Жизнеописание старца архимандрита Иоанна (Крестьянкина)

Часть 3

Приходское служение

В день Сретения Господня 15 февраля 1955 года отец Иоанн был досрочно освобожден из неволи. Срок сократили на два года. Это внесло еще одну лепту в копилку благодарения, которую щедро наполнял батюшка всю свою жизнь. Как напишет он уже на исходе лет: «Что воздадим Господу нашему — Великому Сеятелю, яже воздаде нам? Что, кроме благодарности, принесем Ему? Ведь мы прошли многотрудную и многоскорбную жизнь. Так будем продолжать жить, радуясь за прожитое и пережитое… Слава Богу за все!»

Годы приходского служения отца Иоанна были годами скитальчества, как почти всякому истинному пастырю в то время, ему не давали подолгу служить на одном месте. Постоянно переводили с прихода на приход. Десять лет этих «странствований» прошли на Рязанской земле, шесть приходов сменил за это время батюшка, был указ и о переводе на седьмой, но в этой время было уже получено благословение на жизнь в монастыре.

На первом же приходе в селе Троица-Поленица стараниями отца Иоанна и его верных прихожан был восстановлен полуразрушенный храм Святой Троицы. Еще не один храм на Рязанщине в течение десяти лет восстановит отец Иоанн вместе с духовными чадами, приезжавшими из Москвы и теми, с кем он познакомился в годы заключения. Первый же храм стал местом притяжения верующих со всей округи, что вскоре вызвало недовольство местного уполномоченного по делам религий. Батюшку перевели в другое село — в храм свв. Косьмы и Дамиана в Летово. Приход этот был особенный, в селе жили монахини разоренного Браиловского монастыря. Одна из них — инокиня Мария — при служении отца Иоанна приняла мученическую, насильственную кончину от местных бандитов. Таким образом явное разделение на «овец и козлищ» будущий старец мог наблюдать в самой гуще народной жизни. Именно в деревне в то время сохранялось еще старинное благочестие, мудрость, трудолюбивое смирение. То же, что мальчик Иоанн Крестьянкин застал еще в родном Орле и ближних селах, куда он паломничал. Но расцветала уже и погибель народная — пьянство, кощунство, жестокость. Как скажет одна древняя бабуля на Лоскутовском приходе: «Вот отец Иоанн, на племя оставлять некого. Вырождаются люди». Эти слова запомнились на всю жизнь, часто приходилось встречаться с их подтверждением. Отцу Иоанну пришлось испытать это и на себе. В 1961 году бандиты ворвались в священнический дом, связали батюшку, били, издевались, требовали выдать ключи от церкви и деньги. А после отказа пригрозили смертью. Спасла отца Иоанна горячая молитва. Разбойники после побоев бросили его, решив, что он уже мертв. А на утро батюшка уже служил молебен в храме, поминая тех, кто «не ведает, что творит». Надо не забывать, что такое отношение к священникам еще и подогревалось «сверху» — в это время началось очередное гонение на Церковь, издевательства над верующими людьми. О том, что напряженная жизнь на сельском приходе давалась отцу Иоанну нелегко, говорит тот факт, что уже в неполные пятьдесят лет он стал страдать сердечной болезнью и был на грани инфаркта.

Сердце батюшки болело за всех русских людей, за братьев и сестер по вере, как за своих родных. Его «Чин построения исповеди» — итог многолетнего пастырского служения — свидетельство этого болезнования о народных недугах. В описании грехов современных прихожан батюшка обнаруживает знание мельчайших бытовых проявлений греховности, особенно уделяет внимание родственным семейным отношениям.

«В наш век „не модно“ уважать родителей. Молодежь даже стыдится в кругу своих сверстников назвать отца с матерью родителями, а употребляет оскорбительное, даже мерзкое, для слуха слово „предки“. Если кто из вас, молодых, ныне кающихся, не желая отстать от товарищей, называл так непочтительно родителей, просите у Господа прощения.
Господи, прости нас, грешных!
Особенно страшно нам, христианам, не чтить родителей: вот нагрубим родителям, нашвыряемся с раздражением всякими дерзкими словами и уйдем в храм, да еще в сердцах дверью на прощанье стукнем… Зачем пошли в храм? Думаете, наши молитвы и жертвы примет Господь? Нет! Не обольщайтесь! От таковых Бог не принимает ни молитв, ни жертв…
Как часто можно услышать среди нас, именующих себя христианами: „А что мне мои братья, сестры, родственники. Они мне хуже чужих!“ А ведь после заботы о родителях мы в первую очередь должны заботиться о родственниках. Это кровная наша обязанность. Мы говорим: „Да они в Бога не веруют, у меня нет с ними ничего общего“. Тем более мы должны заботиться о них, чтобы примером своей любви, примером добрых, доброжелательных отношений к ним, возбудить их интерес к христианству. Мы же, наоборот, ощетиниваемся на них, отгораживаемся от них, бежим от них, как от прокаженных. Вот какие мы недобрые христиане!
Господи, прости нас, грешных!
Мы грешим неуважением к старшим по возрасту. Пользуясь силой и молодостью, мы позволяем себе так относиться к людям старше себя, как будто это уже не люди, а слово „пенсионер“ для нас стало каким-то ругательным словом. Особенно в больших городах люди, проработавшие всю свою жизнь, перенесшие весь ужас войны, разрухи, голода, вынесшие на своих плечах неисчислимые страдания, беды, трудности, получившие от государства заслуженное право на отдых, стали вдруг „мешать“ более молодым. „Ох, уж эти пенсионеры! Сидели бы дома, нечего шататься по магазинам, поликлиникам, да загружать городской транспорт“, то есть нечего вам больше жить, вы нам мешаете… Неужели кто-то из нас, христиан, еще работающих, осмеливался не только говорить вслух, в лицо пожилым людям уничижающие и обидные слова, но даже и думать так!
Если вы виновны в этом поразительном по жестокости и отсутствию элементарного понятия грехе, задумайтесь: промелькнет как миг молодость, проскочит зрелость и наступит старость, и уже будут тебе тогда кричать: „Не мешай жить!“ — и кайтесь в безумии и ожесточении своем.
Господи, прости нас, грешных!
Мы ссоримся, враждуем, негодуем, ненавидим, не терпим друг друга. Стыдно даже произнести перед неверующими: „Я — христианка“. И часто в разговоре неверующих можно услышать: „У нас соседка верующая, в церковь ходит, а какой злобный, вреднющий человек“. Горе нам, если хулится имя Христово через наше человеконенавистничество.
Посмотрите себе в сердце, спросите свою совесть, не является ли ваше поведение соблазном для всех. И если грешны, кайтесь!
Господи, прости нас, грешных!»

За всех, кто хоть однажды встретился на жизненном пути отца Иоанна, он не переставал молиться. Он воистину был величайшим молитвенником земли Русской в годы ее богоборческого лихолетия. И вымаливал он не только отдельных людей, а всех нас. Наших дедов и отцов, наших матерей, а потом и нас, начавших возвращаться в храм Божий, — их чад.

Об отце Иоанне уже в то время можно было сказать словами, которые он сам однажды произнес в проповеди о святителе Николае: «Мы своим религиозным опытом знаем о его живом участии в жизни нашей… Собственными свойствами святой его души стало умение любить, умение снисходить ко всякому человеку, к разным людям и дать каждому именно то, что ему нужно».

Характерны в этом смысле юношеские воспоминания известного реставратора Савелия Ямщикова: «В 1964 году я работал в экспедиции в Рязанской области, составлял опись, ставил на учет уникальные иконы, находящиеся в действующих церквях области. Работа была рутинная — открытых церквей было немного, от одной церкви до другой иногда приходилось добираться в течение многих часов. Зачастую мы встречали или равнодушных священников или очень подозрительных батюшек, которые, несмотря на все наши бумаги за подписью министра культуры, сообщали о нашем прибытии в милицию. То есть мы работали сами по себе, и нам практически никто не помогал.
Но вот однажды мы приехали в деревню Некрасовка Ермишинского района Рязанской области. Вдруг нам открылась какая-то идиллическая картина. Красивая деревня, посередине пруд, а рядом стоит свежепокрашенная деревянная церковка девятнадцатого века. Мы увидели служку около церкви и сказали, что хотели бы видеть настоятеля. Вышла некая женщина и ответствовала: „Я уже доложила, сейчас батюшка переоденется и к вам выйдет“. Ждать пришлось довольно-таки долго. Грешным делом у нас закралось подозрение: не хочет ли батюшка от нас скрыться, как бывало, увы, в некоторых приходах.
Но в какой-то момент нам навстречу из врат храма удивительной легкой походкой — как будто не шел он, а парил в воздухе — с доброжелательной улыбкой вышел сияющий радостный батюшка. Глаза его искрились любовью, как будто к нему приехали не чужие незнакомые люди, но его близкие родственники.
Когда я начал рассказывать о наших научных задачах, он ответил, что очень рад нас видеть и привел благородный пример новгородского митрополита Арсения Стадницкого, собиравшего иконы и помогавшего устраивать новгородский историко-церковный археологический музей. Осведомленность и просвещенность сельского батюшки тогда меня поразили.
Он пригласил нас в церковь. Там был основной иконостас, а на нефункциональных стенах висели шпалерно развешанные десятков семь икон. Эти иконы были собраны из закрытых молельных домов, из разрушенных церквей. Отец Иоанн очень порадовался, что мы поставим их на учет, что они не пропадут в случае чего.
Мы провели в Некрасовке три удивительных, незабываемых дня. Для тогда еще совсем молодых людей встреча с отцом Иоанном была грандиозной находкой и важным уроком. Он поразил нас своим тактом, элегантностью, доброжелательностью. Это, несмотря на тяжелые испытания, через которые ему довелось пройти по жизни».

Власти не давали отцу Иоанну долго служить на одном месте. Они думали, что таким образом создают трудности для Церкви, а на самом деле, благодаря тому, что отец Иоанн по вине уполномоченных объехал столько деревень, сел и маленьких городков, он привлек к вере, к Церкви множество жителей Рязанщины, как до этого москвичей и его соузников. Доброе отношение отца Иоанна к людям и его искренняя вера были той живой проповедью, которая красноречивее всяких слов. Да и даром словесным батюшка был наделен сполна. Не разрешали ему проповедовать, велели «вести себя тише», но «от полноты сердца глаголют уста». Батюшка не только у себя на приходе истово служил, но объезжал с требами все окрестные деревни, всем был родным отцом, — жалел, наставлял, вразумлял. Духовные дарования, которые стали явны в то время, когда отец Иоанн вступил на старческое служение в монастыре, начали проявляться уже в те годы, когда он был простым сельским пастырем. Уже тогда в народе его называли «провидущий», то есть заметили за ним высший дар прозорливости. Но уже отмеченный высокими духовными дарованиями, отец Иоанн никогда не возвышался над народом, — он не только служил и проповедовал, но и работал вместе со своими прихожанами. Во всех храмах, где он был настоятелем, он своими руками менял кровлю, штукатурил стены, красил полы — не гнушался никакой грязной работой.

И, будучи пастырем, сам всегда старался быть и пасомым, — учиться у духовно более опытных людей, жить на послушании у духовника. Так в 1950-е годы вошли в его жизнь старцы Глинской пустыни. Каждый год он старался побывать на далекой украинской земле, чтобы испросить совета, утешиться духовного у своего духовника — старца Серафима (Романцова). Когда монастырь закрыли, и старец Серафим переселился в Сухуми, отец Иоанн продолжал ежегодно посещать его, постоянно высказывая сокровенное желание своего сердца — быть монахом. И вот, когда в 1966 году, он приехал к своему духовнику, изнуренный тяжкой болезни, от которой мог и умереть, — отец Серафим дал благословение на постриг. Который сам и совершил — 10 июля 1966 года в день преподобного Сампсона странноприимца.
Позднее, объясняя свое неослабевающее внимание к паломникам, отец Иоанн скажет: «Постригли меня в день Сампсона странноприимца, вот я и странноприимец всю жизнь».

В 1967 году иеромонах Иоанн (Крестьянкин) получит от Святейшего Патриарха Алексея I благословение на служение в Псково-Печерском Свято-Успенском монастыре.

Бог наконец благословил своего избранника стать насельником иноческой обители, к чему стремилась душа его с раннего детства. Как сам отец Иоанн написал в предисловии к составленной им «Настольной книге для монашествующих и мирян»: «Монашество — великая Божия тайна… Мое монашество началось с послушничества в шестилетнем возрасте и до 56 лет проходило на приходе среди волнений и забот многомятежного мира, и завершилось более чем тридцатилетнем житием в древнем монастыре».

Добавим к этому, что и, живя в монастыре, отец Иоанн, как будто бы оставался «сельским пастырем», — одним из его постоянных послушаний вплоть до 1986 года было постоянное посещение сельских приходов. Кроме того, по свидетельству многих батюшек, отец Иоанн до конца дней старался помогать материально именно сельским пастырям, зная, что самое трудное — поддерживать угасающие и вымирающие деревни.
(Продолжение следует)