывал, как о присутствующих. Он был очень близким моим другом, оказал на меня большое влияние. Он был мне своего рода опорой, потому что в последние пятнадцать лет я из достаточно оптимистического состояния постепенно переходил на менее оптимистические позиции, с которых он решительно меня выволакивал. Он старался разубедить меня в пессимистическом видении нашей новой истории, которая наступила после вторичного февраля в 1991 году, когда вновь страной овладело либеральное безумие во всем его ужасе, он говорил, что нет ничего страшного, что России — великая страна и она не поддастся бесам либерализма и вседозволенности.
Главный редактор «Русской линии» Анатолий Степанов: «К сожалению, я мало знал Владимира Леонидовича Махнача. В памяти осталось несколько встреч в кампании с его друзьями. Минувшим летом на Царские дни мы вместе были в Екатеринбурге. Махнач несмотря на всю резкость его тона и категоричность суждений был человеком, который как-то сразу располагал к себе, умел вызвать симпатию. Он действительно был какой-то важной, даже ключевой фигурой в среде московской православной общественности. Когда возникали сложные конфликтные ситуации, мне нередко приходилось слышать: «Надо бы попросить выступить Махнача». Как-то само собой предполагалось, что он все рассудит по справедливости. Поэтому его никому невозможно было использовать, хотя некоторые активно пытались.