Кузьма Минин — родом из Нижнего!

Последние данные к биографии героя

ИЗ ДОСТОВЕРНЫХ ИСТОЧНИКОВ…

ВО ВСТУПИТЕЛЬНОЙ ЧАСТИ статьи говорится о том, что достоверных биографических данных о К. Минине и его родственниках в дошедших до нас исторических источниках крайне мало и носят они отрывочный характер. Объяснимо это прежде всего тем, что жил народный герой в эпоху, когда родословные записи велись исключительно для «служилых людей по отечеству» (то есть для дворянского сословия). Мининский же род относился к посадским людям (сословию «тягловому»), которые данной привилегией не обладали. Не было у посадских даже фамилии: звали их по имени-отчеству (по отцу), к которому могло быть добавлено какое-либо личное или родовое прозвище.

Что же из источников (помимо ополченческого, «общественного» периода в жизни К. Минина) нам известно?

Известно, что в 1613 г. за заслуги перед Отечеством К. Минин стал думным дворянином, получил в вотчину с. Богородское с деревнями (в Нижегородском уезде). Затем состоял на службе у царя, выполняя важные государственные поручения. Умер по дороге из Казанского уезда, куда был послан «для сыску, что черемиса заворовала», и случилось это весной 1616 г.

Известно также, что после смерти его остались вдова Татьяна Семеновна и сын Нефед (Мефодий). Грамотой от 5 июля 1616 г. они в качестве единственных наследников К. Минина получили право на владение Богородской вотчиной.

Нефед служил при дворе Михаила Романова, в чине стряпчего, сохранились его автографы (автографы его отца, К. Минина, неизвестны). Был женат, но детей не имел. Умер Нефед Кузьмич Минин в 1632 г. (между 1 сентября и 3 декабря). После смерти Нефеда, единственного сына в семье, линия рода Кузьмы Минина, по сути, пресеклась.

Вдова К. Минина, Татьяна Семеновна, пережив мужа и сына, умерла вскоре после 1635 г., приняв перед смертью монашеский постриг под именем «Таисия».

Вдова Нефеда, Анна Михайлова дочь, урожденная Тихонова, вторично вышла замуж за Андрея Ивановича Зиновьева, была жива еще в 1644/45 г.

В грамоте от 31 октября 1616 г. имеется фрагмент челобитья Нефеда Минина об обидах, чинимых его дядьям. Дядья упоминаются именно во множественном числе, в то же время из братьев К. Минина документально известен лишь Сергей, который привез в Нижний грамоту 1616 г. (и то — лишь по помете на обороте грамоты).

Вот, в принципе, и все основные биографические вехи в судьбе К. Минина и членов его семьи. В связи с чем «белых пятен» несоизмеримо больше.

Нет, к величайшему сожалению, наиважнейших сведений о месте и времени рождения Кузьмы Минина, каких-либо данных о его родителях (неоспорим только факт, что отца руководителя Нижегородского ополчения звали Мина, от которого сын и получил сначала отчество, а позже фамилию; кроме того, имеются данные, которые будут приведены ниже, что на склоне лет отец К. Минина принял монашеский постриг). Дата его смерти — 21 мая, отмечаемая как День памяти героя, тоже предположительна, связана с нижегородским преданием. Неизвестны происхождение, дата и место рождения вдовы Кузьмы, Татьяны Семеновны. Даты жизни братьев К. Минина и даже их имена (кроме Сергея, сколько вообще братьев было?) также отсутствуют. Сведения о потомках последних, то есть о племянниках К. Минина и т. д., в документах не обнаружены.

«Но как же так! — воскликнет читатель. — Имеется целая литература об исконно балахнинских корнях Кузьмы Минина! Называются имена его тамошних братьев, отца, деда, прадеда! Упоминают и о сестре Кузьмы Минина Дарье! А еще был у Кузьмы Минина второй сын — Леонтий!»
В том-то, господа, и дело, что есть литература и… «литература».

 Б. Пудалов беспристрастен в своих суждениях, анализируя исключительно ДОСТОВЕРНЫЕ источники (в статье он неоднократно и, разумеется, неслучайно, вводит это прилагательное). С его точки зрения: «Существование у Кузьмы Минина сестры Дарьи, упоминаемой в популярной и художественной литературе, документально подтвердить не удается». Следовательно, о чем сыр-бор?

«ПОБОЧНЫЕ» МИНИНЫ, «ВНЕБРАЧНЫЕ» МИНИНЗОНЫ…

ИЛИ ВОТ ЕЩЕ что немало подивило автора статьи:

«…утверждения нижегородского краеведа И.Л.Мининзона о внебрачном происхождении своего предка от Кузьмы Минина, на что якобы указывает фамилия, означающая „сын Минина“. На самом же деле фамилия „Мининзон“ происходит от древнееврейского מנין („миньян“, в идишистском произношении „мuнин“ — „молитвенный кворум“) и означает „усыновленный решением общины“. Кузьма Минин, — заключает Б. Пудалов, — тут и вовсе не при чем, так что можно лишь сетовать на плохое знание родной культуры и на поспешные публикации».

Напомним читателю, что «звонкие» публикации на тему, что, дескать, нагулял народный герой с некой еврейской дщерью первого из Мининзонов, стали появляться пару лет назад в одном из «желтых» либеральных изданий, а И.Л.Мининзон, который регулярно озвучивает данную версию, вовсе не профессиональный историк, но ее любитель (по основной профессии он — ботаник).

Таким образом, слухи про сестру Дарью, про «внебрачного» Мининзона и тому подобное — все это из сферы, так сказать, «фэнтези», к науке отношения, даже при первом приближении, не имеющее.

Куда сложнее, если не совсем выверенные, продуманные версии выдвигают профессионалы-историки. Публикуются они в специализированных изданиях, которым принято верить.

Так, в «Записках краеведов» (Горький, 1975, с.108−112) в статье архивиста и краеведа И.И.Голова «Род Кузьмы Минина (По новым материалам)» утверждалось, что, «кроме Нефедия, у Минина был еще один сын — Леонтий», чьи потомки внесены в дворянскую книгу Тульской губернии. Предположение это не ново, известно, как видим, еще с 1975 г. и широко гуляет по городам и весям… Б. Пудалов опровергает:

«Эту версию трудно рассматривать всерьез — не только потому, что автор опирался на поздние и весьма сомнительные документы конца XIX — начала XX вв., но еще и потому, что в документах на вотчину Кузьмы Минина — с. Богородское с деревнями — не названо никаких иных наследников, кроме Нефеда. Между тем, практика вотчинного и поместного делопроизводства XVII в. требовала перечислить всех сыновей и даже дочерей, если таковые имелись, для определения доли наследства: чтобы сыновья могли „государеву службу служить“, а дочерям „на прожиток“ и для последующего замужества с приданым. Вотчина же Кузьмы Минина, напомню, после смерти сына Нефеда перешла в другой род, на что справедливо обращала внимание еще Н.И.Привалова — блестящий знаток документов XVII в. (См. об этом: Привалова Н.И. Семья Кузьмы Минина…, с.186−187, с. 188, прим.4. Подробнее, с публикацией документов, см.: Тимошина Л.А. О землевладении рода Мининых // Архив русской истории. Вып.4. М., 1994. С.126−148.)».

Другими словами, тульские Минины — всего лишь однофамильцы нижегородских. А вообще, имя Мина на Руси некогда было весьма популярно, отсюда и распространение фамилии в целом.
А теперь о главном, на мой взгляд, — о балахнинских корнях Кузьмы Минина.

ВЕРОЯТНЫЕ «ОТЦЫ И ДЕТИ»

ПО ПРАВДЕ ГОВОРЯ, данная эта, казалось бы, аксиома, доказательств не требующая, столь глубоко укоренилась в сознании всех и каждого, что в нереальность ее верится с трудом. Я и сам, грешный, следуя научным публикациям (а каким еще следовать?), столько раз говорил и писал: «Кузьма Минин — родом из Балахны!» Хотя, признаюсь, иногда, когда встречался с некоторыми, и подчас явными, нестыковками в тех или иных источниках, и меня сомнения брали. В этих случаях хочется залезть в архивы, докопаться до первоисточника, до самой сути… Но где взять время? Я не историк, я — журналист, пишущий в том числе и на исторические темы…
 Б. Пудалов сообщает:
«…версия о балахнинском происхождении Минина впервые появилась в статье видного нижегородского историка-краеведа И.А.Кирьянова (Кирьянов И.А. О Кузьме Минине (Новые материалы к биографии) // История СССР. М., 1965.? 1. С.144−146)».

«Отправным пунктом, — читаем далее, — в рассуждениях И.А.Кирьянова стало существование «давнего нижегородского предания, связывающего фамилию Мининых с Балахной». В качестве источника для доказательств своей версии исследователь привлек записи «рода Кузьмы Минина» и «рода Нефеда Минина» соответственно в синодиках Нижегородского Печерского монастыря (1648 г.) и Нижегородского Михаило-Архангельского собора (кон. 70-х — 80-е годы XVII в.), а также «Писцовую книгу» г. Балахны 1674−1676 гг.; все указанные источники приведены И.А.Кирьяновым по публикациям Нижегородской губернской ученой архивной комиссии (НГУАК). И.А.Кирьянов обратил внимание на совпадение имен балахнинских Мининых, упоминаемых в «Писцовой книге», с именами в указанных поминальных записях синодиков: совпадают имена «Григорий» (отец «гостиной сотни Андрея Григорьева сына Минина» в «Писцовой книге» и восьмое по счету мужское имя в Архангельском синодике), а также «Михаил» («место пустое Мишки Минина» в «Писцовой книге» и шестое по счету мужское имя в Архангельском синодике). Этих совпадений показалось (…) достаточно для заключения «о тесной связи сведений о семействе балахнинских Мининых с имеющимися данными о Кузьме Минине и его роде». Отметив, что все Минины, жившие в Балахне в период составления «Писцовой книги» 1674−1676 гг., «были родственниками и наследниками их деда Федора Минина», именовавшегося также «Федором Мининым сыном Анкудиновым», и указав на источник кон. XVI в., упоминающий «Миню Анкудинова», нижегородский историк сделал вывод: «В последнем нетрудно увидеть родоначальника рода балахнинских Мининых и вероятного отца Кузьмы Минина (инока Мисаила, указанного в синодиках)"… Да, простит меня читатель за обширную цитату, но она необходима. В том смысле, что дает понять глубину проблемы и ход мысли ученого.

Итак, на ОСНОВАНИИ ЧЕГО и К КАКИМ ВЫВОДАМ пришел И.А.Кирьянов? Чтобы в популярной форме ответить на этот вопрос, отвлечемся ненадолго от статьи Б. Пудалова и расскажем о другом исследовании.

Дореволюционная Нижегородская губернская ученая архивная комиссия (НГУАК) под руководством А.Я.Садовского вела масштабное «следствие по делу» имени, рода-племени Кузьмы Минина. Поднимался и анализировался всевозможный и богатейший материал, ныне, к сожалению, во многом утраченный. В частности, по архивам изучались все Минины, когда-либо жившие в Н. Новгороде и «его окрестностях». Тогда-то и были сделаны выписки из синодиков нижегородского монастыря и аналогичного собора, а также из балахнинской «Писцовой книги». В нижегородских источниках доподлинно прослеживался «род» Кузьмы Минина и его сына Нефеда. В Балахне тоже оказались Минины. Однако их связь с семьей героя столетие назад никто категорически не взялся утверждать.

И.А.Кирьянов эту связь обнаружил. Подняв еще один источник, кон. XVI в., упоминающий «Миню Анкудинова», указал на «родоначальника рода балахнинских Мининых и вероятного отца Кузьмы Минина». Но… В своем тексте Б. Пудалов намеренно выделяет слова ученого — «ВЕРОЯТНОГО отца». И для усиления эффекта добавляет: «Предположительность вывода И.А.Кирьянова о Мине Анкудинове как отце Кузьмы Минина очень примечательна». Чем же примечательна?
Да тем, что ученый и сам полностью не уверен в своей правоте!

ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ?

БЕЗУСЛОВНО, И.А.Кирьянов имел право на свое мнение, как имеет это право любой другой ученый-исследователь. В то же время ВЕРОЯТНОСТЬ его суждений, которую, собственно, он и не скрывал, не могла не настораживать. Значит, поднятая И.А.Кирьяновым проблема требовала дальнейших изысканий и обсуждений. Дискуссии, однако, не последовало.

Нижегородского ученого безоговорочно поддержал московский, и очень авторитетный — один из крупнейших специалистов по истории Древней Руси В.А.Кучкин (Кучкин В.А. О роде Кузьмы Минина // История СССР. М., 1973. N 2. С.209−211).
Не только поддержал, но и, как пишет Б. Пудалов:

«…расширил круг источников о балахнинских Мининых за счет привлечения двух писцовых книг — города Балахны 1645/46 г. и Заузольской дворцовой волости 1591 г. Первый из указанных источников позволил уточнить имущественное состояние одного из балахнинских Мининых — Ивана Ивановича; второй же источник сообщает о трех деревнях «за балахонцом за посадским человеком за Минею за Онкудиновым». В итоге В.А.Кучкин сделал обоснованный вывод о зажиточности и состоятельности балахнинских Мининых (…) Вывод этот не вызывает сомнений и возражений, однако никаких новых документальных свидетельств родства балахнинских Мининых и Кузьмы Минина В.А.Кучкин не привел. По этому принципиальному для нас вопросу московский историк всецело принял точку зрения И.А.Кирьянова, и складывается впечатление, что балахнинское происхождение Кузьмы Минина он считал доказанным».

Как видим, «балахнинский след» в биографии Кузьмы Минина совсем не так отчетлив, как кому бы то хотелось, и Б. Пудалов вполне резонно предлагает «последовательно разобрать аргументы сторонников «балахнинской» версии».

Что, например, стоит за таким важным аргументом, как «давнее нижегородское предание, связывающее фамилию Мининых с Балахной», на которое ссылается И.А.Кирьянов? «Что это за «предание», — спрашивает Б. Пудалов, — насколько оно «давнее», о каких Мининых в нем идет речь и какова степень его достоверности? Об этом нижегородский историк-краевед ничего не сообщает, так что данный аргумент «повисает в воздухе».

«Быть может, — предполагает Б. Пудалов, — И.А.Кирьянов имел в виду мнение или какие-то высказывания А.Я.Садовского, председателя НГУАК в 1909—1918 гг., о балахнинских корнях Кузьмы Минина? Известно, что А.Я.Садовский, публикуя «Писцовую книгу» г. Балахны 1674−1676 гг. в Действиях НГУАК (т. XV. Вып. 1. Н. Новгород, 1913), допускал такую возможность (с.9) и выделил курсивом имена всех балахнинских Мининых, как возможных родственников нижегородского земского старосты. Странно, что И.А.Кирьянов, упоминая исследование А.Я.Садовского о К. Минине, умолчал об этом обстоятельстве, позднее отмеченном В.А.Кучкиным (см.: Кучкин В.А. О роде Кузьмы Минина…, с.209). Впрочем, даже мнение А.Я.Садовского не может рассматриваться ни как «давнее предание», ни тем более как подтверждение балахнинского происхождения Кузьмы Минина: здесь речь может идти лишь о научном приоритете, авторстве «балахнинской» версии — не более».

«Более весомо, — пишет далее Б. Пудалов, — выглядят, на первый взгляд, совпадения имен в поминальных записях рода Кузьмы и Нефеда Мининых, с одной стороны, и в «Писцовой книге» г. Балахны 1674−1676 гг. Но это лишь на первый взгляд; на самом же деле совпадений очень мало (…) В коллекции документов, собранной НГУАК и ныне хранящейся в Центральном архиве Нижегородской области (ЦАНО), удалось обнаружить выписку из Архангельского синодика — поминальную запись рода Нефеда Минина, сделанную для А.Я.Садовского (…) Из двадцати одного мужского имени, включенного в данную поминальную запись, соответствие с именами балахнинских Мининых обнаруживают лишь три — «Григорий», «Михаил», «Иван». Имена эти, однако, были столь распространены в России XVII века, что делать какие-либо выводы из их совпадения в синодике и книге 1674−1676 гг. некорректно. А вот отсутствие в «Писцовой книге» совпадений с редкими именами поминальной записи весьма красноречиво: среди балахнинских Мининых не встречаются Симеон, Родион, Климент, Никифор, Фома, Флор, Аввакум, Лукьян. Но гораздо существеннее, что в поминании семьи К. Минина не нашлось места имени «Анкудин» (в любом из произносительных вариантов — «Анкидин», «Киндин», «Кудим» и т. п.), — а ведь этого человека сторонники «балахнинской» версии считают дедом Кузьмы Минина… Получается, что и совпадение трех имен не является решающим аргументом в пользу балахнинского происхождения рода Кузьмы Минина. Как раз наоборот: эти совпадения наводят на мысль, не имеем ли мы дело с «однофамильцами»?»

«В итоге, — заключает Б. Пудалов, — приходится констатировать, что версия о происхождении Кузьмы Минина из Балахны (или о балахнинских корнях его рода) остается недоказанной, а потому не может быть принята даже как гипотеза. Кузьма Минин — нижегородец, посадский человек Нижнего Новгорода, как он и именуется в сохранившихся документах своего времени (выделено мною — С.С.)».

ИСТИНА — ДОРОЖЕ!

ПРЕДВИЖУ как горячих сторонников изложенной точки зрения — ученых и любителей отечественной истории, исповедующих безусловный принцип «Истина — дороже!», так и ярых ее противников.

Слышу досадливое брюзжание: «Ну, к чему, к чему все это? Зачем Пудалов «копает», а Скатов «тиражирует»?!». Мол, какая кому разница, из Балахны Кузьма Минин родом или из Нижнего? Кто его родители? Был у него сын Леонтий или не был? Минину от этого не убудет и не прибудет, он же — МИНИН! А в головах людей, которые и без того затуманены, поселится новая сумятица!

Но вдумаемся, господа: а отчего он, этот туман, в головах наших соплеменников?

Не оттого ли, что ложь и предательство кругом! Подставы, подлоги и прочая, прочая! Всё — на потребу чьему угодно корыстному интересу, но только не народному! Да, что говорить — и сами понимаете… И если уж мы, патриоты России, нет, не на истину, но на ПРАВДУ рукой махнем, то далеко вместе со страной зайти можем!

Честны мы должны быть. И прежде всего — перед самими собой!

Кроме того, не так безобидны все эти многочисленные «версии», касаемые родословной Кузьмы Минина, которыми в последние годы с введением общенародного празднества 4 ноября изобилуют печатные и электронные СМИ.

К примеру, «версия Мининзона», что, дескать, «налево гулял» истинно православный и народный герой, в неискушенном сознании вполне способна трансформировать образ спасителя Отечества в этакого «своего парня», которому «ничто человеческое не чуждо».

А «версия о татарских корнях» К. Минина? О ней в своей статье Б. Пудалов также упоминает: «…в средствах массовой информации была озвучена — без каких-либо доказательств — версия о нерусском происхождении К. Минина («крещеный татарин»?). Она не может быть принята, так как противоречит свидетельствам источников: монашеский постриг отца и жены Кузьмы свидетельствуют о глубоких православных корнях рода».

«Утку» запустил журнал «Огонек» — N 30, 2002 г. (подробно я уже писал об этом, см. «Я предлагаю Минина расплавить. Часть III. Ничего не было!», ИА «Русская линия» от 26.07.2007).

«Огонек» опубликовал беседу с известным историком Владимиром Махначом, которая касалась периода договорно-вассальных отношений Руси с Ордой. К интервью, абсолютно не к месту, крупным шрифтом прилагалась врезка: «Земский староста Нижнего Новгорода крещеный татарин Кириша Минибаев, он же Кузьма Минин, действительно сделал то, что сделал. Да не вписался в величественную картину национального единения. После XVIII века о племенной принадлежности Минина упоминать перестали…». В.Махнач ничего подобного не говорил. В редакции «Огонька» объяснили: дескать, был это анонс материала, который хотели опубликовать, но не опубликовали, потому как из редакционного портфеля он исчез. Кто автор материала? Какой-то нижегородец, но ни имени его, ни координат в редакции тоже не осталось… Провокация в чистом виде! Направлена, как понимаю, на то, чтобы вновь заронить сомнение в отношении православной «крепости» Кузьмы Минина, которая чрезвычайно важна в понимании мотивов поведения героя, да и сути всех событий Смутного времени.

К сожалению, «версия», без элементарной проверки, пошла-поехала гулять по экранам ТВ, по станицам газет и журналов, стала популярной!

Некий «исследователь» Азат Ахунов, например, согласен, что «прямых» доказательств татарским корням К. Минина не существует (http://tatarica.yuldash.com/history/article329, «Кузьма Минин или Кириша Миннибаев?»). Тем не менее обращает внимание своих читателей на то, что Президент России «косвенно» подтверждает «татарскую версию», заметив как-то, весьма загадочно, в связи с очередным празднованием 4 ноября, что «процесс освобождения России начался с Казани». И еще пишет А. Ахунов: «Балахнинцы даже не предполагают, что живут в месте, основанном, возможно, волжскими булгарами». Ведь в переводе с персидского «балаханэ» — это «высокая, верхняя надстройка». Приводит данные, в соответствии с которыми «земляки Минина во времена Смутного времени поддержали Лжедмитрия II (который, кстати, в 1610 году был убит татарином Урусовым, мстившим за казнь касимовского царя), а воевода Балахны, собрав отряд и при поддержке литовцев, пытался взять Нижний». Вся эта «сногсшибательная» аргументация приводится того ради, чтобы «доказать»: не такие, мол, они, жители Балахны, прямо-таки и русские, следовательно, и земляк их, Кузьма Минин…

Мы-то теперь знаем, что не балахнинец К.Минин. И — «бедные» жители Балахны…

Прошу простить великодушно, но: крещеный татарин, еврейское оставивший потомство… - не таким ли, в конечном счете, «кое-то у нас порой» хочет представить в мнении народном образ героя, которого, не исключено, Русская Православная Церковь вскоре канонизирует?

СВЯТЫЕ ЗЕМЛИ РУССКОЙ

ВСЕГДА, КОГДА пишу или думаю о Кузьме Минине, поражает необычайность и грандиозность этой исторической фигуры.

Человек «из народа», сметливый, как и все русские, но без чинов и должного образования, по всей видимости, не обученный даже грамоте, далекий от ратных дел, он действительно спас Россию! Если бы не он, трудно и предположить, куда бы свернула нас история!

Отдавая должное воеводе Дмитрию Пожарскому, его полководческим и иным талантам, отметим все же, что и на князя Пожарского указал не кто иной, а Кузьма Минин. И не ошибся!

По масштабам, им содеянным, не знаю даже, с кем Кузьму Минина сравнивать. Наверное, с Ильей Муромцем. Тот тоже «из народа», из самого что ни на есть захолустья — окраинного Мурома. И тоже «тридцать лет и три года» сиднем сидел, ничем особым не отличаясь, ждал своего часа. А потом поднялся, богатырушко, и давай во славу Отечества чудеса творить. За что и причислен к лику православных святых.

То, что свершили Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, — тоже чуду подобно! Писал я об этом не раз, подробнейшим образом обосновывая (см., например, «Прославление К. Минина и Д. Пожарского в свете православного канона, русского летописания и историографии Смутного времени», ИА «Русская линия» от 28.09.2004).

Однако… О Смутном времени мы знаем столько, что впору в материале утонуть (переписка велась обширная, летописцы, хронографы в поте лица события описывали, современники, в том числе зарубежные, дневники вели, мемуары оставили). О князе Пожарском многое в больших и малых деталях известно. При всем при этом…. Создается впечатление, что про Илью Муромца и его коллег-сотоварищах, от которых нас отделяют ой какие столетия (такие, что успели их образы стать былинными, сказочными), мы знаем больше, чем о более близком и, скажем так, родном нам Кузьме Минине!

Словно бы появился он «ниоткуда», защитил Веру и Отечество, а затем скромно ушел — столь же внезапно, не оставив грядущим поколениям ничего, кроме России и великой памяти о себе!

Видится в этом Высший, Божий промысел! Своей «малоизученностью» Кузьма Минин как бы учит нас с высоты небес и веков: «Ребята! А вы — изучайте, изучайте… Знать надо родную-то историю!».

Потому что «рогатый не дремлет»! Вон, «фэнтези» на тему снимает, где Минин не Минин, Пожарский не Пожарский, «белокрылая» шляхта «летает», единорог по лесам неприкаянно бродит, все события перевраны и — мрак сплошной (фильм «1612», финансировало Федеральное агентство по культуре и кинематографии во главе с М. Швыдким).

Хватит! Нафантазировали! Так, что без Бога почти остались. А скоро, если так дело пойдет и дальше, и себя потеряем…
Сергей СКАТОВ, православный журналист,
член Центрального Совета Межрегионального общественного движения «Народный Собор»

г. Н. Новгород — г. Москва

P.S.
Через редакцию «Русской линии» хочу выразить благодарность ДОСТОВЕРНОМУ историку Борису Пудалову за его труд о Кузьме Минине. Да поверит мне читатель на слово: сделан ученым очевидный шаг в деле изучения биографии народного героя. Будут, конечно же, споры. Но это — главное! Дискуссия привлечет еще большее внимание к незаурядной исторической личности. К тому же, в споре, как известно, рождается так нам необходимая сегодня истина!

При этом нужно отметить, что проявлены Борисом отвага, смелость — ведь покусился кандидат наук на такие авторитеты!

Вот указывает он в своей статье, что еще четверть века назад «видный московский историк В.И.Буганов в историческом очерке о К. Минине к «балахнинской» версии отнесся с сомнением, сочтя ее недоказанной (см.: Буганов В.И. «Выборный человек всею землею» Кузьма Минин // Вопросы истории. М., 1980. N 9. С.102). Почему же никто видного историка в научном мире не поддержал, а «балахнинская версия» в итоге стала преобладающей? Догадайтесь, читатель, с одного раза…

А специалистов отсылаю к первоисточнику, то есть непосредственно к статье Б.Пудалова. Всю ее доказательную базу в рамках журналистской статьи привести было попросту невозможно. Кроме того, есть там ряд любопытных моментов, мною также не отраженных, которые при дальнейшем рассмотрении могут дать не менее любопытные результаты.