Михаил Делягин: «Россия — страна, которая существует, пока есть сверхзадачи»
Известный аналитик о поиске национальной идеи…
Известный экономист и аналитик Михаил Делягин, отвечая на вопрос «Комсомольской правды», что, по его мнению, стало главным для нашей страны, за период с 1993 года (расстрела Верховного совета) по сей день, заметил: «Главное, что случилось — утрата советской идентичности при том, что никакой новой не найдено. А точнее — не создано».
«Хотя попытки были. Помнится, Ельцин в 1997 году дал поручение своим советникам по политическим вопросам разработать национальную идею. Итогом титанического труда очень уважаемых людей стал талмуд толщиной сантиметров в пять. (..) Открываю талмуд в середине, „опускаю глаза в чашку“ — и первая же строка: „В поисках национальной идеи мы прочитали много газет“. И стало ясно, что лучше на тему национальной идеи придумать ничего нельзя. Как говорится, „Умри, Денис — лучше не напишешь“. Эти прекрасные политологи искали национальную идею методом анализа газетных публикаций. Хорошо, что им хватило ума анализировать газеты, а не надписи в туалетах! Это трагедия: они поняли, что национальную идею нельзя ни придумать, ни заимствовать, поняли, что ее можно лишь услышать и потом выразить словами, лозунгами и политическими структурами. Но не подумали, что слушать надо народ, а не публицистов, пишущих „на злобу дня“», — отметил М.Делягин.
«В 90-е годы, — продолжил аналитик, — спекулянты и реформаторы в корыстных целях попытались превратить в национальную идею прибыль. Еще Чичваркин пару лет назад вел на Лондонском экономическом форуме обсуждение чудесного тезиса „Роскошь как национальная идея России“. Между тем не только советская идентичность, но и вообще идентичность как таковая носит сугубо внеэкономический характер. Когда же официально признается и навязывается всем остальным, что главное, а то и единственно важное в жизни — это деньги, то достаточно быстро выясняется, что на этом основании нельзя построить ничего существенного, разумеется, кроме личного замка где-нибудь в Швейцарии или на Рублевке. Ну и кроме куршевельского борделя, конечно».
Попытки выработки национальной идеи, считает эксперт, стали интенсивно предприниматься с конца 1990-х: «Была попытка Примакова, уж не знаю, сознательно или, скорее, просто ставшая таковой в силу убедительности его личного стиля — превратить в национальную идею ответственность и добросовестность. Но самой удачной, как кощунственно это ни звучит, была вторая Чеченская война. Если бы потом идеалы патриотизма, проявленные и усиленные ею, понимание того, что русский и в целом гражданин России может быть не только бессловесной и проданной своим начальством жертвой, как втирают до сих пор в наши головы либеральные журналисты, но героем и победителем — мы жили бы уже сегодня в совершенно иной стране. Однако идеалы патриотизма напугали правящую тусовку и были проданы, причем, проданы по дешевке. А в оборот было запущено кощунственное словосочетание „русский фашизм“, которое в силу характера его использования официальными пропагандистами едва не привело к чудовищной реабилитации в общественном сознании понятия „фашизм“. Затем в головы общества вбивалась идеологема о „России, поднимающейся с колен“. Правда, обычно почему-то тактично умалчивалось о том, в какую именно позу поднимала нашу страну правящая тусовка. Но главное, что отравило и обессилело и эти, и многие другие подобные попытки 2000-х годов — их глубокая внутренняя лживость. Ведь предпринимавшие эти попытки люди были проводниками, причем проводниками сознательными, убийственной для России политики 90-х годов».
«Политика Ельцина», считает эксперт, ярлык правильный, но упрощенный: «Потому что Ельцин ее не разрабатывал, он всего лишь не сопротивлялся этой политике и проводил ее ради сохранения власти. Кроме того, Ельцин по сути своей — разрушитель. У него была одна базовая идея: больше никакого, говорилось, „коммунизма“, но под ним подразумевался „совок“. (..) При этом наивно предполагалось, что достижения и завоевания Советской власти никуда не денутся: надо разрушить ее плохие стороны, а хорошие останутся. Мысль о том, что плохое и хорошее в советской цивилизации, как и во всякой другой, было слито воедино, и их разделение могло быть результатом только колоссального и осторожного труда, в горячие головы просто не приходила. Ельцин рвался от коммунизма. Но куда именно рваться, кроме абстрактного „мирового сообщества“ и супермаркетов, он представить себе так и не смог».
По мнению М. Делягина, в итоге программа либеральных реформаторов «представляется программой построения капитализма в отдельно взятой квартире, а то и коммунизма в отдельно взятом швейцарском замке». «И в этом отношении многие нынешние руководители выглядят прямыми идеологическими наследниками тех людей, которые в 1996 году выдвинули очень искренний и поэтому очень яркий, очень убедительный лозунг „Бабло побеждает зло!“» — добавил он.
Поэтому, убежден М. Делягин, с позиции сегодняшнего дня можно уверенно сказать, что советская власть была побеждена «не для общественного блага, а чтобы создать более страшную, более убогую, более коррумпированную и в конечном счете более кровавую, как мы уже понимаем сегодня, диктатуру, чем все, на что был способен какой-нибудь Зюганов (..) Можно сказать, что даже Коржаков при всех своих общеизвестных недостатках был в 1996 году существенно меньшим злом, чем Чубайс и компания. Меньшим злом хотя бы потому, что у него, пусть он меня простит, просто не хватило бы ума на реализацию столь изощренных, столь, не побоюсь этого слова даже после известного романа Проханова, виртуозных схем, как ГКО и многие-многие другие».
«Именно попытка заменить все человеческие ценности только деньгами, очень либеральная по своему духу попытка, стала главной причиной национальной катастрофы, которую все мы продолжаем переживать сегодня. Давайте называть вещи своими именами: под политкорректным псевдонимом „либеральные реформы“ скрывается то, что любой другой народ, отнюдь не только еврейский, назвал бы Катастрофой. С большой буквы. И Катастрофа продолжается, она длится и длится — по очень простой причине: потому, что смысл жизни заменен ненадлежащей, глубоко ложной и лживой ценностью», — убежден М.Делягин.
«А люди не живут ради наживы точно так же и почти по тем же самым причинам, по которым они не живут без воздуха: они к этому не приспособлены. Классическим в этом отношении примером является демографическая катастрофа. (..) Причина „русского креста“, когда в считанные годы почти вдвое упала рождаемость и почти вдвое выросла смертность, и в первую очередь, конечно, причина падения рождаемости — потребительская переориентация общества», — добавил он.
В Советском Союзе, отмечает Делягин, потребления в нашем нынешнем понимании почти не было. «В результате мы пришли к противоположной, парадоксальной ситуации, когда самые простые, обыденные для остального развитого мира вещи для нас были ценностью сами по себе. (..) И после краха потребительского рынка в конце 80-х годов, мы напоминали долго голодавшего человека, которому нельзя давать есть вволю, потому что он сразу же объестся и умрет в муках от заворота кишок. Это страшное зрелище, когда голодный человек наедается тяжелой пищи! И вот наше общество оказалось в таком положении. После долгого, длившегося несколько поколений потребительского голодания мы бросились на внезапно распахнувшиеся возможности и очень, очень сильно переели. Не в материальном выражении — по этой части наше общество едва ли не беднее, чем в советское время, но в идеологическом плане. Мы переели и сейчас мучаемся. Слава Богу, наверное, не умрем. Но эффект был и пока еще остается страшный», — считает экономист.
Между тем, отметил эксперт, «человек как человек, как социальное существо просто не существует без сверхзадачи: без нее он превращается в биологический объект, а народ — в простую биомассу». «И в этом отношении либералы, относящиеся к нашему народу как к биомассе, относятся к нему с точки зрения реализации своей объективной задачи — превращения людей в животных при помощи насаждения потребительской мотивации. И вот после этого отношение к ним как к животным уже будет, действительно, абсолютно оправдано», — заметил М.Делягин.
Рассуждая о сдвигах в сторону патриотизма в годы правления Владимира Путина, М. Делягин сказал: «Именно он выразил тоску нашего народа по гордости, по публичной манифестации того, что мы, Россия — самостоятельная и самодостаточная ценность, а не нелепый обломок чего-то когда-то бывшего и великого. Его реальная историческая личная заслуга заключается в том, что он услышал это желание общества и выразил его в политике. Почему этого не было раньше? Совсем не потому, что боялись коммунистов. (..) Почему же с самого начала не опирались на российский патриотизм, не создавали, не пестовали его? Чего боялись? Так вот, не боялись: дело совершенно в ином. Дело в том, что в ходе любой революции к власти на определенном этапе вылезает чужеродный для данного общества элемент — это закон природы. Причина проста: революция обычно требует безумной жестокости, на которую человек, тесно связанный с соответствующим обществом, сроднившийся с ним, попросту не способен. Поэтому верх берет чужеродный элемент, которому доступна инфернальная жестокость, потому что жертвы революции для него — бесконечно далекие, чужие люди».
«Наши реформаторы вошли в криминальную революцию начала 90-х годов младшими научными сотрудниками. В силу упрощения коммуникации, вызванной глобализацией, Запад был для них гораздо проще и понятней, чем собственная страна. Советский Союз был ведь действительно очень сложно и во многом скрыто от поверхностного наблюдателя устроенным обществом. Наши младшие научные сотрудники читали книжки про Запад, а книжек про Россию не читали, да и собственно российской жизнью не жили. В результате для них приятней, а часто и понятней собственной страны были Франция, Италия, Соединенные Штаты. И в силу этого они во многом были изначально враждебны своей стране», — полагает эксперт.
«Российским либералам в целом, насколько я могу судить, свойственна глубокая искренняя ненависть к стране, в которой они живут, — продолжил М.Делягин. — Это имеет объективные причины, потому что это люди с большими запросами, а с другой стороны — с тонкой нервной организацией. Они болезненно сталкивались с нашей тупой, дуболомной системой управления. Ведь в странах типа России одновременно существуют очень разные культуры, и система управления, вынужденная приспосабливаться ко всем сразу, поневоле сдерживает наиболее культурную часть общества. Позволяет ей развиваться, достигать невиданных высот в своей сфере, поддерживает, но при этом и сдерживает тоже. И культурный человек мучается, страдает от этого сдерживания и, понятное дело, протестует. (..) Если человек нормальный, он понимает ситуацию, констатирует, что да, не ту страну назвали Гондурасом, и борется, способствуя ее улучшению. И на этом все заканчивается, потому что в целом ему приятнее жить здесь, чем в гондурасах, и в итоге он своей борьбой приносит пользу своей стране. Грубо говоря, он сражается с ворами, а не с Россией, и потому сражается за Россию. Однако в исключительных случаях это положение вырождается в ненависть к своей стране. И в условиях революции люди, которые по названным причинам глубоко и искренне ненавидят свой народ, всплывают наверх».
Но вслед за первым поколением либералов, отметил далее аналитик, пришло новое поколение, «поколение коррупционеров, образовавших класс клептократии». «Они живут ради потребления и ни для чего больше. И коррупция является их образом жизни просто потому, что она является наиболее удобным способом обеспечения потребления. В отличие от либералов, они рвут страну на куски не от ненависти к ней, упаси Боже. Их мотивация проще и страшней: „Ничего личного, только бизнес“. Потому что смысл жизни — потребление», — считает Делягин. «И, соответственно, человек, живущий ради потребления и при этом занимающий какой-то пост, объективно будет служить не своей стране, а странам более удобного потребления», — добавил он.
Главной же особенностью либерального сознания Делягин считает тоталитарность: «Либерал вам будет петь про плюрализм мнений до скончания века, но при этом он четко будет исходить из того, что есть лишь две точки зрения: одна его, а другая неправильная. Это фундаментальная установка. Поэтому в России именно либералы являются носителями самого тоталитарного сознания. Даже ФСБ отдыхает, потому что самый упертый опер понимает, что у этих врагов тоже есть своя логика, они зачем-то эти глупости делают. Они неправы, их логика может быть чужда и непонятна, но чего-то у них есть. А вот либерал — это четкое деление мира на своих и врагов, причем враги не подлежат никакому перевоспитанию и переубеждению — только уничтожению, как в Ветхом Завете. (..) Абсолютно иудаистское чувство. Оно наиболее свойственно именно иудаизму — абсолютная вражда, война на уничтожение, и потом еще сплясать на костях. При этом сегодня это чувство не носит национального или религиозного характера: просто современная либеральная культура вышла оттуда».
«И либералы относятся ко всему остальному миру именно с этой точки зрения. Когда они видят человека, у которого есть какие-то ценности, они испытывают глубочайший шок, потому что не понимают, как это? Для них это выродок — просто потому, что служит не деньгам, а чему-то еще», — заметил Делягин.
Он напомнил, что в годы Великой Отечественной войны «наши люди, советские люди сражались именно за ценности, а не за потребление»: «За потребление они бы спокойно сдались, выдали бы „жидов и комиссаров“ и прекрасно жили под немцами, как жила Восточная Европа, та же Франция, Бельгия, Голландия, и великолепно бы себя чувствовали. И ничего бы их не огорчало в окружающей действительности. А приди какие-нибудь американцы, они бы очень убедительно объясняли, что знать не знали ни про какой Бухенвальд. Ну да, они были бы людьми третьего сорта, и их бы уничтожали, но ведь примерно так, как сейчас в рамках либеральных реформ уничтожают: примерно по тем же рецептам, что тогда немцы говорили. Если сравнить тогдашние заявления официальной гитлеровской пропаганды с той политикой, которую осуществляют либералы, сущностных различий оказывается не так уж и много. (..) Зайдите на любое кладбище, почитайте даты смерти. В любом месте Российской Федерации, можно в Москве. В Освенцим ездить не нужно. Вы все увидите на примере своей страны и своего поколения».
«Когда вам кто-то говорит, что главное — это ваше потребление, что главное — это ваши деньги, знайте, что из вас хотят сделать животное, чтобы в лучшем случае держать вас в клетке и доить, а в худшем — сделать из вас вкусную ароматную котлетку с румяной корочкой. Человек устроен сложнее. Деньги — это инструмент. Мы живем не для того, чтобы дышать, хотя без дыхания мы умрем очень быстро. Деньги тоже необходимы, но мы живем не для потребления, как и не для дыхания. Как только мы забываем об этом, мы превращаемся в обезьян. Россия — страна, которая существует, пока есть сверхзадачи. Не нужно использовать сверхзадачи для злоупотребления. Не нужно обманывать, грабить и принуждать людей, опираясь на эту сверхзадачу. Но если у нас нет сверхзадачи, мы просто перестаем существовать, причем перестаем существовать значительно быстрее, чем западноевропейцы. Потому что наша культура не имеет иммунитета к лозунгу о бабле», — заключил Михаил Делягин. Русская линия
Известный экономист и аналитик Михаил Делягин, отвечая на вопрос «Комсомольской правды», что, по его мнению, стало главным для нашей страны, за период с 1993 года (расстрела Верховного совета) по сей день, заметил: «Главное, что случилось — утрата советской идентичности при том, что никакой новой не найдено. А точнее — не создано».