Русская линия / Новости / Протоиерей Геннадий Беловолов: Фильм Лунгина — это материалы для следствия или для медицинского освидетельствования

Мы жили во времена Горбачева, который может быть назван воплощением слабой и безвольной власти, при которой отсутствует понятие силы. По сути, безволие Горбачева привело к крушению великой страны. Думаю, что ни один человек, переживший крушение исторической России, хотя и под названием СССР, не может не понимать, что слабая власть — это катастрофа для страны и для народа. Нас, переживших эту катастрофу развала России, не испугаешь такими ужастиками, которые нарисовал Павел Лунгин. Понятно, что слабая безвольная власть, которая в перспективе означает развал и того, что осталось от России уже под названием «РФ» — Российская Федерация, — эта перспектива весьма удовлетворяет наших недругов. Но планы разрушителей России еще не достигнуты, в них входит дальнейшее ее дробление на уделы. Видимо, их идеалом представляется Киевская Русь периода междоусобиц, ряд удельных княжеств, враждующих между собой. Понятно, что такая стратегическая цель может быть достигнута только через серьезную идеологическую войну, через подготовку общественного мнения к тому, что власть должна быть никакой. И фильм «Царь», уж не знаю, сознательно или бессознательно, в любом случае льет воду на эту концепцию, что в России должна быть слабая власть.

Что касается Ивана Грозного, то в фильме допущен ряд идеологических смещений в толковании самого понятия «Грозный». «Грозным» называли и архангела Михаила, грозным является всякий судья для подсудимого, поскольку он являет собой грозу справедливости. В функции Царя, как Самодержца, безусловно, входила и возможность миловать и необходимость наказывать. Было бы странно, если бы Царь никого не наказывал. Если власть не является ни для кого грозной, а только белой и пушистой, то, что это за власть такая? Но, мы не выступаем за догмат непогрешимости русских царей, безусловно, можно найти у Ивана Грозного какие-то исторические ошибки.

Мы не идеализируем ни Ивана Грозного, ни даже Николая II, который является святым нашей Церкви. Мы понимаем, что они не были застрахованы от каких-то исторических ошибок. Но Иван Грозный был очень глубокой духовной фигурой русской истории, безусловно, он был глубоко верующим человеком, и этому свидетельство не только синодики, которые говорят о его покаянии. Нет больше таких примеров покаяния, я бы сказал, на государственном уровне. Можно ли представить, чтобы, например, Сталин вспомнил поименно тех, кого он загубил? На этом тут же заканчивается любое сравнение Ивана Грозного со Сталиным. Для Ивана Грозного каждый человек был верноподданным, чадом, членом большой народной семьи. Он, безусловно, молился, переживал, болел даже за тех, кого по закону государственного правосудия подвергал казни или опале, это, с одной стороны. А, с другой стороны, мы знаем ведь и богослужебные тексты, которые он составлял. Это богослужебный Канон Ангелу Грозному воеводе и Молитва архангелу Михаилу. Не отсюда ли у него этот эпитет «Грозный»? Возможно, он возник от сравнения архангела Михаила с разящим мечом в руке, с Царем на престоле, который тоже разит неприятелей, внешних и внутренних врагов. Как можно лукавить пред Богом, составляя синодик, богослужебный канон, совершая многочасовые молитвы? Поэтому назвать Ивана Грозного актером, наверное, мог только сам актер. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Видимо, актеру Лунгину ничего более не открылось в образе Иоанна Грозного. Слава Богу, что этот фильм снимал не клоун, а то бы мы узнали, что Иван Грозный вообще был клоуном. Здесь надо, конечно, понимать некоторую особенность менталитета актера, естественно, что Лунгин увидел то, что ему ближе и понятней, кем он сам является. Может быть, самое существенное состоит в том, что Иван Грозный воспринимал себя как Помазанника Божия. Он первый венчанный Царь, и это придавало его сознанию особое качество, он осознавал себя как орудие Промысла Божьего, гнева и милости Божьей, это, конечно, полностью проигнорировано в фильме.

Руководствуясь евангельским словом «судить по плодам», мы должны все-таки посмотреть, что оставил Иван Грозный России. На востоке он ликвидировал угрозу России со стороны Казанского ханства, расширил просторы страны в Сибири. Я думаю, наши нефтяники и «Газпром» должны бы воздвигнуть там памятник Ивану Грозному и вступиться в защиту Царя, благодаря которому мы вообще сейчас хоть что-то из себя представляем в мире. Если бы Россия осталась в пределах Уральских гор, только в европейской части, чем бы мы сейчас торговали с той же самой Европой, конечно, не машинами «Лада»? Именно Иван Грозный совершил одно из самых серьезных деяний на пути России к Империи, к той России, которую мы до сих пор имеем. Поэтому его, безусловно, надо называть в числе тех судьбоносных личностей, определивших как историю, так и величие Русской земли. Поэтому к его титулу «Грозный» мы должны добавлять Иван Великий. Это, безусловно, Великий Царь, сделавший, как немногие другие, столько всего в истории для величия России. По большому счету, мы понимаем, что его главной заботой была Русская земля, Русский народ. Называть его деспотом не логично.

В фильме Лунгина жизнь Ивана Грозного представлена выборочно. Такое представление позволяет из любого образа сделать страшилку. Увы, историческая личность не может сама себя защитить. Если бы такой поклеп был совершен в отношении любого ныне здравствующего политика, он бы тут же подал в суд и предъявил Лунгину иск о моральном ущербе. У Ивана Грозного такой возможности нет, но это не значит, что можно нести все, что попало. Думаю, что здравомыслящие историки и православная общественность должны как-то все поставить на свои места и не допускать такого очернения исторических личностей. То, что предъявляет Лунгин, граничит практически с материалами для следствия или для медицинского освидетельствования. Он, по сути, покушается на историческую личность Русской истории, которую выставляет как сумасшедшего тирана. Думаю, что должны найтись люди, которые готовы защитить достоинство и честь русского Царя. Жалко, конечно, что нескоро появится следующий фильм о Царе. Жалко, что те ожидания, которые были посеяны Лунгиным после фильма «Остров» и его некоей христианской направленности, не оправдались. Отчасти фильм «Царь» бьет и по фильму «Остров». Ну, не может один и тот же режиссер снять сначала христианский фильм, а затем и антихристианский. В фильме «Царь» мы не видим даже христианского сострадания к Ивану Грозному, даже к его недостаткам, к которым христианское сознание совершенно иначе бы подошло. Фильм «Царь» надо бы назвать антицарским. Это фильм, который, наверное, вполне бы удовлетворил пламенных революционеров 1920-х годов. Этот фильм, по сути, можно назвать антирусским. Для нас этот фильм не должен заслонить образ Иоанна Грозного и в целом значение Русских Царей для Русской истории.

Думаю, что этот фильм направлен не столько против самого Ивана Грозного, сколько против самой идеи монархии. Очевидно, что мы сейчас в поисках своей исторической перспективы все более обращаемся к своему историческому опыту, к историческим идеалам. Мы понимаем, что для России исторической формой правления, выверенной, показавшей свои реальные плоды, является именно монархия. Против этого никто не может поспорить. Сама Россия доказывает правоту монархии, но, видимо, это не всем нравится, это пробный шар и, думаю, не последний. Можно этот фильм поставить в один ряд с такими провокациями, как фильм «Последнее искушение Христа», «Код да Винчи» и другими антихристианскими картинами.

В фильме «Царь» есть положительный образ митрополита Филиппа, но нельзя такой ценой предавать образ Царя. Мы и так почитаем митрополита Филиппа как святого, его образ написан на иконе, нам не нужно доказывать его святость. А за Ивана Грозного нужно постоять, и дело чести — не отдавать наших Царей на поругание. Мы все должны быть им благодарны за то, что живем в великой стране, за то, что мы не умираем с голоду и за то, что с нами до сих пор считаются в мире. Заслуга в этом только русских Царей. После них пришли разрушители, и Царское наследие умаляется все более и более.

Сразу было понятно, что мы не увидим в фильме Лунгина Ивана Грозного таким, каким бы мы хотели, как национального лидера, национального героя, нужного в наше время. Но я думал, что фильм будет хотя бы психологически глубже, с каким-то состраданием. После фильма «Остров» создалось впечатление, что Лунгин — христианин и психолог, который живет духовным идеалом русского народа. Фильм «Царь» показал, что ему идея Царя абсолютно чужда. Иначе он бы никогда не поднял руку на эту идею. Даже если он не понимает Ивана Грозного, но он мог бы понимать правду Александра III, Петра I, Николая II, но, видимо, ему все это чуждо. Конечно, фильм «Царь» получился ниже всяких ожиданий, просто воспринимается как какая-то провокация. Очень жалко, что Петр Мамонов во всем этом участвует. А ведь он после фильма «Остров» стал у нас чуть ли не «старцем», он даже религиозные передачи стал вести.

Стоит отметить, что фильм «Царь» поставил и другую проблему. Дело в том, что в этой картине царского шута Вассиана сыграл клирик Русской Православной Церкви священник Иоанн Охлобыстин. С канонической точки зрения, конечно, ответ на вопрос, возможно ли священнику играть на сцене, очевиден, но в жизни всякое бывает. Может, это своего рода проповедь. Когда выйдет фильм про Распутина, тогда эта проблема встанет во весь рост, тогда Священный Синод как-то задумается над тем, что же делать с отцом Иоанном Охлобыстиным.

У меня два года назад была близкая ситуация. Тогда снимался телефильм по «Преступлению и наказанию» Достоевского, и режиссер обратился ко мне с просьбой сыграть священника, который причащает Мармеладова в романе. Тогда передо мной встала эта проблема, возможно ли сыграть? По сути, вроде я и играть не буду, просто буду священником в кадре. С другой стороны, в фильме нужно было исповедовать и причащать, и меня ужаснула сама мысль, что я буду только изображать, имитировать исповедь, причастие, т. е. это будет всего лишь игра. Я почувствовал, что это невозможно ни в каком случае, невозможно имитировать церковные таинства. Невозможно играть в литургию и причастие. Поэтому я отказался от участия в фильме. Тогда меня попросили дать им мое облачение, потир, но я не мог сделать и это, потому что все это освящено, если бы я им отдал, то это значило бы отдать святыни на поругание, это будет святотатство. Постановка этой проблемы в то время сама себя и разрешила — не может священник что-то играть, он может только служить. В итоге священника сыграл актер. Ну и, слава Богу, актер пусть изображает батюшек в меру таланта и понимания. Слава Богу, актер оказался верующим, он приходил, молился, был на службах, его роль небольшая, но мне показалось, что сыграл он ее достойно.

Священник Иоанн Охлобыстин в роли шута Вассиана Есть все-таки грань, которую священник не должен переступать, я имею в виду в плане игры. Конечно, это дело личной совести отца Иоанна Охлобыстина, у него, наверное, есть какая-то внутренняя мотивация, надо его об этом спросить. Может, он не играет, а таким образом проповедует. Случай, конечно, неординарный, насколько я знаю, в истории Церкви впервые актер, став священником, не прекратил актерскую деятельность. Безусловно, здесь есть предмет для богословского осмысления. Конечно, когда мы отсылаем тот или иной вопрос к священноначалию, то это подразумевает сразу обращение к административному ресурсу Церкви и призыв к неким административным решениям. Священноначалие, наверное, в курсе этой темы, но тут нужно и какое-то общественное обсуждение и богословское осмысление, чтобы это не стало запрещением по факту. В данном случае, я думаю, что отец Иоанн Охлобыстин человек искренний, внутренне честный, вряд ли он это себе позволяет от какой-то внутренней развязности и отсутствия веры. Безусловно, он это пытается согласовать, я верю в его внутреннюю добропорядочную мотивацию. Интересно услышать его мнение, насколько это согласовано с церковными канонами и вероучительными положениями. Надо не просто отослать этот вопрос в Синод для вынесения «буллы», а принять соборное решение, мнение.

Многие священники приходят в Церковь, уже имея какую-то первую профессию в миру. Мы знаем батюшек, которые в миру были врачами, и они продолжают эту деятельность. Никто здесь не возражает. Например, архиепископ Лука снимал подрясник и оперировал в белом халате, на какое-то время формально он переставал быть архиереем. Есть батюшки, которые, будучи священниками, занимаются с байкерами и сами гоняют на мотоцикле, есть священники, которые являются известными учеными. Я сам был музейным работником и сейчас сотрудничаю с музеем Достоевского, мы в течение несколько лет создали музей Иоанна Кронштадтского, то есть я осуществляю музейную деятельность. Для меня тоже была проблема, надо или нет мне, как священнику, заниматься музейной деятельностью.

Необходимо уяснить, должен ли священник быть только служителем алтаря или все-таки выходить за его пределы. В лучшем случае, понятно, он должен служить только Богу, но служить и проповедовать можно опосредованно через какие-то формы человеческой и даже профессиональной деятельности. Мы знаем, что игумен Анатолий Берестов, будучи психиатром, создал общество помощи и воплощает свой профессиональный потенциал. Это становится проповедью, многие люди через это приходят к Богу.

Я допускаю подобную внутреннюю мотивацию и у отца Иоанна Охлобыстина, но здесь встает вопрос уже о пределах и границах. Где границы того, что дозволяется священнику помимо служения в алтаре? Какие формы деятельности все-таки не могут быть согласованы с именем и саном священника? Я думаю, тут надо исходить, прежде всего, из уважения к отцу Иоанну, который, наверное, мог бы работать в театре и достичь творческих высот, но он посчитал для себя нужным служить и в Церкви. Сама постановка проблемы настолько новая и необычная, что мы не готовы ее оценить сразу. Священник, играющий в фильме, может вызвать искушение у верующих людей, и это все нужно учитывать. С другой стороны, почему, если священник может петь на сцене с гитарой, то почему он не может сыграть кого-то на сцене? Мы уже знаем целую плеяду батюшек-бардов, и никто их не осуждает. Пение на сцене — это один род искусства. Актерство — совсем другой вид. Почему священник не может играть? Мое внутреннее чувство тоже это не принимает. Но хотелось бы осмыслить это гораздо глубже, с богословской точки зрения. Почему священник может писать книги и романы, почему он может играть на гитаре, ездить на мотоцикле, и не может быть актером? Получается, что за актерством мы признаем какую-то сниженную функцию, качество, недостойное сана священника. Но в чем оно состоит? Эмоционально это чувствуешь, но думаю, что отец Иоанн вряд ли удовлетворится нашими эмоциональными пожеланиями. Необходимо богословское осмысление того, совместимо ли актерство со священством.

В актерской среде отец Иоанн пользуется авторитетом, и как один из аргументов «за» его актерскую деятельности, может быть следующим. Он, возможно, таким образом воцерковляет актеров, дает им шанс, что если священник играет, то не все актеры пойдут в ад. В каком-то смысле, может, это реабилитация священнического служения? Можно тут вспомнить Гоголя, который говорил, что театр может быть христианской кафедрой добра. Можно вспомнить, что существовали издавна представления на Рождественские темы, вертепы, где были фигуры Матери Божией, так называемые марионетки. Может, правда, возникнуть ощущение, что отец Иоанн Охлобыстин и в жизни тоже играет, но уже священника, что не только для других, но и для него может потеряться грань. На сцене, в кадре он входит в один образ, а в алтаре — в другой. Тут глубокая опасность и для самого отца Иоанна. Как бы не запутаться, где ты играешь, а где ты служишь. Почему священник не может играть кого-то? Возможно, что, принимая священнический сан, человек уже себе не принадлежит, он принимает Божие служение, человек, принимая сан, даже снимает обручальное кольцо, хотя он и состоит в браке, но для него уже важнее брак с Богом и с Церковью. Он снимает мирскую одежду, таким образом, отрекаясь от мирской жизни. По канонам священник не имеет права носить мирскую одежду. Он уже принадлежит Богу и Церкви, его тело — не его тело, по идее он не может отдавать его каким-то ролям, он ведь изображает Христа во время службы, произносит слова, которые были сказаны Христом на Тайной Вечере. Священник не может распоряжаться своим телом, чтобы изображать каких-то других людей. Он соединяется с ними другим образом, духовно, мистически, причащаясь с ними на литургии, совершая таинство исповеди, входя в их заботы, принимая их бремя на себя, отпуская им грехи, т. е. есть совсем другой образ соединения с паствой, не внешний, а внутренний.

Думаю, что для батюшки актерство небезопасно. В понятие жертвы, когда чем-то жертвуешь, входя в Церковь, наверное, входит и оставление актерского ремесла. Может быть, отец Иоанн еще не сделал главную жертву ради Христа. Если у него есть большой потенциал актерского искусства, тогда зачем он принял сан? Эта тема требует осмысления. И не хочется, чтобы она стала осудительством: давайте побросаем в отца Иоанна камни и, довольные, удалимся! Тут надо с какой-то мерой сочувствия, сострадания и доверия подходить к нему, что батюшка все-таки желает действительно служить Богу, но, правда, считает допустимым служить в актерской среде. Для него это видимо допустимо, а для Церкви, наверное, недопустимо.
Протоиерей Геннадий Беловолов, настоятель Леушинского подворья, специально для «Русской линии»