«Русский марш» и молодежные субкультуры

Окончание исследования

Итак, цель нелинейного управления в том, чтобы с самого начала поставить под сомнение фундаментальность существующего порядка, а затем резким движением перевести систему из положения стабильности в положение динамической неуравновешенности — принудить действующих субъектов, в данном случае субъектов политики, спешно переопределяться, «искать заново свое место» — при последующем перехвате инициативы и провозглашении себя реальным оператором происходящих процессов.

Рывок, слом не обязательно должны быть катастрофически громкими, напоминающими Чернобыльский взрыв 1986 г. или события в США 11 сентября. Пригоден, как мы видели во французском примере, поджог обывательских транспортных средств, рейсовых автобусов, школьных зданий, в техническом исполнении очень несложный и не причиняющий критического вреда людям, зато сеющий растерянность, панику, ощущение личной незащищенности, хрупкости окружающего мира. Принцип «консциентального» поражения состоит в нанесении основного ущерба именно сознанию (англ. conciseness — сознание), переводе рефлексии человека и общества в некое новое измерение, мгновенную смену повестки дня, резкое разделение «после» от «до». Человеческие жертвы и материальный ущерб от потери подлодки «Курск» или падения авиалайнеров на небоскребы Манхэттена сравнительно невелики. Важнее всего долгосрочные последствия, выливающиеся в замену мировосприятия, парадигмы развития. В конце концов, для некоторых этапов нелинейного противоборства насилия может вообще не понадобиться, а вполне хватит клоунады, специальным образом обставленной игры, хэппенинга. Так, перелет легкомоторного аэроплана Маттиуса Руста с посадкой на Красной площади произвел на перестроечное общество колоссальный эффект. Вкупе со всем остальным это событие подстегнуло разрушение прежней, социалистической мифологии с заменой ее на новую мифологию абсолютного западного превосходства.

Проектирование «Русского марша» 4 ноября 2006 г. разворачивается целиком в этой же логике. Сама акция имела ограниченный характер и не могла претендовать на роль психически-переломной (все обобщения на сей счет П. Хомякова следует считать спекуляцией и попыткой добрать значимости чисто риторическими приемами). Однако, очевиден замысел организаторов и направление последующего развития тематики «русской национально-освободительной революции»: ставка будет сделана на энергетику, эксцентризм, игровое мировосприятие молодежного круга. Значительных масштабов игровой, зазеркальный мир в столицах и, главным образом, в московской студенческо-офисной «тусовке» уже сформирован. С осуществлением первой масштабной репетиции «think tank» Севастьянова-Хомякова-Белова входит во вкус и наверняка продолжит начатый поиск в русле нетрадиционных решений. Необходим быстрый, шокирующий удар, нанесенный с неожиданного, психологически неприкрытого направления. Для этого может сгодиться как крупное столкновение на этнической почве, так и экстравагантная, ставящая в тупик выходка, эпатажная провокация против первых лиц государства и главных его символов. Самореклама в какой-то степени уже сделала свое дело: весь радикальный спектр, от крайне левых до крайне правых, наблюдал с любопытством за начинанием коллег-конкурентов из Оргкомитета «Русского марша». Политическому андерграунду и потенциальным спонсорам в первую очередь презентовалась подача с революционным флэш-мобом [1], подземкой, участием депутатов, защищенных иммунитетом, и соответствующей истерией в СМИ.

П.Хомяков пишет: «Такого развития событий (отмены мероприятия в самый последний момент — А.Р.) явно не поняли бы рядовые сторонники Марша. Но, говоря профессионально, дело не в них, а в тех, кто пристально смотрит на эпопею Марша со стороны». Известно, например, что «оппозиционное партизанство» уже заинтересовало руководство молодежных «Яблока» и КПРФ. Подготовительный же комитет «Русского марша» открыто заявляет о своей готовности взаимодействовать со всеми силами, включая и либеральных правозащитников, — взаимодействовать, разумеется, в аспекте методологическом, а не идеологическом, что составляет существенное отличие от всех предыдущих попыток консолидации.

Показательной можно считать отмену назначенных на 7 ноября политических дебатов с участием А. Белова, лидера радикального коммунистического АКМ («Авангард красной молодежи») С. Удальцова и политолога С.Маркова. В «Клубе на Брестской» отключили электричество, собрание было сорвано «по техническим причинам». Никто из организаторов и участников, впрочем, не озаботился переносом уже анонсированного мероприятия в другое место и на другой срок. «Мозговой трест» НДПР-ДПНИ предпочел избежать дальнейшего обострения идеологических противоречий с ультралевыми. «Новой оппозиции» нужно время, мировоззренческое содержание, политические платформа и требования поэтому затушевываются, на передний план вместо этого выдвигается универсальная технология раскачивания власти, провоцирования хаоса, в которой имеет возможность участвовать каждый. Идеология и конкретные взгляды при этом могут быть разные — словосочетание «национал-оранжизм», введенное С. Белковским, является образным олицетворением одного объединительного вектора; другим вполне может стать «национал-большевизм», перешагивающий «лимоновские» условности и устремляющийся в сферу неполитического действия, к сетевым технологиям создания кризисных ситуаций.

Определенные преимущества, шанс отличиться таким образом получает весь оппозиционный корпус. Покачнув общими усилиями государственный монолит, он далее резко наращивает темпы и накал конкуренции. До сих пор главным противником оппозиционных левых и правых являлись не столько их визави на противоположном политическом фланге, сколько сама «стабильность» и бдительный контроль властей, сокращавшие до минимума пространство маневра, вынуждавшие радикалов топтаться на месте. Хотя объективно напряженность в столичном мегаполисе можно взвинтить и без дополнительных информационных поводов, а с использованием одной накопленной энергетики радикализма.

Не достает самого малого: запала, эффективной первоначальной инъекции нестабильности. Далее резонатором выступит оппозиционная среда. Выйдя на тропу войны и сорганизовавшись, «ультрас» столкнутся между собою, а также с провластными молодежными силами: «Молодой гвардией», «Нашими», антифашистами и др. Общее недовольство неспособностью властей выйти из ситуации повлечет на митинги и демонстрации уже респектабельные политические группы и партии. Толпы на улицах — вот то, что нужно штабам нелинейного управления. Как снежный ком, при этом наращивается деструкция. Муссируются слухи об отставке Правительства, резком падении рубля, приостановке банковских выплат, дефиците продовольствия, погромах в магазинах и складах и пр. Не нужно говорить, насколько зависимы от массовых аффективных реакций современные рынок и управление.

При этом мы опять-таки сознательно уклоняемся от конспирологических гипотез: кто за всем этим может стоять, кому это выгодно и других подобных вопросов. Определенные параллели здесь могут проводиться как с «цветными переворотами» в ближнем Зарубежье, так и с затейливой игрой в контрреволюцию и предвыборные технологии специальных служб и отдельных субъектов внутри России, наподобие политтехнологического аппарата Павловский и Ко, конфронтации, вымышленной или реальной, между центрами влияния: кремлевские силовики vs либералы, «Газпром» vs «Альфа», Дерипаска vs Абрамович. Важно не это. Самое существенное — неприменимость самого технократического метода к решению заявленных проблем. Все равно, кто возьмется чинить часовой механизм при помощи молотка и зубила; безразлично, каким способом накладывать жгут поперек горла — кровопотерю подобным образом не останавливают. Ключевым во всей теме был и остается вопрос не об эффективности метода, а о его применимости и принадлежности к собственно «национальному» контексту.

На данном месте хочется особо обратить внимание читателя на специфическую генеалогию т.н. «новой оппозиции». Откуда берется ДПНИ, не в смысле конкретных договоренностей и решений, а самых принципиальных источников, идейных заимствований, взаимосвязей? Известно, что ничего в мире не появляется из ниоткуда, а имеет предысторию своего развития, источники и прототипы. Едва ли прототипами для «новой оппозиции» можно считать какую-нибудь из известных структур и партий, присутствующие в отечественном политическом поле. Генезис сетевой структуры ДПНИ и программных установок, озвучиваемых, в частности, П. Хомяковым, имеет отдаленное касательство к идейным источникам русского консерватизма, «почвенничества», архетипам национального самосознания. В данном примере, пожалуй, впервые мы наблюдаем чистый, беспримесный перенос на отечественную почву технологий и методов, без поправок и ограничений заимствованных извне: во-первых, из среды сугубо технических анализа и проектирования и, во-вторых, развитого на Западе направления социальной инженерии, которым человек как объект воздействия подгоняется под необходимую политику.

Если внимательно рассмотреть события связанные «Русским маршем-2006», нельзя не заметить, что они шли резко вразрез с принятой практикой проведения оппозиционных политических акций. Наиболее близкое родство мероприятие 4 ноября имеет с молодежной «тусовкой». Главный обескураживающий эффект произвело именно вторжение в политическое поле субъектов, организованных по совершенно другим принципам. Отсутствие четких институциональных атрибутов, анонимность, подвижность, игра, применение «мягкой силы», уходящей от прямого противоборства с правоохранителями, скрытый контроль территорий — все это отсылает нас к деятельности многочисленных молодежных ОПГ, «крышующих» отдельные районы Москвы, субкультур футбольных фанатов, «качков», рокеров, «трэшеров», нацистов, «бритоголовых» и других неформальных объединений силовой и полусиловой направленности. Плюс к этому — растущая технократизация, уход неформального сообщества в компьютерный «виртуал», обеспечивающий облегченные правила взаимодействия, самопрезентации, игры. В современных условиях «блоггерство» перестает быть просто забавой, каковой оно видится с точки зрения традиционной социальной теории. Это новая проникающая субкультура, претендующая на обобщение, синтез альтернативной ментальности. «Блоггером» может быть и ценитель определенного направления в музыке, и футбольный фанат, и приверженец фашистских идей. Это может быть что-нибудь вовсе экстравагантное и отвлеченное, на манер функционирующего в сети «Клуба любителей несуществующих животных». Дело не в этом. Сетевое пространство, его специфическая субкультура стоит над всеми ними, задает новый единый стиль, манеру общения, представления о современном и несовременном и пр. Особые правила поведения, свои характерные лексика и орфография — все это значительно расширяет область действия неформального, игрового сознания, трансформирует человека под новые и легко изменяемые нормы «виртуального социума». Если назавтра, предположим, в паре десятков блогов ЖЖ, признаваемых наиболее «продвинутыми», начнет подаваться тема новой сверхмодной «Игрушки» — состязания с властями, создания им максимального числа неприятностей — это будет сигналом для остальных также «держаться в струе», призывом, по своей эффективности превосходящем любую из существующих политических идеологий.

Политический фрондизм обычного типа заменяется сетевым «фрэндизмом» (термин из «блоггерского» новояза, обозначающий постоянную, устойчивую связь двух участников сетевого общения). До сих пор подобные субкультуры стояли в основном вне политической сферы и даже прямо заявляли свою аполитичность. Но базой для неформального движения теоретически может стать что угодно, в т. ч. и сопротивление властной системе, провозглашение националистических целей и лозунгов. Сложные процессы в течение предыдущих лет происходили в пограничной прослойке между миром политики и андерграундом. Ультраправые и ультралевые молодежные организации настойчиво искали себя, делали выбор: оставаться своеобразными «клубами по интересам» или же двигаться в сторону политической институциализации — выработки соответствующих программ, вступления в идеологические союзы и даже легализации, хотя бы частичной, на существующем политическом поле. «Русский марш» повлиял в первую очередь на эту среду, подсказав возможный практический путь: демонстративное отвержение обычных политических приемов («политики взрослых») и участие вместо этого в разворачиваемом молодежными силами собственном «перфомансе» с революционным подтекстом.

Вероятно, уже в ближайшее время мы увидим одну за другой попытки провести образцовый смотр сил и отработать конкретные сценарии для коллективного сбора и действий, пока что в учебно-тренировочном варианте. Сбор за сбором будут все более громкими и массовыми. От чисто игровых сценариев они постепенно перейдут ко все более выраженному силовому действию. Штаб «новой оппозиции» принципиально не может стоять на месте, допускать длинные паузы. Важная задача, которую должен решать он в «послемаршевый» период — это подтверждение своей дееспособности, решительности намерений, принципиального превосходства перед другими организационными центрами неформалов. Молодежный политический радикализм в настоящий момент является всего только настроением, потенциальным намерением. Он слабо структурирован и объединяет тех, кому попросту хочется политического действия. Молодые радикалы поэтому с относительной легкостью перетекают от группировки к группировке, выбирая для себя такую, которая в их представлении является наиболее смелой и перспективной. Не исключено, что возникшая новая точка собирания сил вокруг ДПНИ, НДПР привлечет к себе многих. Это тем более вероятно, что севастьяновско-беловский «мозговой трест», повторим еще раз, целенаправленно выстраивает стратегию широкого объединения, избегает обычных для таких случаев идеологических споров, противопоставления «лево» и «право», а принимает в число участников акций, без дополнительных условий каждого, кого увлекает игра в кошки-мышки с властями.

«Новая оппозиция» — это новое неформальное молодежное течение, наподобие движения футбольных фанатов, но болеющих не за «Спартак» или ЦСКА, а отстаивающих «русскую командность», противопоставленную остальным этническим сообществам.

Характерными чертами формирующегося националистического фан-клуба являются:
1.Возглавление «взрослым» интеллектуальным штабом, состоящим из профессионалов, «заточенных» под организацию всевозможных кризисных ситуаций и шантаж властей через их посредство.
2.Принципиально не идеологический, а деятельностный характер — организация по типу сети нелегальных «боевых ячеек», перед которыми выдвигается единственная цель исполнения команд и нанесения максимального ущерба.
3.Широкое применение психопрограммирующих техник и последовательная муштровка, модификация ценностного ряда, дезадаптация относительно остального общества и культуры, в т. ч. путем проведения адептов через ряд символических действий — отречения, предания хуле Православия и принятия в ряды «новых язычников», ритуала «прощания с Империей» и т. п.

Как говорят специалисты в области личностной психологии, ценностно-ориентированный подход подменяется на целеполагание: указание, что нужно сделать, взамен широкого мировоззренческого ориентирования. Носитель данного образа мышления не пробуждается, а наоборот, засыпает как личность. Ю. Громыко говорит: «Метафора засыпания имеет под собой конкретные психофизиологические механизмы, связанные прежде всего с уровнем актуализации субъектности, масштабом областей, которые личностью удерживаются». Исследователь утверждает наличие определенных разработок в области «симуляционных машин» и алгоритмов, специально настроенных на выработку различных квазимировоззренческих программ и сценариев для видоизменения «одномерного человека» под конкретные задачи: будь то сражение с болельщиками чужого футбольного клуба, драка «стенка на стенку» с приезжими или совершение провокаций против властей (более точно, против милиции, которая в парадигме «революционной игры» рассматривается как бы в роли противостоящей фан-группировки).

Вопрос риторический — ожидать ли от всего этого национального подъема и возрождения? Вот один импровизированный репортаж участника «Русского марша — 2006″ (цитируется специально для лучшего понимания „уровня“ и характера „национально-освободительной“ энергетики):

Долго мёрзнем на Девичьем поле под Жанну Бичевскую, Варяг и прочую солянку. Металлодетекторы, кордоны, вертолёт в воздухе, говорят ещё катер милицейский по реке курсировал. Начинается митинг. Скучные речи „народовольцев“ — люди оживляются лишь на выступлении Мироновой в защиту Квачкова. Тут же Чубайс выключает электричество (совпадений не бывает, как вы знаете). Она продолжает без микрофона, её не слышно. Периодически народ скандирует что-то про русских. Через полчаса требует Белова на сцену.
Белов ходит по сцене, но выступать ему не дают. Рогозина не видно, в толпе ходят слухи, что его задержали. Лишь Курьянович в папахе сербского четника рубит свою националистическую правду.
Митинг завершён (официальный, „Народной воли“ — А.Р.), врубают музыку. Толпа скандирует — „Белов!!!“ Наконец на бис выходит лидер ДПНИ. Его речь достойна войти в анналы. В том смысле, что впервые за всё время митинга началась „движуха“, у людей загорелись глаза. Каждую фразу Белова встречали одобрительным рёвом, казалось, сделают всё, что скажет. Несмотря на то, что он не лучший оратор, толпу реально зажёг.
— Выключите музыку, — неистовал Белов (это к организаторам от „Народной воли“ — А.Р.). Музыку не выключали. Через минуту соратники устали ждать и были готовы разбить динамики (!), музыка исчезла (внимание, вот он, символический перелом и момент одержания верха „новых“ над „старыми оппозиционерами“ — А.Р.).
— Говорят, организаторы нам не разрешили выступать? Да нет, мне только что позвонил Бабурин, сказал, что можно», — с иронией отметил Белов. «Понятно, бл…, что меня назовут провокатором, евреем, бл…, что мне деньги заплатил Березовский, я только не пойму — где они застряли?» — под одобрительный смех толпы вопрошал лидер ДПНИ.
Посетовав на то, что из 200 знамён ДПНИ до митинга дошло лишь несколько штук, он предупредил, что после митинга его могут задержать.
— Не дадим! — взревела толпа. Рогозин недовольно морщился.
— Россия принадлежит русским, — сообщил Белов. — Позор гондонам, которые разгоняют русских! Родина или смерть!

Люмпенство? Абсолютное. Картина, за которой собственно «национального» угадывается не больше, чем за митингами РСДРП (б), и которая ассоциативно относит нас к бунинским «окаянным дням»: «16 февраля. Ночью. Встретил на Поварской мальчишку солдата, оборванного, тощего, паскудного и вдребезги пьяного. Ткнул мне мордой в грудь и, отшатнувшись назад, плюнул на меня и сказал: «Деспот, сукин сын!»

Спрашивается, есть ли в такой ситуации место для кого бы то ни было, кроме «тусовщиков"-радикалов? Совершенно неслучайно не то, чтобы идейное расхождение со всеми, кому претит подобное дискотечное «зажигательство», — с православными, имперцами, социалистами, национал-консерваторами — а прямо-таки остервенелое отталкивание от любого намека на культуру, ответственность, самодисциплину, преемственность. Многочисленные комментарии на ЖЖ и на соответствующих сайтах переполнены через край язвительностью уже не по адресу властей или этнических мигрантов, а партнеров, недавно еще собиравшихся выступать общей колонной. «Патологическая хоругвеносность» и «магические пляски вуду» (это относительно православных шествий, молебна и пр.) — еще самые безобидные из используемых здесь определений. Пожалуй, со временем из данной публики, действительно, выйдут замечательные язычники и гонители Церкви, одни из ретивейших в целой истории.

Происходящее не дает повода сомневаться: «Русский марш — 2006» в последний момент удалось резко перекроить по лекалам НДПР-ДПНИ; «новая оппозиция» реализовала здесь необходимый первый этап «раскрутки» — отпочкование от, условно говоря, «старой оппозиции» и наиболее выгодное позиционирование себя на ее фоне как наиболее решительной, смелой, боеспособной части с узурпацией самой темы РМ и русского национализма. При этом, кажется, окончательно определилось и направление развития революционной тематики: разворот в сторону молодежных течений, люмпенизация, упор на выстраивание ударного тарана, взрывающего ситуацию, вместо использованных на Украине и в Грузии технологий последовательной обработки общественного мнения и подъема волны массовых протестов.

Правда в том, что «новой оппозиции» не нужен никто, кроме специфической и легко управляемой технократической молодежной аудитории. Происходит осознанное размежевание, отталкивание от себя всех, чей опыт и убеждения являются более-менее сформированными. Технологии социокибернетики требуют единого и цельного мобилизационного, «штурмового» контекста, для чего должна быть обеспечена однородность рядов и дистанция, отсутствие соприкосновения со столь неудобной в данном случае, размагничивающей кибернетическую уверенность темой, как диалог-сотрудничество. На наших глазах происходит резкая радикализация воззрений: воинственность, отрицание с чужаков распространяются на государство и патриотов, снимаются последние ограничения, формы пропаганды становятся все более примитивными, а эмоции накаляются.

Майдан, нескончаемое словоблудие «ди-джея оранжевой революции» Мыколы Томенко, признаемся, выглядит красноречием, образцом высокой идейности, содержательности и гуманитарного мышления в сравнении с убогой, нарочито убогой субкультурной атмосферой московского радикального сборища. Новая волна выносит на оппозиционную авансцену очередную модификацию люмпена-андроида, усовершенствованного, с приставкой «техно-», воинствующего и оправданного в собственных глазах своей «супер-современностью», единственной актуальностью, имением права, по Достоевскому. Сложно сказать, какой замысел руководит депутатами Госдумы, которые по-прежнему принимают участие в разворачиваемом «новой оппозицией» постмодерновом действе, но абсолютно очевидным является то, что они не нужны здесь, на Девичьем поле, что они никогда не были и не станут в глазах молодых «блоггеров» настоящими лидерами, источниками «движухи», а останутся в лучшем случае изображать пассивный «бэкграунд» митингового подиума или едко высмеиваться, как высмеяны в заметках участника Бабурин и Курьянович.

Быть представителем крупной партии, публичным политиком, участвовать в работе высшего законодательного органа страны, иметь опыт оппозиционной работы, быть попросту старшим — все это в новой системе приоритетов ни о чем не говорит, является «отстоем». Конечно, не воспрещается найти применение депутатским способностям, авторитету и иммунитету для других ситуаций. Но, несмотря ни на что, смысловой антагонизм остается. Весьма симптоматичным кажется то, что объявленные дебаты Белов vs Удальцов-Марков в конце концов были заменены на другие, благополучно прошедшие на минувшей неделе в клубе Bilingua: Белов vs Владимир Рыжков. Поясню, в чем тут дело. Дело в том, что разный состав участников предполагает свой расклад, свою актуализацию и свои характерные линии противоборства. В первом случае пара «Белов-Удальцов» олицетворяла разницу взглядов в радикальном молодежном сообществе; «Белов-Марков» — противостояние по линии революционеров и государственников-консерваторов. В измененном составе оппозиционер радикальный сошелся с оппозиционером либеральным, то бишь политическим. Соответствующая линия конфронтации здесь — это не отношение к власти или антитеза национализма-интернационализма. В центр дискуссии встает проблематика «нового оппозиционного метода», в сопоставлении с инструментарием, применявшимся для борьбы до сих пор. Естественно, что на фоне Рыжкова, представителя проигравшего и так и не сумевшего повторно сорганизоваться лагеря «старых правых» (СПС, Яблоко и др.) энергетизм и молодые амбиции А. Белова смотрелись наиболее убедительно.

Дебаты, по сути, явили собой выяснение отношений между двумя поколениями: средним и младшим. Они как бы в очередной раз демонстрировали молодежной аудитории: полноценным оппозиционером не может быть не только принципиальный противник расистских теорий, воцерковленный православный, носитель традиционных нравственных ценностей, человек диалога, культуры, но и человек старшего возраста. «Блоггерские» отзывы на мероприятие в Bilingua дают образцы самой уничижительной критики «престарелого пионера», не лучшим образом одетого, с бегающими глазками и т. д. В противоположность ему «будка Белова» (метки господа на словцо, не откажешь!) склоняет все же в сторону большего доверия. Лидер ДПНИ молод, силен, сексапилен, одет в соответствии с требованиями дня, источает пуленепробиваемую уверенность, чеканит слова, при первом представившемся случае переходит на ненормативную лексику (следовательно, искренен и стоит выше «условностей»). Синтетический национализм «новых» — это в значительной мере набор поведенческих, мимических, дресс- и иных кодов, по которому определяется «свой», стоящий человек. Рыжков в данной системе безусловный «чужой», аутсайдер, «лузер» (от англ. loose — потерянный, неудачник), даже несмотря на свой опыт, способности и резкую оппозиционность к Кремлю. Вместе с ним суровый приговор выносится самому политическому методу: построение регулярной партийной структуры, участие в выборах, продвижение собственной программы развития и т. д.

Вероятно, в восприятии этой же аудитории совершенно иначе смотрелась фигура Альфреда Коха, который по некой случайности также очутился в Bilingua 22 ноября. Русофоб, циник, он еще более немолод, никогда не высказывался по этническому вопросу, не замечен в активной оппозиционной работе, зато активно продвигает собственные, альтернативные взгляды на российское прошлое и самосознание, стоит во главе интеллектуального течения социал-дарвинистов и западников — тоже по-своему радикалов, но в другом смысле. Чуете, какая штука? Для ОГИ и Bilingua Кох если не завсегдатай и хозяин, то довольно частый посетитель. Его специализация — развенчание «мифов», одолевающих отечественную историю, вопросы национальной идентичности и имперского сознания. По стечению обстоятельств, все мифы в освещении Коха развенчиваются в одном направлении — признания ущербности «русского». Но ничего, такому как он, многое прощается: основательному, респектабельному «челу», от которого за версту разит «особой продвинутостью». Альфредушка ведь, ко всему прочему, не кто-нибудь, а идеолог и администратор сближения с «белым» Западом…

Предвижу упрек в адрес автора в излишней эмоциональности и критическом настрое к оппозиционной молодежи — дескать, каждое поколение имеет право выражать свою позицию и свои чувства так, как оно это умеет, как у него это принято. Что ж, вольному воля, дело не в поколенческом разрыве и ретроградстве. Мне самому по роду занятий приходится много времени проводить за компьютером и в сети. Большое несоответствие в том, что при варианте, описанном выше, у субкультурной «блоггерской» антикавказской «тусовки» нет никаких оснований определять свою сходку как «Русский марш» и претендовать на выражение национальных чувств и национальной идеи. Ибо собственно «русского» в представленном типе почти не осталось, «русское» не занимает никакого существенного места в его жизни, где основные интересы и время подчинены заимствованным, чуждым, космополитским, а нередко и прямо враждебным национальному ценностному ряду понятиям и реальностям. Более того, с закулисной кухни НДПР-ДПНИ членам фан-клуба отпускается еще более крутое, горячащее варево, замешенное по последним рецептам скрытого управления, формирования «одномерного человека», провоцирования кризисов. Нет сомнения в конкретных талантах, способностях и энергии. Сомнителен практикуемый алхимический способ получения «русскости» — простым добавлением к существующему «тусовочному» типу ненависти к мигрантам, скрещиванию офисных иждивенчества и инфантилизма с революционным авантюризмом.

Вполне может быть, что достойные люди Рогозин, Савельев и Алкснис предчувствуют в данной аудитории большие возможности к действию. Но, повторюсь, все равно, какой мастер возьмется чинить часовой механизм молотком и зубилом; безразлично, слева направо или справа налево накладывать жгут, если накладывать его поперек горла. Кровопотерю такими методами не останавливают! Ключевым во всей теме был и остается вопрос не об эффективности метода, а о его применимости и принадлежности к собственно национальному контексту.

Важнее всего в происходящем сама перспектива неопределенности, сталкивающая общество с относительно традиционного, регулярного, предсказуемого пути развития. Не только для обывателя, но и для политических игроков высокого уровня способность управлять кризисами не гарантирована. Участие во всем еще и внешних центров управления, тем более нескольких и состоящих в остром противоречии друг с другом, окончательно запутывает дело. Качественный, принципиальный выбор таким образом состоит в выборе самой нелинейности либо отрицании ее, общем расположении/нерасположении к авантюрным сценариям, до предела запутанной игре всех против всех.

Тревогу вызывает сам факт, что национально-патриотическое движение застыло вблизи рубикона — черты, за которой борьба за нацию окажется провозглашена самоценной, отдельной от собственно национальных начал. Новая волна оппозиционной деятельности обещает стать неким иным явлением, аналогов которому до сих пор не знала Россия. Ближе всего она стоит к заимствованным, привнесенным концепциям «управляемого хаоса», скрытого манипулирования, консциентального поражения. В логике этой борьбы цель оправдывает средства. Но непонятно: какого русского собираются облагодетельствовать нынешние радикалы? Того ли того, что был до сих пор, или которого заново спроектируют и назовут русским? Что толку в революционном борении, вынуждающем человека поступиться собою самим? Что «национального» можно усмотреть в воцарении «белых оппозиционных технократов» и проведении ими своих реформ? Если логика нелинейного управления, программирующей социальной инженерии принимается, теряет значение и смысл само понятие национального возрождения в применении к народу, у которого почти произвольно заменены историческое самосознание и идентичность.

Технократическая рамка заведомо неспособна удерживать актуальные задачи национального возрождения. В качестве замечательного примера мышления в национальных категориях следует упомянуть светлой памяти Александра Панарина. Громадный и зачастую беспорядочный, противоречивый, исполненный негативизма массив новейшей западноевропейской мысли оказался приведен им в итоге в позитивную систему именно через обращение к традиционной восточно-православной и имперско-российской мировоззренческой парадигмам. Александру Сергеевичу мы обязаны трансляцией современных западных философских, культурологических и политологических источников, оказывающих опосредованное влияние на развитие современного общества. Но не только этим, а и творческим оплодотворением их, подтверждением того, что Россия по-прежнему, как во времена взаимодействия классических культур, готова быть на переднем крае, совершать ценностную возгонку западных исканий, преобразуя их в очищенные и просвещенные смыслом формы политико-экономического строительства. Последние работы автора — концепция «двух империй», «союза слабых против сильных» — по прискорбию многими, в т. ч. близкими учениками не замечаемые, несут огромный положительный заряд и на большую перспективу вперед задают актуальную проблематику национально-патриотического движения.

СНОСКА:
1. В молодежной «тусовочной» среде — неожиданное появление большого количества людей в заранее установленном месте, в заданное время. Участники по сценарию совершают определенные действия, а потом быстро расходятся, растворяясь в толпе так же, как появились. Флэш-моб представляет собой кратковременную акцию, рассчитанную на поддержание духа «команды» и произведение соответствующего эффекта на окружающих, яркую, эксцентричную, в ином варианте демонстративно-устрашающую.