ОЦЕНКА РОССИЙСКОГО ЗАКОНА О РЕЛИГИИ ОФИЦИАЛЬНЫМ ВАТИКАНОМ
Больше чем шесть месяцев прошло после того, как новый закон России по религии формально вступил в силу. Это время для некоторых общих наблюдений и заключений относительно его практического осуществления. Отмечают около двух случаев ограничения миссионерской деятельности в России: один из них — на Дальнем Востоке выслали американского миссионера. Других примеров ограничения прав иностранных миссионеров за последние шесть месяцев не наблюдали. Значительно легче найти случаи нарушения свободы деятельности местных российских религиозных меньшинств. Плохой новостью считают и то, что по тексту закона иностранные граждане и иностранные церкви имеют меньше прав, чем русские верующие. Однако на практике пока имеет место противоположная ситуация. Реальные права религиозных меньшинств меньше зависят от объективных юридических норм, чем от политических связей, включая связи с иностранными государствами, с которыми Москва поддерживает хорошие отношения. С момента принятия закона можно отметить небольшое усиление той отрицательной тенденции, которая появилась приблизительно четыре года назад. Русские сегодня только немного менее свободно заявляют о своих религиозных верованиях и практикуют их, чем это было в сентябре, но значительно менее свободно, чем они это делали в 1993 году. Религиозные репрессии — запрещение конфессиям, вызывающим неприязнь, осуществлять религиозное поклонение и заявлять о нем — являются разрозненными, но растущими. Религиозная дискриминация — предпочтительное жестокое обхождение с определенными религиозными объединениями по сравнению с другими, принуждение налогоплательщиков субсидировать то, что стало де-факто признанными церквями распространяющееся явление. Следует подчеркнуть, что простое существование установленной государственной церкви не всегда нарушение религиозной свободы. Но когда государство декларирует, согласно конституции, что все религиозные ассоциации являются равными перед законом, но затем систематически нарушает конституцию на практике, каждый имеет право подвергнуть сомнению обязательства государства по выполнению закона. Например, субсидируются строительства новых мест для поклонения православных христиан и мусульман, но не для других конфессий. Также подписывается официальное двустороннее соглашение, посредством которого государственные структуры типа Министерства Обороны обязываются сотрудничать именно с Русской Православной Церковью, в то же время с другими конфессиями никакие подобные соглашения не подписываются. Однако через шесть месяцев еще слишком рано судить о результатах работы нового закона. Только в марте Министерство Юстиции, наконец, выпустило официальные инструкции, позволяющие осуществлять действие закона для регистрируемых церквей. Некоторые местные должностные лица в больших провинциальных городах еще не получили эти инструкции. Но на национальном уровне движение по осуществлению действия закона развивается быстрее. Министерство Юстиции достаточно быстро предоставляет регистрацию двум самым большим национальным ассоциациям пятидесятников России, которые испытали наиболее серьезную дискриминацию и репрессии, чем другие протестанты. Пока Министерство, кажется, не использует процесс регистрации для создания искусственных процедурных препятствий для конфессий, находящихся в «в немилости». Однако, самое большое разочарование последних шести месяцев то, что вопреки повторным неофициальным гарантиям, которые западные дипломаты и журналисты получили от российских правительственных должностных лиц, до сих пор не предъявлены принципы, позволяющие уравнять в правах конфессии, находившиеся последние 15 лет «в подполье» с существовавшими в дореформенном советском государстве. В защиту этих анемичных инструкций, российские должностные лица утверждают, что они не могут противоречить закону, который пропускает парламент. Это положение сомнительно. В силу того, что закон непосредственно противоречит конституции России, начиная с Президента, все его назначенцы имеют вполне достаточные основания для исполнительных действий в рамках конституции. Тем более что за Ельциным известна практика издания президентских декретов и других правительственных распоряжений, которые игнорируют или противоречат законам, принимаемым парламентом. Государственно-церковные отношения, кажется, почти единственная область, в которой исполнительная власть подчиняется (или притворяется, что подчинилась) парламентскому превосходству. По существу, назначенцы Ельцина были должны выбирать: или писать инструкции, последовательные по отношению к их собственным официальными сообщениями для печати и конституции, или к закону 1997 года. Теперь, когда они выбрали последнее, дамоклов меч продолжит висеть над религиозными меньшинствами России до тех пор, пока закон не аннулируют явно или отменят в суде. Некоторые российские активисты в области прав человека думают, что волна репрессий начнется, как только Москва будет убеждена, что проблема ускользнула от западного внимания. Другие предсказывают подавление сопротивления в январе 2000 года, так как после декабря 1999 истекает крайний срок для перерегистрации всех существующих религиозных организаций и любая церковь, которой будет отказано в перерегистрации потеряет юридическое основание для существования. Однако даже простое существование закона 1997 года увековечит климат запугивания. Многие организации религиозных меньшинств будут знать, что они формально незаконны и могут быть запрещены в любой момент по прихоти местных должностных лиц. При этом данные должностные лица будут иметь больше возможностей, чем когда-либо, чтобы вымогать взятки. В конце 1997 одно должностное лицо в Сибири признавало, что его коллеги и предшественники неоднократно принимали взятки от религиозных организаций и согласилось, что новый закон делает такие дела даже более общераспространенными. Наиболее широко распространенное конкретное нарушение религиозной свободы в России — запрещение доступа к залам отдыха, школам, и другим, принадлежащим государству средствам обслуживания, объединениям религиозных меньшинств, особенно пятидесятникам и другим протестантам. Большинство в России должно все же правильно понимать свободный рынок в его реальном состояние: в большинстве городов фактически каждое общественное место, подходящее для больших или средних сборов людей, даже кино, принадлежит муниципальной власти или провинциальному правительству. В сегодняшней переходной российской экономике, такие участки обычно арендуются любой группой, желающей оплатить: продавцами компьютеров, автоимпортерами, политическими партиями. Выборочное запрещение этого религиозным организациям эквивалентно объявлению верующих религиозных меньшинств второразрядными гражданами, особенно, когда одной церкви дают право вето по отношению к другим. Так, протестанты рассказывают что, они могут использовать принадлежащий государству участок только, если получат разрешение от православного духовенства. Римские католики пока пострадали меньше чем протестанты из-за нового закона. Причина этого не в том, что антикатолические взгляды среди влиятельных русских выражены менее антипротестантских, но структура римской католической церкви является слишком тяжелой целью. Нападающий на один католический округ нападает на объединенную международную организацию с сотнями миллионов членов, многие из них живут в странах, с который кремлевские лидеры имеют хорошие отношения. Гораздо менее опасно расправиться с изолированными пятидесятниками или баптистами, которые не являются частью какой-либо национальной или международной структуры. Однако, католическое духовенство — иностранные граждане теперь получают визы с большим трудом, чем в начале 1990-х. Особенно в Сибири католическое духовенство жалуется, что может получить визы только в течение коротких периодов, типа двух или трех месяцев, реже — на целый год. Иногда им предлагают вернуться назад в их страны просто для того, чтобы возобновить визы. Данная ситуация широко меняется в зависимости от региона: некоторые католические священники сумели получить разрешение на постоянное жительство от местных должностных лиц. В некоторых провинциальных городах недавно восстановленные католические округи теперь имеют возможность занять здания католических церквей, построенных местными общинами этнических поляков или немцев в 19 столетии и которые были захвачены советским режимом после 1917 года. В других городах упрямо отказались вернуть эти церкви. По крайней мере, в одном случае местные власти даже притворились, что на их территории никогда не имелся католический округ. Нужно обратить внимание, что православный Патриархат Москвы также стоял перед трудностями в восстановлении зданий церкви, отобранных в течение советского периода и теперь занятый светскими учреждениями типа музеев. Одно различие — Московская Патриархия обычно получает, по крайней мере, некоторую компенсацию в форме государственных субсидий для восстановления других своих зданий и даже для строительства новых церквей. Главное опасение католиков теперь не принудительное закрытие округов, которые уже существуют, но большие трудности в расширении этих округов в города, которые все еще не имеют католических храмов и общин. Перед 1917 имелись приблизительно 330 католических округов, рассеянных широко на территории того, что является теперь Российской Федерацией, начиная с периода «гласности» католики сумели восстановить только приблизительно половину из них. Однако они постоянно обвиняются в проведении «духовного вторжения», как будто католики никогда не жили в России вне Москвы или Санкт-Петербурга. CWN / РУССКАЯ ЛИНИЯ
