«Перед нами всё бежит в панике..»

«Белые» освобождали в августе 1918 г. Казань от «красных» под звуки «Марсельезы»

Недавно мне случайно попалась на глаза «однодневная» газета «Народная Армия», изданная в Казани — в Губернской типо-литографии — 21 августа 1918 г., то есть на шестнадцатый день после занятия города частями Чехословацкого корпуса и «Народной Армии» Комитета членов Всероссийского Учредительного Собрания («Комуча»), а также за двадцать дней до его оставления «белыми» под напором наступающих «красных» частей.

Казалось бы: что нового можно узнать из четырёх листов потёртой, пожелтевшей бумаги, прошедшей за без малого девяносто лет через руки сотен исследователей? Всего лишь одно из многих отрывочных свидетельств эпохи гражданской войны, затерявшихся в анналах отечественной историографии… Однако, если внимательно изучить этот информационный «срез», можно не только обнаружить немало «мелких» исторических подробностей, на которые в советское время не принято было обращать внимание, но и ощутить всю неоднозначность событий тех далёких «окаянных дней», попытаться понять мотивы поступков их участников.

Всё смешалось в русском доме после прихода к власти большевиков, в ожесточённой борьбе с которыми объединились самые непримиримые враги. Издатель газеты, как значилось на её последней странице, — «Народная Армия», только что выбившая из Казани «красных». Её редактор — известный ниспровергатель самодержавия, один из лидеров местных эсеров, профессор Казанского университета П.Л.Драверт, «прославившийся» водружением во время октябрьских беспорядков 1905 г. на здание Императорского Казанского Университета красного флага. Теперь на страницах «Народной Армии» он беспощадно обличал большевиков, которых ненавидел ещё больше самодержавия.

В своей статье «Школа палачей», название которой имело непосредственное отношение к «так назыв[аемой] рабоче-крестьянской армии», П.Л.Драверт утверждал, в частности, что, «чего не достигало царское правительство даже среди тюремной шпаны, большевикам успешно удалось проводить среди (стыдно сказать!) рабочих и крестьян». «Это, — резюмировал он, — одно из гнуснейших преступлений большевиков, которое чёрным несмываемым пятном будет лежать на их памяти.

Трудящийся люд был приобщён к палачеству».

Заканчивалась же его статья следующим призывом: «Да здравствует Народная Армия, которая несёт нам избавление от душегубства „коммунистов“, которая освободит родину от чужеземного ига, которая водворит мир на измученной страданиями земле!»

Помимо П.Л.Драверта, в газете были помещены статьи ещё трёх профессоров Казанского университета: А.Я.Богородского — «К жизни, Граждане!», М.В.Бречкевича — «Славяне и немцы», Н.Н.Парфентьева — «Некоторые параллели» и Н.Н.Фирсова — «Народное войско». Особое внимание при этом обращает на себя наполненная болью за русский народ статья бывшего октябриста профессора А.Я.Богородского, в которой содержался призыв всеми силами укреплять «военную мощь нации». «В нашей богатейшей, но тёмной стране, — писал он, в частности, — даже хорошо образованные люди часто не знают одной фразы, принадлежащей выдающемуся немецкому деятелю и учёному Т. Момсену (так в оригинале. — И.А.). Вот эта фраза, которая должна раскалённым углём лежать у сердца каждого славянина: „Бейте славян по их тупым башкам!“

Нужно действительно быть „навозом Германской культуры“ (также немецкий комплимент славянству), чтобы не видеть, что только военная мощь славянства сохранит его на земном шаре, как свободную нацию. Нужно действительно бесповоротно и рабски отупеть, чтобы не проснуться от мощного призыва нашей Народной, может быть Всеславянской Армии, чтобы в великий момент возрождения нации и государства Русского не отдать этой Армии всех своих сил, всего своего достояния и самой жизни. Ибо, к чему жизнь, если её плодами будет пользоваться германец, принципиальный эгоистичный эксплуататор окружающих Германию народов».

Известный историк профессор Н.Н.Фирсов (согласно дореволюционной «классификации» Казанского губернского жандармского управления, принадлежавший к эсерам), сравнивая современные ему события с переломными датами русской истории — 1612 и 1812 гг., отмечал, что: «В настоящее время за народной армией — Казань, а за Казанью — Москва и… тоже Россия, которую мы долго любили по приказанию начальства, что иногда, кажется, разучились любить по настоящему, свободно. Теперь мы можем научиться её любить именно так».

Кроме этого, в «Народной Армии» был помещён ряд воззваний и объявлений, в том числе — о наборе добровольцев во вновь формируемые отдельный кавалерийский и конный («из казаков») отряды «Народной Армии» (за подписью «Войсковой Старшина Красовский»). Самым ярким из них являлось воззвание «Граждане-Крестьяне» за подписью чрезвычайного уполномоченного «Комуча», товарища (заместителя) управляющего Военным ведомством эсера В.И.Лебедева, которое в изданной в 1927 г. книге В. Владимировой «Год службы „социалистов“ капиталистам» было расценено как «погромный призыв». «Беззаконная, грабительская и советская власть, — говорилось в нём, — низложена. В городе Казани и Казанской губернии объявлена власть Комитета Членов Всероссийского Учредительного Собрания. Войска Народной Армии, а вместе с ними братья и союзники чехословаки и сербы гонят и бьют наёмников красноармейцев. В деревнях остались ещё банды советской власти, остались советские деятели, которые пугают Вас, мешают Вам жить по-новому. Не бойтесь ничего, расправляйтесь сами с этими негодяями. Учредительное Собрание Вас в обиду не даст. Гоните их вон, вступайте в ряды Народной Армии, везите в Казань хлеб и всякие продукты. Теперь Вас больше никто не ограбит и не обидит».

В газете были также помещены статьи С. Каллистова «Народная Армия и исход Мировой войны», А. Балина «День Преображения», «Речь В.И.Лебедева на собрании граждан гор[ода] Казани 15-го августа 1918 года в Городском Театре», рассказ В. Торского «Месть», стизи В. Клюева «Молитва», «За поля», Б. Скворцова «При страшном зареве Беллониных огней», «Уставшим» и С. Знаменского «Крестный путь (Стихотворение в прозе)». Но наибольший интерес из всех публикаций, на мой взгляд, представляют всё же две короткие, написанные «по горячим следам», статьи о взятии Казани: «Поход на Казань» (за подписью «Капитан Степанов») и «Из дневника» (за подписью В.И.Лебедева). Первая из них принадлежит перу командующего Прикамской (Северной) группы «Народной Армии» капитана (впоследствии — полковника) А.П.Степанова, фигурирующего также в работах некоторых историков в качестве командующего Казанской группой войск «Комуча». Вторая — представляет собой фрагменты дневника вышеупомянутого В.И.Лебедева, датированные 5-м и 6-м августа 1918 г.

При их прочтении первым делом обращают на себя внимание повышенная эмоциональность и решительный оптимизм, с которыми А.П.Степанов и В.И.Лебедев повествуют о «казанском походе». «После четырёх разгромов советских войск в направлении Уфа — Симбирск, — вспоминал первый из них, — взятие самого гор[ода] Симбирска не представляло особого затруднения. Один из наиболее энергичных большевистских начальников, товарищ [А.В.]Полупанов, потеряв в бою под ст[анцией] Бряндино почти все свои технические силы в виде бронированного поезда и двух бронированных автомобилей, взятых, кстати сказать, геройскими войсками без потерь лобовой атакой ручными гранатами, и всю пехоту, доносит [М.Н.]Тухалевскому (так в оригинале. — И.А.): „все войска самовольно оставили [позиции], и всё разбито и всё бежит, все мои машины погибли, и сам я болен и уезжаю“.

Поход на Казань, представлявшую колоссальную ценность в стратегическом, политическом и экономическом отношениях, был решён мной сразу же по взятии Симбирска, но сочувствия первоначально, кроме В.И.Лебедева, я не встретил нигде. Силы, которыми я располагал, были прямо жалки по своей малочисленности — это 2 батальона 1-го Чешско-Словацкого стрелков[ого] Яна Гуса полка (8 рот) и 2 батальона Народной Армии (6 рот) полковника [В.О.]Каппеля. Когда я заговорил о Казани, то все специалисты военного дела смотрели на меня совершенно недвусмысленно, когда же я стал ставить 48-линейные гаубицы и 6-дюймовые пушки Шнейдера на баржи, меня как сухопутные, так и морские артиллеристы стали считать прямо за сумасшедшего, довольно откровенно смеялись над моими затеями, как они считали всю подготовку и весь поход на Казань».

Эти слова А.П.Степанова прямо подтверждают выводы многих историков, а также участников тех событий, о том, что в основе решения о захвате Казани лежал дерзкий (в известном смысле — авантюристический) расчёт на стремительность и ошеломляющий характер наступления. В «комучевской столице» поход на Казань вообще рассматривали лишь в качестве временной «демонстрации» силы. «Как известно, — писал начальник оперативного отдела штаба „Народной Армии“ генерал-майор П.П.Петров, — ко всякой демонстрации нужно готовиться так, как будто это не демонстрация; так готовились и в Симбирске, почему и в Казани, и в Симбирске говорили о походе на Казань как о деле решённом. В Симбирске в это время были члены штаба В.И.Лебедев и Б.[К.]Фортунатов. Командование — русское в лице полковника [В.О.]Каппеля и чешское в лице капитана [А.П.]Степанова — горело желанием ударить по Казани серьёзно и при возможности развить удар вверх по Волге; самарские опасения за дальнейшую судьбу Казани и Самары оно не разделяло, так как надеялось, что Казань найдёт у себя силы для собственной защиты, а Самаре угроза не столь сильна». [1]

Понятно, что А.П.Степанов слишком выпячивает свою роль в принятии решения о броске на Казань, но благоприятный исход событий, действительно, позволял ему быть нескромным. Вот как описывал ход этой широкомасштабной «психической атаки» тот же П.П.Петров: «В первых числах августа (3-го или 4-го), — вспоминал он, — когда всё было готово для демонстрации, между Самарой и Симбирском происходил длинный разговор. В Симбирске у аппарата были [В.И.]Лебедев, [Б.К.]Фортунатов, [В.О.]Каппель и [А.П.]Степанов, в Самаре сначала я, как начальник оперативного отдела, а затем полковник [С.]Чечек [2]. Разговор был длинный, подробности забылись, но суть я отчётливо помню. Из Симбирска по очереди приводились резоны взятия Казани. Из Самары обрисовывалась обстановка под Самарой, отсутствие самого маленького резерва для предупреждения случайностей и, наконец, невозможность выделить для удержания Казани сколько-нибудь серьёзные силы. В.И.Лебедев говорил, что успех под Казанью может сокрушить советскую власть, а обстановка под Самарой — это пустяки. Наконец, полковник [С.]Чечек категорически заявил, что разрешает только демонстрацию, и поставил капитану [А.П.]Степанову непременным условием вернуть в Симбирск чехов не позже как через неделю, если бы Казань удалось захватить. Капитану [А.П.]Степанову было сказано в дополнение, что если демонстрация кончится овладением Казани, то на резервы сколько-нибудь значительные он скоро рассчитывать не может. Таким образом, Самара настаивала на демонстрации, но из разговора получилось впечатление, что исполнители пойдут против указаний Самары. Так и случилось.

7 августа Казань была взята, захвачен золотой запас, громадное военное имущество, военная академия. Победителей не судят. Они прислали телеграмму с просьбой о предании суду, но, конечно, никто никого не стал судить. Слишком большой был успех, и слишком большая добыча попала в руки Народной армии. Значение взятия Казани было, конечно, громадным и по результатам, и по впечатлению в России. Благодаря успеху удалось восстание на Ижевском и Воткинском заводах, ушли из Камы по реке Вятке красные, оперировавшие на участке Мензелинск — Елабуга; советская Россия лишилась камского хлеба. Но конечно, удар в самое больное место, потеря золота, запасов заставили большевиков напрячь всю энергию, чтобы организовать контрудар. Против Казани сосредоточилось всё, что было можно, и сам [Л.Д.]Троцкий явился вдохновлять войска к спасению революции и социалистического отечества». [3]

О том, как «безумство храбрых» обернулось победоносной речной (а затем — и сухопутной) баталией, А.П.Степанов, с некоторым злорадством, живописал в газете «Народная Армия»: «Но вот, — отмечал он, — к великому стыду и разочарованию всех малых и больших специалистов, украшенных и не украшенных учёными знаками, в 16 час[ов] 31 июля шестидюймовые и 48-линейные плавучие батареи дали пробный залп, колоссальным эхом разнёсшийся по воде и, вероятно, заставивший дрогнуть большевистские сердца на их вооружённых кораблях, баржи не только не разлетелись в щепы, как это многие думали, но даже не пошелохнулись, и вскоре после этого эскадра в […]1 вымпел вышла на Казань».

Продолжение этого рассказа, в восторженной манере, содержится в статье В.И.Лебедева «Из дневника». «Перед нами всё бежит в панике, — записал он 5 августа 1918 г. — В Богородском к нам сел на пароходе подполковник, георгиевский кавалер, командир ударного полка. Он уверяет, что в Казань 1-го авг[уста] прибыло 8 тысяч дисциплинированных латышей с начальником дивизии полковником генер[ального] штаба [И.И.]Вацейтисом (так в оригинале. — И.А.) У нас… [4] Ну так что же? Всё равно, мы всё разобьём. Двигаемся вперёд.
Сейчас мы в 17 верстах от Казани. Она вся, как на ладони. Горит её Кремль, мечети, церкви и белые огромные здания. Боже мой, Боже мой! Во сне это или наяву.
Мы с безумной смелостью идём вперёд. Мы уже на прямой выстрел от неё. Если бы у них была смелость, они бы нас могли пустить ко дну. Молодчина [Г.А.]Мейрер [5] лупит со своими боевыми силами прямо в Казань. Подходит наша армада. Мы уже на Нижнем Услоне. Всё бежит. Посланы чешские конные разведчики. Музыка спокойно разучивает какую-то мелодию. Мне кажется, что я сошёл с ума. Вызываем [В.О.]Каппеля. Приехал [В.О.]Каппель — устраиваем совещание. Решаем послать в Симбирск две роты с Фишером на помощь Шмидту [6]. В Казань войдём с музыкой и песнями, а потом на…».

Судя по записям из дневника, первое известие о взятии Казани (оказавшееся, как потом выяснилось, несколько поспешным) В.И.Лебедев и его соратники восприняли с огромным восторгом. При этом, за неимением лучшего, отметили они его исполнением «Марсельезы». «Идём в каюту к [Н.С.]Григорьеву [7], — повествовал В.И.Лебедев. — Сначала лезем наверх. Наши боевые суда на уровне Казани. В каюте пьём чай. Приходит известие, что Казань свободна. Что с нами? Мы больше не люди… Какое счастье, какое безумное счастье! Мы целуемся долгим поцелуем, и в этом поцелуе любовь, верность и клятва дойти до Москвы и спасти Россию. Какие минуты! Это уже не жизнь, это экстаз, это восторг, это безумие… [Н.С.]Григорьев плачет. Я тоже. [В.О.]Каппель и [А.П.]Степанов в слезах.

На верхней палубе музыка. Мне приходит в голову счастливая мысль. Я приказываю играть Марсельезу. Раздаётся она. Все встают, вытягиваются, отдают честь. Но когда же у нас будет наш общенациональный, наш всем одинаково дорогой гимн?.. Блещет солнце, горит огнями радуга, белеет и золотится Кремль; - это волшебный сон, это безумная сказка. И в ответ на Марсельезу — рёв десятков взятых нами пароходов. Они салютуют своими свистками, они не успокаиваются, от них по Волге весёлый рёв. Какое счастье, какой восторг! И потом раздаётся грустный и величественный чешский гимн. Клянусь — мы будем драться, пока Чехия не станет свободной».

Однако уже в записи, датированной 6-м августа 1918 г., восторженный оптимизм В.И.Лебедева явно пошёл на убыль. «Моя вчерашняя радость была преждевременной, — писал он. — Мы задержались на Нижнем Услоне с высадкой Фишеровских рот, предназначенных для задержки бегущих к Свияжску красных, и не подошли к Казани, нас не ждавшей на „Карамзине“. Мы могли бы захватить их врасплох, они нас не ждали. Теперь же кое-как успели сорганизоваться и выслать к пристаням пехоту и орудия, и [Г.А.]Мейрер, прорвавшийся выше Казани при возвращении назад был жестоко обстрелян. Идти десанту к пристани, где стоит вражеская артиллерия, — безумие, это идти на самопотопление… Как ни больно было после нашей яркой радости, а пришлось отложить вступление в Казань до следующего дня и войти в неё с очевидным упорным боем».

Конечно, всё это всего лишь эпизоды, почерпнутые всего лишь из одной газеты. Но не из этих ли «мелких» эпизодов и складывается общее представление о том одновременно трагическом и героическом времени, которое мы называем пугающим словосочетанием «гражданская война»?
Игорь Евгеньевич Алексеев, кандидат исторических наук
г. Казань

Примечания:

1 — Петров П. Борьба на Волге / «Добровольческий Корпус». — http://www.dk1868.ru/history/PETROV.htm#z2
2 — Командующий Пензенской группой Чехословацкого корпуса, главнокомандующий всеми войсками «Народной Армии» и мобилизованными частями Оренбургского и Уральского казачьих войск (затем — командующий Поволжским фронтом «Народной Армии»). — И.А.
3 — Петров П. Борьба на Волге / «Добровольческий Корпус». — http://www.dk1868.ru/history/PETROV.htm#z2
4 — Здесь и далее — изъятия из текста, произведённые по соображениям военной цензуры. — И.А.
5 — Командующий Волжской флотилией «Народной Армии», мичман (впоследствии — лейтенант). — И.А.
6 — Командир 1-го Самарского стрелкового полка «Народной Армии», полковник. — И.А.
7 — Предположительно речь идёт о заведующем санитарной частью войск Прикамской (Северной) группы «Народной Армии» полковнике Н.С.Григорьеве (впоследствии — коменданте города Казани), принадлежавшем к группе меньшевиков-оборонцев «Единство». — И.А.