Русская линия | Марат Мусин, Сергей Губанов | 19.03.2009 |
— Марат Мазитович, Вы указали на две центральные версии: условно их можно назвать «внешней» и «внутренней», поскольку одна из них отводит решающую роль внешним, нероссийским причинам кризиса, а другая — внутренним, российским. По сути, определились две принципиальные позиции.
Конечно, спорить есть о чем. Вопрос о природе кризиса вовсе непраздный. Для России очень важно получить верный ответ на него. Будет верный ответ, будут и верные действия. И наоборот, ошибочные представления влекут за собой ошибочные действия, которые лишь отягощают и без того нелегкие последствия кризиса.
Истина на стороне тех ученых и политиков, которые исходят из реалий. Из фактов, ключевых для понимания природы кризиса.
Первый факт: Россия получила масштабный кризис совокупного внутреннего спроса. Именно кризис совокупного внутреннего спроса, а также кредитный кризис представляет нашу первоочередную особенность.
Спрос подкосило и в развитых странах, но там нет кризиса спроса; кредитование просело и в развитых странах, но там нет кредитного кризиса. Внешний для развитых стран кризис не перерос во внутренний кризис спроса, во внутренний кредитный кризис. А у нас в России — перерос.
Второй факт: внешний кризис есть кризис долларизации мира, т. е. американской глобализации. Жизнь опровергла мнение, будто от кризиса больше пострадают развитые страны и в меньшей степени — слаборазвитые. Подтвердилась справедливость другого критерия: сильнее ударило по тем, у кого выше степень долларизации экономики.
В числе наиболее пострадавших — страны с самой масштабной и глубокой долларизацией экономики. Среди них первыми значатся Россия и Украина.
Многие не видят различия между долларом и долларизацией. Отсюда совершенно фантастические предположения о закате доллара, о проекте Вашингтона по созданию новой валюты и т. д.
Доллар и долларизация мира — это не одно и то же. Об участи доллара можно не беспокоиться. Нас должно беспокоить другое, а именно наше собственное отношение к долларизации российской экономики. Нас должно интересовать отношение России к доллару, а не то, как относятся к доллару США.
Первостепенной важности вопрос тут: что такое выход из нынешнего кризиса, что такое нынешняя антикризисная политика — это политика устранения долларизации России или, наоборот, политика сохранения долларизации России?
Отвечает интересам нашего развития долларизация России и мира или нет — вот над чем должна задуматься наша экономическая наука. Если сохранять долларизацию — это одно; если освобождать экономику от долларизации — это в корне другое. Такова развилка: либо и дальше долларизация, либо свобода от долларизации. Tertium non datur — третьего и впрямь не дано.
— Это предельно конкретная постановка. В такой плоскости вопрос на форумах не ставился…
— Да, так прямо вопрос ставится нечасто, но косвенно и окольным образом обсуждение все равно вертится вокруг отношения к долларизации в России.
И неспроста именно долларизация служит центром тяготения полемики. Здесь пролегает водораздел между главными позициями. Одна сторона видит пагубность долларизации российской экономики и выступает за независимость России от доллара, а другая — отстаивает сохранение зависимости России от доллара.
Фактически речь идет о том, как должна работать Россия — на саму себя или на США. Чтобы разобраться, нужно понимать значение долларизации мира, значение доллара как резервной валюты.
Давайте посмотрим вначале, что такое резервная валюта. Раз доллар имеет статус резервной валюты, значит Соединенным Штатам не нужны никакие резервы в иностранной валюте: достаточно доллара. Для США попросту нет разницы между внутренней и иностранной валютой. Соединенным Штатам не требуется иностранная валюта, чтобы оплачивать свой импорт.
Представим на мгновение, что все страны мира охотно продают свои ресурсы и даже национальное богатство за рубли. Россия моментально стала бы самой богатой страной, куда стекаются все ресурсы и товары мира. Взамен России осталось бы вести электронные рублевые счета, т. е. не тратиться даже на работу печатного станка.
Разумеется, ни одна страна мира на такой вариант добровольно не пойдет, ни одна не станет безвозмездно обогащать Россию.
Иное дело — США. Они поставили в экономическую и политическую зависимость от себя многие из стран мира. Они устроили глобальную систему долларового подкупа правящей элиты ряда стран, т. е. глобальную компрадорскую систему. Они покупают за доллары не только ресурсы, но правителей, законодательство и законодателей, законы, экономическую политику зависимых стран. Управляя компрадорским меньшинством зависимых стран, США эксплуатируют в своих интересах труд социального большинства, которое влачит жалкое существование и борется с вымиранием. Вот что такое долларизация мира. Это и есть однополярный мир. Это и есть глобализация по-американски, мировое господство США. Не случайно кризис долларизации означает и кризис американской глобализации.
Именно при опоре на систему компрадорской зависимости многих стран США стали единственной державой в мире, которой для обеспечения товарного импорта не нужны валютные резервы — достаточно эмиссии доллара. Всем остальным странам приходится вначале продавать свои товары, чтобы выручать иностранную валюту и покупать иностранную продукцию. Только США не нужно продавать свои товары, чтобы заполучать чужие. Соединенным Штатам достаточно печатать доллары, чтобы покупать товары у остального мира. Доллар как резервная валюта позволяет США даром получать товарный кредит остального мира.
Вместо нормальной схемы товарообмена «товар — доллар — товар американского производства» долларизация поддерживает и воспроизводит ненормальную: «товар — доллар — долговые бумаги США».
Страны, втянутые в схему долларизации, кредитуют США реальными товарными ресурсами, а взамен получают фиктивные бумаги, номинированные в долларах. Заметим: платят США по своим долговым обязательствам не товарами, не ресурсами, а опять же долларами.
За период с 2001 по 2008 г. США получили от остального мира чистый товарный кредит в объеме 6 трлн. долл. Абсолютно безвозмездно. Долларизация обеспечивает такую ситуацию, как если бы на США ежегодно даром работала страна размером с Россию, исправно снабжая американский капитал ценнейшими природными ресурсами и товарами.
В обмен США отдают не товары, а долларовые фантики. Доллары некуда разместить, кроме как только в долларовые долговые бумаги самих США. Получается, что в обмен США обязаны отдавать исключительно лишь доллары. Товарных обязательств перед остальным миром США не принимают. Им не приходится расплачиваться за жизнь в долг своим национальным богатством.
Втянута ли Россия в схему долларизации? Увы, втянута. В советское время защитой служили господство государственной собственности, государственного сектора экономики и плановая система хозяйствования. Денационализация сняла эту защиту. В результате денационализации экономики и дезорганизации плановой системы рухнул Советский Союз.
На экономику бывших республик СССР немедленно обрушилась долларизация. В результате антигосударственных реформ Россия стала работать на доллар, а тем самым — и на США. Вклад России в 6 трлн. долл., выжатых Соединенными Штатами из остального мира в 2001—2008 гг., составляет 15,4%; в абсолютном выражении это 800 млрд долл., или примерно среднегодовой ВВП России. В таком объеме сложился даровой вывоз наших внутренних ресурсов, за которые страна получила фиктивные американские бумаги. Это наши прямые товарные потери по 100 млрд долл. в год.
Они составляют от 15 до 20% ВВП ежегодно. Но долларизация означает не просто частичную работу России на США. Долларизация означает еще работу экономической системы России против экономического развития России.
— Хотелось бы, чтобы Вы подкрепили высказанное суждение конкретными доводами, понятными для наших радиослушателей.
— Приведу два аргумента. Первый — долларизация есть первопричина деиндустриализации российской экономики, массовой трудовой деквалификации россиян. Второй — долларизация ввела в действие модель проедания национального богатства России.
Начнем с первого аргумента. Чтобы он был понятнее, возьмем пример Валерия Вениаминовича Бабкина, почетного профессора Санкт-Петербургского технологического университета
В нефтехимическом комплексе вслед за сырьевым переделом идут 4 перерабатывающих передела. Тонна нефтегазового сырья стоит 105 долл. — это добывающий передел. Первый передел переработки добавляет в расчете на 1 тонну сырья 55 долл. новой стоимости, второй — 170, третий — 500, четвертый — 760. Таким образом, чистый мультипликатор добавленной стоимости всего комплекса здесь — 7,24 (760/105). Это при полной внутренней переработке тонны сырья, когда все переделы связаны друг с другом вертикальной интеграцией.
Но межотраслевой связи переделов теперь нет. Каждый из них находится в частной собственности. Собственник добывающего передела отправляет сырье на экспорт, выручает с 1 тонны 105 долл., отчисляет часть сырьевой ренты в бюджет, а прибыль кладет в карман. Сырьевые собственники не внакладе. Зато стране достаются гигантские потери. В расчете на 1 тонну сырья, во-первых, национальное богатство России уменьшается на 105 долл.; во-вторых, Россия теряет еще 760 долл. неполученной добавленной стоимости; в-третьих, работает только добывающий передел, а все перерабатывающие остановлены.
Как видим, ради долларовой выручки компрадорский капитал блокирует работу обрабатывающей промышленности. Экспорт сырья служит обогащению олигархов, а не развитию производств с высокой добавленной стоимостью и высокой производительностью труда. Конечно, при национализации стратегических высот экономики долларизации не было бы: тогда на полную мощность работала бы наша обрабатывающая промышленность.
Таким образом, денационализация открыла двери перед долларизацией. А из-за долларизации нарастает деиндустриализация, морально и физически устаревает производительный капитал, множатся инфраструктурные ограничения, происходит массовая деквалификация кадров, отсутствуют «длинные деньги» в виде долгосрочных депозитов, падает покупательная способность рубля и населения, увеличивается социальная несправедливость и дифференциация, а страна остается в критической зависимости от иностранного капитала.
Поднимемся теперь от отдельного комплекса на уровень народного хозяйства: еще в 2004 году с использованием отчетных межотраслевых балансов было установлено, что в расчете на 1% рентабельности частного капитала в промежуточном производстве Россия напрямую теряет 2% ВВП.
Как видим, денационализация действительно вылилась у нас в долларизацию и деиндустриализацию. Все это звенья одной и той же цепи, все это долгосрочные и тягостные последствия антигосударственных реформ 1990-х гг.
— Выходит, Юрий Михайлович Лужков прав, когда говорит, что истоки нынешнего кризиса тянутся еще в 1990-е гг.
— Юрий Михайлович высказывает точку зрения, которой придерживаются многие ученые-экономисты, в том числе МГУ.
Должен сказать, 23−24 апреля в МГУ, на экономическом факультете, в рамках традиционных Ломоносовских чтений намечено основательное обсуждение текущего социально-экономического положения России, перспектив неоиндустриального развития, стратегии антикризисных мер. Насколько мне известно, ряд ученых готовится выступать как раз с «внутренней» версией объяснения природы российского кризиса. Несколько публикаций с обоснованием этой версии поместил в недавних номерах и журнал «Экономист».
В пользу преимущественно внутренней природы переживаемого Россией кризиса свидетельствует также второй аргумент, к которому хотел бы перейти. Повторю его: на основе денационализация действует пагубная модель проедания национального богатства России.
К сожалению, жанр радиопередачи не позволяет наглядно показать формализацию модели, поэтому попытаюсь описать ее и дать оценку важнейших параметров.
Как известно, природные ресурсы, разведанные и подготовленные к вовлечению в хозяйственный оборот — нефть, газ, древесина, цветные и черные металлы, удобрения, биоресурсы и т. д. — уже сосчитаны и входят в состав национального богатства. Их извлечение означает сокращение национального богатства. Если извлекаемые ресурсы не служат внутреннему производству продукции с высокой добавленной стоимости, а продаются и затем просто проедаются, значит Россия расходует свое национальное богатство на текущее потребление. Это и отражает упрощенная формализация:
Wt1 = Wt0 — wt0 + wt0хkхm = Wt0 + wt0х (k x m -1),
Wt1 = Wt0 + wt0х (0,5хx 1,8 -1) = Wt0 — 0,1х wt0.
— Об этом молчит Кремль, молчат экономические ведомства и те экономисты, которые специализируются на оправдании реформаторов. Они что, до сих пор скрывают реальную ситуацию? Какой смысл в такой позиции Кремля?
— Это весьма болезненный вопрос. Политического здесь не меньше, чем экономического. Но главенствуют экономические причины. Их анализ помогает до некоторой степени прояснить позицию Кремля. Как показывает анализ, у Кремля сейчас во многом связаны руки, он не очень-то самостоятелен в решениях, поскольку ограничен социальным контрактом с олигархическим капиталом.
Не буду вдаваться в методику анализа — у науки свои секреты. Перейду сразу к результатам. Во взаимоотношениях между Кремлем и олигархическим капиталом особняком стоят 2006 и 2007 гг., — годы, на которые приходится разработка и осуществление стратегии обеспечения преемственности власти.
В точке для 2007 г. установлен эксцесс данных, нетипичный выброс, статистическую аномалию. Фактически год парламентских выборов. Очевидно, на операцию «Преемник» понадобились средства. В связи с выборами и обеспечением преемственности власти в Кремле на олигархов легла предельная финансовая нагрузка. Кремль заключил с олигархатом взаимное соглашение.
По движению контрольного параметра отчетливо видно, что на протяжении января-сентября 2008 г. Кремль добросовестно исполнял свои обязательства перед олигархическим капиталом. Скорее всего так бы оно и шло, но тут грянул кризис.
Кризис поставил Кремль в нелегкую ситуацию. Конечно, Кремлю выгоднее всего было бы заключить новый социальный пакт с олигархатом. И, по-видимому, Кремль подразумевал именно такой сценарий. Но компрадорский капитал обезумел от кризиса. Олигархи наперегонки бросились выжимать из Кремля средства, дабы конвертировать в доллары и вывезти за границу. Кремль, верный взятым обязательствам, пошел олигархам навстречу.
Перед олигархами, надо признать, Кремль держит свое слово. Он отдал им 5 трлн. руб., что по докризисному курсу составляет около 200 млрд долл.
К сожалению, не столь сильно дорожит Кремль словом по отношению ко всем остальным, кроме олигархов. Страна полагала, что девальвация есть та цена, которую придется уплатить за поддержку кредитования промышленности. Кремль так и преподносил свои действия: мол, государственные деньги предоставляются частным банкам ради увеличения ликвидности, ради рублевого кредитования. Это была ложь, и отнюдь не ради спасения кредитования. Это была ложь во имя спасения олигархов.
— Наличие у Кремля социального контракта с олигархическим капиталом действительно многое проясняет в позиции и действиях Кремля. Отсюда, наверное, и низкая эффективность антикризисных мер?
— На мой взгляд, 2008 год оказался годом ложных оценок и решений. Вопреки верным оценкам антигосударственная идеология поощряла неверные.
Так, в 2008 году скрывался масштаб проблемы совокупного внутреннего спроса, который не был и не мог быть источником развития. Скрывалась также критическая зависимость России от внешних факторов, от цен сырьевого экспорта. Скрывалась причинно-следственная связь между долларизацией и деиндустриализацией российской экономики. Скрывался факт роста ВВП на основе проедания и сокращения общественного богатства России.
Высшему руководству страны вплоть до второй половины октября 2008 года внушалось представление о России как «островке стабильности», докладывалось о «фундаментальной устойчивости» экономики, финансово-банковской системы, о якобы завершенном переходе от внешних к внутренним источникам экономического роста.
Причиненные тем самым издержки гораздо значительнее, чем потеря драгоценного времени в 2008 году. Они ставят под вопрос достижения 2000−2008 годов: «суверенную демократию», «вертикаль власти», политику индексации бюджетных расходов, стратегию «собирания» СНГ, линию противодействия выходу НАТО на периметр российских границ, консенсус по инновационной диверсификации народного хозяйства и т. д.
Возник даже «кризисный мультипликатор», и он в состоянии создать на порядок более тяжелые проблемы. Скажем прямо: без перехода от антигосударственной идеологии к государственной не исключена возможность перерастания экономического кризиса во внутриполитический.
Это крайний вариант, однако кремлевские решения, основанные на компромиссах и джентльменских соглашениях с представителями сырьевого капитала, — девальвация рубля, пополнение ликвидности частных банков за счет налогоплательщиков, обращение рублевой ликвидности в доллары, вывоз денежного капитала за рубеж, коллапс кредитования обрабатывающей промышленности, — привели и продолжают вести к увеличению такой вероятности.
Если судить по делам, а не словам, то реализованные с октября 2008 года решения оказались не в пользу индустриально-промышленного капитала России; они — в пользу сырьевого, олигархического капитала. Эти решения не в интересах России, поскольку не направлены на полное освобождение экономики от долларизации.
Позиция Кремля диктуется содержанием заключенного контракта: преемственность власти в Кремле в обмен на преемственность власти сырьевого капитала в экономике.
Но кризис обесценил социальный контракт Кремля с олигархатом. Всевластия олигархического капитала экономике России больше не выдержать. Экономике России нужна власть высокотехнологичного, неоиндустриального капитала. Экономическая преемственность стала неприемлемой для России.
— По логике, вопрос возникает тогда и в отношении преемственности власти в Кремле, т. е. в отношении политической преемственности.
— Господство сырьевого, по сути компрадорского капитала объективно обречено. Полный его крах — это вопрос ближайшего времени. В сущности, компрадорский капитал перестал быть опорой преемственности политической власти. История предоставляет Кремлю по сути единственный шанс удержания политической преемственности — Кремлю необходимо срочно заключить социальный контракт с высокотехнологичным, национально ориентированным капиталом.
— Но мы знаем, насколько слаб сейчас наш промышленный капитал. В нынешнем своем состоянии он не в состоянии не только господствовать, но даже просто стоять на ногах.
— Да, это так. И все же ситуация далеко не безысходная. Есть один могучий фактор, способный разом и в корне переменить всю ситуацию. Надо возвратить государству стратегические высоты экономики.
Необходима стратегическая национализация и быстрая, плановая вертикальная интеграция экономики. Тогда Россия получит мощный государственно-корпоративный сектор, сильный государственно-корпоративный капитал. Такой капитал будет не только достаточно сильным, но сможет стать фундаментом устойчивой государственной власти.
Централизованная собственность и централизованный производительный капитал всегда были, есть и будут основой централизованного государства. Напротив, децентрализованная экономика неминуемо ведет к децентрализации государства. Надо ли говорить, что такое децентрализация государства в России, в многонациональной и федеративной стране? Понятно само собой, децентрализация для России равнозначна дефедерализации, распаду.
Скажу прямо: альтернативы национализации стратегических высот экономики России не существует. Альтернативы и раньше не было, в 1990-е гг., а теперь и нет подавно. Слишком туго переплетен сейчас клубок внутренних противоречий: и экономических, и политических, и социальных, и межэтнических. И способ их разрешения единственен — стратегическая национализация. Национализация земли, банков, добывающего сектора, инфраструктурных монополий. Другого способа не дано. Более действенного способа просто нет.
Никакие другие меры не сравнимы по эффективности со стратегической национализацией, ибо это условие для вертикальной интеграции народного хозяйства.
По итогам 2008 г. легко оценить неэффективность принятых антикризисных мер и понять причину их неэффективности: качество роста отрицательное; темп роста промышленности ниже темпа роста ВВП; приростная конкурентоспособность на порядок уступает показателю развитых стран; национальное богатство сократилось на 42,2 млрд долл.; инфляция по дефлятору ВВП двузначная и доходит до 19%.
На что рассчитывать? Потенциал эффекта импортозамещения незначителен и составляет всего 2,1% ВВП. Эта мера нас не выручит. Поэтому девальвация рубля экономически бесполезна, а политически и вовсе вредна, ибо подрывает рубль как стимул для россиян и стран СНГ. Рассчитывать на околороссийский спрос незачем.
Рассчитывать нужно на внутрироссийский спрос, а для этого нужна система и умение ведомств экономического блока обеспечить его. Но ни системы, ни умения сейчас нет.
Время потрачено на так называемые институты развития, но их потенциал смехотворен — 0,1% ВВП. Министерство экономического развития РФ впустую потратило 8 лет работы. Сейчас оно, во время кризиса, вышло с программой развития конкуренции, т. е. по-прежнему предлагает делить и расчленять. О вертикальной интеграции оно даже не думает.
Между тем России сейчас нужны те, кто умеет умножать, объединять, налаживать плановое взаимодействие добывающих и перерабатывающих секторов промышленности. Кто умеет загрузить страну работой по развитию, по неоиндустриальной модернизации России.
Наибольший эффект способна обеспечить вертикальная интеграция экономики — как минимум, 53,4% ВВП. А предпосылкой вертикальной интеграции является опять-таки стратегическая национализация.
— Некоторые экономисты, в их числе весьма видные, считают возможным обойтись без национализации банковской системы и ограничиться валютным контролем…
— Мне хорошо известна такая точка зрения. Отношусь к ней спокойно, поскольку валютный контроль ближе к валютной монополии, чем к дерегулированию. Тем не менее должен сказать: валютного контроля уже недостаточно, ибо он неспособен дать решение задачи кредитования.
Обратимся к фактам. Возьмем данные по банковской системе за год, с 1 марта 2008 г. по 1 марта 2009 г. Кремль пополнял банки рублевой ликвидностью, а те конвертировали рубли в доллары и выводили за рубеж. В частную систему закачали, округленно, 5 трлн. руб., а из нее вытекли 5,2 трлн. руб. За рубеж переправлены средства в объеме 63,4% федерального бюджета, или 12,5% ВВП.
Истрачены свыше 5 трлн. руб. Результат? Задача промышленного кредитования не решена. Страна осталась с инфляцией. Ее потенциал только от мер «по повышению ликвидности» — как минимум 13% ВВП. Страна осталась без ресурсов кредитования: они сократились на 200 млрд руб. Такова плата России за частный банковский сектор. Такова цена отказа от немедленной национализации банковской системы. И это далеко не окончательная цена.
В сложившейся ситуации валютный контроль неэффективен и промышленного кредитования не наладит. Чтобы обеспечить нормальное кредитование, нужно срочно ввести общегосударственный кредитный план, общегосударственный план капиталовложений, общегосударственный экспортно-импортный план. На основе валютного контроля такие планы неосуществимы. Они осуществимы только на основе национализации банков.
Промышленности нужны кредиты. Если мы от имени экономической науки принесем промышленникам валютный контроль, то просто не сможем глядеть в глаза руководителям предприятий. Наша обязанность — дать обрабатывающей промышленности реальные кредиты, и чем скорее, тем лучше.
Экономическую науку не должны волновать интересы банкиров и олигархов. Экономическую науку должна волновать работоспособность нашей промышленности. Промышленность и сугубо лишь наша промышленность — вот главное и основное. Грош цена всем тем предложениям, какие не направлены на обеспечение работы обрабатывающей промышленности России.
Банкиры переживут национализацию банков. Но наша промышленность не переживет сохранения частной банковской системы. Надо учитывать реальные условия. В иных условиях обошлось бы и валютным контролем. Сейчас — не обойдется. Частные банки не хотят кредитовать промышленность. Значит банки должны перестать быть частными. Они должны стать государственными. И как государственные, они должны выполнять общегосударственные планы: по кредитам и кредитованию оборотных средств, по капиталовложениям, по кредитованию федеральных целевых программ, по кредитованию дорожного и жилищного строительства и т. д. Пусть попробует тогда какой-то банкир или управленец прикарманить государственные средства — технологически не получится. А за малейшую попытку — понесет примерное наказание.
Хотел бы также подчеркнуть: национализация нужна не ради национализации — стратегическая национализация нужна ради вертикальной интеграции отечественной экономики, ради того, чтобы Россия работала на саму себя, а не на покупательную способность доллара.
Позволит валютный контроль провести вертикальную интеграцию, если сохраняется господство олигархической собственности и добывающий сектор будет наглухо отгорожен от обрабатывающей промышленности? Позволит создать нам госкорпорации спроса: авиационную, судовую, сверхбыстрых вычислений, автодорожную, железнодорожную, цифрового телевещания, жилищно-строительную и т. д. Не позволит.
У нас созданы отраслевые холдинги, которые неверно называют госкорпорациями. Госкорпорации без вертикальной интеграции, без внутренних межотраслевых цепочек добавленной стоимости заведомо неэффективны. Это — во-первых. Во-вторых, они неполноценны, пока нет госкорпораций спроса.
Приведу пример. Чтобы нормально работала объединенная авиастроительная корпорация, спрос на ее продукцию должна предъявлять объединенная общегосударственная авиакомпания типа единого «Аэрофлота». Без объединенного заказчика нет совокупного спроса, а без совокупного спроса, на одних только бюджетных крохах не развернуть массового и серийного авиастроения. Укрупнение наукоемкого производства должно идти рука об руку с укрупнением структур спроса на его продукцию: на самолеты, суда, суперЭВМ, микропроцессоры, средства космической навигации и т. д.
Вертикальная интеграция требует пропорциональности, а значит и пропорциональности требует также стратегическая национализация. Вот почему речь идет о национализации земли, электроэнергетики, топливно-энергетического комплекса, инфраструктурных монополий, включая аэропорты, речные и морские порты, судовые компании.
Укрупнение спроса требует укрупнения организационных структур, т. е. создания госкорпораций спроса. Тогда будет баланс между производственными госкорпорациями и госкорпорациями критически важного спроса. Тогда не придется упрашивать судовые компании покупать отечественные суда, а рыбаков — отправлять продукцию на внутренний рынок.
— Немаловажно, наверное, что такие мощные госкорпорации позволяет на деле организовать общий рынок товаров и технологий стран СНГ?
— Безусловно. На Россию с надеждой смотрят соседние братские республики. Они заинтересованы в сильной и могучей России. Позиция большинства такова — устоит и окрепнет Россия, значит все нормально будет и у нас. Пойдет на подъем Россия, пойдет и наше развитие.
Нам нельзя провалиться. Нельзя обмануть тех, кто верит в Москву, в Кремль, в коллективный государственный разум России. Для братских народов именно Москва олицетворяет способность найти выход из любого положения, каким бы сложным и драматичным оно ни было. Если угодно, люди ждут чуда — чуда победы, как под Москвой в 1941 г.
Таково массовое настроение. Оно выражает общие интересы. И наши в том числе. Вот почему надо требовательнее относиться к Кремлю, к его идеологии, политике, решениям. Не оттого, что мы хотим провала, а потому, что мы не хотим провалиться. Дальше отступать некуда. Надо действовать по формуле развития: неоиндустриализация плюс вертикальная интеграция. Это формула успеха, а не провала.
http://rusk.ru/st.php?idar=113959
Страницы: | 1 | 2 | Следующая >> |