Остров покаяния

Еще один взгляд на фильм «Остров»

Настоящим откровением стал для миллионов зрителей фильм «Остров», который вышел на экраны в конце 2006 года. Это фильм о покаянии русского человека, который считает себя самым грешным из всех людей, идет на великие жертвы и муки, чтобы спасти свою душу. И сам не замечает, как становится святым.

На огне своей совести

Очень много зрителей сразу полюбили этот фильм и прислали в Интернет восторженные отзывы о нем. Потом они появились в печати. О фильме одобрительно заговорили служители Церкви и работники искусства. На его создателей посыпались награды… Но кому-то это очень не понравилось.

Ангажированные СМИ словно очнулись от шока и обрушили на «Остров» ураганный огонь критики. Когда создатели фильма получили награду от Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, критика приобрела благопристойный вид. Ее авторы вроде бы как защищают нас с вами от «опасных» новаций фильма. Защищают Православие (которое, по их логике, не до конца понимает Патриарх) и киноискусство (которое «не туда направили» знаменитые киноактеры Петр Мамонов, Виктор Сухоруков, Дмитрий Дюжев и режиссер Павел Лунгин).

Столь нежная забота о нас, грешных, побудила меня подробно изучить эту критику, чтобы глубже понять угрожающую нам опасность и рассказать о ней читателям. Вот что из этого получилось.

Прихожане спросили уважаемого батюшку одного из московских храмов, как он относится к фильму «Остров» и можно ли его смотреть во время поста? Священник ответил, что это честный фильм о проблемах, которые раньше не поднимались в кино, и благословил прихожан на его просмотр. Но заметил, что лично ему «Остров» не понравился. Он увидел в этом фильме много недочетов.

Основной недостаток, по мнению батюшки, состоит в том, что слишком уж мучительно кается главный герой: чтобы очистить душу и стать святым, не нужно истязать себя столь сурово. Священник рассказал, что лично знал совсем других святых — их жизнь была гораздо благополучнее, чем у жителя «Острова» старца Анатолия.

Блажен батюшка, не понимающий главного героя фильма. Священник не ведает о том, какими страшными могут быть муки совести у человека, который считает себя убийцей своего командира. Эти муки заставляют его отринуть все радости и удовольствия нашего мира, уйти в монастырь, выполнять самую тяжелую и мучительную работу, непрерывно молиться о спасении своей души.

Но в фильме показано, что об этих муках прекрасно знали… немцы шестьдесят лет назад. Избив захваченного в плен салагу-моряка, они заставили его откопать спрятанного в куче угля капитана баржи, дали парню пистолет с одним патроном и объяснили, что спасти свою шкуру он может, только убив командира. Визжа от боли и страха, морячок нажал на курок и с ужасом увидел, как капитан упал с баржи в воду.

Всё — казнь совершилась: «рус Иван», считавший себя честным и смелым, предал своего командира и всадил в него пулю. Теперь можно оставить убийцу живым — пусть его мучает русская совесть; ведь, в отличие от Гитлера, Сталин не «освобождал» от нее своих воинов. И немцы спокойно уходят с заминированной баржи, не заботясь о том, что предатель-морячок может уцелеть во время взрыва.

Он действительно остался жив. Парня выбросило взрывом на остров, около которого стояла баржа с углем, и там его подобрали монахи, жившие неподалеку. Подорванная баржа опустилась на дно, но глубина была небольшой и палуба осталась над водой. Потом этот уголь стали вывозить на берег по деревянным мосткам, которые построили монахи. Даже через тридцать лет после взрыва бывший моряк — старец Анатолий насыпал его в тачку и таскал в котельную, снабжавшую теплом монастырь.

Угля требовалось много: монастырь располагался на одном из северных островов, где отопление нужно чуть ли не круглый год. Поэтому послушание монаха Анатолия, работавшего в котельной, было самым тяжелым на острове. Он охотно нес его десятки лет. И в конце жизни отказался от легкой работы, которую игумен предложил старцу, когда у него ухудшилось здоровье.

Наверное, он понимал, что этот адский труд необходим для спасения души. Выполняя его во славу Божью, старец Анатолий следовал традициям русских подвижников. Преподобный Сергий Радонежский работал за четверых, показывая пример братии. Преподобный Серафим Саровский в молодые годы валил лес и корчевал пни, а в старости, будучи калекой, носил в мешке тяжелые камни: «Томлю томящего меня», — объяснял он любопытным. И подобных случаев каторжного труда, который добровольно несли монахи, известно много.

Не работа мучила старца Анатолия, а собственная… совесть. Он с великой болью говорил, что она обжигает его душу. Похоже, что совесть причиняла ему более сильные страдания, чем он испытывал от обжигающего огня монастырской печи. Но это пламя служило старцу страшным предупреждением о вечных муках в геенне огненной, где душа не будет защищена телом от терзаний совести… Что ж, немцы оказались правы: оставив в живых русского морячка, они обрекли его на душевные муки, с которыми не шли ни в какое сравнение физические пытки.

Можно позавидовать батюшке, не понимающему фильм «Остров»: его совесть чиста — он не знает, как она жжет душу. Но это известно нам, грешным. Потому мы и полюбили главного героя фильма, что наша душа испытывает подобные муки. И старец Анатолий показывает нам, как преодолеть это страшное испытание.
— Любой из нас, окажись на месте молодого матроса, которого поставили перед выбором, мог бы повести себя именно так. Это ведь такой страх, такой ужас смерти, — объясняет режиссер «Острова» Павел Лунгин в интервью для журнала «Нескучный сад». — Фильм, мне кажется, был снят для всех тех, кто не забывает, что человека отличает от животного — чувство стыда и греха.

Старец Анатолий переживает это чувство очень остро, оно не притупилось у него за тридцать лет мучительного покаяния. Ведь человек не может знать до самой смерти, простил ли Бог его смертный грех. И, если жива его совесть, то он будет каяться в нем всю оставшуюся жизнь. Это и делает старец Анатолий — искренне, честно, мужественно. Он день и ночь проводит в труде и молитве, на предельном напряжении, вкладывая в покаяние все силы души и тела.

Видно, что актеры понимают главного героя фильма. Ведь Православие застало их в профессии, мягко говоря, неблагоприятной для спасения души. Так, Петр Мамонов был лидером нашумевшей в свое время рок-группы «Звуки Му». А Дмитрий Дюжев снимался в культовом фильме «Бригада» — подражая его герою, многие молодые люди совершили преступления и попали в тюрьму. Подобные грехи юности были и у других создателей «Острова». И вдруг им стало ясно, что своим «искусством» они увлекли ребят ложным героизмом, ведущим к гибели.

Трудно представить себе муки совести работников искусства, которые хотели нести разумное, доброе, вечное, а подарили публике губительные примеры для подражания. Но, чем тяжелее грех, тем сильнее должно быть покаяние. И видно, что в фильме актеры не играют роли, а живут страданиями своих героев, каются в их и своих грехах.

Особенно это относится к Петру Мамонову: он молится по-настоящему, с сердечным сокрушением, со скупыми мужскими слезами, как и должен молиться старец Анатолий. Актер искренне переживает чувство глубокого покаяния (по определению святых отцов — «ненависти ко греху»), потому что в роли старца «играет» самого себя. И другие «жители Острова» невольно подражают ему.

«Немного фольклорного» (как назвал его один критик) настоятеля монастыря Отца Филарета (актер Виктор Сухоруков) сильно огорчила потеря его мягких сапог, которые демонстративно сжег в печи старец Анатолий. Игумен страшно испугался, что и сам сгорит, когда юродствующий старец закрыл входную дверь в котельную и распахнул дверцы всех ее топок. Но, выбравшись на свежий воздух и немного отдышавшись, отец настоятель поблагодарил брата за науку. Игумен понял, что возлюбил комфорт и привязался к вещам, а старец помог ему освободиться от этой привязанности.

Нечто подобное происходит и с благочинным отцом Иовом (актер Дмитрий Дюжев). Он не возлюбил старца Анатолия за то, что тот высмеивает его показную праведность, за которой скрывается любовь к наградам и повышениям. Благочинный по-военному докладывает настоятелю о провинностях старца (то есть, «стучит» на него), но не видит своих грехов. А брат Анатолий постоянно намекает на них юродскими выходками.

Но душа монаха не может не чувствовать, что брат искренне хочет помочь ему в главном — деле спасения, и постепенно благочинный проникается ответным чувством к старцу. Сначала сам не верит в то, что однажды открыл ему брат Анатолий: «Да ты же любишь меня, Отец Иов!». И считает издевательством вопрос, будет ли он плакать о старце после его смерти? Но когда она наступает, благочинный искренне плачет о своем «нестандартном учителе» и во время похорон несет на плечах его огромный могильный крест.

Отец Иов ставит крест на дно лодки рядом с гробом старца и вместе с братией отплывает от «Острова» — к яркому свету, в котором постепенно растворяются плывущие. Этой символической картиной заканчивается фильм: видно, что Отец Иов и другие братья готовы идти по узкому и тернистому пути старца Анатолия в Царство Небесное. А готовы ли к этому мы, грешные?

Contra Черных

Очень удивила меня большая статья Татьяны Черных «Pro и Contra. Contra: Остров чего?» Удивила тем, что автор демонстрирует обширные познания в области православия, но совершенно не понимает фильм. Он вызвал у рецензентки лишь чувства недоумения и возмущения. На «Острове» оказалось совсем не такое православие, каким она его себе представляла. Критик разложила весь фильм по полочкам, старательно выискивая в нем ошибки и недочеты и сердито предъявляя их его авторам.

Мне жалко Татьяну Черных. Она старалась разоблачить «ошибочную» картину, предупредить зрителей о ее «опасности». А в результате только усилила их желание посмотреть фильм и разоблачила… саму себя.

Рецензентка утверждает, что ей «изнутри знакомы проблемы женщин, которые приходили к о. Анатолию». У нее тоже была внебрачная беременность, и она ее не прервала. Потом она вышла замуж второй раз, но ее тревожит судьба бывшего супруга. Ее сын страдал тяжелыми приступами паники и лунатизма. «Слава Богу, эти припадки уже полтора года не повторяются, — пишет критик, — но, чтобы избавиться от них, всей нашей семье потребовалось серьезнейшим образом пересмотреть всю свою жизнь, избавиться от многих греховных взглядов и привычек, на которые мы раньше не обращали внимания.»

Бедная Татьяна: она прекрасно поняла, что болезни и несчастья детей бывают по грехам родителей. И после этого случилось новое несчастье: сын получил очень тяжелый перелом, перенес две операции, а сейчас у него «далеко не легкий восстановительный период». Но в такое трудное время, когда здоровье сына находится в подвешенном состоянии, Татьяна обрушилась с критикой на фильм, снимавшийся по благословению старцев Троице-Сергиевой лавры. По духовным законам, эта дерзость может отразиться на состоянии больного сына.

Рецензентка усомнилась в главном: что «Остров» — это фильм о покаянии. Мол, герой умирает, «частично сбросив тяжесть с души», потому что накануне узнал: его пуля не убила командира, а только ранила в руку. Упав в воду, он не утонул, а поплыл к берегу и не пострадал от взрыва баржи. Его подобрали свои. Потом он славно служил на флоте и стал адмиралом.

«То есть, грех не прощен — он „отменен“, поскольку не совершился, — умозаключает Черных. — Тоже странный какой-то итог покаяния, как мне кажется. А было ли оно на самом-то деле? Или надо назвать вещи своими именами — это фильм не о покаянии, а о внутреннем метании — „нет мира у меня в душе“ — главного героя, каковое метание и неприкаянность наша интеллигенция почему-то именует покаянием.»

Сильный вывод, что и говорить. Критик основывает его на том, что в фильме ни разу не показано, как старец Анатолий исповедуется и причащается в храме. И даже перед смертью он не желает это сделать. Но почему-то Черных не замечает, что именно перед смертью старец, положа руку на сердце, просит прощения у благочинного за все обиды, которые ему причинил. Тот его прощает и сам просит прощения. Только после этого брат Анатолий отправляется умирать.

Заметьте: старец давно просил похоронить его в ящике для канатов, но братья с любовью сделали для него большой и красивый гроб. Но этот «шкаф» очень не понравился умирающему — именно своей роскошью, которой он считал себя совершенно недостойным. Однако, увидев, как его недовольство сильно огорчило Отца Иова, он тут же покаялся в этом — не на словах, а на деле. Вышел в соседнюю комнату и вернулся из нее… в погребальной рубашке. Лег в просторный гроб (а не в любимый ящик), прочитал отходную молитву, закрыл глаза и предал Богу душу.

В том-то и дело, что старец Анатолий каялся неформально. Он ненавидел свой грех, отторгал его всеми силами души, нес тяжелейшее послушание на том самом месте, где предал командира. А главное — старец постоянно творил дела милосердия, без которых вера мертва и нет настоящего покаяния.

Но Татьяну Черных возмущает отсутствие в фильме обрядовой стороны покаяния: в храме старец не исповедует свои грехи, их не отпускает батюшка. Старец просто молится, и то — стоя боком к алтарю, вводя братию в искушение. Но эти сцены юродства вовсе не означают, что он никогда не исповедовался и не причащался. В фильме показано главное — тяжелейший труд покаяния, который очень редко можно увидеть в наше время. А как батюшки отпускают грехи, кто не видал?

Вера без дел

Возмущенный неформальным поведением старца Анатолия, дисциплинированный критик сообщает нам, что у нее «помощь со стороны церкви была совсем другой, чем это показано в фильме: мы с детьми исповедовались и причащались буквально каждые две недели, а в моменты приступов и сын, и я молились, кропили комнату крещенской водой и ребенок ее пил"… Правильно делали. Но разве из этого следует, что старец Анатолий шел к спасению по ложному пути?

Колоссальный труд души внешне проявлялся очень сдержанно, без театральных эффектов. Старец говорил кратко и ясно, крестился медленно, не размашисто, молитвы творил самые простые, которые есть в любом молитвослове. Но результаты они вызывали просто потрясающие: калеки вставали на ноги и начинали ходить без костылей, из одержимых выходили бесы, люди узнавали, что живы их родственники, считавшиеся погибшими.

Черных пытается доказать, что не мог старец получить дары пророчества и исцеления, потому что не стяжал того, о чем апостол Павел пишет: „плод духовный есть радость, любы, мир“ (Гал. V, 22). Странное умозаключение: по логике критика, чудеса могут творить только „фольклорные“ монахи, похожие на отца настоятеля. „С большой теплотой вспоминаю доброго, любящего и очень светлого о. Филарета“, — признается критик в конце статьи.

Но в фильме творит чудеса не этот благостный, медоточивый, сусальный батюшка, а совсем другой монах — суровый, страдающий, юродствующий во Христе. Почему бы это? Столь осведомленная в вопросах православия рецензентка должна знать, что именно такими были многие чудотворцы. Один из последних примеров — наш современник, тбилисский монах-юродивый Григорий (Ургебадзе), который называл себя грязью и мусором, „даже хуже мусора“, шокировал окружающих своим поведением, но творил великие чудеса подобные тем, что описаны в житиях святых (см. книгу „Диадема старца“ — Москва, „Святая Гора“, 2005 г.).

К счастью, законы духовного мира, которые нашли отражение в фильме, были хорошо известны насельнику Донского монастыря монаху Косме, консультировавшему „Остров“, и двум старцам Троице-Сергиевой лавры, молившимся за его создателей. По их советам была показана именно та правда, которая убеждает большинство зрителей и возмущает Татьяну Черных. Вместо поверхностного обрядоверия — глубочайшая вера в Бога, вместо официальных батюшек — живые монахи, у которых есть недостатки, вместо видимости духовного благополучия — потрясающей силы переживание своей греховности, тяжелейший труд покаяния.

Об этом хорошо сказал профессор Московской духовной академии диакон Андрей Кураев (Интерфакс, Москва, 22 ноября 2006 года): „Остров“ — это кино не елейного православия. Это очень человечный, очень неожиданный и честный фильм.» Раньше такое кино, пытаясь говорить о церковной жизни, изобиловало «низкокачественными агитками, экран сочился елеем, от „церковно-китайского“ языка терялась способность думать, и наступала какая-то сладкая речитативная медитация… И вот, наконец, появился фильм — как репортаж о реальной церковной жизни, со всем тем, что в ней есть.»

Одним из главных достоинств фильма «Остров» профессор Кураев назвал «очень правильное понимание сути святости». Он подчеркнул, что «святой — это не инопланетянин, а грешник, который, в отличие от других людей, знает правду о себе и научился с ней, этой горькой правдой, жить. Но грешники, которые не хотят быть тождественными этой правде, такие люди и становятся святыми».

После профессора Кураева мне нечего добавить к возражениям Татьяне Черных о сути фильма «Остров». Остается сказать лишь о технических деталях, которые она старательно «опровергает» в своей статье. Мол, не могли немцы быть настолько «дебильными», чтобы так плохо заминировать и взорвать баржу, раненый капитан не мог доплыть до берега в холодной воде, в 1942 году на Белом море не было монахов в монастыре (они сидели в лагерях), в 1976 году в женщину не мог войти бес из-за того, что ее муж-подводник погиб в плавании, и так далее. Все эти утверждения критик выдает так, словно является большим специалистом в морском деле. Но вот мнение о фильме настоящих моряков, которое было опубликовано в комментариях к интервью профессора Кураева. Читательница Христина сообщила: «У мужа на судне экипаж „простых смертных“ посмотрел — остались под большим впечатлением. Думаю, для нашего человека, „среднестатистического“, этот фильм один из шансов увидеть православный путь, хотя и в сокращенном виде».

Итак, моряки и их жены пренебрегли мелкими погрешностями фильма, потому что увидели в нем главное — православный путь. Почему же его не заметила Татьяна Черных? Это можно понять из того, как горячо она защищает женщину, которой старец сообщил, что ее муж не погиб на войне, а живет в Германии и хочет увидеть ее перед смертью. Прозорливец посоветовал немедленно ехать к мужу. А где взять деньги? Все хозяйство продать подчистую! Но, вместо того, чтобы радоваться — жив ее любимый! — старая женщина начинает горевать о замечательном хряке, с которым очень жалко расставаться. И ей сопереживает рецензентка: мол, как потом жила бы бабка, расставшись со своим барахлом и хряком? Да и вряд ли выпустили бы ее из СССР в 1976 году…

Удивительно, что «верующая» Татьяна исключает возможность такого чуда по молитвам святого старца. А главное — она искренне сокрушается о том, что для доброго дела надо продать нажитое добро. Но разве ей не известно, что именно так, по Евангелию, поступали христиане, которые стремились к спасению души: раздавали нищим все свое имение — и уходили служить Богу, освободившись от привязанности к материальным ценностям? По мнению рецензентки, в наше время такое чудо не может произойти — даже со старым человеком, которому пора подумать о душе, пришедшим за помощью к старцу. То есть, критик старательно доказывает правомерность абсолютного неверия, которое оправдывает нежелание пожертвовать чем-то ради ближних. Такая позиция, ведущая к духовной деградации, действительно исключает возможность православных чудес.

Эксперименты над детьми

Татьяна Черных ругает старца Анатолия за то, что он без жалости уговаривал деревенскую девчушку не делать аборт, а когда она заупрямилась — прогнал со своего острова. Критик опять не заметила, с какой теплотой говорил «островитянин» о том, что девчушка родит прекрасного мальчика, который будет ей утешением в жизни. По мнению Черных, старец должен был очень долго и ласково вразумлять замыслившую детоубийство, чуть ли не сопли ей вытирать и подгузник подвязывать. Неужели рецензентка лучше монахов знает, как вразумлять грешниц, и может поучать их с высоты своего жизненного опыта? Но я больше доверяю святым, которые (как рассказывается в житиях) именно окриком и грозным видом нередко приводили грешников в себя, подвигали их к покаянию.

Наконец, критик не доволен, что «островитянин» убеждает другую женщину совершить хотя бы малую жертву ради исцеления хромого сына. По молитве старца Анатолия мальчик уже встал на ноги и начал ходить без костылей. Для окончательного исцеления ему надо только исповедаться и причаститься в храме на следующее утро — но для этого матери придется прогулять один рабочий день, и ее могут за это уволить.

Напрасно старец успокаивает, что на работе прорвалась труба, помещения затопило, и всем дали отгул, — ему не верит ни героиня фильма, ни Татьяна Черных. Они вместе горюют о возможной потере любимой работы, но им не жалко мальчика, который в противном случае останется калекой на всю жизнь.

Здесь критик противоречит самой себе: то она уверяла нас, что «для решения подобных проблем» надо обязательно исповедоваться и причащаться в храме, то предлагает не делать этого, называя причастие «довеском» к исцелению, которым можно пренебречь.

Обобщив подобные сюжеты, Татьяна Черных приходит к удивительному выводу: в фильме «Остров» исцеление — это крест, который должны взвалить на себя родственники больного. Им надо изменить свою жизнь, обратиться к Богу — и тогда по их молитвам совершится чудо исцеления.

Очень верная мысль! Более того, старец Анатолий и во всех других случаях призывает своих посетителей ради ближних жертвовать чем-то дорогим для себя, чтобы Бог услышал их молитвы. Эта необходимость жертвы не выдумка создателей фильма. Например, ее подробно доказывает великий чудотворец нашего времени блаженной памяти Паисий Святогорец (московское издательство «Святая Гора» выпустило его «Житие» и несколько томов очень интересных бесед с этим старцем).

«Островитянин» принес в жертву Богу все, что имел и мог бы иметь — возможность создать семью, материальный достаток, удобства жизни, заслуженный отдых, человеческую славу… Но Татьяна Черных предъявляет ему претензии. Она недовольна тем, что он обманывает посетителей, скрывая от них, что он и есть старец Анатолий, выдавая себя за его келейника, ухаживающего за святым. Критик не хочет понять, не способна почувствовать, что не мог не скрывать от людей дар чудотворения человек, который искренно считает себя величайшим грешником. Кстати, подобным образом поступал и тбилисский блаженный Григорий: когда его начинали хвалить, он притворялся сумасшедшим — махал руками, падал, бился головой, и так далее.

А теперь представьте себе, что стало бы с молодым моряком, если бы он давно узнал, что не убил, а легко ранил капитана баржи, что его забрали свои и он успешно служит на флоте. Совесть не мучила бы монаха Анатолия столь сурово, ему не надо было бы напрягать все силы для подвига покаяния. Вот тогда оно действительно было бы «отменено».

Но в таком случае монах не стал бы святым чудотворцем, не смог бы помочь огромному количеству людей, а главное — не спас бы свою душу. Но милосердный Господь, послав ему дар прозорливости, скрыл от него единственный факт, от которого зависела вся его жизнь. В результате старец Анатолий до последних дней считал себя убийцей, и каялся в этом, принося всего себя в жертву Богу и людям. Это был его путь к святости, предначертанный промыслом Божиим.

Совершать жертвы любви несоизмеримо труднее, чем формально исповедоваться и причащаться в храме, рассеянно читать молитвы и кропить комнаты святой водой. Но без таких жертв невозможно продвижение по духовному пути, невозможны православные чудеса. И надо честно говорить об этом людям, как это делает старец Анатолий, а не оспаривать необходимость жертв, тем самым, отнимая у людей саму возможность чудесного избавления от несчастий.

Мне очень жаль, что, искренне проповедуя такие идеи, Татьяна Черных лишает молитвенной силы, прежде всего, саму себя. Как же она поможет своему бывшему мужу и тяжело больному сыну, о которых она так беспокоится?

Но эта немощь — не самое страшное для журналиста. Старый и мудрый архимандрит Петр, который много лет подвизался в Троице-Сергиевой лавре, недавно посоветовал мне — не проповедуй без особой нужды до тех пор, пока не очистишься добрыми делами, молитвой и постом. «Разве мало у тебя своих грехов? Избавься от них и тогда учи других.» Когда я возразил архимандриту, что мне, журналисту, очень трудно удержаться от проповедей, он с сожалением ответил, что их жертвами могут стать… мои близкие родственники.

Ведь мирянин, начиная проповедовать, берет на себя полномочия архиерея, но не имеет его благодати, не защищен надежно от нападок темных сил, которые стараются помешать распространению православия. Даже если «проповеднику» служит защитой более-менее православный образ жизни, то его дети, родители, жена (или муж) могут ее не иметь. И тогда происходит самое страшное — он теряет дорогих ему людей и осознает, что стал невольным виновником их гибели.

Я обращаясь открытым текстом к Татьяне Черных, другим «проповедникам» от журналистики: ребята, пожалейте себя и своих родных. Не дай вам Бог проверить на практике «гипотезу» архимандрита Петра, как это сделал я, грешный, не ведая, что творю. В тот день (13 сентября 2006 года), когда я разослал по сайтам и журналам «очень сильную проповедь» (такой мне казалась статья о православии), мой сын Павел попал в автокатастрофу и с переломом бедра был направлен в печально известную 20-ю больницу города Москвы. Через неделю врачи отправили его на тот свет, и я не смог предотвратить его гибель… Вы хотите стать виновниками подобных несчастий, уважаемые коллеги?

Теперь вам, наверное, понятно, почему мне так нравится фильм «Остров»? Его герой оплакивает и мои грехи. И вместе с ним я готов каяться всю оставшуюся жизнь. Кто со мной, ребята?