Русская линия | Людмила Ильюнина | 12.04.2008 |
«Живое предание Церкви, святого Православия и смиренного иноческого жития», — так определяет значение старца Иоанна (Крестьянкина) для наших дней наместник Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря архимандрит Тихон (Секретарев). И далее делится своим сокровенным духовным опытом: «Думаю, что батюшку отца Иоанна можно сравнить с Апостолом Иоанном Богословом, его небесным покровителем, потому что он совершил апостольское служение в наше смутное время, проповедовал о любви Христовой и, как Апостол Павел, входил во все тонкости человеческой жизни и давал мудрые христианские советы. Также можно сказать и о том, что отец Иоанн является современным неложным толкователем Апокалипсиса. Прочитав письма батюшки к разным лицам и проповеди, можно убедиться в его рассудительности в толковании событий».
Благословенное детство и юность
Однажды отца Иоанна, уже восьмидесятилетнего старца, паломник-священник спросил: «Батюшка, отец Иоанн, скажите, почему у вас всегда +40″, видимо, гость имел в виду, образно говоря, энергичность отца Иоанна. Батюшка ответил: „Таким надо родиться“. А еще сказал: „Почему я летаю в 80 лет?“ И сам себе ответил: „Совесть у меня чиста“. А в день своего 90-летия старец сказал: „Я родился для того, чтобы быть тем, кто я есть“.
„Таким надо родиться“ и „Совесть у меня чиста“ — эти слова можно поставить эпиграфом к рассказу о благословенном детстве отца Иоанна.
Младенец Иоанн был последним восьмым ребенком немолодых родителей, орловских мещан Михаила Дмитриевича и Елизаветы Илларионовны Крестьянкиных. Появился он на свет 29 марта (11 апреля по новому стилю) 1910 года. Господь призвал в Свои обители родного отца мальчика, когда ему было всего два года, но дал ему взамен драгоценных (так называл их сам батюшка) духовных наставников — орловских пастырей, старцев и стариц, которые с ранних лет научили его главному — чистоте совести. Потому уже на исходе дней, поражающий своим неизменно бодрым и радостным духом, он мог свидетельствовать: „Совесть у меня чиста“.
Матери Господь уже в первые годы жизни Вани открыл, что он — избранник Божий. Однажды, в раннем младенчестве, когда он тяжело болел и почти умирал, мама, утомленная бессонными ночами и переживаниями о нем, задремала над детской кроваткой и как наяву увидела перед собой неземной красоты девушку, которая обратилась к ней со словами: „А ты мне его отдашь?“ — „Отдам, отдам!“
Это была святая великомученица Варвара. После этого видения мальчик стал выздоравливать, а святая Варвара стала спутницей его жизни, до конца дней старец обращался к ней в молитве. Так можно сказать, что отец Иоанн был предназначен к иночеству от чрева матери. „Таким надо родиться“.
Хранить чистоту и целомудрие помогала Матерь Божия, под покровом которой он находился с младенчества и до конца дней — в орловском родительском доме самой большой святыней была икона Божией Матери „Знамение“, которую однажды мать Вани увидела в чудесном сне, свидетельствующем, что Она их семейная Заступница… Эту икону Ваня Крестьянкин увез с собой как материнское благословение, покидая Орел.
Спустя много лет, находясь при смерти, он еще раз получил свидетельство особого заступничества Матери Божией — исцелился от смертельной болезни после того, как в келию была внесена подаренная богомольцами икона Богородицы „Взыскание погибших“.
Благодарность за постоянное заступничество Царицы Небесной изливалась в тех благодатных проповедях, особенно посвященных празднику Успения, которые отец Иоанн будет произносить в долгие годы своего священства.
О посещении Самой Царицей Небесной смиренной кельи старца Иоанна он скажет незадолго до смерти…
Мама, Елизавета Илларионовна, вынесшая немало горя в жизни — троих детей она потеряла во младенчестве, рано стала вдовой, семья жила в нужде и трудах — была любвеобильным и неунывающим человеком. По рассказам старца Иоанна, она одаривала любовью не только своих близких, но всех, кого Бог посылал на жизненном пути. На все праздники в доме собиралось много гостей, и хлебосольная хозяйка старалась каждого угостить, да еще и с собой дать гостинца. Частыми гостями маленького, почти вросшего в землю домика с двумя окошками, были монашествующие — сестры орловских обителей. Маленький Ваня не упускал случая, пока монахини за чаем беседовали с мамой, уединиться в прихожую, где висели рясы и клобуки, и примеривал их…
Также батюшка рассказывал, что когда он в раннем детстве смотрел на портрет священника в приходском доме, то всегда мысленно желал для себя рясу, крест и камилавку на голову. А когда старшие братья шутливо предлагали назвать ему девочку-невесту, он не по-детски серьезно отвечал: „Я монах“.
В отношении к своему младшему сыну Елизавета Илларионовна проявляла благоговейное отношение, даже когда он подкармливал вредящих дому мышат, она воспринимала это как проявление жалости ко всему слабому и не препятствовала ему. Мама была участницей младенческих домашних „богослужений“, совершаемых Ваней в подражание тому, что он видел в храме, А когда ему исполнилось шесть лет, с радостью отдала сына на пономарское служение, помогала ему чистить лампады и церковную утварь. Тогда и появились у Вани драгоценные духовные наставники, имена которых он с благоговением поминал до конца своих дней, написав однажды: „Время не стерло из памяти почти всех служащих в то время в орловских храмах, так они были все значительны и богомудрые — Божии служители“. И мы в жизнеописании старца перечислим имена орловских подвижников, благодаря которым и стал „живым преданием смиренного иноческого жития“.
Протоиерей Аркадий Оболенский, протоиерей Николай Азбукин, протоиерей Владимир Сахаров, протоиерей Всеволод Кавригин, епископ Николай (Никольский), епископ Серафим (Остроумов), протоиерей-старец Георгий Косов, старица Вера (Логинова), блаженный Афанасий Сайко.
Город Орел и его окрестности до революции были богаты благодатными людьми и святынями, хранившимися в многочисленных монастырях и храмах. Маленький Ваня Крестьянкин был избранным сосудом, который собрал в себя эту почти тысячелетнюю благодать и потому во времена „духовного голода“ действительно мог стать „живым преданием Церкви“. Более того, он получил благословение на выполнение этой миссии от своих наставников, — дважды повторенное епископское слово (сначала епископа Николая, потом епископа Серафима) стало путеводным на всю жизнь.
В 1929 году в Донском монастыре в Москве Иоанн Крестьянкин получил благословение от святейшего Патриарха Тихона (Белавина). Старец уже на исходе своих земных дней говорил, что до сих пор чувствует ладонь святого Патриарха на своей голове.
Господь пошлет старцу Иоанну великую радость: молиться Святейшему Тихону после прославления его в лике святых в 1998 году. Так же как и своему духовному наставнику епископу Орловскому Серафиму, прославленному на Соборе 2000 года.
В 1929 году Иоанн закончил общеобразовательную школу и поступил на бухгалтерские курсы. Благодатное ученичество у духоносных наставников, а также и у родной любвеобильной мамочки, пробудило уже в совсем юном возрасте в нем дар рассудительности и совета. Батюшка вспоминал, что на гражданской работе к нему обращались сотрудники, которые были намного его старше, с житейскими, семейными, рабочими вопросами. И его совет помогал справиться с казалось бы неразрешимыми ситуациями. Уже в то время он учился внимательно присматриваться в жизни, опасаться категоричности: „или все белое, или все черное — этого я принять не могу“. Учился бегать, как огня, формализма, холодной отстраненности. „Жизни учит сама жизнь“, — будет писать старец в письмах к самым разным людям, как аксиому этого выбранного в юности пути.
Первый же год работы по специальности стал началом пути исповедничества. Таким образом был продолжен подвиг духовных наставников — исповедников Христовых — епископа Николая и епископа Серафима. Частые „авралы“ не давали посещать богослужения. Пришлось выбирать между церковью и работой. После отказа участвовать в очередном рабочем „аврале“, пришедшемся на праздничные дни, молодой бухгалтер был уволен со своей должности с „волчьим билетом“. В родном городе теперь найти работу он не мог. Орловская старица Вера (Логинова) благословила ехать в Москву и предрекла будущую встречу на Псковской земле (которая произошла более чем через 40 лет).
Детство и юность старца Иоанна пришлись на тяжелое время революционного лихолетья. Но он никогда не „окаявал“ тех дней. И всегда повторял, что в духовной жизни главное — „вера в Промысел Божий и рассуждение с советом“. На все времена. В конце жизни, когда православный народ захлестнули апокалипсические настроения, старец говорил: „Я ведь человек-то старый, и во времена моей молодости, когда явно сокрушались устои былой жизни, облагодатствованные люди не дерзали объявить то время концом истории. А ныне дерзких много, а жить надо, спасаться надо, и милость Божия и теперь та же“.
И добавлял: „В то суровое время люди являли Божию любовь к жизни. Для Божиих людей и вокруг все Божие, и в радости, и в скорби — все Господь за руку ведет. Иди, да радуйся, только береги это неоцененное водительство чистотою сердца и любовью“.
Старец Иоанн Крестьянкин первым в нашей Церкви за шесть лет до памятного Архиерейского Собора, на котором был прославлен сонм новомучеников и исповедников Христовых, произнес проповедь о них, которая тут же разлетелась по всей верующей Руси и была воспринята, как живое слово о торжестве правды Божией в условиях тяжелейшего бесправия человека.
Свидетельством того, что Господь призрел на особое почитание старцем Иоанном тех, кто в Апокалипсисе назван „свидетелями Христовыми“ и принял его личный подвиг, стало то, что Он призвал старца в Небесные обители в день памяти новомучеников и исповедников Христовых. Так соединились начало и конец жизни праведника.
Московская пора жизни
Московский период жизни отца Иоанна Крестьянкина (с 1932 по 1945 год) являет нам пример сохранения чистоты среди соблазнов мира. Чистоты телесной, сердечной и чистоты ума. Жизнь юноши протекала в многолюдстве, у него не было места, где он мог бы уединиться, и окружали его на бухгалтерской работе, в доме, где он снимал угол, на улицах советской столицы „люди новой формации“. Даже старушка, у которой он жил, не могла понять, зачем такой молодой человек привез с собой с родины иконы и повесил их в красном углу, почему он не проявляет никаких увлечений, свойственных юношеству, почему по воскресеньям уходит из дома. Также и на гражданской службе женщины-бухгалтера видимо чувствовали, что он „не от мира сего“, потому посвящали его в свои семейные тайны. И он давал им облегчить душу, излить свое горе — „для чистого все чисто“.
Можно сказать, что уже в юности, до принятия сана, Иоанн Крестьянкин вступил на путь духовной жизни, освященный Иоанном Кронштадтским — он жил в народной гуще, но сохранял своего „внутреннего человека“ от рассеянности. Он не был „одиночкой“, у него всегда было много друзей, но по духу он всегда был монахом.
Опыт неоскверненной сокровенной жизни в миру рождался от молитвенного навыка, полученного еще в детстве и от того, что он нелицемерно и чисто любил людей, и они платили ему тем же. Например, после того, как скончалась домохозяйка юноши, и он оказался перед угрозой остаться в Москве без жилья и прописки, случилось чудо — жилищная контора сама ходатайствовала о прописке Ивана Михайловича Крестьянкина в освободившейся комнате.
Второй пример человеческой доброты в ответ на открытую сердечность юноши относится уже к военному времени. Иван Михайлович скрывал у себя дома отставшего от своей эвакуационной колонны двоюродного брата. И ему, и брату по законам военного времени грозило суровое наказание. Но умеющему привлечь к себе человеческое сердце юноше удалось так поговорить с генералом, от которого зависела их судьба, что вместо наказания они получили избавление от голода. Им были выданы талоны на воинский паек.
В Москве, так же как и в детские, и в первые юношеские годы в родном Орле, Иоанн Крестьянкин старался „приникать к святости“, — как мудрая пчела собирал нектар духовный от многочисленных еще в то время московских подвижников и со святых мест. Среди своих духовных наставников того времени отец Иоанн называл блаженную болящую девицу Зинаиду и блаженного Дмитрия. Эти рабы Божии всю жизнь были прикованы к постели, но явственно излучали свет Христов и радость жизни. Так и отец Иоанн в то время, когда изнемогал от немощей телесных, оставался бодрым и радостным и умел сопереживать людям, забывая собственную болезнь и слабость.
Духовным отцом Иоанна Крестьянкина, которого он до конца дней своих вспоминал с благоговением и благодарностью, стал почитаемый в Москве потомственный священник — протоиерей Александр Воскресенский. Около отца Александра собрался круг молодых людей: Александр Москвитин (будущий архимандрит Афанасий), Василий Серебряников (будущий старец-протоиерей), Константин Нечаев (будущий митрополит Питирим), Владимир Родин (будущий протоиерей) и Иоанн Крестьянкин (будущий великий всероссийский старец).
„Его молитва и напутствие поставили меня на радостный путь служения Богу“, — писал об отце Александре старец Иоанн уже в глубокой старости. Духовник помог сориентироваться и в непростой церковной ситуации тех лет. Молодые горячие люди с трудом могли понять тот компромисс, на который пришлось пойти митрополиту Сергию (Страгородскому) в отношениях с советской властью. Мудрый духовник остудил горячность, а потом Сам Господь послал вразумление через сонное видение. Во сне Иоанн увидел митрополита Сергия, служащего в Богоявленском кафедральном соборе. И вот он видит, что владыка подошел к нему, Ивану Крестьянкину, положил руку на плечо, и близко наклонившись, проговорил: „Ты меня осуждаешь, а я ведь каюсь“. И тотчас Иван всем существом прочувствовал глубину души митрополита Сергия, и увидел его входящем в алтарь, озаренный фаворским светом.
Этот опыт, данный ему Господом в юном возрасте, будет незабвенным на всю жизнь, — научит вглядываться во внутреннюю, духовную суть явлений, не поддаваться эмоциям и смущениям и помнить, что главное — хранить Церковь от раскола. Это особенно проявится в конце жизни старца в связи с вопросом об индивидуальном налоговом номере, вызвавшем такую бурю в среде церковного народа.
„Он нашего рода!“ — могли бы сказать о юноше Иоанне Крестьянкине святые Христовы. От его облика, запечатленного на фотокарточках тех лет, веет чистотой, радостью, покоем, детской открытостью. Но для того, чтобы сохраниться в такой духовной целостности, нужно было быть духовно бодрствующим. Помогало в этом бодрствовании не только общение с духоносными людьми, но и „общение с небесными жителями“ через молитву и чтение книг. Основой тех книг, которые отец Иоанн составил позднее, живя в Псково-Печерском монастыре, было то, чтение, к которому он прилежал от юности. Придя в монастырь он принес с собой ворох тетрадей с выписками из святых отцов, которые вел с юности, а так же и дореволюционные издания, собранные на приходах.
В книге отца Иоанна „Размышления о душе“ мы находим слова, в которых содержится ответ на вопрос: „Как смог юноша Иван Крестьянкин стать великим старцем Иоанном?“
„„Был в сердце моем как бы горящий огонь“ (Иер.20,9). Откуда это? Вам отвечает преподобный Ефрем Сирин: „Недоступный для всякого ума входит в сердце и обитает в нем. Земля не выносит стопы его, а чистое сердце носит Его в себе“. И можно сюда прибавить еще: Созерцает Его без очей по слову Христову — „Блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят“.
У людей с чистым сердцем душа прилепляется ко Господу, и Господь, любя такую душу, соединяется с ней, и тогда душа и Господь делаются единый дух, единое срастворение, единый ум. Тело души остается поврежденным на земле, а ум ее всецело жительствует в небесном Иерусалиме, восходя до третьего неба, прилепляясь ко Господу и там служа Ему.
Но в такое состояние душа приходит не вдруг, а через испытания. Через многие труды и подвиги, в течение долгих лет“.
29 июля 1944 года Иван Михайлович Крестьянкин освободился от гражданской службы. В армию во время войны он не был призван из-за сильной близорукости. По благословению духовника он стал готовиться к принятию священного сана. Благословение на службу псаломщика в Казанском храме села Коломенского молодой человек получил от митрополита Николая (Ярушевича), этот же мудрый архипастырь через полгода рукоположил его в дьяконы. Владыку Николая старец Иоанн будет благоговейно почитать как при жизни, так и после его кончины.
В 1945 году, менее чем через год после начала дьяконского служения, только что ставший Патриархом Алексий I рукоположил отца Иоанна во священники.
Но еще до этих судьбоносных в жизни Ивана Михайловича Крестьянкина событий, Бог открыл ему его будущее предназначение, которое является высшей степенью пастырского служения, — быть старцем. Перед окончательным расчетом с гражданской службой он увидел во сне старца Амвросия Оптинского, который, обращаясь к кому-то из монахов, сказал, показывая на юношу Иоанна: „Принеси два облачения, мы с ним будем служить“. И теперь уже можно сказать, что старец Иоанн (Крестьянкин) был равен преподобному старцу Амвросию для нашей эпохи. Так же он был советчиком, утешителем, врачевателем многочисленной российской паствы, так же много принимал у себя людей в монастыре и так же много отвечал на письма. Те картины, которые приходилось видеть в Псково-Печерском монастыре на исходе XX века, во всем были подобны тому, что происходило на исходе века XIX — старец всегда шествовал по монастырю, круженный „роем“ паломников, неустанно назидая словом и делом.
Сила слова старца Иоанна не уступает благодатной силе эпистолярного наследия великого оптинского старца. И, верим, что, как и те слова, что были написаны в Оптиной более ста лет назад, так и те, что совсем недавно легли на бумагу в скромной келье Псково-Печерского монастыря, переживут не одно поколение верующих христиан и будут восприняты ими с благодарностью.
Отец Иоанн сам нам ответил на вопрос: в чем был источник силы духовной, которую, несомненно, и через века будут чувствовать верующие люди. „Что же питало правду жизни?“ Что вскармливало и взращивало людей духа, силы и мужества? Во-первых, вера Богу — Творцу и Промыслителю, во-вторых, любовь к Богу и осознание Его беспредельного величия и благости, и рядом с этим являлось смиренное сознание своей крайней немощи и недостаточности.
И великие идеалы чистоты и святости порождали желание жить и трудиться во имя этих идеалов, а смирение вознаграждало тружеников силой от Бога к свершению их.
Вера, любовь и смирение были безошибочными путеводителями людей в бушующем житейском море и вели за собой в жизнь истину, искренность и простоту». [2]
Сноски:
1 — При написании «Жизнеописания» использованы книги:
Архимандрит Тихон (Секретарев) «Врата небесные. История Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря», Печоры, 2006
«Земной ангел и небесный человек», Печеры, 2006
Смирнова Т.С. «Память сердца. Материалы к биографии архимандрита Иоанна (Крестьянкина)», Печеры, 2006
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) «Опыт построения исповеди», Печеры, 2004
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) «Проповеди», Печеры, 2003
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) «Размышления о бессмертной душе», Печеры, 2007
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) «Письма», Печеры, 2004
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) «Настольная книга для монашествующих и мирян», Печеры, 2000
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) «Рождественские и пасхальные поздравления», Печеры, 2003
«Видевшее свет вечерний. Встреча со старцем», Печеры, 2004
«Светлый старец», Киев, 2007
Материалы официального Интернет-сайта Псково-Печерского монастыря и других православных Интернет-сайтов
2 — О духовничестве. В книге «Письма архимандрита Иоанна (Крестьянкина)», издание Псково-Печерского монастыря, 2004, с 9
http://rusk.ru/st.php?idar=112676
Страницы: | 1 | |