Зачем спекулировать скорбью.

24 ноября с 15 до 18 часов, когда проходили мероприятия, посвященные 75-летию Голодомора, мне довелось побывать в Киеве, матери городов русских, в пространстве между Софийским собором и Михайловским Златоверхим.

Увидеть, как к памятнику Богдану Хмельницкому стягиваются люди с жовто-блакитными флагами, выстраиваясь у табличек с названиями регионов Украины (впереди каждого региона, как и требовала разнарядка, спущенная из президентского секретариата, стояли «парень и девушка в национальных одеждах, передающих колорит того или иного региона»; по этой же разнарядке каждый регион представлял «отряд» в целом из 100 человек, включая «5 жертв голодомора в хорошей физической форме», а также 10 зарекомендовавших себя «дослидникив Голодомору».

Во главе предполагавшегося шествия собирались полит-VIPы: я узнал мэра Киева — сектанта Черновецкого и экс-вице-премьера Табачника, отметившегося рядом блестящих аналитических статей о нынешней политико-общественной ситуации на Украине. Подумалось о тяжком труде политика: за один стол с тем или иным персонажем он никогда не сел бы, а вот в такой колонне приходится собираться, как говорится, под одним знаменем.

Удивила пара крестов — белого и черного — сооруженная за спиной у бронзового Богдана (такая же, «ответная», пара — сооружена перед Михайловским). Человеческий лик, изображающий страдание, в центре белого креста, мне показался негроидным. В оформлении площади увиделась некоторая «западность» антуража: фотографии на бигбордах с изображениями голодных лиц были плакатно стилизованы под лица неславянского типа, напомнили работу художника Мунка «Крик».

Там же ко мне подошла активистка некоего «ВО «Свобода» и вручила листовку с заголовком «Пям'ятники катам украiнського народу мають бути знищенi». Текст листовки показался примечательным: «Сьогоднi ми вшановуeмо пам’ять мiльйонiв украiнцiв, яких московсько-бiльшовицький режим заморив голодом у 1932−33 роках». Особенно впечатляет финал: «Пям'ята?мо. Не пробачимо. Помстимося!» («Помним, Не простим. Отомстим!») Звучит жутко, и отнюдь не «по-европейски», однако с одной формулой, данной в этой листовке, жизнь заставляет согласиться: «цинiзм i брехливiсть сучасноi украiнськоi влади».

Пока все ждали заглавного радетеля обо всем антирусском, я отправился к Михайловскому собору. Однако раздававшийся из колонок надрывный голос плакальщицы вынести было затруднительно, я свернул к Андреевскому спуску, где навестил Десятинную и Андреевскую церкви, дом Михаила Булгакова, поглядел на новый памятничек — посаженного на скамью бронзового русского писателя, странно подписанного крупными буквами — отчего-то с одной украинской и в русской транскрипции: «Михаiл Булгаков».

Я вернулся к Михайловскому собору, когда уже стемнело. К счастью, пропустив выступления политиков, на что и рассчитывал. По улочкам от площади уже расходились люди разных возрастов — со стеклянными колбами в руках, внутри которых горели свечи. Эти лампадки — красные, желтые или зеленые — можно было свободно получить в белой палатке за памятником княгине Ольге (что я и сделал). Лампады польского производства, рассчитанные на 30 часов непрерывного горения, приобретенные на средства мэрии Киева, выдавали слушатели Академии МВД. На площади оказалось как-то на удивление просторно, спокойно-возвышенно, а вот у раздаточной палатки люди друг друга изрядно толкали.

Не все уносили лампады с собой, многие солидарно выставляли их под стеной Михайловского собора, зачем-то на ступеньках у памятников княгине Ольге, Кириллу с Мефодием и Андрею Первозванному, либо в общие ряды на мостовую.

Послышался завывающий, надрывный, сжимающий сердце голос певицы Нины Матвиенко. Я поймал себя на мысли, что, с юности любивший ее голос больше, чем многие иные (порой Матвиенко казалась мне самой любимой певицей), теперь не могу слушать без раздражения. Быть может, виной всему «синдром майдана», который вызывает у меня чувство, близкое к рвотному, а также сокрушение сердца.

Побыл я немного и на молебне автокефалов у памятного знака Голодомору, у которого лампады стояли на мостовой одна к одной — образуя цельное, как бы движущееся горящее полотно — словно лава, истекающая из жерла вулкана, имя которому — общая народная скорбь. Здесь, в этой плавильне, нет чужих и чуждых, здесь все свои — и скорбящие живые, и невинно убиенные.

Потому и непостижимо, как можно тему памяти и скорби использовать как очередной «помаранчевый пиар на костях». Почему ЭТА ДАТА И ЭТА ПЛОЩАДЬ СКОРБИ тоже используются на манер оранж-майдана — для дальнейшего разъединения людей посредством очередного зомбирования: психической атакой с помощью тяжелой, «страшной» музыки, надгробным кликушеством, и на фоне этого — размеренно и внятно начитываемым текстом про Москву, Советское правительство, застенки КГБ, «катування», «геноцид украинскоi нацii"… На огромных плазменных телемониторах, сиявших над площадью, на оранжевом фоне надолго загорались черные буквы, провозглашающие тенденциозную и безграмотную ложь — что Голодомор 30-х годов есть геноцид украинского народа.

Не это ли и является главной (а потому кощунственной) целью мероприятия, отпразднованного с траурной помпой — нагнетание ненависти к русским и всему русскому, подмены в сознании масс понятия «советский» понятием «русский», рефлективное «отстраивание» себя от советского прошлого, объявление его оккупационным? Дескать, мы являемся только жертвами, это нас травили и убивали. ОНИ убивали, ОНИ — пришлые НЕ-НАШИ, то есть РУССКИЕ КОМИССАРЫ, «САВЕЦКИЕ».

Что-то есть неизжито-болезненное в отказе от своего прошлого, в желании свалить вину на брата и соседа. А мы виноваты в чем-то или нет? Неужели сознанию, рядящемуся в православные одежды, непонятно, что мы-то и виноваты — если не во всем, то очень уж во многом. Уже сколько раз говорилось историками, и это подтверждено документами, что последнее зернышко, последний кусок хлебца изымали у селян нередко свои же, односельчане. Безо всяческого национального разбора.

По самым скромным оценкам за годы незалежности, с 1991 г., Украина потеряла около 7 млн граждан; кое-кто насчитывает 10 млн. Это — тоже не наша вина? Или мы, не видя настоящего и не думая о будущем, умеем только раздирать раны прошлого, извращая и переиначивая его суть?

«Украина должна доказать умышленность голода 1932−33 гг…. Мы будем собирать доказательства, чтобы предоставить их на суд международной общественности», — заявляют те, кто озабочен повышением напряженности в обществе. Соучастники пропрезидентского НУНСа просят руководство Украины «подать иск против России в Европейский суд с требованием выплаты компенсаций за голод в УССР в 1932−33 гг.»

Но кто виноват в том, что за 16 лет «независимого государства» здесь так и не наметились тенденции к стабилизации в экономической, социальной, общественно-политической сферах, что и независимость в результате оказалась марионеточной?

…Уходя, я обвел напоследок взглядом окружающие дома с горящими там и сям в окошках свечами, лампады, стоящие на тротуаре у памятника Хмельницкому, подсвеченный прожекторами Софийский собор. Истерический, невнятный крик из полутьмы заставил меня вздрогнуть. Я увидел «героиню» оранж-майдана «бабу Параску», в помаранчевых курточке и платке и черной, расшитой цветами юбке. Эта неадекватная женщина кричала поверх голов десятка слушателей, что еще научит киевлян, как правильно жить. Она зачем-то полезла за пазуху, выронила на мокрую мостовую какое-то «посвидчення» — не то пропуск «куда-то наверх», не то «корочки» к ордену, которыми отмечены ее помаранч-заслуги, затихла, заботливо вытирая запачканное. Веселые девушки радостно попросили «Параску Васильевну» сфотографироваться с ними. Странным, но закономерным знаком показалось мне появление этого зомбированного человека. Не так ли выглядит мечта нынешнего политического руководства страны об украинском народе? А наличие таких трагедий в истории, как голодомор, — лишь козырная карта в безнравственной политической игре.

Скорбь может быть сколь угодно сильной, широкой, глубокой и спустя 75 лет. Но зачем нагнетать истерию? Зачем объявлять 2008-й «годом памяти жертв Голодомора»? Значит, это кому-нибудь нужно? Кто-то имеет в виду воспользоваться результатами истерии? Беспроигрышный метод в достижении сиюминутной политической выгоды, если полагать, что Украину населяют лишь одни «бабы Параски».

Однако киевляне в этот скорбный вечер впечатлили какой-то европейской сдержанностью. Что дает повод к осмыслению этой киевской новизны, появившейся спустя три года после оранжевого майдана.
Фото автора