От умолчания — к искажению

О некоторых принципах и методах интерпретации общеизвестных летописных событий в современной церковно-исторической науке

Развернувшаяся на «Русской линии» дискуссия по поводу личности и месте в истории России Царя Иоанна Васильевича Грозного привлекла мое внимание своей остротой. Решив высказаться по поводу некоторых исторических источников, хочу сразу сказать, что не преследую цели о немедленной канонизации Государя и не стремлюсь раскалывать Церковь. Просто хочу познакомить читателей «РЛ» с фактами, давно известными узким специалистам-медиавистам, но не ставшими пока доступными церковному народу. Статья была написана не очень давно и прошла апробацию в церковной печати, но, думается, не потеряла своей актуальности и поныне.

Несколько лет назад по благословению своего духовника для назидания его чад и прихожан собрал подборку материалов о преподобном Иосифе Волоцком, великом русском ратоборце за веру и сроднике по плоти митрополита Макария — наставника и соработника Благочестивейшего Государя Иоанна Васильевича Грозного. Среди источников, на которые опирался, — собственно творения преподобного, труды непререкаемых церковных авторитетов — святителя Димитрия Ростовского и митрополита Макария (Булгакова), исследования дореволюционных церковных ученых богословов.

Спустя время возникла необходимость и потребность сделать сей скромный труд достоянием более широкого круга церковного народа. Присовокупив к уже имевшемуся материалу чудный акафист преподобному Иосифу из старорежимного издания с молитвенным поминанием Императора-Миротворца Александра Александровича, подготовил общий текст к печати. Для придания будущей книге большего веса и возможности беспрепятственного распространения через церковные лавки решено было получить благословение правящего архиерея. Как водится, владыка передал рукопись на рассмотрение рецензента, в нашем случае одного из епархиальных священников, имя которого ничего не говорило нам, ничего не скажет оно и знатокам церковной истории.

Нет особой нужды подробно разбирать эту внутреннюю рецензию, написанную по принципу, сформулированному еще великим Достоевским: дайте мне любого писателя, и по цитатам, вырванным из его книг, я возведу его на эшафот. Другими словами: все конкретные отрицательные замечания рецензента носили явно тенденциозный и дискуссионный характер. Если учитывать данные замечания и вносить на их основании исправления в текст, то полностью выхолащивается заложенная в книге идея — показать преподобного Иосифа Волоцкого как непримиримого борца против ересей и еретиков, жизненный подвиг и богословские труды которого имеют чрезвычайно важное значение и для современной жизни Русской Православной Церкви.

Естественно, от безсмысленного спора пришлось уклониться, и взять благословение у другого архиерея — ревностного защитника правоверия, которыми еще, слава Богу, не оскудела наша Церковь. Эпизод, как говорится, был исчерпан, и о нем можно было бы забыть как о рядовом факте внутрицерковной жизни. Но этот священник-рецензент в данном конкретном случае вольно или невольно определил некую тенденцию в современном освещении церковной истории, которую на сегодняшний день можно назвать господствующей, как по количеству ее адептов, так и по их иерархическому положению в Церкви.

Поучая и просвещая составителя книги о преподобном, священник-рецензент начинает за относительное здравие, а заканчивает, хоть святого Иосифа Волоцкого выноси. Он указывает менторским тоном: «Надо понимать, что церковное издание отличается от научного. Прежде всего тем, что, оставаясь верным истине, особым образом акцентирует внимание читателя, преследуя при этом педагогическую и вероучительную задачи. Можно ли в наши дни привлечь к почитанию святого рассказом о том, как он яростно призывал подвергнуть еретиков жестоким мучениям и казни (сожжение в клетке, урезан язык)? Это скорее, напротив, послужит провокационным поводом для нападок на Церковь. Разумнее умолчание.

В наше время, когда вера только возрождается, читателю гораздо важнее узнать не о деталях прений по поводу ересей и церковного имущества (хотя о сути вопроса, безусловно, нужно рассказывать), а о молитвенных и аскетических монашеских трудах преподобного Иосифа Волоцкого».

Спору нет, о молитвенных и аскетических монашеских трудах святых рассказывать необходимо, что, слава Богу, и делается во многих современных церковных изданиях. Однако нынешняя ситуация в мире и стране, грядущие испытания и гонения, вероятность которых не может отрицать ни один здравомыслящий православный человек, потребовала от Русской Православной Церкви призвать на служение более тысячи новомучеников и исповедников 20-го века во главе с Царской Семьей, причислив их к лику святых на Архиерейском соборе 2000-го года. Уместно ли было умолчать об их исповедническом подвиге, страданиях и борьбе?

Прославление Царя-Мученика не просто позволяет, но даже обязывает историков непредвзято и свободно, независимо от современной политической конъюнктуры вглядеться и в так называемый синодальный период истории Российской Православной Церкви, начало которому положил Благочестивейший Император Петр I Алексеевич, а окончание этого периода приходится на время правления Царя-Мученика Николая II Александровича, повелевшего созвать Поместный церковный собор для восстановления патриаршего престола. Предстоит нам пристально вглядеться и в симфоническую эпоху патриархов и царей; и в годы царствования первого русского самодержца Иоанна IV Васильевича Грозного, собственно, и подготовившего принятие Россией патриаршества и включение ее Первосвятителя в диптих (пятым по счету) наравне с Предстоятелями других Поместных Православных Церквей.

Благое, на первый взгляд, желание некоторых церковных историков обойти острые углы из прошлого Русской Православной Церкви зачастую продиктовано отнюдь не «педагогическими и вероучительными задачами», не стремлением сохранить церковный мир, а имеет непосредственное отношение ко дню сегодняшнему, к нынешним церковно-государственным отношениям. Как пароль, как клятву верности политики повторяют слова о приверженности «демократии» и «общечеловеческим ценностям», а историки-«умолчальники» — хулу на Царя Иоанна Грозного, Императора Петра Первого и синодальный период.

Если сердце наше устремится ко Христу, то перед нами развернется совершенно потрясающая картина жизни России, Русской Церкви на протяжении нескольких веков. Прославление Царя-Мученика Николая Второго Александровича открыло исторические горизонты для непредвзятого ума и неравнодушного сердца, которое стремится прилепиться к кладезю богатства, накопленного всеми русскими правителями. Перед нами разворачивается временной пласт от равноапостольных Великой Княгини Ольги и Великого Князя Владимира Красное Солнышко, крестивших Русь, до Государя-Страстотерпца Николая Второго Александровича с Августейшей Семьей. Как было бы прекрасно, если бы со временем в наших святцах появился отдельный Державный Собор святых русских правителей по образу Собора Оптинских старцев, Владимирских святых и так далее.

На этой исторической прямой (а не мифической «исторической спирали»), которая прекрасно укладывается в прямую от Сотворения мира до славного Второго Пришествия Господа нашего Иисуса Христа, выдающейся точкой, выдающимся отрезком является эпоха царствования Иоанна Васильевича Грозного. И сам факт его помазанничества, его коронации на русское Самодержавное Царство. Каким-то мистическим образом жгучие вопросы эпохи Иоанна Васильевича Грозного откликаются не меньшей остротой, напряженностью в дне сегодняшнем.

Чтобы понять прошлое и настоящее, историк, естественно, обращается к первоисточникам, к летописным свидетельствам, но делает это исходя из собственной «памяти сердца», которая, как точно сказал великий русский поэт, «сильней рассудка памяти холодной». Перед современными церковными историками, в этом ряду первым надо поставить приснопамятного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева), которые исповедуют идею симфонии церковной и государственной, царской власти, открывается и симфония источников. Они видят симфоническое звучание источников, дошедших до нас. Как Священное Писание ни в чем не противоречиво и всегда его части симфоничны друг другу, точно также симфоничны и источники. Таким образом, вопрос отбора источников, даже не их интерпретации, становится очень важным для исследователя. Здесь надо отметить значительный вклад в дело публикации летописей современной российской историографии, текстологии, медиевистики в целом.

В сентябре 2001 года состоялась чрезвычайно интересная конференция, которая проходила в Третьяковской галерее, где собрались отечественные и зарубежные медиевисты. Сообщение о памянниках Царя Иоанна Васильевича Грозного делал ученый из Германии. И когда он с немецкой педантичностью говорил о частных деталях: датировке, адресате, цене, количестве поминаемых — все было убедительно, интересно и доказательно, но когда в конце доклада надо было обобщить исследуемый материал, включить частные выводы в общий контекст царствования Иоанна Васильевича Грозного, ученый ничтоже сумняшеся использовал готовое идеологическое клише из «карикатурного» ряда: Государь — тиран и т. д. и т. п. в том же духе. То есть, из его конкретных исследований совершенно не вытекал такой вывод, он просто взял его готовым и повторил, вновь и вновь навязывая тем самым господствующую в научных кругах идеологическую мифологему.

Итогом этой конференции было признание того очевидного факта, что российской советской медиевистикой за 70 лет накоплен большой опыт в публикации древних текстов, но их интерпретация, их методологическое, марксистско-ленинское осмысление, безусловно, сейчас не выдерживает никакой критики. Однако на смену одной догме в настоящее время может прийти другая — либеральная, по сути своей также антиправославная, дисгармоническая, если сравнивать ее с симфонической точкой зрения.

Но на этой конференции, что интересно, ее участники начали говорить и о симфоническом подходе, как они его понимают. По мнению ученых, симфонический подход к тексту заключается в том, что его станут изучать специалисты в разных узких областях — архивисты, палеографы, археологи, лингвисты и т. д., а потом в ходе совместных консультаций друг с другом придут к некоему общему знаменателю. Однако общего языка светские ученые тогда найти не смогли.

На этой же конференции выступал и известный церковный исследователь — архимандрит Макарий (Веретенников), автор книги о жизни и трудах сподвижника Царя Иоанна Васильевича Грозного — митрополита Макария. Он предложил внешне созвучную мнению светских ученых, но в действительности отличную от него церковную симфоническую концепцию изучения средних веков в истории Руси. Кратко суть предложения архимандрита Макария, как я ее понял на слух, такова: любая проблема должна быть осмысленна не просто коллективно как сумма отдельных узкоспециальных научных мнений, складывающаяся из большинства идентичных, поддерживающих друг друга, и отрицающая противоречащее ей меньшинство, а соборно, в едином церковном духе.

Другими словами: для рассмотрения важных исторических проблем надо, как это входит сейчас в церковно-государственную и общественную практику, создавать научно-богословские комиссии под омофором и водительством Русской Православной Церкви. Пока трудно сказать, многие ли светские ученые-медиевисты готовы уже сейчас усвоить столь твердую духовную пищу, обратить свое сердце к Богу, воцерковить совесть и откликнуться на призыв Церкви о соработничестве в едином духе. Если такой союз все-таки возникнет, а я хочу в это верить, то тогда им и откроется истина, в том числе о царствовании и личности Царя Иоанна Васильевича Грозного.

По свидетельству источников той эпохи, многие современники, как, например, часто ныне поминаемый митрополит Макарий и близкие ему по духу святители, кто находился в соборе, в единомыслии с Царем и утверждали взгляд на земное царство как на икону Царства Небесного, ни в чем не противоречили друг другу. Они одинаково оценивали события царствования и деяния Государя Иоанна Васильевича Грозного. Если же черпать факты из летописных источников, оставленных «в наследство» недругами Руси или заблудшими противниками-единоверцами Государя, то тогда и возникают смущения у людей, живших в более поздние исторические эпохи вплоть до наших дней. Точно также произошло в ходе подготовки прославления митрополита Московского Филарета (Дроздова), Царя-Мученика Николая Второго, когда противники их канонизации использовали злонамеренные или ложные источники.

Самым распространенным мифом о Царе Иоанне Васильевиче Грозном в современной церковной среде остается миф о произошедшем якобы по его приказу убийстве митрополита Филиппа (наряду с убийством псково-печерского игумена Корнилия и убийством царевича Иоанна, больше известного даже детям по картине художника Репина, чем летописным источникам). Миф о причастности Государя к убийству митрополита Филиппа опирается на Новгородские и Псковские источники, на те, которые восходят, как утверждают их комментаторы и публикаторы в Полном собрании русских летописей, как раз к боярской оппозиции Царю. Более того — беглое, буквально из двух слов голословное утверждение о косвенной вине Иоанна Васильевича Грозного в убийстве митрополита Филиппа содержится, например, в одной редакции краткого летописца последней четверти 17-го века — Мазуринского: «1570−7078. Того же году преставление иже во святых отца нашего Филиппа, митрополита московского и всеа Русии, чюдотворца, новаго исповедника, в царство царя Ивана Васильевича всеа Русии пострада и конец от жития сего прият от Малюты Скуратова во изгнании во Твери в монастыре нарицаемом Остроческом, пострижен же во обители Соловецкого монастыря, родом москвитин, славнях боляр именованием Колычовых, а подлинно о нем пишет в житии его».[1]

Но этого становится достаточно, чтобы, отринув все основные летописные источники так называемой «официальной церкви» того времени, спустя годы ввести эту «апокрифическую» ложь уже как достоверный факт в разные списки жития митрополита Филиппа. Круг замыкается: летописи 17-го и 18-го веков ссылаются уже на житие, а в его позднейших списках, дошедших до нас, даются отсылки на эти самые новейшие по сравнению с эпохой Царя Иоанна Васильевича Грозного летописи, некоторые из которых либо прямо обязаны своим происхождением, либо хранились у представителей древнейших боярских родов, к одному из которых — Колычевых — принадлежал и святой митрополит Филипп.

В создавшейся ситуации непонятно одно: почему, по утверждению некоторых современных церковных историков, для того, чтобы опровергнуть ложь о причастности Царя Иоанна Васильевича Грозного к убийству святителя Филиппа, придется последнего деканонизировать? Неужели перед Богом и Церковью он был славен лишь тем, что якобы по ложному навету пострадал от Помазанника Божьего? Конечно, это не так, о чем, кстати, можно узнать из того же жития святого. В истории Церкви известно немало случаев, когда даже враждовавшие друг с другом при жизни люди, потом причислялись к лику угодников Божиих. И, думается, святость митрополита Филиппа нисколько не будет поставлена под сомнение, если со временем у Русской Церкви и православного народа появится перед престолом Господа еще один заступник и ходатай — святой Царь Иоанн Васильевич Грозный.

Работая над летописями в Исторической библиотеке, ставил своей целью докопаться до первоисточников ныне уже прочно устоявшихся мифов о Царе Иоанне Васильевиче Грозном. Что же выяснилось? Наши советские, российские ученые в 50−60−70-ые годы прошлого столетия скрупулезно описали в комментариях к публиковавшимся частным летописям очень многое: кому они принадлежали, где и у кого хранились всевозможные списки, какие содержат пометы и последующие вставки и т. д.

Суммируя эти научные изыскания и используя их для собственного церковно-исторического исследования эпохи, смею утверждать, что первопричиной конфликта между Государем Иоанном Васильевичем Грозным вкупе с его единомышленниками, с одной стороны, и оппонентами-единоверцами Царя, с другой, — является различное толкование ими сущности церковно-государственной симфонии. И это естественно, потому что ничего подобного до середины 16-го века история Руси не знала, потому что только в творениях и деяниях первого русского Царя Иоанна Васильевича Грозного и его верного сподвижника митрополита Макария оформился окончательный внутренний иконографический образ этой симфонии, причем внешние ее атрибуты впоследствии изменялись в периоды правления иных монархов. В этом отношении эпоху царствования Государя Иоанна Васильевича Грозного можно уподобить векам Вселенских Соборов в истории Церкви, когда были выработаны неизменные догматы веры и оформились канонические правила внутрицерковной жизни, могущие с течением времени претерпевать изменения.

Как на пример от обратного укажем на известный среди историков «Пискаревский летописец», который повествует о походе Государя на Псков и Новгород, о первых казнях и других царских «злодеяниях» и на который любят ссылаться недруги Царя Иоанна Грозного. Как утверждает публикатор, «для кого был создан «Пискаревский летописец» в конце первой четверти XVII в. и кому принадлежал он в XVII в. — неизвестно.

В XVIII в. летописец принадлежал некоему Михаилу Полевскому, который первоначально был «служителем» княжны Екатерины Алексеевны Голицыной, а позже — графа Михаила Илларионовича Воронцова.[2] Об этом в рукописи имеются надписи XVIII в., сделанные чернилами. Полевский, видимо, желал приобщить свой род к древним русским родам, так как в нескольких местах текста летописца он довольно грубо переделал древнюю княжескую фамилию «Палецкий» на «Палевский».[3]

И хотя начало летописи древнее, датируется всего несколькими десятками лет после смерти Царя Иоанна Васильевича, часть, посвященная его «злодеяниям», оказывается как раз более позднего времени, и пометы и исправления в тексте говорят, что рукопись читалась и использовалась вплоть до ХIХ века, хотя точно и неизвестно кем. Отмечает публикатор и многочисленные неточности, разночтения и ошибки в «Пискаревском летописце» и его приложении — «Сокращенном временнике», впрочем, встречающиеся и в иных «несимфонических» источниках.

С приложением к «Пискаревскому летописцу» вообще приключилась поучительная во всех отношениях история. По утверждению его публикатора О.А.Яковлевой, «историкам эта рукопись известна под именем «Сокращенного временника до 1691 г.» или просто «Сокращенного временника» (создана в I-й половине или около середины XVIII в.).

В тексте рукописи имеются разного рода пометки, сделанные ее читателями, в частности рукой историка С.М.Соловьева. Отличительная черта описания событий истории Руси в «Сокращенном временнике» — краткость и неточность в изложении и хронологии.

Несмотря на то, что «Сокращенный временник» — рукопись поздняя (XVIII в.) и изобилует ошибками и искажениями, все же историки наши пользовались ее текстом и внесли ошибки этого источника в свои труды.

С.М.Соловьев, заимствуя в свою «Историю России» известия из «Сокращенного временника», пользовался самой рукописью этого «временника», а остальные историки обычно пользовались не рукописью «Сокращенного временника», а «Историей России» С.М.Соловьева. (Сноска публикатора: «Из заимствований укажу важнейшие: Н.И.Костомаров. Русская история и жизнеописание ее главнейших деятелей, вып. 2, XV-XVI столетия. СПб., 1874, стр. 490, 496−497; Д.И.Иловайский. О тиранстве Ивана Грозного, «Русский архив», 1889, кн. 1, стр. 367; К.Н.Бестужев-Рюмин. Русская история, т. II, вып. 1, СПб., 1885, стр. 266, прим. 131; В.О.Ключевский. Курс русской истории, ч. II, М., 1937, стр. 189−190, 197; И.Е.Забелин. История города Москвы, ч. I, М., 1902, стр. 224−225; Н.В.Лилеев. Симеон Бекбулатович, хан Касимовский, великий князь всея Руси, впоследствии великий князь Тверской, 1567−1616 гг. Тверь, 1891 и др.)

С.М.Соловьев, — продолжает публикатор, — заимствовал из «Сокращенного временника» для своей «Истории России» следующие известия: 1) об опричнине; 2) о походе Грозного на Новгород и Псков, в котором рассказывается о псковском юродивом; 3) о казнях в Москве; 4) о царе Симеоне Бекбулатовиче; 5) о волнениях в Москве после смерти Грозного. При этом С.М.Соловьев внес в свою «Историю» и ошибки «Сокращенного временника», не заметив их.

Если сравнивать текст «Сокращенного временника» с текстом «Пискаревского летописца», то становится совершенно ясным: 1) что текст «Сокращенного временника» частично является сокращенным и искаженным текстом «Пискаревского летописца» и 2) что «Пискаревский летописец» и «Сокращенный временник» имеют общий источник, из которого оба частично заимствовали находящиеся в них известия — рукописные воспоминания некоего москвича…

Публикация текста «Сокращенного временника» совместно с текстом «Пискаревского летописца» наглядно и ярко показывает, что сокращенные и искаженные известия, находящиеся в «Сокращенном временнике», вводили в заблуждение наших историков и являются причиной их ошибок», — делает однозначный вывод публикатор текстов этих летописных источников.[4]

Трудно, конечно, судить сегодня, насколько сознательны или бессознательны были вкрадывающиеся в труды дореволюционных историков ошибки. Однако публикация других архивных источников может помочь при более детальном рассмотрении взглядов того или иного историка.

Но именно опираясь на летописи, подобные «Пискаревскому летописцу» и «Сокращенному временнику», иные историки рисуют Царя Иоанна Васильевича Грозного как гонителя христианства, устраивающего казни на Красной площади (чего в действительности просто не могло быть, поскольку она замысливалась как алтарь под открытым небом), въезжающего в храм на коне, в доспехах, как завоеватель, как татарин, как польский «латын», что, конечно, осознавалось как грех любым православным человеком. Более того, Царю приписывают пролитие в храме крови.

Эти летописи пронизаны ненавистью, ложью по отношению к Иоанну Грозному, и в этом отношении созвучны не только «боярской историографии», но и несут в себе отголоски староверческой пропаганды против Самодержавной монархии вообще и центральной московской власти в частности. Первая треть ХVII в., к которой относится написание «Пискаревского летописца» — разгар борьбы за Великую Россию, строительство большого «корабля, к которому, в конце концов, будет привязана маленькая лодочка со старообрядцами», по выражению преподобного Серафима Саровского. Но в XVII в. старый обряд угрожал жизни Церкви и Государства, вот почему с ним вели духовную брань и применяли к его нераскаявшимся адептам государственные прещения, как делал это в свое время и Благочестивейший Царь Иоанн Васильевич по отношению к новгородским и псковским отступникам. Выставляя последних безвинными христианскими мучениками, ложно записывая в свои союзники и игумена Корнилия и митрополита Филиппа, старообрядческая боярская пропаганда ХVII в. продолжала свою вековечную борьбу против Русского Самодержавия, возводящего на землях Святой Руси Новый Израиль и ведущего свою духовную и кровную родословную через Византийских василевсов и римских кесарей от самого Христа — царя Иудейского.

В эту общую летопись боярские «несторы» вплетали свою канву — родословие Царя Василия Шуйского. Например, прослеживая записи, характеризующие особую осведомленность «Пискаревского летописца» в семейных делах Шуйских, его к ним расположение, академик М.Н.Тихомиров предположил, что «Пискаревский летописец» составлен в окружении Шуйских с целью благоприятного освещения их роли в государственных делах XVI в. и очернения личности Ивана Грозного и его наследников. Записи о царствовании Василия Шуйского и есть настоящие «воспоминания москвича», написанные по свежей памяти. Поэтому далеко не случайно, что многие видные московские старообрядцы вместе с потомками известных боярских и княжеских родов перед февральским бунтом 1917 года оказались членами масонских лож, видимо, надеясь править «новой» Россией. Они то и сохраняли в своих семейных и родовых архивах подобные «Пискаревскому» летописи, чтобы в нужный момент явить их на свет Божий для очернения «красного солнышка» русского православного народа — Великого князя и Царя Иоанна Васильевича Грозного.

Острота духовной брани за русское православное царство была столь высока, что один из ее участников — святой преподобный Корнилий, игумен Псково-Печерского монастыря, дерзал называть в монастырской летописи Помазанника Божьего — Царя Иоанна Васильевича Грозного — «антихристом». Посмел бы сегодня настоятель любого монастыря сказать публично нечто подобное… Вполне возможно, что нынешние средства массовой информации, враждебные Церкви, вылепили бы из такого игумена, если таковой и отыскался бы вообще, образ мученика, как, впрочем, они и поступают, всячески превознося современных еретиков и раскольников.

История же «собственноручного убиения» Царем Иоанном Васильевичем Грозным преподобного Корнилия помещена в «Описании Псково-Печерского Монастыря», напечатанного в Дерпте в 1832 году, куда попала якобы из древней рукописи, хранившейся в библиотеке Троице-Сергиевой Лавры. Перекочевала она затем в более поздние издания по истории обители вплоть до третьего, дополненного, увидевшего свет в 1995 году в Великих Луках (ответственный за выпуск архимандрит Сергий, благочинный Великолукского округа). Однако уже во втором издании данной книги — «Первоклассный Псково-Печерский монастырь», осуществленном в 1893 году, утверждалось, что лучшее и почти единственное пособие для первой половины истории обители — это монастырская летопись, полууставом списанная иеродиаконом Питиримом в 1692 году, т. е. спустя более ста лет после кончины Царя Иоанна Васильевича Грозного.

Публикуя список лиц, особенно известных в истории Псково-Печерского монастыря по своим иноческим подвигам и высокому служению Церкви и Отечеству, составители второго издания 1893 года (оно вошло и в третье, 1995 года), берут его из «Истории княжества Псковского», напечатанного в Киеве в 1831 г. Под 20-м номером в списке значится Вассиан Муромцев, о котором сообщается, что он «известный по истории Российского государства Карамзина (Т. 9, стр. 308, изд. 1831 г.), как смиренный ученик Преподобного Корнилия, по приказанию Иоанна Грозного будто бы раздавленный вместе с Преподобным в один день каким-то мучительным орудием; но в древних монастырских рукописях он нигде не упоминается, хотя фамилий Муромцевых встречается в древнем синодике немало. Да и о Преподобном Корнилии более достоверно известно то, что он был усечен собственноручно Иоанном Грозным, как сказано и в 471 примечании того же историка Карамзина (Т. 9, примеч., стр. 52, 53 по изд. 1831 г.).[5]

По мнению исследователя эпохи присоединения Пскова к Московскому централизованному государству Н.Н.Масленниковой, «автор или редактор Псковской третьей летописи, созданной в Печерском монастыре при игумене Корнилии, неизменно враждебно относится к великим князьям. Он не только сильно искажает, но и фальсифицирует историю. В его летописи не отмечается все возрастающая зависимость Пскова от Москвы, сведена на нет роль Москвы в обороне Пскова от немцев и Литвы, а присоединение Пскова к Москве рассматривается как насилие. Общерусские события Корнилия не интересуют. По Корнилию Псков до самого 1510 г. живет жизнью самостоятельного боярского государства, никому не подчиняясь, ни от кого не завися, ни в чьей помощи не нуждаясь».[6]

Светский ученый видит здесь только столкновение общегосударственных и боярских интересов, что вызывает некие исторические и политические аллюзии со сталинской эпохой — временем написания данного исследования. Однако тут дело глубже. Речь идет о замене династии на престоле и о самом месте этого престола. О том, где быть «Третьему Риму» и вообще быть ли ему в России или в другой стране. Псков не любит Новгород, они тягаются между собой за первенство, а также и с Москвой. Политическое толкование Корнилием Апокалипсиса, уподобление Русского Царя — Помазанника Божия — антихристу угрожает Церкви расколом, как это и произошло со старообрядцами во времена Петра Великого. Поэтому-то Русские Самодержцы — защитники интересов Церкви — вынуждены были столь сурово пресекать все поползновения на ее целостность со стороны раскольников и сепаратистов. Предав казни игумена Корнилия, Государь Иоанн Грозный спас его для жизни вечной, не допустил полного падения его в прелесть, чем и обеспечил возможность Церкви в будущем для уврачевания ран, нанесенных друг другу Москвой и Псковом в ходе борьбы за единое Русское государство, причислить настоятеля Псково-Печерского монастыря к лику святых как преподобного за понесенные им труды, но отнюдь не за его фальсифицированную летопись или неповиновение Государю. Преподобне отче Корнилие, моли Бога о нас!

Опять похожая, как и в случае с убийством митрополита Филиппа, ситуация, а именно: легендарный миф берет свое происхождение либо из позднейших летописных источников, либо из трудов светских историков 19-го века. К тому же эти источники еще и противоречат друг другу. А между тем игумен Корнилий, определяемый в дореволюционных изданиях в чине преподобного, в нынешних святцах Русской Православной Церкви обозначен как священномученик. (В частности, в ежегодных церковных календарях, издаваемых Московской Патриархией. Причем, например, в издании 2003 года на странице 23-й он определен как преподобномученик, а на 139-й — уже как священномученик.). Памятуя, как тщательно синодальная Комиссия по канонизации святых еще совсем недавно подбирала чин святости для определения подвига мученичества Государя-Императора Николая Второго Александровича, вряд ли подобное перемещение по святцам игумена Корнилия можно отнести к разряду случайностей.

Архимандрит Макарий (Веретенников) в приложении к своей книге о тезоименитом ему митрополите Макарии помещает несколько малоизвестных летописей, в том числе и о некоторых местночтимых святых. Есть там и свидетельства очевидцев о походах Царя Иоанна Васильевича Грозного на Полоцк, Новгород, Псков. Какова же главная цель этих походов, против чего восстает благочестивый и грозный Государь? О том в летописях сказано прямо: Царь воюет против латинян, лютеровой ереси и жидов.

В летописи «О преставлении старца Феодосиа, бывшего архиепископа Великаго Новаграда и Пскова, и о житии его вкратце» под 1563 годом читаем:

«Того бо лета благоверным (и) христолюбивым царь и великии князь Иван Василиевич самодръжец по благочестии поборник и христианскии заступник по Бозе ревностию разпалаем восхоте ити на поганскиа языки и христианохулники мерскиа латины и жидове и немцы на Полтеск град великии, преже бо в Православии бяше град тои, яко же летописцы поведают и святыя церкви мъногия во граде том созданы быша и монастыри, яко же и чюдотворцы явишася и преподобная княгини Феврониа (Евфросиния. — М., архим.) Полтская именовася, и в святем велицеи церкви Софии Премудрости Божии пребываше, непрестанно, моляся Господеви, и место особно на полатех устроено бяше еи и до сего дни. Христианскии же царь и государь и великии князь Иван самодержец Русскиа земля не терпя многия неправды поганых и скверных онех озлоблениа и вере православнои потреблениа и церквы Божиа запустениа и христианскиа крови без вины проливаемы и святых икон Христовых и богородичных и святых всех попираемы и поругаемы, и в местех тех болваны и бездушные истуканы, сиреч идолы, почитаемы. Поиде со многым и безчисленным христолюбивым воинством, с цари с подручными ему и со князи и воеводами, и храбрыми воины, бяше бо тогда еще сияше благодать Божиа на Рускую землю и изобильно и царство и гради христоименитых людей (у)множество много, яко же не мощи никому же противитися Богу помогающу нам. Царь же и государь великии князь помощию Божиею и Пречистые Богородицы и великих чюдотворцев взем непобедимое оружие крестное, устремися на безбожных, вземлет же с собою и святителя, сиреч епископа православным наставника и честнейших архимандрит и преподобных, игуменов великых и честных святых обителеи, помощников духовныя молитвы и поборников. Таже и нашего монастыря начальника игумена Леонида в полк христоименитых приемлет.

Игумен же прииде в келю ко архиепископу Феодосию благословитися, по царьскому веленью ити со государем на безбожных. Он же на одре лежа мало восклонися, и глаголя: «Бог да благословить тя, господине, на великое и царское дело духовнаго воина, несть бо наша бран (ь) к крови и плоти, по апостолу, но ко владычеством и миродеръжителем тме века сего, к духовом злобе поднебесным таже, и сам благословляетца от игумена и прощается, по обычаю. И се прирече, мне уже, рече, с тобою последне (е)сть прощение, и видение. На пут бо свои иду и долги, по нему же николи же ходих. И тебе уже мне не сождати во обитель», — и се рек прослезися. И отпусти игумена с миром.

Благоволением же Божиим и Промыслом Вышняго Царя, им же царие царствуют и миродержители пръжат землю, и молитвами Пречистые Богородицы и великих чудотворцов руских и верою желанною и ревностию по благочестии и слезами государя нашего царя великаго князя Ивана самодръжца и правдою, еще же и молением, святейшаго преосвященнаго митрополита Макария чюднаго и всего освященнаго Собора Рускиа митрополиа, святые великиа апостольскиа Церкви царю и государю державному Господь Бог даровал победу на поганых безсермен и на латин, град Полтеск взял и (епископа та рек) ша бискупа, святителя их сведе и всех людеи, иже во граде хотящих обратитися к вере православнаго христианства, повеле приимати на покаяние и милость показа, не придавати на смерть. Неповинующих же ся царьскому его велению и веровати не хотящих: жестокосердых жидов и лютавар злых и не покоривых латын повеле огню и мечю предати. И тако отчину свою град великий Полтеск благочестиа ревнитель царь и государь великий князь от диаволскаго пленениа злые ереси исхытил и благочестие утвръдил и многыя святыя церкви Христовы и Богородичны повеле воздвизати, и святым всем в похвалу и славу Вседержителю, Богу и Пречистеи Его Матери и великим чюдотворцам. Се же бысть в лето 7000 десят первое (1563), месяца февраля в 20 день».[7]

Не исчезло это вероисповедническое противостояние до сих пор. И сегодня мы видим католическую экспансию, наступление протестантизма американского толка, нашествие талмудистов на веру Православную и Россию. Безусловно, что все те силы зла, которые восставали на Царя Иоанна Васильевича Грозного, и сегодня не оставили своих попыток утвердиться на нашей земле. Но тогда они должны понимать, что и ныне в России они встретят такое же ясное и чистое исповедание православной веры, и понимание спасительности для страны монархической государственности, кои существовали и при Царе Иоанне IV Васильевиче, и при Царе-Мученике Николае II Александровиче, которые существуют у истинных исповедников памяти благочестивого и грозного Государя и поныне.

СНОСКИ:

1. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ) Т. 31, М., 1968. С. 140.

2. См.: Долгоруков П. Российская родословная книга. Ч. 1, СПб., 1854, С. 291, 2-я строка сверху и там же, Ч. 2, СПб., 1855, С. 105, 107−108.

3. Материалы по истории СССР. Т. II. Документы по истории ХV-ХVII вв. М., 1955. С. 11.

4. Там же. С. 17- 21.

5. Первоклассный Псково-Печерский монастырь. Изд. 3-е, допол. Великие Луки, 1995. С. 141.

6. Масленникова Н.Н. Присоединение Пскова к русскому централизованному государству. Л., 1955. С. 174.

7. Макарий (Веретенников), архимандрит. Московский Митрополит Макарий и его время. Сборник статей. М., 1996. С. 89−90.