Министерство образования РФ также становится «экспортно-ориентированной отраслью»…
Министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко в очередной раз выступил с заявлением о критическом положении дел в российском образовании. В четверг, 17 февраля, во время открытия научно-технологического симпозиума в американском университетском городе Стэнфорд он заявил дословно следующее: «Мы теряем конкурентоспособность». И тут же поспешил оговориться, словно бы оправдаться перед собравшейся аудиторией: «Но признание этого факта (?) позволит изменить ситуацию к лучшему».
Не делая до поры окончательных выводов, признаем позицию российского министра несколько странной: Америку словно бы успокаивают в том, что российское образование держится и будет держаться на плаву, а заодно и понемногу стращают возможными перспективами скорого радикального ухудшения качества учебной работы. Примечательный факт: двумя неделями раньше Высшая школа экономики Г. Ясина (это один из наиболее влиятельных в России либеральных институтов-проводников реформ) уже организовывала «круглый стол», опять-таки, странное дело, по теме «конкурентоспособности» школьного образования. На нем, в частности, были оглашены впечатляющие данные недавно прошедшего тестирования среди подростков 15-ти лет в котором приняли участие 250 тысяч человек из 41 страны. Россия по результатам исследования оказалась на 32−34 местах. С тестами по математике и естествознанию у наших детей было особенно плохо: с ними сумели справиться лишь 6% российских восьмиклассников, тогда как в лидирующих странах (Сингапур, Тайвань, Япония, Финляндия) задание выполнили от 24 до 44% детей. В чем же причина такого огромного отставания, и о какой именно конкурентоспособности российской школы во всех упомянутых случаях идет речь?
Очевидно, что само по себе школьное знание не имеет никакого смысла оценивать в коммерческих категориях. Это фундаментальная предпосылка, которая далее реализуется в рамках тех конкурентных преимуществ, которыми обладают конкретные общество и экономика. Что же до современной России, общая конкурентоспособность ее остается постоянно дискутируемой, однако в практическом смысле не реализуемой мечтой. Разве только г-н Фурсенко намеревается и впредь поставлять все больше «живых мозгов» для западных науки и производства. В таком случае, ясно, по какой причине площадкой для рассуждений о проблемах «конкурентоспособности» школ и вузов России избирается американский Стэнфорд.
Фантастическое, обескураживающее сокращение интеллектуальной, культурной и производительной базы поставило отечественное образование в тупик. Для кого и для чего нам растить высокообразованные кадры? У себя на Родине они не нужны. Для молодого человека актуален единственный стимул: хорошо успевать, чтобы уехать на Запад, тем самым устроив собственную судьбу. Национальная образовательная традиция, десятки тысяч средних школ и вузов, на содержание которых в последние годы растрачивается 5−7% всех доходов страны, оказываются вынуждены «работать на дядю», без всякой для себя пользы и даже вопреки российским интересам на международной арене.
Явные нелепости ситуации чиновники Министерства образования склонны объяснять косностью и неприспособленностью российской школы, вышедшей из советского времени, к требованиям современного развития. «Причина в том, что у нас функционирует совершенно неэффективная школьная модель, включая систему финансирования, дестимулирующую систему оплаты труда учителей, и административную вертикаль», — резюмировали на «круглом столе» в Высшей школе экономики. По мнению Фурсенко, положение исправит предлагаемая реформа, переводящая денежное обеспечение школ на адресные рельсы. «Реформа, — заверяет министр, — будет реализовываться одновременно с увеличением финансирования в области образования».
Запланированная новая волна реформ в системе образования — дело весьма спорное. Многие с опасением относятся к стараниям нынешнего Правительства перевести школы и вузы, если не на коммерческие, то по крайней мере на полукоммерческие рельсы: с разделением дисциплин и образовательных услуг на бесплатные и платные, а по существу с сегрегацией школы «на два коридора» по принципу разделения способностей учеников и финансовой состоятельности их родителей. Изменяется также принцип предоставления образовательным учреждениям, педагогам и студенчеству социальных гарантий, отменяется ведение вузами научной деятельности, ухудшается положение сельских и негосударственных школ.
Но проблема даже не только в этом. Как показывают данные все тех же международных тестов, деньги и удачное администрирование определяют далеко не все. Лидеры по части отлаженной организации и высоких бюджетных и частных расходов на образование на душу населения — США, Италия, Германия, Израиль — оказываются далеко не на первых позициях. По большинству показателей немецкие школьники заняли лишь 21−25 место. Израильские школы оказались лишь 28-ми в точных науках, средняя оценка детей здесь была на 20 баллов ниже среднего мирового показателя. Школьники Израиля опередили турецких, тунисских, иорданских и иранских, однако пропустили вперед сверстников из Словакии, Таиланда, Румынии и Кипра. По оценкам экспертов, ученики американских школ отстают по знаниям от японцев примерно на 4 (!) года обучения. Многие выпускники демонстрируют крайне слабый уровень подготовки: 28% не смогли правильно передать содержание прочитанного текста, 10% – грамотно написать заданный текст. Особенно низок уровень знаний школьников в области естественных наук и математики. В США в данной связи еще в 1983 г. опубликовали доклад группы экспертов под красноречивым названием: «Нация в опасности». Нарастают масштабы привлечения специалистов из-за рубежа, что косвенно подтверждает неспособность ведущих держав поддержать собственный интеллектуальный потенциал на удовлетворительном уровне.
Наоборот, динамичный рост показывает образование Индии, Китая, Японии и др. стран Юго-Восточной Азии. Народы, менее пресыщенные достатком и благами цивилизации, кропотливые в государственном и экономическом строительстве, сохраняющие ориентацию на национальные традиции, в которых обучению и преемственности поколений всегда придавалось особенное, сакральное значение, оказываются в предпочтительном положении и могут рассчитывать на положительные перспективы.
В России тенденция к отставанию уровня знаний и умений учащихся от сверстников из других развитых стран последовательно усиливаются все 1990-е годы: с 1991 г. по 1995 г. по этому показателю Россия опустилась с 3 до 12 места. Особенно низкими оказались результаты освоения нашими учащимися элементов научных методов познания, теоретических и экспериментальных умений применять свои знания в незнакомых ситуациях. В 2002 г. Международная программа оценки знаний школьников в группе из 31 страны оценила российских школьников по уровню общей грамотности уже как 27-х, а по уровню математических знаний поставила 22-ми. Данные 2004 г., как видим, еще более плачевны. Спустя некоторое время нам, вполне возможно, вообще предстоит покинуть группу стран с развитой массовой школьной системой.
Наличие проблемы признается, в т. ч. и на правительственном уровне. Однако, России в течение уже 15 лет не удается вырваться из замкнутого круга, в котором конкурентоспособны у нас остаются лишь добывающие отрасли и транспортировка сырья. Ставятся под вопрос как таковые возможности развивать научные и культурные направления, не приносящие быстрой коммерческой выгоды. В сфере высокотехнологичных разработок и идеологии действует мощнейшее парализующее лобби. Разгромлены ведущие академические школы, свернуты почти уже оконченные программы, положены под сукно многообещающие патенты и разработки, не выделяется финансирование по уже согласованным с Правительством программам. В связи с этим, складывается все больше предпосылок к тому, чтобы российская школа вместе со всей интеллектуальной сферой страны двигалась все дальше по пути медленной деградации и умирания.
Серьезные утраты касаются человеческого потенциала. Не так давно Евгений Гонтмахер, бывший начальник Департамента социального развития аппарата Правительства Российской Федерации, откровенно признавал факт того, что «скорость нарастания кризиса человеческого фактора у нас значительно быстрее скорости обновления основных фондов нашей экономики». При том, что еще недавно СССР являлся самой образованной страной в мире, на сегодняшний день положение таково, что, по словам Е. Гонтмахера, «на многие рабочие места не найти людей нужного образования». «Эффект от вступления в ВТО», по словам чиновника, сделает безработными еще 10−12 миллионов человек. В будущем же от России потребуются «трудовые ресурсы с вполне определенными качествами» (по-видимому, не слишком сознательные и квалифицированные), в силу чего государство должно заняться «адаптацией такой человеческой массы (!) к новым реалиям».
Еще и еще раз признаешь правоту слов нашего мыслителя А.С.Панарина, ушедшего из жизни совсем недавно, который пророческих говорил: «Сначала новая „открытая экономика“ вытолкнет. целые слои населения, а затем будет сокрушаться по поводу изобилия столь низкокачественного человеческого материала, с которым „надо что-то делать“». Философ видел главную причину социально-экономического кризиса в организованной кампании Запада по намеренной архаизации оставшегося мира. Если признать его вывод верным, ничего удивительного нет в том, что Министерство образования РФ в контактах с Западом почти открыто и официально выступает в качестве торговца «мозгами». Общая сырьевая ориентация российской экономики побуждает и в этом случае извлекать быструю выгоду от продажи на экспорт оставшиеся интеллектуальные ресурсы.
На фоне нарастающего циничного сворачивания отечественных образовательных и научных программ и дальнейшего падения уровня знаний, мы, вполне вероятно, в скором времени станем свидетелями предпринимаемых Минобразом совместно с либеральными общественными структурами, частным бизнесом и американскими правительственными фондами энергичных попыток «откачать» из России остаток способной, инициативной и творческой молодежи. Последнее может быть достигнуто как через инвестиции в программы «осовременивания» российских школ, конкурсы и гранты, так и посредством создания крупными бизнес-структурами и фондами собственных учебных заведений «для одаренных детей» с последующим формированием из числа их воспитанников закрытых интеллектуальных консорциумов, обслуживающих интересы западных государств и транснациональных корпораций.
России, этой огромной депрессивной территории, глобальные структуры давно уже вынесли свой приговор. В чудовищных масштабах, 15 лет подряд через границы страны вывозится все мало-мальски ценное: материалы, документация, оборудование с разгромленных НИИ и заводов. Возможно, уже совсем не аллегорически, а напрямую, в самое ближайшее время неподалеку от «пунктов приема лома цветных и черных металлов» услужливо распахнут свои двери и «пункты приема мозгов», в которых предприимчивые дяди, наскоро протестировав IQ пришедших к ним детей-конкурсантов, заплатят родителям сходную цену и плотоядно потрут руки: отныне российское будущее полностью и бесповоротно остается за ними. Андрей Рогозянский, Санкт-Петербург, специально для Русской линии