Снег и уголь

Слово о фильме «Остров»

Вы печальны будете, но печаль
ваша в радость будет.
Евангелие от Иоанна.

Итак славьте Господа на востоке,
на островах морских.
Пророк Исаия

Первые кадры фильма Павла Лунгина «Остров»: по белой морской ряби движется черный лодочный силуэт. Видна только нижняя часть черного подрясника человека, ступающего по белесым северным мхам и камням. Слышится тихий голос, произносящий слова Иисусовой молитвы: «Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Эта потрясающая киноувертюра вселяла надежду на то, что и все произведение окажется ей под стать. Но возникло также и чувство тревоги — сумеют ли создатели фильма удержаться на ими же установленной высоте. Дальше я смотрел картину, как говорится, затаив дыхание.

Снежно-ослепительная свежесть — вот первое ощущение от увиденного и услышанного. Перед зрителем неторопливо разворачивается панорама Русского Севера. Здесь только две краски — белая и черная. Снег и уголь — олицетворение антиномического единства мира.

Эстетически и стилистически фильм перекликается с работами датского киномастера Ларса фон Триера. Но об этом подробнее скажут профессиональные кинокритики. У меня же другая задача — духовно осмыслить феномен «Острова», чудесно возникший в тумане российской кинокультуры последних десятилетий. Я полагаю, что подобное произведение не могло родиться в ельцинскую эпоху. Тогда обществу, подвергшемуся тотальному нашествию радикального либерализма, было не до кино и книг, тогда все просто выживали. «Остров» появился в период стабилизации, как духовно-нравственный знак выздоровления русской жизни. В последние годы много спорили о будущем отечественной культуры, о ее возможностях и способности сохранить свою православную идентичность. Фильм Павла Лунгина, на мой взгляд, в значительной мере снимает эти вопросы, обнаруживая, что на протяжении последних десятилетий параллельно с очевидной антихристианской эрозией традиционных устоев нашей жизни, шел не столь заметный поверхностному взгляду процесс возвращения к своим духовным истокам, то есть к Православию.

Успех «Острова» в российском обществе ошеломляющий. Немногие российские фильмы постсоветского периода могут конкурировать с ним по зрительскому интересу. Разве что, картины Алексея Балабанова «Брат» и «Брат-2″, да телесериал Владимира Бортко „Идиот“. Но дополнительный интерес к балабановским фильмам был во многом обусловлен их криминальным острым сюжетом, стабильно востребованным массовым зрителем. А в „Идиоте“ режиссеру Бортко помогал сам гениальный материал, то есть роман Ф.М.Достоевского. В случае с „Островом“ — сплошной эксклюзив: и тема, и сценарий. Не было у нас еще художественного фильма о православной церковной жизни. Привлечь массового зрителя, особенно молодого, такой темой очень сложно, если вообще возможно. Тем удивительнее невиданная популярность картины среди людей самых разных возрастов и родов деятельности, от монахов Троице-Сергиевой Лавры до завсегдатаев Сандуновской бани. В дни премьеры фильма в Москве кинотеатры были переполнены молодежью. Мои четыре дочери по возвращении из кинотеатра свидетельствовали, что во время просмотра никто не разговаривал и не шуршал поп-корном. А по окончании сеанса все еще несколько минут сидели в своих креслах в полном молчании. А ведь авторы фильма, скорее всего, рассматривали свою работу в формате „кино не для всех“. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. У меня сложилось такое впечатление, что режиссер и актеры подошли к материалу со смирением и по-детски доверчиво. И это не могло не сказаться, ибо „Бог гордым противится, а смиренным дает благодать“.

Белый снег и черный подрясник — смысловой и эстетический стержень произведения. Сочетание белого и черного типично для России, чуждой итальянскому буйству красок. Недаром же главный герой великого фильма Василия Шукшина „Калина красная“, Егор Прокудин, столь трепетно относится к бело-черным березам, называя их сестричками. Именно березка является неизбывной метафорой России. Ослепительная белизна Севера содержит в себе весь цветовой спектр мира. Человек в подряснике, идущий по мхам и камням — старец Анатолий, монах одного из русских северных монастырей. Время действия — 1976 год. В 1942 году в этом же северном крае он по приказу немецкого офицера расстрелял своего товарища и командира Тихона, вместе с которым перевозил уголь на барже. Всю оставшуюся жизнь монах Анатолий замаливает свой двойной грех предательства и убийства. И это знаменательно. Вспомним, что во всех четырех Евангелиях грех отречения Первоверховного апостола Петра от Иисуса Христа выделяется особо. Потребовались три исцеляющих вопроса воскресшего Господа к Петру: „Симон Ионин! любишь ли ты Меня?“, чтобы преодолеть его троекратное отречение, произошедшее после пленения Спасителя, во дворе первосвященника: „Не знаю Человека Сего, о Котором говорите“. И только после того, как Симон трижды ответил воскресшему Иисусу: „Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя“, он был восстановлен Им в апостольском звании („паси овец Моих“) и вновь получил право называться Петром, то есть скалой, олицетворяющей непоколебимость в вере.

В жизни, как мы знаем из Священного Писания, случайностей не бывает. Промыслительно, что старца Анатолия играет актер, носящий имя Первоверховного апостола — Петр Мамонов. Его герой тоже предает из малодушия и страха за свою жизнь. Это, конечно, не предательство Иуды, совершенное сознательно, да еще и за деньги, но все же, все же…

Вот мы видим, как старец Анатолий плывет по морю на лодке и произносит Иисусову молитву. Покаянное чувство героя передано настолько достоверно, что о фильме забываешь. Актера нет, есть живой кающийся человек. Да и играет ли Петр Мамонов? Нет, здесь что-то совсем другое. Это даже не перевоплощение гениального мастера, это сродни преображению. Могу с уверенностью сказать, что мне лично ничего подобного в кино видеть не приходилось и потому сравнивать не с чем. Убежден, что и сам Мамонов не понимает, как это у него получилось. Повторяю, сыграть такое нельзя, можно только стать таким при содействии Духа Святого, о Котором в Евангелии от Иоанна читаем: „Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит“. По большому счету, после такой роли, точнее такого преображения, из кино надо уходить, потому что жить по-прежнему человек уже не имеет права — слишком высока ответственность. Полагаю, что Петр Мамонов понимает это лучше меня.

Не утихает мука в сердце старца Анатолия. Он обрел и прозорливость, и дар исцеления, и даже получил власть изгонять нечистую силу, но мира нет в его душе. Грех предательства и убийства делает этого человека глубоко несчастным. Духовно осчастливить и утешить его может только чудо. На него и уповает монах Анатолий, продолжая свой покаянный подвиг со слезами: „омыеши мя, и паче снега убелюся“. Он постоянно произносит слова Псалтири, части Ветхого Завета, сочетающей в себе глубочайшее покаяние и неизбывную надежду на пришествие Спасителя.

„Господи помилуй, Господи прости. Помоги мне Боже на моем пути“, — поет отец Анатолий. Как важно людям, особенно молодым, ищущим опору в жизни, услышать эту бесхитростную песню-молитву. Миллионы православных пели, поют и будут петь ее, свидетельствуя о своем детском доверии Богу. Ах, если бы вся Россия в одно мгновение, разом спела эту песню — преобразился бы весь мир! Но нет, не доверяет современный человек Богу, не доверяет и себе, во всем сомневается. Мы переживаем мутную в духовном отношении эпоху, в которой перемешены все цвета и оттенки. В нашу жизнь вошла дурная усложненность вместо „цветущей сложности“. Тем ценнее шедевр Павла Лунгина, позволяющий имеющему глаза увидеть себя и мир в простой и глубокой ясности, понять, что без Солнца Правды — Господа Иисуса Христа все теряет смысл. Путь к этому Солнцу лежит через покаяние. Только оно может вывести человека из „тени смертной“. Вот об этом и свидетельствует герой Петра Мамонова: „Я так слаб душою, телом также слаб, и страстей греховных я преступный раб“.

Старец Анатолий трудится в котельной, отапливающей монастырь. С утра до вечера он возит на тачке уголь с полуразвалившейся баржи, напоминающей ту — из 1942 года. Углю в фильме отведена особая роль. Откроем Энциклопедический словарь. Там написано: „Угли ископаемые — твердое горючее полезное ископаемое, продукт преобразования высших и низших растений“. В библейском контексте уголь как нельзя лучше подходит в качестве метафоры праха земного, из которого Богом был сотворен человек. Если применить к природе историософский подход, то можно сказать, что уголь — это архетип самой земли. В фильме он — живое существо, неразрывно мистически связанное с главным героем.

В начале картины молодой моряк Анатолий пытается спрятаться в кучу угля от фашистов. Но тщетно. Такое ощущение, что земная персть не желает скрывать его и выталкивает наружу для испытания. Под дулом немецкого автомата он разгребает уголь и выдает своего старшего товарища, которого через несколько минут сам же и расстреливает. Промыслительно, что, попав в монастырь, монах Анатолий получает послушание в котельной. Уголь — его грех, его судьба. Старец не только возит это полезное ископаемое, он весь им пропитался, дышит им, слился с ним в буквальном смысле слова. Когда к нему в котельную приходит наместник монастыря игумен Филарет и спрашивает: „А где же ты спишь?“, он отвечает: „А вот здесь, на угле“. Герой Петра Мамонова смиряется до почти полного неразличения с „продуктом преобразования высших и низших растений“ и в реальности осуществляет слова псалмопевца Давида: „Аз же есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей“. Но парадокс в том, что именно осознав себя червем, монах Анатолий и поднимается в свой полный духовный рост, и мы начинаем понимать непреложную христианскую истину: „Сила Божия в немощи совершается“. Что же это за сила такая? О ней читаем в Евангелие от Иоанна: „Заповедь новую даю вам, да любите друг друга“. Не углем топит монастырь отец Анатолий, а самим собой, своей великой любовью, этим самым драгоценным духовным „полезным ископаемым“, добытым тяжелейшим покаянным трудом. Пламень от горящего в топке котельной угля, становится метафорой главной евангельской заповеди. В таких художественных решениях, на мой взгляд, есть признаки гениальности, особенно когда старец сжигает в топке сапоги настоятеля, символизирующие греховную связанность человека. В игре, точнее в действе, Петра Мамонова обнаруживается святоотеческое церковное понимание последовательности духовного восстановления личности: покаяние — любовь — свобода. Потрясают кадры, когда отец Анатолий выбрасывает в море красное настоятельское одеяло, цвет которого в данном случае олицетворяет страстную зависимость человека, несовместимую со свободой во Христе.

Прихожанин нашего храма Алексей Шерман, известный звукооператор, давно и успешно работающий в кино, весьма остроумно противопоставил фильм „Остров“, как олицетворение христианской жертвенной любви, американской культовой картине „Однажды в Америке“, ярко изображающей антихристианское ветхозаветное желание эгоистического обладания. В данном контексте, заметил он, можно было бы назвать киношедевр Павла Лунгина „Однажды в России“.

И потянулись люди со своими нуждами и болями к этому „куску угля“, к этому „червю“. Но не возносится старец Анатолий, не видит в себе ничего, кроме грехов и лишь в недоумении вопрошает: „А мои-то добродетели смердят пред Господом. Одного не пойму, за что мне все это, почему именно через меня Господь наставляет? Вроде за мои грехи удавить меня мало, а меня тут чуть не святым сделали. А какой я святой? Мира нет в душе“.

Вот приезжают на остров мать с больным ребенком. Мальчик не может ходить без помощи костылей, у него гниет кость, врачи оказались бессильны. Старец молится, и он получает чудесное исцеление. В общем, пред нами типичный житийный сюжет. Мне казалось, что сыграть такое подлинно, не сбиваясь на пародийность и профанацию, практически невозможно. Но Петр Мамонов сумел. Он не применяет никаких актерских приемов, а просто по-настоящему молится и это передается зрителю. А как он увещевает несчастную женщину не делать аборта, как он произносит слова: „Мальчик будет золотой“! Как светится лицо старца Анатолия в этот момент! Петр Мамонов безупречно точен в воплощении типического образа православного старца, но в то же время он не копирует никого конкретно. Думаю, что в этом со мной согласятся те церковные люди, которым, как и мне, посчастливилось лично общаться с такими подвижниками благочестия. Да и название фильма вызывает ассоциацию с островом Залита, где еще совсем недавно подвизался известный всей России старец, протоиерей Николай Гурьянов.

Особо следует выделить сюжет с исцелением бесноватой женщины. Здесь в картине достигается высшее напряжение. Как Мамонов решился взяться за такое?! От одной мысли становится страшно. В западных фильмах экзорцизм изображается с помощью всяких страшилок и спецэффектов, как например, в американском фильме „Изгоняющий дьявола“, в котором из окон беспрерывно вылетают и падают замертво католические батюшки в маленьких епитрахильках. Но экзальтация, типичная для католицизма, совершенно неприемлема в православии. Павел Лунгин и Петр Мамонов решают самую сложную задачу в картине поистине гениально. Начинается сюжет с того, как старец Анатолий, устремляя взгляд в море, издает петушиный крик. В ответ слышится кукареканье молодой женщины, плывущей на лодке со своим отцом на остров. Если в Евангелии петушиный крик свидетельствует об отречении апостола Петра от Иисуса Христа, то здесь, напротив — о скором примирении героя Петра Мамонова с Господом. Далее выясняется, что отца женщины зовут Тихон. Монах Анатолий, конечно, сразу понял, что перед ним тот самый его товарищ с баржи. Теперь он адмирал. Врачи не смогли вылечить его дочь, и он решается на последнее средство, в которое, похоже, сам не очень верит — обратиться к старцу на острове. Вот она, столько лет ожидаемая отцом Анатолием радость. Тихон по-гречески означает счастье. Утихает сердечная мука старца. И в этой счастливой отрадной тишине раздается ангельское пение. Неслучайно, конечно, что полное имя адмирала Тихон Петрович. Оно символизирует прощение греха Петра — Анатолия.

Старец увлекает больную женщину за собой, на пустынную каменистую часть острова. Ослепительно-белый снежный покров сливается с белым северным небом. Все погружено в белое. И сама бесноватая женщина в белом пальто и в белом берете. Черны лишь камни и подрясник отца Анатолия. И вспоминается День Великой Субботы, когда покаянные черные одежды Великого Поста сменяются белыми облачениями, знаменующими скорое наступление Пасхальной радости — победы над смертью Воскресшего Господа. И в этой белой тишине мы слышим слова молитвы Честному Кресту, произносимые старцем Анатолием: „Да воскреснет Бог…“. Преображается и воскресает для новой жизни дочь Тихона — Анастасия, имя которой по-гречески и означает Воскресение. Невозможно адекватно описать голос, интонацию, выражение лица Петра Мамонова в этот момент. Могу лишь засвидетельствовать, что сделано это потрясающе просто и убедительно. Ни единого лишнего жеста и слова. И действительно ощущаешь, что совершает чудо не человек, а Божия благодать, Дух Святой. Режиссер Павел Лунгин так и сказал: „Главная задача фильма показать, что Бог есть“.

Меня очень тронул эпизод фильма, в котором главный герой выпускает в море кораблик с бумажным белым парусом. Сюжет этот придумал сам Петр Мамонов, в сценарии его не было. Трудно переоценить значение этого бумажного кораблика. В белом парусе мне видится и пророчество Петра — Анатолия о своей судьбе, и образ нашей православной молитвы и, самое главное, образ Второго Пришествия Господа нашего Иисуса Христа. В богословии это событие именуется термином Парусия, что по-гречески означает Пришествие. Мне неведомо, думал ли Петр Мамонов о парусе как о поэтической метафоре Парусии, но у меня вдруг написалось стихотворение, которое я хотел бы посвятить исполнителю главной роли. Оно так и называется:» Парусия".

Бумажный кораблик как весточка Богу
По северным волнам скользит…
Бумажный кораблик утишит тревогу
И в белое небо взлетит.
И парус на землю опустится снежный…
И тело сольется с душой.
И смерти мгновенье — оброк неизбежный
Восполнится Жизнью Живой.

В конце фильма старец Анатолий выходит из своей кельи в белом саване. Цвета угля и снега парадоксальным образом совпали. Он ложится в гроб и тихо умирает. Я искренне сочувствую неверующим людям, которые видят здесь тупик и безысходность. Для верующего человека в этом сюжете — пролог величайшего чуда Преображения мира, когда смерти уже не будет, а наступит то, о чем читаем в Послании апостола Петра: «Впрочем мы, по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда».

В XIX веке Ф.М.Достоевский произнес свою знаменитую Пушкинскую речь. В ней великий писатель пытался наставить «на путь мира» все более раскалывающееся русское общество. Он пророчески чувствовал надвигающуюся катастрофу и стремился предотвратить ее. Не получилось. И, наверное, не могло получиться. Но мы безмерно признательны Федору Михайловичу за его главную идею о всеотзывчивости русского сердца, о нашей всечеловечности. Мы надеялись и верили, что появится произведение, в котором вновь полнокровно прозвучит эта великая мысль. И она прозвучала в фильме «Остров». Нас всех: и левых, и правых, и серединных, русских и нерусских по крови призывают объединиться во Христе, в Православии. Становится предельно ясно, что не племенная кровь, а Кровь Христова делает нас всех действительно русскими. Может быть, эта картина — начало свершения пророчества Достоевского о новом слове, которое ожидает мир от России. На Востоке свет воссияет! «По благоутробному милосердию Бога нашего, которым посетил нас Восток свыше, просветить сидящих во тьме и тени смертной, направить ноги наши на путь мира» (Лк.1, 78−79). Недаром же, главного героя фильма зовут Анатолий, что по-гречески значит Восточный.

Изумительно подобран весь актерский состав «Острова». Вдохновенно и искренне играют Виктор Сухоруков и Дмитрий Дюжев. Это, несомненно, их лучшие роли на сегодняшний день. И еще фильм снимает все вопросы по поводу возможности воцерковления культуры и показывает, что Церковь и культура не противники, а союзники.

«Остров» одновременно и Россия, и весь мир. За это потрясающее ощущение духовного простора, в котором, как говорил М. Бахтин, «все еще впереди и всегда будет впереди» хочется особенно поблагодарить создателей картины.
Священник Александр Шумский, клирик храма святителя Николая Мирликийского в Хамовниках