Разрушая мифы

О добре и зле и преодолении зла.

Так как-то странно сложилось, что наши русские люди, всю жизнь прожившие в безбожном государстве, где Православию не только проповедовать не позволяли, а и просто проходу не давали, на поверку 90-х годов ХХ века оказались буквально по самое горло нашпигованными разного рода мифами и домыслами на тему жизни Православной Церкви. Тщательный же анализ легко открывает нам, что эти мифы не соответствуют ни духу, ни букве Православия. Возникает вопрос, откуда же эта масса дезинформации на нашу голову? Логически размышляя в контексте российской истории, мы понимаем, что так как православная литература и публицистика почти 80 лет отсутствовала по причине почти полного запрета, то повлиять на информационные горизонты ныне живущих взрослых поколений они не могли, а виновны в этом те самые сотни тонн сектантской и оккультной макулатуры, разбросанной за западные деньги по всей территории России в последние два десятилетия ХХ-го века и, конечно же, наследие оккультно-атеистической эпохи большевизма.

В чём же опасность этих околоцерковных мифов и оккультных преданий? В том, что они представляют собой суррогат религиозности, а значит, способны подменять собой, пусть и на короткое время, истинную религиозность, и отвлекать ищущих людей от пути правильного и спасительного самосовершенствования. Но хуже всего то, что эти «ищущие люди», занимая в конечном итоге хорошие должности в государственных, военных и бизнес-структурах требуют от Православия, чтобы оно соответствовало их собственным искажённым мифам, представлениям о Христе и христианской жизни. Лучшим примером тому является та множественная несусветная чушь, которую с умным видом несут народным массам различного рода просветители от печатных и электронных СМИ, а также почти все российские преподаватели- гуманитарии старшего поколения.

Возьмём хотя бы один из самых актуальных вопросов современности о происхождении и взаимоотношениях добра и зла. Мало того, что значительное количество представителей российской интеллигенции считают для себя нормальным дуалистически представлять вселенную в виде набившего оскомину символа Инь и Янь, где оба члена равноправны, так они ещё и наполняют это равноправие извечной конфронтацией, в которой попеременная победа чёрного и белого друг над другом — онтологически необходимый принцип существования вселенной и самого человечества (своеобразная волновая теория в метафизике). На самом же деле между Православием и дуализмом лежит пропасть, так они далеки друг от друга. Православие поклоняется и чтит единого Бога в трёх присущих только Ему лицах. Не трёх богов, а именно Одного в трёх Его величайших космических проявлениях. А вот сатана (дьявол, вельзевул, аваддон, аполион, денница, люцифер), которого дуалисты возвели в ранг антибога, всего лишь тварь, падший ангел — хоть могущественный, но не более чем тварь, созданная Богом прежде человека. Бог зла не создавал. Зло это добро, которое было испорчено в результате свободного волеизъявления ангела Люцифера. Именно на этом стоит православное богословие. В философском же смысле, это положение вещей легло в основание философско-религиозной школы русского космизма. Русский космизм, как симбиоз критицизма и идеализма также совершенно не дуалистичен, а представляет собой монизм в форме исторически преодолённого дуализма.

Абсолютным добром, с точки зрения православного богословия и вытекающего из него русского философского космизма, является только та идея (субстанция), которая является основанием всего сущего и теургически представляет из себя первопричину, т. е Она сотворила вселенную и всё, что есть в ней. Это сверхидея, сверхреальность, сверхсила, которую в Православии принято называть Святая Троица или ещё Единый Бог. Всё же что вышло из-под десницы Божьей, несмотря на величие, могущество и далеко идущие притязания, является тварью, и никакие манифестации не могут сделать эту тварь Первопричиной — Творцом. Дьявол не Бог, а временно влиятельная, относительно свободная, сошедшая с ума тварь, деятельно претендующая на первенство во вселенной. Все взаимоотношения между христианским Добром — Богом и злом — дьяволом вписываются в эту конструкцию.

У каждого человека внутри есть три голоса. Один говорит: как быть, как быть, как быть? Другой говорит тихо и ненавязчиво: смотри это против правды, против совести, против Бога, в конце концов, будь аккуратен и осторожен! А вот третий всегда навязывается и даже кричит: попытка не пытка, делай скорее, не получится — переделаешь, а представь, если получится, скольким ты людям поможешь. Первый голос от человека. Второй голос от Бога. Третий голос от дьявола. Бог ни над кем не довлеет, но от всех ждёт доброй воли, а дьявол всегда разными методами навязывается, дабы поработить человека и сделать его покорным своей воле. Бог учит человека добру, а дьявол искушает человека на грех. Человек выбирает сам. Только сам (косвенные влияния не в счёт)! Главный же выбор человека в этой жизни — это выбор между этими двумя голосами и от того, кто победит в человеке, зависит и его жизнь, и его загробная участь. Бог олицетворяет Собой вечное Небо (духовное пространство, где вечная жизнь и вечное творчество), а дьявол временную землю, территорию смерти и рабства греху (так как он свержен на землю архангелом Михаилом, возглавившим небесные воинства ангелов). Не напрасно вторя древним подвижникам благочестия и пророкам, поёт Виктор Цой: «Между землёй и Небом война. Где бы ты ни был, чтоб ты не делал — между землёй и Небом война!». Он так же точно и тонко понимал смысл человеческого бытия, как понимал её Фёдор Михайлович Достоевский, вложивший в уста своего героя слова о том, что сердце человека является полем боя между Богом и дьяволом за душу человека.

Если угодно, то система взаимоотношений («конфронтации») добра и зла напоминает взаимоотношения врача-психиатра с замкнутым в общей палате буйным пациентом, страдающим нарциссизмом и прогрессирующей манией величия, который утверждает, что он император Рима и мира Юлий Цезарь, и на этом основании заставляющий всех прочих пациентов этой больницы, охрану и медперсонал и самого главного лечащего врача воздавать ему «должные» почести, пытающегося ударить и даже убить любого, кто противится его «августейшему» сумасшествию, за что постоянно находится в смирительной рубашке, имея влияние на палату и всю больницу только через тех больных, которые ему поверили и подчинились.

Так как дьявол-зло всего лишь тварь, когда-то не бывшая совсем, когда-то созданная Творцом, а теперь существующая только по воле и в рамках Творца, то и зло, которое, он из себя являет миру, открывается нам лишь в рамках божественной Правды-Творца. Внешне это выглядит как парадокс, но онтологически всё именно так и есть. «Тварь не выше Творца. Тварь не может создать более, чем создал Творец» — эта теократическая истина, исповедуемая идеалреализмом, открывает миру глаза на то, что на самом деле зла не существует, как системообразующего действа. Бог зла не создавал! Зло не создалось само. Есть только зло, как условное, служебное определение для особого состояния добра, в основании которого лежит понимание Творцом свершившегося факта, при котором добро подверглось искусственному словесному искажению со стороны дьявола с последующими актуальными материальными действиями. Зла нет! Зло — это по-разному исковерканное добро, и именно поэтому оно всегда онтологически стремится через встроенный в добро механизм абсорбции вернуться к первообразу. Во время абсорбции искажение-обман обязательно естественным образом открывается, а истина остаётся самой собой.

Когда мы уже знаем, что зло не существует как системообразующее действо, то тогда очевидным становится ответ на набивший оскомину вопрос о противостоянии этому так называемому «злу». Из учения Иисуса Христа, в контексте слов о правой и левой щеке, совершенно очевидно вытекает понимание, что если зло рождено только посредством словесной деформации, то и максимальная реакция на него должна быть адекватной — словесной, а минимальная — бессловесной. Но вот в случае, когда «зло» проявилось уже в телесном выражении, как быть? Попустить ли, что бы телесное зло восторжествовало или пресечь его, а если пресечь, то какова должна быть мера воздействия?

Христос всегда говорил: «Кто поставил меня судьёй между вами?», «Царство моё не от мира сего», и тем самым дистанцировал высокое божественное учение от обыкновенных человеческих будней, но это совершенно не говорит о том, что Он оставил людей без духовно-юридического ориентира, который бы мог помочь чётко расставить все точки над «и» в борьбе с телесным злом. В этом случае Он напоминает нам о пророке Моисее — законодателе: «…у них есть Моисей и пророки…» [Лк.16:29], Моисей же получил от Творца право развить божественный алгоритм — «декалог» в систему законодательных актов изложенных в книге «Второзакония». Говоря через апостола Павла: «Грех не должен над вами господствовать, ибо вы не под законом, но под благодатью.»[Рим.6:14], Иисус Христос, провидя, что люди становятся верующими не сразу, и даже когда это происходит, они продолжают жить в среде неверующих, маловеров, активных противников христианского вероисповедания, вынужден был подтвердить силу Моисеева Закона: «Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все…»[Мф.5:18].

Понятно, что между высоким нравственным учением о любви к ближнему, благословении личных врагов и Моисеевым «глаз за глаз», «кровь за кровь» возникает трудно преодолимый конфликт, но именно в качестве-результате преодоления этого конфликта заключена вся соль внешней христианской жизни. Для того, чтобы этот конфликт заветов всё же имел благословлённое свыше разъяснение, Иисус Христос отчётливо произнёс формулу для творчества в христианском телесном законодательстве: «…что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.»[Мф.16:19]. Современное Римское право — основа всех совершенных европейских законодательств, прошло весь процесс творческой модернизации в христианской (точнее римо-католической) среде, и вот мы имеем, что имеем.

Подобно Закону Моисея, в котором качество возмездия за главные (не связанные с областью духовного воспитания) проступки — грехи определялось по принципу равнозначности силы возмездия силе вреда нанесённого злом и христианское законодательство, ободряемое словами ап. Павла о властях: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо [начальник] есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое.» [Рим.13.1−4], опирается на равнозначность, но с активной тенденцией к минимализации, которая проистекает из ответа Спасителя апостолу Петру: «Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз.» [Мф.18:21,22].

Наиболее сложно вопрос о взаимоотношениях добра и «зла» решается в случаях, каким-либо образом связанных с убийством. Именно в этих случаях проблема противодействия «злу» насилием прорисовывается наиболее актуально. Именно здесь околохристианская мифология всегда пытается поставить подножку Православию — первой форме христианского вероисповедания.

«Иисус же сказал: не убивай…»[Мф.19:18]. Он не сказал точно, кого нельзя убивать, людей или животных. Он просто и ясно сказал «Не убивай», а это, в буквальном понимании, говорит о том, что Он подразумевал всех живых существ. Именно эти слова Спасителя, в вырванном из контекста Библии виде, являются очень важными в череде главнейших камней раздора со стороны новейших околохристианских движений по отношению к древнему Православию. Казалось бы, ну что тут скажешь, если Сам Господь сказал «Не убивай«? Но это только в том случае, если у Евангелия больше нет листов, а Христос более не чего не говорил. А ведь существуют и ещё другие слова Христа, которые в контексте позволяют христианину создать стройную и достаточно альтернативную систему понимания этой мощнейшей заповеди. Так, например, Он говорит: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.»[Ин.15.13]. Далее размышляя над этой гуманистической фразой Господа, мы находим в контексте Библии определение понятию «душа»: «…потому что кровь есть душа…"[Втор.12.23], т. е., душа это кровь, а сердце соответственно — дом души. Размышляя в контексте всей Библии, нам открывается полноценный смысл фразы о любви, напишем его так: «Нет больше той любви для христианина, как если кто прольёт кровь свою за друзей своих(!!!)». А вот это уже совершенно другая юридическая и нравственная база в деле принятия решения христианином.

Все околохристиане: неопротестанты, толстовцы, рериховцы, харизматы и псевдохристиане, подобные так называемым Свидетелям Иеговы, упорно стоят на безальтернативном понимании «Не убивай», но чтобы было, например, со Свидетелями Иеговы, если бы войска антифашистской коалиции не сражались бы с фашистами, которые, считая СИ асоциальным деградировавшим элементом, намеревались их полностью уничтожить? Очевидно, что СИ просто перестали бы существовать. Однако они живут и размножаются, потому что союзники (приемлющие смерть во имя жизни) спасли их своей пролитой кровью и кровью убитых фашистских извергов. А что делать охотнику, когда он вышел на след голодного тигра людоеда? Отпустить его? Здравый смысл, противореча безальтернативному «не убивай» подсказывает, что он должен догнать тигра и убить, тем самым прекратить череду человекоубийств (что в таком случае и делают индуисты — пацифисты, нарушая собственные правила). Самой главной ценностью в тварной христианской вселенной является человек (животные все на втором месте), а среди людей ценнейшим по Евангелию является «Ближний"[Мк.12:31]., и он главное мерило всего в мире. Но мы видим, что Христос позволяет нам различать «ближних» от дальних. Именно наличие возможной объективной разницы в значимости человеческой жизни позволяет нам применять градацию «хороший, добрый, невиновный, нужный (условно) человек» и «плохой, злой, виновный, ненужный (условно) человек». Это выглядит страшно, но это выход из тупика устроенного околохристианами — пассивными сатанистами, которые не ведая истины, ввергают мир в состояние, где все должны сложить ручки бантиком и отдаться всем миром на растерзание грядущему антихристу — порождению дьявола, который только одного и желает — общей погибели людей в своей власти.

Как не убивать, если убивают твоих ближних: мать, отца, детей, жену, друзей? Как не убивать, если убивают тебя самого, а именно от тебя зависит жизнь и смерть твоих близких, так как ты их единственный защитник. Кто защитит слабых и безоружных, кто исполнит заповедь любви, если мы безропотно умрём, всё полагая на волю Божию, которая к стати ничего не делает без воли человеческой (т.е. всё делает посредством людей)? Как же всё-таки поступить христианину в подобных случаях? Православие не берётся полностью регламентировать эти ситуации, но оно ещё и ещё раз учит верующих любить всех людей и благословлять врагов (только своих личных). Так как же выйти из подобных ситуаций? Отвечу на это вопрос самостоятельно, так как я считаю себя православным христианином, и потому ещё, что Господь мне дал право на творческое «связывать и разрешать». Из контекста всей Библии ответ на этот вопрос должен выглядеть так: «Не убивай! Но если не можешь остановить убийство ближнего твоего неубийством, то убей убивающего, ибо из двух зол всегда выбирают наименьшее». Прошу заметить, сколь тяжёлое условие стоит в начале этой формулы: «…если не можешь остановить убийство ближнего твоего неубийством…», это значит, что защищающий и защищающийся должны приложить максимум усилий к предотвращению убийства того, кто пытается убить — убийцы, несмотря на то, что актуальная евангельская и космическая ценность убийцы стоит в это момент значительно ниже ценности жертвы (жертва невиновна, а убивающий потенциально смертный грешник, сам себя удаляющий от Бога). Может так случиться, что после этих усилий и убивать-то никого и не придётся. В подобных ситуациях каждый обороняющийся или защищающий христианин должен помнить, что не он назначен судьёй убийце, а только Бог, и никто не в праве бездумно отнимать у человека жизнь и возможность к покаянию и исправлению. Кстати сказать, ныне культивируемая СМИ идиома, о том, что «из двух зол выбирать не стоит» антихристианская уже в самом своём корне, так как придаёт «злу» безусловную силу. А это, как мы уже заметили, не так. Первопричинного — безусловного зла не существует!

Вот ещё один миф, широко рекламируемый либеральными СМИ: «Православные священнослужители, несмотря на пацифистские лозунги, находят для себя возможным благословлять воинов, несущих боевую службу и идущих в бой, освящают системы вооружений и оборонительные коммуникации, что показывает их действительную антихристианскую сущность и указывает на то, что современное православие далеко отступило от истинного учения Иисуса Христа сказавшего, что убивать нельзя».

Вот этот миф имеет своим основанием недостаток информированности, а иногда и злонамеренность. На самом деле священнослужители никого не благословляют воевать и тем более не благословляют убивать. Капелланы в армии призваны учить солдат вере Христовой, любви к ближним и к Родине, воодушевлять на подвиги и утешать в горе. Обряд благословения воинства и оружия оживлён церковным народом для того, чтобы воины, идущие в бой, были прикрыты от пуль, осколков и штыков телом всей Церкви (её молитвами и добрыми делами, т. е. духовной силой), чтобы они вернулись домой живыми, чтобы они в момент искушения не нашли в себе силы совершить бессмысленное убийство, чтобы не мстили, не мучили, чтобы помнили, что главное в бою не противника убить, а исполнить с честью условие достаточное для победы — вывести неприятеля из состояния возможности к убийствам, разрушениям и сопротивлению. То же самое и с вооружениями и системами самообороны. Все эти плоды изощрённого человеческого ума освящаются для того, что бы в сложную минуту они не подвели, во время боевого применения использовались только по назначению и не убивали бы невинных, а в мирное время не представляли бы угрозы во время хранения, учёбы и передислокации.

Добро и зло, к нашему общему сожалению, в этой земной жизни фактически переплетены, а потому и среди исповедующих их людей нет совершенных праведников и абсолютных грешников. Есть только люди, которые жили и научились не грешить, и такие же люди, которые в свою меру разучились жить по правде. И преступники, и прокуроры имеют в себе общие признаки, разница только в количестве и качестве. В контексте этого возникает ещё один миф о том, что «Православная Церковь поощряет государственное законодательство к созданию актов допускающих применения смертной казни, как исключительной меры наказания». По правде сказать, это утверждение назвать мифом сложно, в силу того, что практически во всех православных странах существует и существовала смертная казнь, а Поместные церкви относятся к ней относительно снисходительно — поощряют или просто молчат.

В разные времена смертной казнью наказывали за разного рода преступления, причём в зависимости от личности правителя принцип «равнозначности» то соблюдался, то нарушался. Так, нам известно, что Иван Грозный казнил по личному произволу, а Пётр I казнил за слова, за хищения, за бегство с поля боя и вообще за всё, исходя также из его августейшего произвола, последние православные русские государи казнили за покушение на убийство и за убийства и т. д. Вот почему твёрдо сказать, что это миф сложно, но это действительно миф, так как истинные последователи православного учения всегда стояли и стоят на словах Господа, обращённых к ап. Петру только что отрубившему ухо архиерейскому рабу Малху пришедшему схватить Иисуса в Гефсимании: «Тогда говорит ему Иисус: Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего и он представит мне более, нежели двенадцать легионов ангелов?"[Мф.26:51,52]. Малх кинулся с оружием на Иисуса Христа (!!!), покушаясь лишить Его свободы и на Его убийство, а Христос запрещает Петру его казнить. И нигде более Спаситель не говорит о необходимости казни, хотя предполагает (в притче о злых виноградарях), что человек до казни ближнего может сам додуматься: «Итак, когда придёт хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? И говорят ему: злодеев сих предаст злой смерти,.»[Мф.21:40,41].

Из контекста всего Нового Завета Православие почерпнуло своё собственное отрицательное отношение к смертной казни, которую оно признаёт за произвол и за ничем не объясняемое лишение человека возможности покаяться и изменить свою жизнь. Любое убийство всегда вопиет к отмщению (праведному или не праведному), и потому точно так, как Ульянов Ленин отомстил императору Александру Третьему (казнив его наследника Николая Второго с семьёй) за смертную казнь своего родного брата Александра (который всего лишь покушался на его жизнь), так всегда родственники, друзья и подельники казнённых будут искать возможности отомстить убийством.

Но раз Церковь не поощряет смертную казнь, то как же остановить тех, для кого преступления и само убийство стало нормой жизни — способом пропитания и самовозвышения? В этом случае, уже не Церковь (которая никого вообще не убивает сама), а история человечества выработала несколько способов борьбы с рецидивистами и убийцами без применения смертной казни. Мы знаем о пожизненном заключении, о лишении преступника телесных членов, о изгнании в среду других народов, о высылке на неразвитые и отдалённые острова. Всё, кроме лишения телесных членов, для православных христиан приемлемо, разве только пожизненное заключение вызывает сомнения в связи с его большой затратностью на содержание и с губительным влиянием подобного рода учреждений на людей, которые в них работают, обеспечивая их жизнедеятельность.

Эффективность подобного рода борьбы с преступниками и убийцами доказала сама история. Это конечно не панацея, но божественный принцип тут соблюдён, и последствия для борцов со злодеями минимально опасны. Зло побеждается добром с минимальным применения насилия, а лучше вообще без него. Это основа миропонимания настоящего православного христианина, а все высказывания частных лиц (в том числе священников и епископов), в пользу борьбы со злом посредством жёсткого насилия и смертной казни в том числе, не могут считаться мнением всей Церкви и должны игнорироваться как неполезные.

Очень многие люди необоснованно считают, что Закон Божий во всех случаях для мирян работает в более мягкой трактовке, а для священнослужителей он суров. И это не совсем так. Постановления Вселенских и Поместных соборов явно указывают на то, что Закон Божий для всех один, разница только в том, как верующие к нему относятся. В этой связи, священник, оказавшийся в бою, в ситуации, когда он один из немногих ещё способен как-то защитить раненых, женщин и детей, обязан взять в руки оружие и сражаться с нападающими вплоть до победы или собственной смерти, что по сути уже не раз бывало в русской и всемирной истории, и что является точным прецедентом и примером для подражания.

Понятно, что для священника пролитие крови убийц не может пройти бесследно (тот, кто приносит бескровную жертву в евхаристии должен быть не причастен убийству людей и животных — пролитию их крови). Потому духовного «наказания» для него и всех прочих требует церковное право, которое, как правило, запрещает в служении священников, проливших кровь (потому что убийство всегда должно оставаться исключением из правил) и даже так бывает, что их отлучают от причастия до смертного одра, при этом сохраняя к защитникам ближних отношение, подобающее истинным героям.

Ещё одним мифом является мнение, что православие равнодушно относится к окружающей природе и не считает убийством охоту, рыбалку и рубку леса. Это представление также проистекает из малой информированности и из незнания православной и родной истории. С точки зрения русской православной традиции, священникам не должно охотиться на животных. Церковь это не приветствует и духовно вразумляет «охотников» временным отлучением от служения и от причастия. Только настоящий голод является уважительной причиной для охоты — убийства диких животных. Священнику даже домашних животных убивать нельзя! Но это же правило почти полностью распространяется и на мирян (кроме убийства домашнего скота), а то безумие, которое мы видим и слышим в наших лесах, когда шайки пьяных охотников и тучи индивидуалов гоняются (из страсти к убийству и из «спортивного интереса») за беззащитными животными и убивают их сотнями тысяч, превращая наш мир в пустыню, называется именно убийством, и уже по всеобщему закону совести должно каким-либо образом духовно и даже телесно пресекаться, ведь вся Библия просто пропитана мыслью, что всяк, кто убивает, и сам убит будет. Подавляющая часть православного духовенства учит своих прихожан следующим образом: «Зачем охотиться и убивать диких животных ради мяса, когда это же мясо можно купить у соседа животновода, тут и соседу польза и природе спасение». А вот отсюда вытекает православное представление о том, что даже и ветку на дереве просто так сломать является грехом, а уж тем более нужно назвать варварством и убийством беспощадную вырубку лесов и уничтожение биосферных комплексов. Православная Церковь именно так к этому и относится.

Господь сказал нам через апостола Павла: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает»[1Кор.10:23]. По сути, это утверждение открывает христианину вход в любые двери и даёт право совершать любые поступки (поддаваться злу и превозмогать его) с одним только условием, что бы это было полезно, назидательно и безопасно для собственных души и тела и главное для жизни наших близких — чтобы это не противоречило правде Божией. Любое же отклонение от этого условия приводит к греху и обязательно кому-либо вредит, дискредитируя нашу веру в Бога, создавая в среде «досужих старух» всё новые и новые мифы о так называемых «взаимоотношениях добра и зла» и о христианских правилах преодоления зла. Зачем нам их плодить? Будем лучше праведны, посвящая жизнь всеобщему преодолению зла с минимальным применением насилия.
Заведующий Миссионерским отделом Иркутской епархии протоиерей Вячеслав Пушкарёв

18.04.09

Впервые опубликовано на сайте Иркутской епархии РПЦ