Прикарпатская Русь под владением Австрии

Глава 13

Оглавление книги

XIII. Славянофильство в России и русско-турецкая война 1877−78 годов. Влияние их на Австро-Венгрию вообще и австрийскую Русь в частности.

В 1877 году произошло событие огромного значения, определившее дальнейшее развитие политического состояния Европы и воздействовавшее также на судьбу австрийской Руси. Это была русско-турецкая война, освободившая славян Балканского полуострова, подорвавшая господство турок в Европе и давшая начало новому соотношению сил европейских держав.

Хотя война была вызвана многими обстоятельствами, однако важнейшую роль в ней сыграло движение, известное под названием панславизм или славянофильство. Панславизм — в значении сознания племенного родства всех славян и проистекающей из этого общности культурных и политических стремлений — возник собственно, как мы видели в одной из предшествующих глав, среди австрийских славян. Начало панславизму дали учёные, исследовавшие старославянский язык и славянские древности, а скрепил его напор немцев и мадьяр, проникнувшихся национальной идеей и задумавших присоединить к своим национальностям инородческие племена. Желая защитить своё существование, австрийские славяне вынуждены были, ради своего спасения, думать о литературном и политическом единении. Политическое единение они понимали не как создание одного славянского государства, а как солидарность славян в европейских международных вопросах.

Из Австрии славянское движение перенеслось в Россию и здесь, также как и в Австрии, обнаружилось оно сначала в трудах учёных по славяноведению. Броневский, в своих записках (1805−1810) о Далмации, Галиции и Польше[190], подробно описал, как торжественно принимали там русских и понимали их язык. А.С. Кайсаров и А.И. Тургенев предприняли первую учёную поездку по славянским землям. Карамзин в своей «Истории государства Российского», стоял на славянской почве, и славянские языки и народы разделил на основании грамматики Йозефа Добровского. Под влиянием славянской науки русские стали усерднее заниматься своим прошлым. Возникли труды графа Н.П. Румянцева, К.Ф. Калайдовича, А.Х. Востокова, М.П. Погодина и других. В 1814 году в Москве образовалось «Общество истории и древностей»[191], и по ходатайству Михаила Трофимовича Каченовского открыта была кафедра славянской словесности в Московском Университете. Путешествовавший по Западной Европе М.П. Погодин вступил в сношения со славянскими учёными и поэтами.

Российское правительство убедилось в значении славяноведения для культурного развития России и в 1830-х годах стало посылать молодых людей в славянские земли, чтобы они изучили славянские языки и их литературы и впоследствии заняли кафедры славянского языка в русских университетах. Вообще в 1830-х годах в русском обществе было сильное стремление к сближению со славянством. Славянофильство обнаружилось также у поляков. Русские учёные славянофильского направления обращали также внимание на простонародную поэзию, а Измаил Иванович Срезневский прямо заявил, что «литература имеет достоинство только тогда, когда сближается с народной».

В то время, когда русская историко-филологическая наука оперлась на славянскую почву, в Москве образовался кружок славянофилов, в котором главными деятелями были братья Иван и Петр Киреевские, Константин и Иван Аксаковы и Алексей Хомяков. Они занимались философией Шеллинга и в своих рассуждениях пришли к выводу, что Россия должна встать во главе славянства, чтобы вместе с ним осуществить в мире идею, предназначенную ей Провидением. Этой идеей они считали человеколюбие вообще, придерживаясь того убеждения, что Европа не осуществила христианской идеи и не состоянии осуществить её.

Хомяков считал, что жизнь Западной Европы разлагается, государства сложились механически, господством силы; христианство является там государственной религией. Западные народы поняли христианство в духе римской государственности. Церковь там вначале зависела от государства, затем, приобретя силу и власть, сама сделалась государством. Россия, напротив, приняла христианство из Византии и сохранила независимость. Вселенские Соборы дали восточной церкви единство. Воля отдельной личности не стеснена, так как государство не считает себя святым.

К. Аксаков говорил, что русское государство образовалось призванием, нравственным убеждением, а не насилием. Народ обрабатывал землю, а государь его защищал. Основанием русского государственного порядка была община; аристократии не было, так как бояре не были наследственны; они служили и за это получали поместья и вотчины. Общины не уничтожали отдельной личности, но и она, со своей стороны, отказывалась от своих интересов для общей пользы. Каждый мог высказать своё мнение, но предоставлял решение государю. Реформа Петра Великого не была нужна вовсе. Перестроив всё на свой лад, Пётр нарушил союз земли с государством. Считая русский народ богоизбранным, предназначенным возродить Европу, славянофилы считали эту богоизбранность результатом нравственных свойств, присущих русскому народу — миролюбия, пристрастия к земледелию, отвращения к воинственным набегам. В своём народе они видели смирение, стремление к простоте и к правде в жизни, отсутствие гордости и заботы о внешнем блеске. Признавая союз народа с государством, славянофилы требовали свободы устного и печатного слова. Они горячо и искренне сочувствовали освобождению крестьян.

Первые русские славянофилы были чисто по-православному религиозны и дорожили преданиями старины; они изучали богословие и беседовали со схимниками. Они любили семейную жизнь и строго держались старины даже в образе жизни и в одежде; носили мурмолку[192], хотя все над ними из-за этого смеялись. Будучи людьми, материально обеспеченными, основательно образованными и независимыми по службе, первые русские славянофилы обнаруживали замечательную самостоятельность. Официальные лица смотрели на них подозрительно, и поэтому их литературная деятельность развивалась медленно, с постоянными задержками и различными случайными препятствиями.

Славянофильство усилилось в России после Крымской войны, подорвавшей, вследствие неблагополучного для России исхода, значение западничества, т. е. того направления в науке, искусстве и жизни, которое стремилось к подражанию Западной Европе. Оказалось, что Россия с прежними своими порядками и миросозерцанием образованных классов, заимствованным из Западной Европы, не была в состоянии исполнить предназначенной ей в мире роли. Император Александр II решился на коренные преобразования в своём государстве в духе, отвечающем стремлениям славянофилов. Один из славянофилов, Н. Я. Данилевский, под впечатлением от этой войны принялся за труд, целью которого было собрать в одно целое славянофильские воззрения и доказать их основательность научным образом. Плодом его трудов стала объемистая книга под названием «Россия и Европа»[193].

В своём сочинении Данилевский рассматривает всемирную историю в культурно-исторических типах, которыми, по его мнению, были следующие: 1) египетский; 2) китайский; 3) древне-семитический (ассирийско-вавилоно-финикийский); 4) индийский; 5) иранский; 6) еврейский; 7) греческий; 8) римский; 9) новосемитский или аравийский; 10) германо-романский или европейский; 11) мексиканский и перуанский, погибший преждевременно насильственной смертью и не успевший завершить своего развития. Из прочих названных типов одни погибли, переживши свой век, другие продолжают своё существование.

Славяне составляют зародыш нового, свежего культурно-исторического типа. От них самих зависит исполнение их исторической задачи. Если славянство по внешним или внутренним причинам не сможет выработать самобытную цивилизацию, то есть встать на ступень развитого исторического типа, живого и деятельного органа человечества, то ему не останется ничего другого, как распуститься, раствориться и превратиться в этнографический материал — потерять свою формационную или другими словами основополагающую особенность и питать своими трудами и потом, своей плотью и кровью чужой, более благородный прививок. Славяне, если хотят выполнить своё предназначение в мире, должны приспособиться к законам, по которым развиваются культурно-исторические типы.

Эти законы суть.

1) Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков, близких между собой до такой степени, чтобы их родство чувствовалось непосредственно, без глубоких филологических изысканий, составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно вообще по своим духовным задаткам способно к историческому развитию и вышло уже из младенчества.

2) Дабы цивилизация, свойственная самобытному культурно-историческому типу, могла зародиться и развиться, необходимо, чтобы народы, к нему относящиеся, пользовались политической независимостью.

3) Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются всецело народам другого типа. Каждый тип вырабатывает их для себя, при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествовавших или современных цивилизаций.

4) Цивилизация, свойственная каждому типу, только тогда достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразные этнографические элементы, его составляющие, не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию или политическую систему государств.

5) Ход развития культурно-исторических типов ближе всего уподобляется тем многолетним, одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжительным, но период цветения и плодоношения — относительно коротким и истощает раз и навсегда их жизненную силу.

Рассуждая об идее, которую должно осуществить славянство, Данилевский приходит к заключению, что это должна быть идея христианства — идея любви к ближнему. Эту идею не мог осуществить романо-германский мир, ибо он признал насильственность, и интересу личностей и партий придавал чересчур большое значение. «Борьба и соперничество образовали английский характер — борьбу вознесли германцы до высоты народного идеала (дуэли немецких буршев[а])».

По мысли Данилевского, хотя все христианские общества одинаково признают своим основанием Божественное откровение, однако расходятся в понимании этого откровения и во взглядах на устройство церкви.

Понятий о церкви существует четыре.

1) Понятие православное, что церковь есть собрание всех верующих всех времён и всех народов, под главенством Иисуса Христа и под водительством Святого Духа и приписывающее непогрешимость Вселенским Соборам.

2) Понятие католическое, сосредоточивающее существо церкви в лице папы и для этого приписывающее ему непогрешимость. Католицизм пропитался романо-германскими представлениями о значении борьбы и назвал себя воинствующей церковью.

3) Понятие протестантское, провозглашающее право толкования Откровения на каждого члена церкви и для того переносящее на каждого эту непогрешимость, конечно, относительно его же самого.

4) Понятие мистическое квакеров и методистов, ставящее непогрешимость в зависимость от непосредственного просветления каждого Духом Святым и от собственного сознания каждого, считающего себя вдохновенным или просветлённым.

Данилевский убеждён, что лишь православное понятие о соборной церкви передаёт неподдельное учение Христово. Вообще русские славянофилы приняли православие за основную точку своих взглядов, но, несмотря на это, они в отношении к другим вероисповеданиям руководствовались терпимостью. Они порицают всякое насилие в делах веры. «Для славянина, — говорит Данилевский, — после Бога и Его Церкви идея славянская (то есть идея любви к ближнему) должна быть высшей идеей и стоять выше свободы личности, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага».

Относительно государственного строя Данилевский говорит: «Существеннейшая цель государства есть охрана народности (то есть державы должны устраиваться по принципу национальности). Сила и крепость этой народной брони (то есть государства) должна сообразоваться с величиной опасностей, против которых ей приходилось или ещё приходится бороться. Для этого государство должно принять форму одного централизованного политического целого там, где велика опасность, но может принять форму более или менее слабо соединенных федеративной связью отдельных частей, если опасность невелика.

Славянофильское движение усилилось в России после 1860 года. Кроме патриарха славянофилов, М.П. Погодина (умер 1875) тогда ещё были живы: Иван Аксаков, Ю.Ф. Самарин, Д. Валуев, поэт Ф. Тютчев, критик и славист О.Ф. Миллер, писатель Ф.М. Достоевский, критик А. Григорьев, названный выше Н.Я. Данилевский, слависты И.И. Срезневский и О.М. Бодянский. Их деятельности помогали и развивали её в дальнейшем многие представители младшего поколения, среди которых виднейшими были В.И. Ламанский (ныне здравствующий), А. Гильфердинг, А. Котляревский, П.А. Лавровский, В.А. Бильбасов, В.В. Макушев, А.С. Будилович, П.А. Кулаковский и другие. Многие лица, служившие в армии, дипломатии, гражданских и духовных ведомствах, были проникнуты славянофильскими взглядами. Достаточно упомянуть посла в Турции Е.П. Новикова, братьев А.П. и Н.П. Игнатьевых, генералов И.В. Гурко, М.Д. Скобелева, М.И. Драгомирова, нынешнего обер-прокурора святейшего Синода К.П. Победоносцева и других. Сам покойный император Александр III, будучи престолонаследником, не скрывал своих славянофильских убеждений.

Приобретя таким образом влияние на русское общество, славянофильство перешло в России на практическое поле. По ходатайству Погодина в 1861 году в Москве был основан Славянский благотворительный Комитет[194] с целью оказания содействия литературе других славянских народов, помощи бедной учащейся славянской молодёжи и вообще способствования культурным стремлениям славян. Московское Славянское Общество устроило в 1867 году этнографическую выставку в Москве[195], во время которой (в мае) состоялся съезд всех виднейших учёных и деятелей славянства. Из галичан на этом съезде присутствовали Я.Ф. Головацкий, Иосип Ливчак и Евгений Павлевич, из Чехии Ригер и Палацкий. Славянских гостей принял Император Александр II на специальной аудиенции и приветствовал их словами: «Здравствуйте, господа! Я рад видеть Вас, славянских братьев, на родной славянской земле..» Затем Император удостоил каждого из присутствующих разговора.

В 1868 году в Санкт-Петербурге было основано Славянское благотворительное Общество, такие же Общества впоследствии возникли в Киеве и в Одессе. С 1871 года в Киеве начал выходить «Славянский Ежегодник»[196] (под редакцией Задерацкого), а затем в Санкт-Петербурге — орган русско-славянских обществ «Славянский сборник»[197], заменённый в 1883 году «Известиями Славянского благотворительного общества»[198]. В 1884 году в Санкт-Петербурге была учреждена постоянная редакционная и издательская комиссия по славянским изданиям. Среди прочего ею был издан капитальный труд Будиловича под названием «Общеславянский язык в ряду других языков древней и новой Европы» в 2-х томах (СПб., 1892)[199].

В 1885 году Санкт-Петербургское Славянское Общество отпраздновало память апостолов славянских святых Кирилла и Мефодия. В этом торжестве принимали участие также русские галичане, однако за это они были по возвращению приговорены львовской полицией к аресту. До 1892 года российские Славянские Общества израсходовали на церкви, школы, литературные издания в славянских землях и воспитание славянской молодёжи 2,5 миллиона рублей [29].

Одновременно, особенно после 1866 года, славянское движение вновь охватило Австрию и Венгрию. Оно обнаружилось рвением к изучению славянской истории и славянских древностей и к распространению русского литературного языка как общеславянского. Чехи стали организовывать у себя кружки для упражнения в русском разговорном языке, также и хорватские, сербские, словацкие, словенские и карпато-русские студенты принялись за усвоение себе великой русской речи. Б.А. Дедицкий в 1866 году во Львове издал маленькое руководство для галичан «В один час научиться малорусину по-великорусски». В Австро-Венгрии обнаружился большой спрос на немецкие грамматики русского языка. Австрийские славяне, не имевшие случая сообщаться с великороссами и не слышавшие никогда великорусского произношения, старались изучить его посредством немецко-русских грамматик.

В Вене судьбой славянской молодёжи занялся М.Ф. Раевский, протоиерей и настоятель церкви при русском посольстве. Он оказывал помощь славянским студентам и указывал русским патриотам в России способных молодых славян, которым бедность или другие причины не давали возможности получить образование на родине, чтобы они могли его закончить в России.

Под влиянием славянофильского течения, двое галичан: О.Н. Ливчак и К.Г. Климкович, принялись за издание в Вене журнала «Славянская Заря», первый выпуск которого появился 1 (13) июля 1867 года. Задачами этого журнала было всестороннее рассмотрение и исследование славянского вопроса, критическая оценка всех господствующих славянских политических воззрений и современных стремлений, защита славянской народности от давления других племён, возбуждение общеславянского сознания и, наконец, проведение собственно «своей» политической славянской программы.

«Политическое объединение немецкого народа, — говорят издатели, — есть лишь вопрос времени. Австрия перестанет быть немецкой… Стоит только посмотреть на этнографическую карту Австрии и Турции, чтобы убедиться, что единственный элемент, имеющий все задатки образовать плотную государственность на обширном пространстве южной Европы — это элемент славянский. Но этот славянский элемент в настоящем своём виде, при пестроте его различных наречий, при множестве образовавшихся шатких центров, несвязанных между собою никаким общим интересом, не может выполнить эту задачу. Чтобы подготовить его к этой великой цели, необходимо, прежде всего, объединить его одним политическим легко доступным языком, как единственным могущественным орудием всякого политического единства. Таким языком может быть только один русский, как нейтральный, имеющий богатую литературу и для всех славян действительно одинаково понятный и доступный. Приняв русский язык, славяне, укрепили бы ту духовную связь с русским народом, которая при данных условиях, так сказать, необходима для их существования как народа. Гарантией политической самостоятельности полагаемого нами западно-славянского государства с одной стороны будут свой собственный характер славянских племён, своя история развития, своя историческая задача западного славянства, и не меньше — географическое положение.

С другой стороны, Россия, если она желает иметь в единоплеменных ей славянах естественных политических союзников, может, по нашему мнению, только и желать их самостоятельной и независимой от неё политической организации, иначе, несмотря на географическую трудность, и даже невозможность присоединить их к своему и без того уже пространному государству, она, приняв в себя массу столь родных, к индивидуальному развитию стремящихся элементов, только ослабила бы саму себя и помешала бы нормальному развитию своего собственного народа… Итак, по нашему мнению, западное славянство должно образовать свой отдельный политический центр, создать свою отдельную централизующую государственность, и тогда оно, будучи солидарно в своих интересах с интересами единоплеменной России, необходимо станет к ней в дружественные отношения. Руководительницей этой исторической задачи, может быть, по нашему мнению, только августейшая династия Габсбургов, так как судьба её тесно связана с подвластными ей славянами… Итак, мы желали бы видеть в Европе два великих славянских государства с одним русским языком — в вечном естественном союзе между собой, основанном на общенародном славянском сознании и на проистекающей отсюда солидарности славянских интересов" [19,1885,138].

Программа издателей, стремившаяся подготовить почву для создания славянского государства из Австро-Венгрии и европейской Турции, не нашли, по-видимому, сочувствия ни у австрийского правительства, ни у австро-венгерских славян, ибо издание «Славянской Зари» прекратилось в 1868 году. Тогда Австрией управлял Бейст, вообще враждебно относившийся к славянам.

Замечательно, что издатели хотели подтолкнуть Австрию к юго-востоку.

Если русское славянофильство не осталось в стороне от австро-венгерских славян, то тем большее влияние оно должно было произвести на славян турецких, стонавших под игом магометанства и ещё со времен Петра Великого надеявшихся на освобождение их русским царём. Надежда славян Турции на помощь России, сдержанная на некоторое время после Крымской войны, ожила опять после французско-немецкой войны 1870−1871 годов, особенно после заявления России 31 октября 1870, что она считает определения парижского трактата от 1856 года относительно нейтральности Чёрного моря недействительными. Князь черногорский Николай Негош назвал русского царя «отцом и покровителем славянской семьи».

В 1854—1856 годах турецкое правительство по настоянию западных государств признало за своими христианскими подданным некоторые права. Ферманом[b] от 16 марта 1854 года христиане были допущены к свидетельствованию в суде на уголовных процессах между христианами и турками. В 1855 году (ферманом от 10 мая) была отменена поголовная подать на христиан, и они были допущены к военной службе. Ферманом от 18 февраля 1856 года султан объявил общую свободу вероисповеданий, социальное равенство всех подданных и т. д.

Несмотря на то, что все султанские ферманы не были выполнены, они взволновали мусульманское население, которое никак не могло примириться с равноправием христиан. 5 июня 1858 года мусульмане напали на французский и английский консулаты в Джедде и убили обоих консулов вместе со многими христианами[200]. В 1860 году произошла ужасная резня христиан в Сирии, и Франция должна была отправить туда 6-ти тысячное войско[201].

Разложение турецкой империи было очевидным. В 1858 году в Яссах князем Молдавии был избран Куза. В 1859 году он стал князем Румынии и в этом достоинстве утверждён парижской конференцией 1859 года, несмотря на сопротивление со стороны Австрии и Турции. В 1866 году его низвергли и князем обоих княжеств избрали Карла из дома Гогенцоллерн-Зигмаринген, швабской ветви прусской королевской династии. Румыны стремились к отторжению от Турции, что, конечно, беспокоило не только Турцию, но и Австрию. В 1857 и 1858 годах в Боснии и Герцеговине вспыхнули восстания крестьян против беков (магометанских помещиков), в 1858 году вспыхнула война между Черногорией и Турцией, прекращённая только вмешательством великих держав. В Сербии в 1858 году был свержен с престола князь Александр Карагеоргиевич, стремившийся ограничить права скупщины, и вместо него на престол был возведён Милош Обренович с правом наследования престола, главным образом потому, что он был приверженцем велико-сербской идеи, то есть соединения всех сербов в одно государство. Наследовавший ему сын Михаил III Обренович пал от выстрела убийцы из-за угла в 1868 году. Его место занял сын Милан.

Греки также добивались освобождения своих земляков из-под турецкого ига, и это было причиной низложения с греческого престола Оттона и возведения на престол датского принца Георга. Не прекращались волнения на Крите. Среди таких замешательств умер султан Абдул-Меджид (1861) и его место занял брат Абдул-Азис. В Черногории также последовала смена правителя: в 1860 году был убит князь Даниил и его преемником стал его деятельный племянник Николай.

Турецкое правительство сознавало грозившую ему опасность и принимало заблаговременные меры для её предотвращения. В Болгарию были переселены черкесы с Кавказа. Турция стала улучшать и увеличивать свои военные силы и флот. С 1870 года в турецких вооружённых силах появились прусские офицеры. Вооружения стоили огромных средств. С 1854 по 1874 годы Турция набрала кредитов на 1 миллиард 46 миллионов талеров под 9,5%. Сам римский папа был заимодавцем Турции, и в этом обстоятельстве усматривают причину его турецких симпатий. Турция благоволила также католической и протестантской пропаганде среди своих православных, надеясь таким образом ослабить влияние России на них.

31 октября в 1870 года Россия объявила, что ввиду нарушений в Румынии парижского договора 1856 году, и из-за изменившихся обстоятельств, она больше не считает себя связанной постановлением парижского договора о нейтральности Чёрного моря. По ходатайству Бисмарка это требование России было принято другими государствами на конференции в Лондоне 13 февраля 1871 года. С тех пор Россия могла иметь свой флот и свои арсеналы на Чёрном море. Этот демарш России возбудил в турецких славянах новые надежды на Россию.

Однако Россия не желала войны с Турцией и стремилась к тому, чтобы жить с ней в дружбе. Русский посланник в Царьграде граф Н.П. Игнатьев приобрёл себе доверие у султана Абдул-Азиса и у великого визиря Мегемеда-Недима-паши. Своё влияние он употреблял для улучшения судьбы христиан мирным путём, советуя турецкому правительству дать христианским провинциям самоуправление. По его почину, чтобы освободить болгар от греческого духовенства, был установлен болгарский экзархат[202] в Царьграде.

Но Турция не смогла избежать внутренних затруднений. В 1875 году было объявлено государственное банкротство, и в том же году опять возникло восстание в Герцеговине (июль). Восставшие вывесили австрийский флаг. Славяне Австрии выразили сочувствие повстанцам и стали собирать для них пожертвования. Львовская русская газета «Слово» также занялась сбором пожертвований.

Австро-Венгрия, Германия и Россия взяли дело восстания в свои руки. Вначале они послали своих консулов в качестве посредников к восставшим, и когда эта мера не смогла умиротворить герцеговинцев, Австро-Венгрия приняла руководство по вопросу о возможной интервенции. Граф Андраши направил дипломатическую ноту в Царьград с требованием реформ для взволновавшихся земель, прежде всего для Боснии и Герцеговины (1876). К этим трём державам присоединилась также Англия. Волнения распространились также на Боснию и Болгарию. Болгары направили прошение султану, требуя позволения носить оружие, доступа в турецкое войско, введения болгарского языка в суды и уряды и вскоре затем (март 1876) также восстали. И болгары и боснийцы возлагали свои надежды на Россию.

Беспорядки охватили всю европейскую Турцию. В Царьграде взволновались софты (турецкие студенты), в Солуне были убиты французский и немецкий консулы. Среди этого замешательства ушёл в отставку великий визирь, а его место занял Мегемед-Рушди-паша. Митхад-паша организовал заговор против султана, поддерживавшего сторону России, низложил его 30 мая 1876 года. с престола и посадил на трон Мурада-Эффенди V. Абдул-Азиса вскоре затем нашли мертвым. В 1881 году было доказано, что его лишили жизни пять заговорщиков. Преданный убитому султану офицер Гассан отомстил за смерть своего государя, убив двоих из них.

Восстание охватило Болгарию, Герцеговину и Боснию. В Болгарии башибузуки и черкесы устроили такую ужасную резню христиан, что даже в Англии, по почину Гладстона, собирались митинги для выражения негодования по поводу турецких зверств. Сербы и черногорцы не могли равнодушно наблюдать за этим, и также взялись за оружие, хотя между князьями Николаем Черногорским и Миланом Сербским существовали разногласия. В России все слои населения охватило воодушевление славянской солидарностью, и многочисленные отряды добровольцев поспешили на поля сражений. Боснийцы провозгласили своим владетелем Милана Сербского, герцеговинцы — Николая Черногорского. Сербия объявила войну Турции 2 июля, затем то же самое сделала и Черногория. Над сербским войском, в котором было множество русских добровольцев и русские сёстры милосердия, принял руководство русский генерал Черняев, а начальником главного штаба — русский полковник В.В. Комаров, нынешний редактор Санкт-Петербургской газеты «Свет»[203].

Сербы выставили 66 000 ополчения, черногорцы 15.000, итого 81.000. Турки располагали 160.000 человек отборного и отлично вооруженного войска, которое увеличилось впоследствии до 210.000. Против таких превосходящих сил М.Г. Черняев не мог ничего сделать и лишь старался продолжать войну. Когда турки готовились захватить всю Сербию своей армией, Россия под угрозой войны принудила Турцию к заключению перемирия.

Но Россия не была готова к войне. Реорганизация её вооруженных сил не была ещё закончена; её черноморский флот только создавался. Несмотря на это, Россия посчитала себя обязанной встать на защиту турецких славян и начать войну. Если бы она этого не сделала, славянская стихия на Балканском полуострове была бы доведена до крайнего упадка, из которого она никогда уже не поднялась бы, и магометанство могло бы окрепнуть и составить силу, угрожающую южным границам России. В Санкт-Петербурге надеялись начать войну в союзе с Австро-Венгрией. По этому поводу император Александр II 8 июля 1876 года имел свидание с Францем-Иосифом I в Рейхштадте, в котором участвовали также А.М. Горчаков и Андраши Дьюла Старший.

В конце сентября 1876 года император Александр II отправил генерала Сумарокова в Вену со следующими предложениями: Австро-Венгрия займёт своими войсками Герцеговину, а Россия — Болгарию, Англия произведёт своим флотом демонстрацию перед Царьградом, и таким образом эти три державы склонят султана к реформам в пользу христиан. Эти предложения были отклонены. Тогда 13 ноября 1876 года император Александр II приказал мобилизовать шесть армейских корпусов, назначив своего брата Николая Николаевича главнокомандующим. Турция в ответ на это обнародовала конституцию для своего населения, которое, без различия вероисповедания, назвала «османами» и 28 февраля 1877 года заключила мир с Сербией. Черногория продолжала войну с Турцией. Между тем ушёл в отставку великий визирь Митхад-паша, и его место занял Эдхем-паша, возлагавший большие надежды на Англию и не хотевший ни в чём уступать России.

Россия, заключив 4 (16) апреля 1877 года военную конвенцию с Румынией, в которой последняя оговорила для себя целостность своих границ, 24 апреля объявила войну Турции. За несколько дней до этого (16 апреля) Англия в своей синей книге обнародовала документы, касавшиеся униатов в Привислянском крае, чтобы этим уколоть Россию[204].

Против объявления войны Турции не выразило протеста ни одно из европейских государств, несмотря на то, что в договоре от апреля 1856 года между Францией, Англией и Австрией была обусловлена неприкосновенность Турции. С объявлением нейтралитета поспешила Франция (25 апреля); вслед за ней — Италия (29 апреля), затем Англия (30 апреля) и Австро-Венгрия (4 мая). Последняя ещё раньше, 15 января 1877 года, заключила с Россией специальный договор касательно турецких дел.

Почему ни одно из европейских государств не выступило в защиту Турции? Франция, прежде претендовавшая на покровительство католиков в Турции, после поражения в 1870 году искала дружбы с Россией. Она была ей обязана спасением в 1875 году, когда Бисмарк задумал вновь напасть на Францию, чтобы совсем её обессилить. Тогда Александр II воспротивился новой немецко-французской войне. Германия довольна была обострением восточного вопроса, занимавшего внимание Австро-Венгрии и отвлекшего её от немецких дел. В Австро-Венгрии была, как утверждают, партия с военным министром Куном во главе, выступавшая за войну с Россией. Но этому воспротивились император и граф Андраши. В пору восстания кривошииев в 1869 году.[205] Австрия убедилась, что для удержания за собой Далмации необходимо присоединение Герцеговины. Эти соображения, как и взгляд на славян, сопротивлявшихся войне с Россией, заставили Австро-Венгрию во время войны соблюдать нейтралитет.

Англия в виду разыгравшихся событий вела себя двулично. Причин, которые заставили её во время Крымской войны защищать неприкосновенность Турции, теперь у неё не было. Напротив, в интересах Англии было теперь желать ослабления Турции из-за Суэцкого канала.

Суэцкий канал[206] — дело французского инженера, графа Фердинанда Лессепса — сооружался в течение 15 лет (1854−69), несмотря на сопротивление Англии. Его открытие состоялось в 1869 году в присутствии египетского хедива (вице-короля), французской императрицы Евгении, австрийского императора и министров Бейста и Андраши, адмирала Тегетгофа, генерала А.П. Игнатьева и многих других высокопоставленных лиц. Путь из Европы в Восточную Индию, Китай и Японию теперь лежит через него. Желая обеспечить себе торговые выгоды, проистекающие от нового пути, а также завладеть кратчайшим сообщением с Восточной Индией, Англия должна была стремиться к тому, чтобы овладеть Египтом. Но последнее было бы возможно лишь в том случае, если бы Турция, считавшая себя владетельницей Египта, попала бы в состояние внутреннего разложения. Каким бы ни был исход войны России с Турцией, всё-таки она должна была ослабить Турцию. По этой причине Англия, объявляя нейтралитет, заботилась лишь о том, чтобы из-за последствий войны не пострадало её сообщение с Восточной Индией посредством Суэцкого канала, чтобы Царьград не попал в руки русских и чтобы постановления о навигации на Дунае и в Дарданеллах не подверглись изменениям. В Европе вообще не считали, что Россия сможет легко справиться с Турцией. Турция располагала многочисленной и хорошо вооруженной армией и флотом, который по количеству пароходов был третьим в Европе (после флотов Англии и Франции). У России военного флота на Чёрном море не было. Бисмарк, спрошенный одним лицом насчёт начавшейся войны, сказал: «Она будет долгой и не принесёт России никакой пользы…»

Предсказания Бисмарка и других государственных деятелей не сбылись. Россия обнаружила в начавшейся войне столько духовной и материальной силы, что удивила весь мир. Её армия оказалась отлично организованной, её полководцы и офицеры — людьми сведущими в своём деле, рядовые воины — воодушевлёнными народно-религиозным духом, ведшим их на смелые подвиги. Ещё во время сербской войны корреспонденты газет писали о русских офицерах, как о хладнокровных командирах в ходе сражений, в свободное время сидевших над географическими картами и книгами, а не проводивших время праздно при стаканах. И теперь, в течение всей последующей кампании, русские офицеры подавали подчинённым воинам пример хладнокровной храбрости и самопожертвования, находясь всегда впереди своих отрядов.

Едва русские войска двинулись через румынскую границу, генерал Скобелев со своим отрядом преодолел за 24 часа пространство 100 километров, занял мост под Барбаши на реке Серете и тотчас укрепился. Тем самым он сделал возможным для всей русской армии в стратегическом порядке приблизиться к Дунаю. Против турецких броненосцев на Дунае русские использовали свои складные миноноски, а их артиллерия оказалась лучше турецкой. Несмотря на то, что турецкие военные силы при Дунае численностью превышали русскую армию, последняя переправилась через Дунай в двух местах под Браиловым (22 июня) и под Свистовом (27 июня), не понеся больших потерь. Генерал Гурко во главе кавалерии, стрелков и артиллерии быстро двинулся вперед, занял 7 июля Тырново, перешёл через Балканы под Гаинкой, взял Казанлык и перевал Шипка. Турецкая армия была рассечена на две половины.

Дальнейшее продвижение русских остановил Осман-паша, укрепившийся в Плевне и отражавший все атаки русских. Для одоления его пришлось пригласить на помощь румын и подтянуть свежие войска из России. Только 10 декабря 1877 года Плевна пала, и Осман-паша со своей армией сдался в плен. Перед этим (в ночь с 17 на 18 ноября) на кавказском театре военных действий была штурмом взята турецкая крепость Карс.

Теперь русские, перевалив через Балканы, поражали и брали в плен разрозненные турецкие войска и приблизились к стенам Царьграда, в который они, однако, не вступили, так как Англия угрожала своим флотом. Турция, видя себя покорённой, запросила мир. Его заключили 3 марта 1878 в Сан-Стефано на следующих условиях: Черногория и Сербия были объявлены независимыми государствами и получили территориальное прибавление; Румыния была также признана независимой от Турции и должна была уступить России свою Бесарабию, за что получила Добруджу. Помимо этого было образовано зависимое от Турции Болгарское княжество на протяжении от Дуная и Чёрного моря до Средиземного с 5 миллионами жителей и площадью 3000 кв. миль. Никто из господствующих в Австрии, Англии, Германии или России династий не мог быть её князем.

Русские войска должны были остаться в этой новой Болгарии лишь на два года, до полного её устройства. Россия должна была получить за военные издержки вознаграждение на Кавказе с портом Батуми.

Против мира в Сан-Стефано протестовали Австро-Венгрия и Англия. Австро-Венгерский министр иностранных дел, граф Андраши объявил, что урегулирование турецкого вопроса может произойти лишь при согласии других держав, и отказал России в праве по своему усмотрению устраивать дела Балканского полуострова. О войне он, однако, не думал, ибо требовал от парламента кредита лишь 60 миллионов, которых не могло быть достаточно для военных целей.

Более угрожающе вела себя Англия. «В новой Болгарии, — говорил английский министр иностранных дел Сольсбри в своём окружном письме от 1 апреля 1878 года, — возникает могущественная славянская держава, владеющая важными пристанями Чёрного моря и Архипелага и открывающая русскому влиянию ворота на политические и торговые отношения в этих морях. Уступка России румынской Бессарабии, приобретение ею Батума, армянских крепостей и части Курдистана, отдадут Чёрное море в её руки и подорвут европейскую торговлю, идущую через Трапезунд в Персию». Одновременно Англия приступила к мобилизации своих вооружённых сил. Как видно, в Лондоне опасались укрепления позиции России в Армении и приближения России посредством Болгарии к Архипелагу. С тех пор действия Англии были направлены на то, чтобы вытеснить русское влияние из Болгарии и найти в армянах орудие против России.

В России опасались войны с Англией и готовились к ней, покупая на средства, собранные путём народного сбора, капёрные пароходы. Но Англия думала не о войне, а лишь о приобретении выгод для себя путём дипломатических происков. А поскольку и Россия не желала новой войны, то 30 мая 1878 года между обеими державами в Лондоне состоялось соглашение о Болгарии, Армении и прочих спорных пунктах, которое должно было служить руководством для окончательного урегулирования турецких дел на предполагаемом конгрессе европейских держав. По этому соглашению Болгария должна была отодвинуться подальше от Эгейского моря и сверх того разделиться на две части. В Армении долина Алашгерду и великий торговый путь в Персию должны были остаться за Турцией. Добившись, таким образом, уступок от России, Англия вынудила также у Турции новые для себя выгоды. Договором от 4 июня она приобрела остров Кипр, обязуясь взамен защищать Турцию, если Россия, получив на будущем конгрессе Батум, Ардаган и Карс, впоследствии захотела бы отторгнуть от Турции какую-нибудь часть Малой Азии. В дополнительном акте от 1 июля Англия обязалась возвратить Турции Кипр, если бы Россия отказалась от Карса и прочих завоеваний в турецкой Азии, сделанных в последней войне. Турция обещает Англии на оговорённых территориях (т. е. Малой Азии, особенно в Армении) провести необходимые реформы. Как видим, Англия придала Армении самое большое значение. В Европе утвердилось мнение, что Англия намерена использовать армян в качестве орудия против России.

Конгресс по Балканскому полуострову и Малой Азии собрался в Берлине 13 июня 1878 года при участии Германии, Австро-Венгрии, Франции, Англии, Италии, России и Турции. На нём учреждено новое княжество Болгарское со столицей в Софии и автономная болгарская провинция, названная Восточной Румелией; признана независимость Черногории и увеличение её территории (правда, меньшее, чем в Сан-Стефанском договоре). Была также признана независимость и увеличение территории Сербии. Румыния получала независимость и Добруджу вместо Бессарабии, уступленной России. России оставались занятые ею румынская Бессарабия, Карс, Ардаган и Батум в Армении и сверх того денежное вознаграждение[207]. Австро-Венгрия получила Боснию и Герцеговину для оккупации и заведывания с правом строить военные дороги и держать гарнизоны также в Новобазарском санджаке[c]. Конгресс закончил свою работу 13 июля.

Андраши выразился однажды, что Боснию и Герцеговину можно занять одним полком с хором музыки. Эта надежда не осуществилась. Когда 27 июля австрийские войска под командованием фельдцейгмейстра Филипповича со стороны Брода вступили в Боснию, они встретили сильное сопротивление местного и православного и магометанского населения. В середине августа происходили кровопролитные столкновения в Поссавине. Хотя австро-венгерские войска имели дела не с регулярной турецкой армией, а лишь с местным населением, для подавления сопротивления пришлось направить в Боснию и Герцеговину 300.000 войска, т. е. больше, нежели Россия использовала при Дунае для разгрома Турции. Только в октябре вся Босния и Герцеговина были в руках австро-венгерского войска.

В следующем 1879 году (21 апреля) граф Андраши заключил конвенцию с Турцией по Боснии, Герцеговине и Новобазарскому санджаку. Турция согласилась на оккупацию названных провинций австро-венгерскими войсками и на введение в Боснии и Герцеговине австрийской администрации, однако оговорила для султана право верховного государя названных земель, вследствие чего они не могут быть включены в состав Австро-Венгрии. Если бы Турция добивалась возвращения этих провинций, Австро-Венгрия потребовала бы столь громадного вознаграждения за понесённые издержки, что Турция была бы не в состоянии его заплатить. Таким образом, Австро-Венгрия стала фактическим владетелем двух новых провинций и приобрела важную на Балканском полуострове позицию, будучи способна в любой момент угрожать Сербии и Черногории и из Новобазарского санджака с сухопутной армией быстрее добраться до Царьграда, нежели русские. Берлинский трактат признал за Австро-Венгрией также турецкую Спиццу (35,9 кв. км.) и морскую полицию над черногорским берегом. На должности чиновников в оккупированные провинции правительство стало направлять хорватов, чехов, русских галичан, поляков и немцев. В 1892 году в Боснии было чиновников по народностям: 621 немец, 345 поляков, 50 чехов, 106 словенцев, 157 мадьяр, 168 сербов, 1601 хорватов, 1586 туземцев, 62 русских, 20 итальянцев, 20 румын и 7 словаков.

Берлинский трактат не привёл в порядок дела на Балканском полуострове. Болгары, избрав себе князем Александра Баттенберга, не могли перенести своего политического разделения на княжество Болгарское и автономную провинцию Румелию и, вопреки берлинскому трактату, в 1885 году присоединили Румелию к княжеству. Сербский король Милан, попавший под австрийское влияние, из зависти объявил за это войну Болгарии, но был разбит и должен был заключить мир с Александром Баттенбергским в Бухаресте в 1886 году. Греция также взялась за оружие и вынудила Турцию к территориальным уступкам. Александр Баттенбергский, подвергшийся влиянию Англии и Австрии, занял враждебную позицию по отношению к России, но этим он настроил против себя болгар и вынужден был отказаться от болгарского престола, на который в 1887 году вступил князь Фердинанд Кобургский.

После падения правительства Гарашанина в 1887 году влияние Австрии на Сербию уменьшилось, зато оно усилилось в Болгарии, имея главную опору в про-австрийски настроенном первом министре Стамбулове. Но Стамбулов своей наглостью и жестокостями возбудил против себя болгар и даже самого князя Фердинанда, последствием чего была его отставка, а следом и убийство. С ним пало и главное препятствие к примирению Болгарии с Россией. Оно состоялось в 1895 году. Таким образом, Австрия потеряла своё влияние, как в Сербии, так и в Болгарии.

Самые большие выгоды из ослабления Турции извлекла Англия. Она заняла Египет и обеспечила за собой сообщение с Восточною Индией. Египет, прежняя провинция Турции, под правлением властолюбивых пашей уже издавна приобрёл себе значительную долю самостоятельности. Наместник Египта Измаил-паша получил в 1867 году от султана титул хедива (вице-короля), а в 1873 году наследственную власть и самостоятельность в делах администрации края и судопроизводства. Но, израсходовав громадные суммы на устройство войска и подкуп царьградского двора для получения самостоятельности, египетский хедив попал в столь большие финансовые затруднения, что вынужден был в 1875—1876 годах продать Англии свои акции Суэцкого канала за 4 миллиона фунтов стерлингов, и, кроме того, отдать управление своими финансами в руки международной европейской комиссии. Измаил-паша пытался освободиться от контроля иностранцев, в стране вспыхнули беспорядки, и этим воспользовалась Англия, введя свои войска в Египет, который до сих пор находится в её руках[208]. Своё новое положение в Средиземном море Англия укрепила союзом, заключённым с Италией и приобретением симпатии армян, составляющих в Царьграде и Малой Азии немаловажную экономическую силу.

Занятие Египта англичанами, конечно, обеспокоило Францию, присвоившую себе в 1881 году верховную власть над Тунисом, но не менее и Россию. Франция узрела, в виду английского и итальянского флотов, своё влияние на Средиземном море ограниченным. Россия же, вместо Турции, получила опаснейшего соседа, способного внезапно занять Дарданеллы и Царьград, а также угрожать черноморским берегам и прикавказским странам. Эта общая опасность заставила Францию и Россию в новейшее время заключить союз[209].

Упрочение английского господства на Средиземном море повредило также австрийской торговле. Тотчас после занятия Египта Англией, вывоз австрийских промышленных изделий на Балканский полуостров и в прочие части Турции уменьшился наполовину, а по отдельным статьям до одной трети прежнего вывоза. Несмотря на это, Австрия не восстаёт против английской оккупации Египта, ибо её внешняя политика руководствуется национальными интересами мадьяр, немцев и поляков. А их взгляды ясно проявились во время русско-турецкой войны и Берлинского конгресса.

После известий о победах русских войск, всех австрийских славян, за исключением поляков, охватило воодушевление. Сила русского народа, заявившая о себе на полях сражений, ободрила славянские племена Австро-Венгрии, влила в них уверенность в своих силах, так что они с большим мужеством стали отстаивать свои национальные права против немцев и мадьяр. Жертвы, понесенные русским народом ради освобождения соплеменных им сербов и болгар, подняли престиж России среди австрийских славян. Прежние предубеждения против русского народа исчезли среди чехов и хорватов, и их место заняла всеобщая симпатия к России.

Такое настроение умов у славян не могло понравиться немцам и мадьярам, которые стали опасаться за своё лидерство в Австро-Венгрии. Также и Германия отнеслась с недоверием к славянскому движению. Мадьяры стали угнетать своих словаков и русских с большей настойчивостью, чтобы в самом скором времени их переделать в мадьяр и таким образом освободиться от призрака панславизма. Но такая же мера относительно австрийских славян казалась немцам нецелесообразной. В случае давления австрийские славяне, составляющие большинство населения Цислейтании, могли объединиться, ещё больше проникнуться симпатией к России и составить в солидарности с ней непреодолимую силу. Сверх того Германия, желавшая толкнуть Австрию к Востоку и увеличить её влияние на сербов и болгар, не могла советовать Вене явную германизацию её славян, ибо в таком случае славянские племена Балканского полуострова, и даже поляки, могли бы проникнуться недоверием к австрийской политике.

По этой причине в официальных кругах Австрии возникла мысль оставить попытки германизации чехов, словенцев, далматинских хорватов и сербов, поляков и русских галичан, а вместо этого развивать и укреплять в них сознание национальной индивидуальности в противовес славянской солидарности. Таким образом, австрийское руководство надеялось поставить преграду «панславизму», в каком бы виде он не выступал — политическом или литературном. Школы и литература чехов, словенцев и русских галичан должны были стать предметом благосклоннейшего внимания со стороны центрального правительства. Относительно австрийских русских лишь украинская словесность (в значении сепаратистских стремлений малорусов) могла подходить к намеченной правительством цели. Литература любого австро-славянского племени, несмотря на все усилия отдельного народа, не может достигнуть того всестороннего развития, которым отличается немецкая словесность, поддерживаемая многочисленным германским народом, и стать средством, удовлетворяющим всем духовным потребностям. Поэтому немцы могут не опасаться чересчур большого укрепления духовной жизни австрийских славян и отчуждения их от немецкой культуры, ибо каждое австро-славянское племя, не располагая материальными средствами и тружениками на всех поприщах человеческих знаний, вынуждено поневоле прибегать к помощи немецких сочинений. Разрозненные австро-славянские литературы лишь до поры до времени могут служить основой духовной жизни отдельных племен, чтобы при изменившейся политической обстановке всецело уступить место немецкой словесности. Немецкие научные сочинения, из которых австрийские славяне черпают свои знания, помимо их воли вовлекают их в сферу национальных немецких стремлений.

Кроме литературной разрозненности, противники славянского движения задумали использовать и католицизм как средство отчуждения австрийских славян от России. В Австрии, после кратковременной либеральной эры вскоре после окончания русско-турецкой войны, последовало время католической реакции со славянофильской окраской. В 1881 году папа Лев XIII приказал чествовать память святых Кирилла и Мефодия, причисленных к лику святых римской церкви[210].

У многих немцев сложилось мнение, что Австро-Венгрия должна стать авангардом, стоящим на страже немецких интересов на Востоке. «Переговоры Иосифа II и Екатерины II, — говорит один немецкий историк [66,383], — полные противоречий воззрения Кауница, Кобенцля и Тугута, а также неимоверная беспечность Австрии в пору занятия Россией Крыма — являются причиной, из-за которой монархия Габсбургов не стала тем, чем она должна быть, то есть восточным государством (Ostreich), поставленным между Европой и Азией…» По мнению этого историка, Австро-Венгрия должна занять место России при Чёрном море и стать звеном, соединяющим Европу с Азией… Другие немецкие учёные защищали мнение, что Австрия должна стоять на страже Дуная, имеющего для Германии громадное значение [131]. Понимание важности Дуная для немцев было причиной вступления Карла Гогенцоллерна на румынский престол в 1866 году и одновременного направления немецкой колонизации на Волынь, в Бессарабию, к нижнему течению Буга и Днепра и в Крым. В течение 30-ти лет (с 1866 года) немцы приобрели на Волыни 7% всей земли, в Бессарабии — 11%, в Екатеринославской губернии — 9%, в Херсонской — 15%, в Крыму — 18−19%.

До русско-турецкой войны в Австрии не обращали внимания на призывы из Германии о движении на Восток[211], тогда Австрия сама стремилась к первенству в германском союзе. Но после событий 1866 года и поражения Франции в 1870 году, особенно же после берлинского трактата, внушения прусской политики нашли у Австрии понимание, и Австро-Венгрия включилась в общенемецкую экспансию Востока.

Это должно было произвести перемену и во внутренних отношениях Австрии. Правительство Адольфа Ауэрсперга получило в начале 1879 года отставку, и возглавлять новое правительство было поручено графу Таафе. Парламент, избранный в 1873 году, был распущен, и осенью 1879 года собрался новый в другом составе. Графу Таафе удалось навязать переговоры чешской феодальной шляхте и посредством Клам-Мартиница, Лобковица, Шенборна, Гарраха Дейма, Чернина и Шварценберга склонить чехов к оставлению пассивной политики и вступлению в Державную думу. Президентом Рейхсрата был избран граф Коронини, первым вице-президентом — Смолька. Также произошли изменения и в области иностранной политики. 10 сентября 1879 года Австро-Венгрия, по совету Андраши, заключила союз с Германией, покончив таким образом с вековым соперничеством обеих держав. К этому союзу в 1883 году присоединилась и Италия. Все три державы начали лихорадочно вооружаться.

После заключения союза с Германией Андраши подал в отставку и его место занял Генрих Гаймерле. Первым делом нового министра иностранных дел было направить австро-венгерским представителям при иностранных дворах циркуляр, излагавший новое направление австро-венгерской внешней политики. «Новая иностранная политика империи составляет, — говорит он [123], — новую эру в истории Австро-Венгрии. Она связана с воспоминаниями славного прошлого, с теми временами, когда цесарские войска истребляли турецкую военную силу в славных битвах, и Австрия едва не покорила все балканско-придунайские области. Карл VI своей семейной политикой направил политику Австрии на иной путь[212]. Пока Австрия боролась с поднимающейся Пруссией и спорила с революционной Францией о лидерстве в Германии и Италии, Россия вела борьбу против Турции. Также Меттерних думал лишь о сохранении позиции Австрии в Германии и Италии. Но после неблагополучных войн 1859 и 1866 годов Австрия должна вновь обратить свои взоры к Востоку. Андраши не хотел в союзе с Россией воевать с Турцией, также не хотел он для спасения Турции вести войну с Россией. Он старался, в согласии с Европой и в опоре на Германию, укрепить позицию Австрии посредством оккупации важных провинций Балканского полуострова, а автономные державы бассейна Дуная втянуть в сферу австрийских интересов, и, не жертвуя напрасно силами своего государства для защиты Турции, обречённой на неминуемую погибель, поставить преграду панславистским затеям и возможным завоевательным замыслам России».

Новая эра в австрийской иностранной политике была не по вкусу всему австрийскому населению. Даже большая половина австрийских немцев воспротивилась ей. С их точки зрения, стремление Австро-Венгрии сделаться посредником между Европой и Азией при неблагополучном состоянии финансов и нерешённых внутринациональных проблемах, привело бы к полному крушению империи. Но новую эру поддерживали два государства: Германия и Англия, а внутри — мадьяры и поляки.

Во время русско-турецкой войны (в 1877 году) львовский сейм готовил адрес императору, в котором имелись слова: «Народ польский никогда не отказывался от своей национальной самостоятельности. Для Австро-Венгрии наибольшую опасность составляет панславистская Россия. Лишь те славянские племена, которые не отказываются от своей национальной самостоятельности, могут служить преградой, защищающей Австро-Венгрию от России…» Когда руководство Австро-Венгрии решилось на «новую эру», поляки со своими стремлениями, направленными против России, должны были стать одной из главнейших её опор.

Самым большим влиянием среди поляков пользовалась тогда краковская партия станчиков (см. примечание 177, 12 гл). Виднейшими её представителями были наместник граф Альфред Потоцкий, краевый маршал граф Людвик Водзицкий, Ян и Станислав Козмяны, Станислав Тарновский, венский министр по Галиции Флориан Земялковский, Юлиан Дунаевский, Николай Зыбликевич, Казимир Бадени, историк Иосиф Шуйский.

В основе их взглядов и стремлений лежали воззрения парижского кружка Янского-Мицкевича 1840-ых годов, то есть, что поляки в своей духовной жизни должны опираться на католицизм и консервативные начала, заботиться об укреплении папской власти в значении всемирного её господства, возродить Польшу в нравственном отношении и просветить простонародье. К этим началам прибавил Шуйский ещё мысль, что восстановление независимой Польши может произойти лишь при помощи Австрии. По этой причине поляки должны оставить тайные заговоры, вести себя смирно в России и Пруссии, а в Австрии добиваться всё большего влияния. Адам Потоцкий первым подал идею просвещать в духе Мицкевича польское простонародье посредством школы, газет, популярных книг, публичных лекций и т. д. Эта мысль была воспринята польским обществом, и действительно мы видим в настоящее время, что крестьяне западной Галиции просвещением своим превосходят русских крестьян. До 1880 года станчики ещё не имели преобладающего значения в Галиции. Шляхта восточной её части сплотилась вокруг Сапегов и Казимира Грохольского, думавшего больше об автономии Галиции и преимуществах шляхты, нежели об общеевропейской политике, а мещанство и интеллигенция жили в традициях демократической эмиграции 1830-х годов. Галицкой демократии противны были ультрамонтанство[213] и консерватизм станчиков. Ей ближе по сердцу был писатель Иосиф Игнатий Крашевский, выступавший в своих письмах против «краковского побожного братства». Демократия устроила Крашевскому в 1879 году великолепное торжество в честь его литературных заслуг. Также и либеральные немцы не сочувствовали станчикам по причине их ультрамонтанства.

С приходом к власти в Австрии графа Таафе, позиция станчиков вдруг сделалась определяющей не только в Галиции, но и в Австрии. Один из их представителей, Юлиан Дунаевский, в 1880 году был назначен министром финансов. Так как наследником кружка Янского-Мицкевича был орден змартвыхвстанцев, то также и ему была определена важнейшая роль в духовной и политической жизни Галиции. Мицкевич приписывал католицизму заслугу распространения польского владычества над Южной Русью — змартвыхвстанцы должны были теперь опять укреплять католический дух среди русских галичан и распространять его дальше на Восток.

Самой выдающейся личностью среди змартвыхвстанцев был отец Валериан Калинка, приближенный Адама Чарторыйского и член парижского бюро до 1863 года. Он вместе с Иосифом Шуйским и профессором Львовского университета Лиске обратились в 1880 году в Рим к генералу змартвыхвстанцев Семененко с просьбой направить Калинку в Галицию [138,1887]. Генерал удовлетворил эту просьбу, и Калинка, по его поручению, прибыл 2 октября 1880 году во Львов. Первым его делом было основать воспитательное заведение для русской молодёжи, которое он и открыл 1 февраля 1881 года.

Цель открытия этого заведения, как и вообще воззрения Калинки на малорусский вопрос, заключаются в следующих словах его.

«Между Польшей и Россией живет народ, ни польский, ни российский. Польша упустила возможность сделать его польским, вследствие слабого действия её цивилизации. Если поляк во время своего господства и своей силы не успел русина притянуть к себе и переделать его, то тем меньше может он это сделать сегодня, когда он сам слабый, русин же сильнее, чем прежде. Русин является сегодня сильнейшим вследствие сознания своей национальности, расслабления польского элемента и демократического духа, пронизывающего его. Сельский русский народ не осознает ещё своей национальности, но не любит ляха, как своего господина, богатого человека и исповедника иной религии.

Просвещенные русины ненавидят ляха ещё больше, нежели простонародье, и в этом нерасположении удерживают народ. Все русины и материально и нравственно находятся под влиянием России, которая говорит на похожем языке и исповедует ту же религию… Исторический процесс, начавшийся при Казимире, продвинутый Ядвигой, и законченный передвижением католицизма и западной цивилизации на 200 миль к востоку, проигрывается нами, поляками, на наших глазах. Как себя защищать? Сознание и желание национальной самостоятельности, которыми русины начинают проникаться, не должны привести к поглощению их Россией. Опорная сила поляка хранится в его душе, а между душей русина и душой москаля, однако, в основном различия нет… Иную душу влить в русина — вот главная задача нас, поляков!.. Та душа да будет из Запада. Пусть русин соединяется своей душой с Западом, формой с Востоком. Тогда возвратится Россия в свои природные границы — и при Днепре, Доне и Чёрном море будет что-то иное… Тогда, может быть, возвратится Русь к братству с Польшей. А если бы оно и не сбылось, то лучше Малая Русь самостоятельная, нежели Русь российская. Если Гриц не может быть моим, то да не будет ни моим, ни твоим. Из того проистекает указание для поляков: не препятствовать национальному развитию самостоятельной Руси, но крепить среди малороссов унию. Новообразованный интернат поставил себе целью: воспитывать самостоятельных русинов и униатов" [138,1887,63].

Как видим, воззрения Калинки на малорусский вопрос состояли в том, чтобы в австрийских русских развить сознание национальной отдельности от великороссов и привязанность к католицизму, и посредством их воздействовать на малороссов в России.

Желая привить русским галичанам сознание национальной отдельности от великороссов, нужно было, прежде всего, подавить старорусскую партию, которая признавала единство всего русского народа и, стоя на почве брестской церковной унии, добивалась очищения униатского обряда от латинских примесей. В глазах латинской иерархии эта партия не считалась католической. Примером такой политики послужило происшествие в селе Гнилички и разыгравшийся по этому поводу во Львове политический процесс, известный под названием процесса Ольги Грабарь и товарищей (Иоанна Наумовича, Адольфа Добрянского и прочих).

Жители села Гнилички, принадлежащие приходу в Гнилицах Великих Збаражского повета, хотели учредить у себя самостоятельный приход и подали об этом прошение в львовскую консисторию 19 мая 1877 года. Однако желанию гнилицких селян воспротивились настоятель прихода в Гнилицах Великих и львовская консистория. Когда гниличане пожаловались на чинимые им препятствия своему помещику, графу Делла Скала, православному румыну, он сказал им: «Перейдите в православие, а я вам привезу из Буковины попа не такого надменного, ибо там есть лучшие попы» [57,160]. Эти слова, как электрическая искра, потрясли гниличан и зародили в них мысль принять православие. Но прежде чем приступить к делу, они решили посоветоваться с отцом Иоанном Наумовичем, настоятелем прихода в Скалате. Наумович, как простонародный писатель и человек, задавшийся идеей материального и нравственного подъёма австро-русского народа, пользовался великим уважением среди населения галицкой Руси. К нему во множестве стекался народ даже из дальних окрестностей за советом в семейных, хозяйственных, политических делах и даже в случае болезни. Наумович, услышав о намерении гниличан, выразился: «Православие есть вера ваших праотцев; если люди желают его принять, то вольно…»

Когда гниличане под давлением старосты заколебались в своём намерении, Наумович сказал им: «Хорошо, оставайтесь при унии, православие может быть со временем само по себе придёт» [57,162]. В конце концов, гниличане решились всё-таки принять православие. Заявление об этом для политической и церковной властей написал им Наумович. На судебном разбирательстве он заявил, что гнилицким происшествием хотел оказать давление на римскую курию, чтобы она созвала синод австро-униатского духовенства и мирских людей для приведения в порядок запутанных дел австро-униатской церкви, на которую стали напирать латиняне [57,178].

Оправдание Наумовича следует считать искренним, ибо всякому могло быть тогда ясно, что переход всей галицкой Руси в православие был практически невозможен, хотя бы по материальным причинам. Если бы русские галичане объявили себя православными, то правительство, несомненно, признало бы все униатские церкви и их имущество принадлежащими католическому церковному фонду и новым православным предстояло бы построить, по крайней мере, 2000 новых церквей и позаботиться о фондах для содержания своего духовенства, тогда как вследствие обеднения народа постройка новой церкви или ремонт приходских зданий уже тогда встречали затруднения. Из-за этого случались даже переходы в латинство отдельных лиц, старавшихся освободиться от возлагаемого на них бремени расходов. В случае необходимости постройки тысячи новых церквей и приходских зданий народ наверняка роптал бы и массами переходил бы в латинский обряд.

Когда, в конце 1881 года, стало известно о переходе Гниличек в православие, польские газеты забили тревогу. Они представляли дело так, будто Галиция находится накануне своего отторжения от Австро-Венгрии. В конце января правительство приказало арестовать не только виднейших селян Гниличек вместе с отцом Наумовичем, но и всех редакторов старорусских газет и надворного советника Адольфа Добрянского, поселившегося в начале сентября 1881 года во Львове вместе с дочерью Ольгой Грабарь. Державная прокуратура обвинила в государственной измене Ольгу Грабарь, Адольфа Добрянского, Иосифа Маркова, Венедикта Площанского, отца Иоанна Наумовича, его сына Владимира Наумовича, отца Николая Огоновского, Исидора Трембицкого, Аполлова Ничая, Иоанна Шпундера и Олексу Залуского (два последних — крестьяне из Гниличек). Прокурор в своём обвинительном заключении сделал поверхностный, составленный без понимания существа дела, обзор развития панславизма. Государственный обвинитель сделал вывод о стремлении отторгнуть Прикарпатскую Русь от Австро-Венгрии на том основании, что некоторые из подсудимых имели славянофильские убеждения, признавали национальное единство всей Руси и находились в сношениях со Славянским благотворительным Обществом в России. В качестве доказательства, что Россия ведёт пропаганду в этом направлении в австро-венгерской Руси, прокурор привёл высказывания некоторых российских панславистов и пребывание в Галиции, Буковине и Венгрии Мирослава Добрянского, тогдашнего чиновника особых поручений при российском министерстве внутренних дел.

Польские шовинисты, желавшие осуждения подсудимых, пускали в ход всякого рода клевету с целью повлиять на присяжных. «Gazeta narodow» в начале судебного разбирательства писала о неких рублях, волнующих галицкое население, о тайных сходках Ольги Грабарь с какими-то заговорщиками в лесу под Городком и т. п.

Защитник подсудимых доктор Лубинский просил суд вызвать в качестве свидетеля редактора газеты Яна Добржанского для подтверждения сделанных им доносов, но суд не удовлетворил это требование защиты.

17 (29) июля 1882 года, после семинедельного разбирательства были приговорены: отец Иоанн Наумович к восьмимесячному тюремному заключению, Венедикт ІІлощанский к пятимесячному, Иван Шпундер к трехмесячному и Олекса Залуский к трехмесячному. Прочие подсудимые были освобождены.

Во время процесса ходили слухи, что его затеяли краковские станчики и венгерский премьер-министр Тисса, чтобы нанести удар по славянофильству в Австрии и старорусской партии в Галиции. Показания свидетелей на суде не раскрыли ни заговора против Австро-Венгрии, ни намерения отторгнуть от неё Прикарпатскую Русь. Станчики лелеяли надежду, что старорусская партия прекратит своё существование. Однако оказалось, что она только укрепилась.

Процесс Ольги Грабарь был лишь введением к коренным переменам в состоянии галицко-униатской церкви. Галицкими униатами начали одновременно заниматься папа Лев XIII, центральное венское правительство и влиятельнейшая партия краковских станчиков.

Лев XIII задался широкими планами реформ католического мира посредством подъёма научной деятельности духовенства, улучшения социальных отношений и соединения восточных церквей с Римом. 30 сентября 1880 года он издал окружное послание к католическому миру, приказавшее почитать память святых славянских апостолов Кирилла и Мефодия. В начале июля 1881 года состоялось паломничество австро-венгерских славян в Рим, в котором участвовали среди прочих хорватский епископ из Дьяковара Штроссмаер, краковский епископ Албин Дунаевский и польский историк Иосиф Шуйский. Поздравительную речь к папе держал Штроссмаер, латинское стихотворение на латыни в честь торжества составил Шуйский. Некоторые из поляков даже встревожились, чтобы папа не ввёл в католическое богослужение у славян церковно-славянского языка [138,1881,404]. Венское правительство опасалось усиления славянофильских устремлений и в 1885 году запретило чествование памяти славянских апостолов в Велеграде.

Если папа задался мыслью унии православных Востока с Римом, то весьма естественно он должен был обратить внимание и на галицких униатов. Но тут-то вмешались польские национальные интересы. Папа получал информацию о состоянии галицко-униатской церкви от двух лиц: генерала змартвыхвстанцев Семененко и кардинала Ледоховского. Последний, начав спор с прусским правительством и не желая признавать прусских майских конфессиональных законов 1871 года[214], был заточён в тюрьму прусским правительством и лишён архиепископского достоинства. Позже он удалился в Рим, где папа в 1875 году назначил его кардиналом и впоследствии сделал префектом конгрегации распространения веры. Ледоховский был большим покровителем иезуитов, боролся словом и делом за восстановление папской светской власти, и по этой причине стал любимой личностью в Ватикане. Ледоховский, конечно, представлял папе состояние австро-униатской церкви по сведениям, доставленным ему его польскими соплеменниками из Галиции.

Каковы были воззрения галицко-польской католической партии на галицких униатов, показывает изданная в 1880 году брошюра иезуита Ст. Заленского, в которой он утверждает, что уния пала вследствие супружества униатского белого духовенства. Автор брошюры осуждает национальный патриотизм галицко-русского клира [166]. Иезуитско-польскую партию соблазняли женатые священники и их русский патриотизм. Сверх того некоторые из шляхты добивались отмены юлианского календаря. В 1883 году помещик Поляновский собирал подписи о введении григорианского календаря, в чём ему помогал латинский священник из Куликова Стояловский.

Сначала поляки возлагали большие надежды на змартвыхвстанский интернат Калинки. Особенно заботился о нём латинский перемышльский епископ Солецкий и стремился, чтобы польское общество покровительствовало этому начинанию. Но этого полякам казалась мало. Если Риму было достаточно уподобить устройство галицко-униатской церкви устройству латинскому, то все без различия польские партии вместе с центральным венским правительством добивались сверх того ещё и привития русским галичанам сознания малорусской национальной отдельности.

Малорусская сепаратистская партия существовала в Галиции, но поляки и министр-президент Таафе были ею недовольны, ибо она демонстрировала своё равнодушие к католицизму, напоминая в своих сочинениях гонения на православных во время польского владычества и насильственное обращение православных в унию. Один из вождей галицкой украинофильской партии, священник Стефан Качала, которого поляки хотели привлечь на свою сторону и в 1873 году избрали в Тарнове и Бохне своим депутатом в венскую державную думу, издал в 1879 сочинение под названием «Polityka polakow wzgledem Rusi» (Русский взгляд на польскую политику), в котором упрекал поляков и католическое духовенство в недобросовестности по отношению к Малой Руси. Поляки по необходимости терпели украинофильскую партию. Они отдали в её руки единственную русскую гимназию в Галиции и составление учебников для школ — избирая из двух зол меньшее, дабы не допустить влияния на школы и литературу галичан старо-русской партии.

Новый курс державной политики и стремления поляков требовали не только подавления старорусской партии, но и переделки австрийских украинофилов в католиков. Но как выполнить эту задачу? Тогдашний наместник Алфред Потоцкий, а правильнее тогдашний шеф президиального бюро львовского наместничества вдохновитель Потоцкого Лебль, предложил средство: поставить во главе австрийской Руси «князя церкви», который бы взялся осуществить намеченные цели [138,1889].

Помимо этого реформа воспитания кандидатов духовного звания должна была внедрить иной дух в австрийских малороссов. Но кто должен был осуществить эту реформу? Орден змартвыхвстанцев для решения столь трудной задачи не располагал достаточным количеством членов. Тогда польские политики припомнили, что после брестской унии иезуиты воспитали василиан, совершенно чуждых русскому народу, латинизировавших униатский обряд и полонизировавших русский народ. Вот и было решено воспитание молодого поколения чина святого Василия Великого в Галиции поручить иезуитам. Первыми должны подвергнуться иезуитскому влиянию униатские монахи, а затем очередь должна дойти и до белого духовенства.

Распря между тогдашним галицким митрополитом Иосифом Сембратовичем и протоигуменом галицких монахов чина святого Василия Великого К. Сарницким, обвинённым митрополитом в безнравственной жизни, послужила предлогом, чтобы выполнить поставленную задачу. Сарницкий, опасаясь церковного наказания, сам отдался под опеку иезуитов. 12 мая 1882 года папа издал буллу «Singulare praesidium», которою изъял орден галицких монахов чина святого Василия Великого из-под власти митрополита и одновременно отдал под управление иезуитов Добромильский монастырь с домом послушников. Когда наместник для исполнения папского указа созвал во Львове конференцию епископов, только русский перемышльский епископ Ступницкий и латинский архиепископ Моравский выразили сомнение по поводу целесообразности меры римского престола. Русский же митрополит, склонив голову, сказал: «Roma locuta, causa finita» (Рим сказал — дело кончено).

Против захвата Добромильского монастыря иезуитами заявили протест миряне и сами же монахи чина святого Василия Великого. В апреле 1884 года в Вену отправилась депутация во главе с профессором университета Шараневичем и помещиком Владиславом Федоровичем с жалобой на иезуитский захват. Министр просвещения Конрад успокоил протестующих, заявив, что передача монастыря иезуитам является временной мерой.

Митрополит Иосиф Сембратович недолго после этих событий оставался в своём достоинстве. Это был владыка восточной церкви — постник и молитвенник, избегавший суеты сего мира, беспрерывно объезжавший свою паству, склонявший её к трезвости, трудолюбию и просвещению, не вмешивавшийся в политику и миривший все партии. Такой человек не годился на роль «князя церкви», и он был вынужден отказаться от своей кафедры. В ноябре 1882 года его место занял как администратор митрополии Сильвестр Сембратович. Одновременно с митрополитом ушли из львовской капитулы крылошане Малиновский и Жуковский. Их отрешили от должности без объяснения причин, вопреки императорскому постановлению от 1787 года (нельзя лишить чина каноника без причины) и главе 14-ой капитульного статута (провинившийся каноник прежде отрешения от должности должен быть наказан). Потоцкий сказал лишь Жуковскому: «Вы с Малиновским были близки к митрополиту». Одновременно отец И. Наумович был отлучен папою от католической церкви[215].

Администратор митрополии Сильвестр Сембратович был в начале 1885 года возведён в достоинство митрополита, и уже первые его шаги ознаменовали предназначенную ему политическую роль на галицкой Руси. Он стал издавать политическую газету «Миръ»[216], первый номер которой появился 1 (13) марта 1885 года. На выборах 1885 года в венскую державную думу, митрополит, независимо от головного русского выборного комитета, поставил трёх своих кандидатов, которые были одобрены польским центральным комитетом и действительно были избраны [18].

Сразу после 1880 года Галицкая Русь почувствовала перемену политического положения. Лица из старо-русской партии должны были многое перенести. Жандармы стали наблюдать в церквах, совершает ли священник богослужение по униатскому обряду; у крестьян проверяли книжки, изданные старорусской партией. Однажды в 1881 году к учителю Мирону Савицкому явились в двенадцать часов ночи два жандарма, забрали десять русских книг, его же самого заковали и доставили в староство в Подгайцах. Здесь просидел он в тюрьме, не зная за что, пять недель. На запрос русских членов сейма, правительственный комиссар ответил, что на Савицком лежало подозрение, будто он распространяет конфискованную брошюру «Посланник святого апостола князя Владимира Великого» [152,1881,156].

В октябре 1881 года русские жаловались в сейме, что жандармы без малейшего основания отнимают у крестьян русские брошюры и книги, а сельские учителя велят детям выкрадывать у своих родителей книжки и приносить к ним, чтобы отдавать их административным властям; что староста в Тернополе конфисковал на почте 20 русских книг, разрешённых цензурой, что в Волошинове (Старомейского повета) жандармы конфисковали даже окружное послание перемышльского епископа [152,1881,426]. Из газет у селян отбирали особенно «Батьковщину»[217], «Пролом»[218] и «Вече». В 1882 году 17 раз было конфисковано «Слово», а из 100 изданных в 1883 году номеров «Нового пролома» — 24. В 1887 году Римом была запрещена установка трираменных крестов[219], будто напоминающих православие.

Острие нового политического курса было направлено также против украинофильской партии, радикализм, непреклонность римскому католицизму и славянофильство которой были не по вкусу станчикам, стремившимся образовать новую галицко-русскую партию под предводительством нового митрополита. Неизвестно, по чьему почину накануне ареста Ольги Грабарь и её товарищей в 1881 году во Львове появился Пантелеймон Кулиш, чтобы с Иваном Емельяновичем Левицким издавать политическую газету. Через польских литераторов Кубали и Савицкого он вёл переговоры с князем ІОрием Чарторыйским и князем Адамом Сапегой, чтобы получить от них пособие на учреждение типографии и издание газеты, которую шляхта могла бы выписывать для своих крестьян. Во Львове сосредоточилось центральное управление украинофильского движения, целью которого было восстановление независимой Польши в пределах 1771 года, под владением одного из австрийских эрцгерцогов. Кулиш вёл также переговоры с министром Земялковским и президентом Державной думы Смолькой. Чтобы заявить свои новые социо-политические воззрения, Кулиш издал во Львове две брошюры «Крашанка[d] русинам и полякам на велик день» и «Хуторная поэзия».

В первом сочинении Кулиш называет казаков бунтовщиками, оправдывает поляков и проводит мысль, что поляки и малороссы должны жить между собой в братском согласии. Во второй брошюре он говорит: «Плохо наши предки сделали, волнуясь против поляков. Теперь вас москаль голыми руками, как пьяниц мизерных, за чубы держит. Не мечом надо было нам Польшу воевати, а бороться разумом, талантом и словом, тем святым, предвечным сокровищем, которое у нас ни отнять, ни украсть не удастся тупым деспотам… [152,1881,87]. Наши восточные соседи превосходством власти своей, силы и достаточности лишили нас нашего национального достояния. Не употребляя насилия, они вычеркнули нас из книги живых наций, и наше национальное прошлое присвоили себе. Украина попала в мертвость и лишь родное слово пробудило её из сонной немощи. Украинская нация объявила своё величие тем, что успела издать из себя самобытную литературу и встревожила объединителей Руси. Москаль хочет, чтобы мы забыли „кто мы есть“, какое наше национальное право» [152,1881,122−131].

Может быть, Кулиш был бы принят в состав творцов новой эры, если бы он не издал в Вене брошюру «Vergewaltigung des Basilianer Ordens in Galizien durch die Iesuiten»[e], протестовавшую против захвата Добромильского монастыря иезуитами. В этой брошюре Кулиш объявил себя противником католицизма. Брошюра его была в Австрии конфискована, и переговоры руководящих сфер с ним прекратились. Впрочем Кулиш не находил уже тогда сочувствия и у своих земляков. Н.И. Костомаров ещё в 1861 году назвал его самолюбивым человеком; также отозвался о нём в 1882 году Мордовцев [35].

В верхах решили образовать в Галиции малорусскую католическую партию без помощи Кулиша. Им казалось, что утверждению малорусского сепаратизма мешают национальное единство Руси в её древнем периоде и этимологическое правописание у галичан. Нет сомнения, что под влиянием этого нового течения в 1886 году Е. Партицкий выступил в «Деле» против взглядов А.С. Петрушевича на первоначальную историю Руси [19,1886,113−125] и издал в 1887 году историческое исследование «Скандинавщина в древней Руси». В ней он пытался доказать, что в древней Руси не было сознания национального единства, ибо германские руссы покорили различавшиеся между собою славянские племена и слово «Русь» имело государственно-политическое, а не национально-этнографическое значение. Собственно, это взгляд, который ещё в 1862 году высказал Бидерман в сочинении «Der ungarischen Ruthenen»[f]. Он предложил употребить это научное средство, чтобы разорвать национальную связь австрийской Руси с великороссами. Одновременно началась атака на этимологическое правописание, употреблявшееся в австро-русских школьных учебниках.

Это правописание, под рукою Комиссии по изданию русских учебников ещё в 1871 году потеряло много из своих этимологических достоинств, но всё-таки начальству оно казалось напоминающим общерусское письмо. В октябре 1886 года два профессора Черновицкого университета, Смаль-Стоцкий и Гартнер, выдвинули проект введения в австро-русских школьных учебниках нового правописания, сходного с кулишовкою и употребленного в «Малорусско-немецком словаре» Желиховского (Львовъ, 1882−1886).

По поручению министра народного просвещения в 1887 году во Львове собралась комиссия для введения фонетики [19,1888,94], в состав которой вошли: доктор Е. Огоновский, В. Ильницкий, Романчук, Полянский, Бол. Барановский и Партицкий. Аргументы, приведённые комиссией в пользу фонетики, были довольно запутанны и доказывали лишь, что членам комиссии, стоявшим во главе галицко-русского учебного дела, не доставало основных сведений из языкознания. Так, например, комиссия выразилась следующим образом: «Собственно этимологического правописания на всей Руси (то есть австрийской) никто не употребляет, ибо даже „Слово“ и „Пролом“ по сути дела фонетичны. Различие состоит лишь в том, что одно правописание обращает больше внимания на фонетизм „российский“ (!), а другое на фонетизм малорусский. Но основной принцип всегда фонетический». Партицкий утверждал, что невозможно в школе объяснить употребление букв ы и и. Тот же Партицкий выразил следующий странный взгляд: «Всё замешательство (нелад) в наших школах произошло оттого, что школьное правописание весьма мало обращает внимания на малорусское произношение (!), а идёт слепо за правописанием российского языка. Для России эта правописание является фонетическим (!), а у нас его зовут шумно этимологическим» [19,1883,94−95].

Больше знаний по языковедению было у учителей на Буковине. Здесь в 1887 году также была составлена комиссия по правописанию, состоявшая из доктора Смаля-Стоцкого, доктора Гартнера, С. Билинкевича, Ивана Глебовицкого и Льва Кириловича. Лишь Смаль-Стоцкий и Гартнер выступали за так называемую фонетику, прочие трое последовательными научными доказательствами опровергли их мнение [82]. Так как русское общество в Галиции и Буковине выступило против фонетики, то введение её в школы пока отложено до более подходящего времени.

Между тем международные отношения в Европе стали обостряться. В конце августа (ст. ст.) 1880 г. австрийский император посетил Галицию. Это событие наполнило поляков новыми надеждами, и они прекратили всякую оппозицию против центрального правительства. Домогательства по поводу осуществления требований, выраженных в их резолюции 1868 г., прекратились. Даже прежние приверженцы федерализма и галицкой автономии стали утверждать, что Галиция, вследствие своего экономического упадка, не в состоянии вынести бремени, соединенного с автономией по образцу Хорватии. Не пользуясь большой автономией и находясь в непосредственном подчинении венским властям, она может — так утверждали поляки — получить пособия от центрального правительства и державной думы.

Когда 1 марта 1881 года был убит царь Александр II и на престол вступил Александр III, опасения европейской войны усилились. Француз Эдуард Марбо в своей брошюре «Slaves et teutons notes et impressions de voyage»[g] (Paris, 1882) заявил: «Война Германии с Россией неизбежна; в случае победы немцы возьмут балтийские провинции, Австрии же дадут Польшу…» Przeglad polski писал в 1883 году: «В Вене хотят восстановить Польшу; политика Галиции должна опираться на Австрию» [138,1883,164].

В 1883 году Италия (по наущению Англии) вступила в союз с Австрией и Германией, и надежды поляков поднялись ещё выше. В предполагаемой войне они рассчитывали на победу Германии и Австрии, будучи того мнения, что Россия ослаблена нигилизмом, украинским сепаратизмом и недовольством инородного населения. Когда в 1883 антагонизм между Россией и Австро-Венгрией стал усиливаться, Алфред Потоцкий ушёл в отставку с должности галицкого наместника и его место занял Филипп Залеский, чиновник школы Голуховского. Семья Потоцких сыграла очень заметную роль в новейшей истории Галиции. Один из Потоцких, граф Адам, был одним из инициаторов образования партии станчиков, а другой — граф Алфред Потоцкий укоренил в среде галичан новый курс австро-венгерской политики. Семья Потоцких установила теснейшие сношения также с берлинским двором и склонила станчиков на путь пруссофильской политики, из которой они не сошли даже тогда, когда Бисмарк в 1886 году начал насильственную германизацию Познанщины. Узы, соединяющие Потоцких с берлинским двором, скрепил брак сына Алфреда Потоцкого, Романа, с внучкой Вильгельма I.

Самым сложным временем для международных отношений был конец 1887 года. В Австро-Венгрии с декабря 1887 года до весны 1888 года войско находилось в боевой готовности. Тогда же всеобщую сенсацию произвело обнародование (3 февраля 1888 года) австро-германского союза[220] и две публикации. Одна — немецкого философа Гартмана о необходимости победной войны с Россией, чтобы Литву, Жмудь, Лифляндию и Курляндию втянуть в сферу немецкого господства, а при Днепре образовать новое киевское королевство. Вторая статья — в «Deutsche Rundschau» (1888) — с мыслью об образовании новой Польши при Днепре и Чёрном море, поляков же в Познанщине и Пруссии предлагалось германизовать. Кое-кто из станчиков даже советовал полякам отказаться от мысли о политической самостоятельности и довольствоваться лишь национальным бытом под покровительством Германии. В брошюре «Miedzy Rossya a Niemcami» (Между русскими и немцами) (Krakow 1886) автор утверждал, что Польша не имеет условий для независимого политического существования. Она может лишь стараться сохранить «этническую» целостность на основании католицизма. Поляки должны держаться западно-римской цивилизации. Германия победит Россию. Представители польского народа в Берлине не должны ссылаться на международные договоры, относящиеся к Польше.

Среди всеобщей тревоги в марте 1888 года умер дряхлый германский император Вильгельм I. Руководимый Бисмарком, он оставил своему сыну Фридриху III, страдавшему неизлечимой болезнью, могущественное государство. Вскоре умер также и Фридрих III (30 июня 1888 года), и после него трон наследовал его сын Вильгельм II. Конечно, при таких прискорбных событиях, Германия не могла желать европейской войны, и сам Вильгельм II, взойдя на престол, был больше занят мыслью о подавлении социалистического движения в своём государстве и подъёмом авторитета монархической власти среди своих подданных, нежели военными замыслами. Так как в Германии культ Бисмарка, считавшегося творцом объединения немцев, возрос до необычайных размеров, то новый император, видя в таком обожании своего министра ущерб для собственного авторитета, старался, прежде всего, освободиться от могущественного министра и взять правление в свои руки. Влияние Бисмарка на международную политику упало, молодой же император прежде чем решиться на какой-либо шаг должен был разобраться в политической обстановке. В 1890 году Бисмарк ушёл в отставку.

Указанные осложнения в международной политике не могли не воздействовать на судьбу русского населения в Австро-Венгрии. Особенно страдала старорусская партия. Против неё выступали поляки, беспрерывно подстрекая молодорусинов; её представителей непреклонно третировало правительство графа Таафе. Плодом оных подстрекательств стала брошюра одного из молодорусинов, Дедошака, предлагавшего отдать «Народный Дом» во Львове под управление «львовских русинов», то есть собственно львовского магистрата. Правительство Таафе старалось поддерживать молодорусскую партию и придать ей больше силы. В 1880 году стал выходить её политический орган «Дело». В 1885 году молодорусины основали политическое общество «Народная Рада»[221], став, таким образом, политической партией в полном значении этого слова. Ни венское правительство, ни поляки не собирались, однако, придавать этой партии какие-либо политическое влияние, а желали лишь использовать её как орудие против партии старорусской. Дух и стремления молодорусской партии не подходили под новый курс государственной политики. Один из вождей молодорусинов, священник Стефан Качала, был славянофилом, рассматривал унию как религию, насильственно навязанную малороссам, и не демонстрировал враждебного отношения к старорусской партии. Другой вождь этой партии, Юлий Романчук, выступал за примирение всех русских партий и был чужд римского ультрамонтанства. В 1889 году он в довольно остром тоне внёс в сейм запрос к правительству по поводу угнетения русской национальности в Галиции.

Венскому руководству нужна была партия, которая бы: 1) признавала малорусский национальный сепаратизм; 2) осознавала себя католической, то есть безусловно подчинялась Ватикану; 3) вела борьбу с старорусинами. К образованию сей партии приступили в 1890 году, когда опять осложнилась международная обстановка. Утверждают, что почин в этом деле дали министр иностранных дел граф Кальноки и военный министр Бауэр. В мае 1890 года Бауэр заявил: «Нынешние военные приготовления приведут или к упрочению мира, или к катастрофе». В берлинском парламенте поляки отдали свои голоса за увеличение вооруженной силы и стали правительственной партией. Вообще в 1890 году произошла какая-то перемена в международных отношениях. Именно тогда прекратил своё действие тайный договор между Германией и Россией, в силу которого, в случае нападения третьей державы на одну из них, другая обязывалась сохранять нейтралитет. Согласно этому договору, Австро-Венгрия, начиная войну с Россией, могла рассчитывать лишь на свои собственные силы. Германия должна была помогать Австро-Венгрии лишь в том случае, если бы последняя подверглась нападению России.

В таких условиях правительство начало переговоры с некоторыми русскими галичанами, чтобы склонить их к принятию программы, подходящей под политику, провозглашённую прежде графом Кальноки. Русины должны были заявить, что они осознают себя национальностью, отдельной от великорусской, и верны католицизму. Когда осенью 1890 года собрался галицкий сейм, Романчук использовал его открытие, чтобы 25 ноября провозгласить национальную отдельность «русского» народа от «российского» и приверженность первого к католицизму и западной культуре. Затем галицко-русские епископы вместе с представителями молодорусской партии издали манифест к народу, в котором заявили, что они возобновляют программу русских галичан 1848 года с той целью, чтобы освободить свой народ от гонений и добиться для него политических и общечеловеческих прав.

Однако большинство галицко-русского населения не согласилось на эту программу, видя в ней источник новых затруднений, вредных для русского народа и для государства. Уже само различение слов «русский» и «российский» не имело основания, ибо в XVI—XVIII вв.еках галицкие русины называли себя «россиянами» и малороссы до сих пор называют себя «малороссиянами». Принуждение к отрицанию исторической правды можно назвать анархизмом, ибо только один анархизм приказывает изгладить из памяти всё прошлое. Пункт о приверженности католицизму русское население считало опасным для себя определением, ибо на его основании радикальные католики, которые в унии не видят подлинного католицизма, могли потребовать, чтобы галицкая Русь, во имя единого католицизма, отказалась от своего обряда и богослужебного языка. Ведь в своё время в Риме Владимира Терлецкого, принявшего униатский обряд, не захотели признать католическим священником и назначить миссионером на Востоке.

Ноябрьскую программу 1890 года назвали «новой эрой», а её приверженцев «новоэристами», потому что она была последствием нового направления политики графа Кальноки, названной также новой эрой. Вначале приверженцами её стали преимущественно чиновники и учителя, то есть лица, находившиеся на правительственной службе. Их положение было зависимым и подверженным сильному влиянию со стороны части польского общества и начальства. Им говорили, что все тяготы, переживаемые ими, происходят оттого, что между русинами есть русофильская партия, признающая национальное единство всей Руси и сочувствующая православию. С уничтожением этой партии прекратятся все притеснения русинов, и они добьются равных прав с поляками.

Ремесленник или рабочий, если терпит невзгоды в одном месте, может переселиться в другое. Другое дело чиновник или учитель на государственной службе. Они прикованы к месту, определённому им начальством; отказаться от этого места — значит, обречь себя на голодную смерть. По этой причине чиновники и учителя русской национальности настаивали на том, чтобы Романчук провозгласил вышеназванную программу, видя в ней спасение.

Принимавшие участие в составлении «новой эры» были вознаграждены в следующем, 1891 году, местами депутатов венской Державной думы. Среди них был, конечно, Романчук. Однако он повёл дело не в том направлении, какого требовала «новая эра». Он выступал за неприкосновенность греко-восточного обряда, не думал об истреблении русофилов, осуждал любые злоупотребления власти, какой бы партии это ни касалось, и требовал уравнения в правах Галицкой Руси, не вмешиваясь в иностранную политику. В связи с этим он не мог дальше стоять во главе «новой эры» и был вынужден перейти в оппозицию. Его место занял Александар Барвинский, также избранный в депутаты венской державной думы, где ежегодно держал одну и ту же речь об угнетении малороссов в России.

«Новая эра» не ослабила старорусской партии, а напротив, укрепила её. Её члены, закалённые в тяжёлой борьбе, приобрели больше опыта и стали с большим благоразумием относиться к другим партиям. Понимая своё положение и видя, что их участью является одно страдание, они стараются, трудясь на всех поприщах, поддерживать русскую национальность и помогать всякой другой партии, если она что-либо предпримет во благо народу. Доказательство благоразумия старо-русской партии есть, между прочим, поддержка, оказанная ею Романчуку на последних выборах в сейм.

Молодорусская партия распалась из-за «новой эры» на три части: новоэристов, поддерживающих политику станчиков, народовцев или романчукистов, признающих малорусский национальный сепаратизм, но выступающих за церковные и политические права народа, и радикалов, обращающих большее внимание на социальные вопросы. Были и делаются до сего времени попытки соединить для общей политической деятельности все три партии, однако они не имели успеха.

Кроме раскола русского общества, «новая эра» произвела переворот в церковных и школьных отношениях австрийской Руси. Безусловно, положительным явлением надо признать учреждение нового галицкого епископства в Станиславове (1885 год), которое могло принести русскому делу лишь пользу. Но с другой стороны, в это же время делались энергичные попытки латинизировать униатский обряд и ввести целибат среди униатского духовенства, грозившие уничтожением русской национальности, ибо русская народность в Галиции тесно связана со славянским обрядом и только его женатое духовенство и составляет, так сказать, мирскую русскую интеллигенцию. Папский легат архиепископ Чьяска на синоде униатского духовенства, созванном во Львове в сентябре 1891 года, объявил намерение римской курии ввести в униатский обряд латинскую практику и безбрачие белого духовенства.

Ещё больше встревожились галичане, когда орган митрополита «Душ пастырь»[222] в июле 1893 года поместил статью, в которой утверждалось, будто сходство униатского обряда с обрядом восточной церкви принесло русской народности больше вреда, нежели пользы, и что по этой причине Русь должна в свой обряд ввести по латинскому обычаю поклонение Божьей Матери, суплекации, процессии в честь Евхаристии, молебны к сердцу Иисуса и т. п.

Ещё до появления этой статьи, в мае 1893 года, состоялось паломничество русских галичан в Рим с поздравлением папы по случаю 60-летия его епископства. Папа в своей речи недвусмысленно намекнул на необходимость большего сближения униатского обряда с латинским, и реформы подготовки кандидатов духовного звания в Галиции. Всем стало ясно, что условия брестской унии объявлены совсем недействительными и греко-восточный обряд предан осуждению. Приписывая вину соучастия в разрушении главной основы русской национальности митрополиту, русская университетская молодёжь в Вене нанесла ему, когда он вернулся из Рима, чувствительное оскорбление, за что студенческие общества «Буковина» и «Сечь» были распущены.

Упомянутая в папской аллокуции (см. прим. 175, 12 гл.) реформа воспитания духовенства вскоре осуществилась. Императорским постановлением от 1 (13) июля 1893 года была закрыта русская духовная семинария в Вене. В ней воспитывались кандидаты духовного звания только из Галиции, ибо со времени введения дуализма, мадьяры не позволяли своим русским кандидатам в священники поступать туда. Более того, в силу указанного императорского постановления, генеральная духовная семинария во Львове также закрывалась, а вместо неё должны быть учреждены епархиальные духовные семинарии во Львове, Перемышле и Станиславове. На средства папы и австрийского правительства были учреждены места для русских галичан в греческой коллегии святого Афанасия в Риме, в которой в 1896 году воспитывалось 16 кандидатов из Галиции. На них влияют, чтобы после окончания курса богословия они рукополагались безбрачными. Роспуск львовской генеральной семинарии и учреждение епархиальных семинарий за недостатком средств не смогло пока осуществиться. Вскоре в Риме должна на средства папы и австрийского правительства открыться отдельная русская коллегия для воспитания униатских священников.

Желание министерства просвещения ввести в школьные учебники фонетику, осуществилось после объявления «новой эры» в государственной политике. По предложению одного из народных учителей, Дмитерка, Педагогическое общество 25 декабря 1891 года подало министру просвещения просьбу о введении фонетики в школы. Министр, письмом от 14 января 1892 года, поручил краевой школьной раде выразить своё мнение по этому вопросу. Школьная рада произвела среди преподавателей русского языка в средних учебных заведениях и учительских семинариях опрос, считают ли они правописание, употребляемое теперь в школах и приближающее малорусский язык к российскому удовлетворительным, или признают желательной смену его в фонетическом направлении? За фонетику высказалось 63 преподавателя, против неё — 21, причём многие учителя высказались за фонетику, только чтобы их не заподозрили в русофильстве и панславизме. Некоторых ещё перед рассылкой опроса насчёт введения фонетики школьная рада лишила права преподавания русского языка, чтобы таким образом не учитывать их мнения по проблеме фонетики.

На основании результатов опроса краевая школьная рада составила комиссию, состоящую из школьных инспекторов и учителей, которая 13 (25) мая 1892 года решила ввести в школы фонетику. Кстати, относительно тогдашнего состава преподавателей русского языка, школьная рада в своём отчете за 1890/91 годы говорит: «Школьная рада печётся прежде всего о том, чтобы в школах, в которых скопляется русская молодёжь, русскому языку учили лишь такие учителя, которые стоят на страже чистоты русского (то есть малорусского) языка и, владея им правильно, могут его дальше самостоятельно развивать и образовать» [151,8]. Так как учителям вменяется в обязанность «самостоятельно развивать и образовать местный русский язык», то не удивительно, если некоторые из них выступают с проектами нового правописания и новых слов — вообще с проектами нового языка. Решение комиссии по правописанию, несмотря на сопротивление русского населения, подавшего императору и министру просвещения просьбу (с 37.000 подписями) о сохранении прежнего правописания, было правительством утверждено.

Вскоре затем была введена фонетика также в школах на Буковине. Смаль-Стоцкий и Феодор Гартнер (немец), давшие почин фонетическому правописному движению, составили и издали в 1894 году новую «Грамматику русского языка», в которой для обозначения грамматических терминов употребили новые «самостоятельные», или, проще говоря, придуманные ими слова. Против русского литературного языка начался крестовый поход. Воспитанникам львовской духовной семинарии запретили его изучать. У учеников стали отнимать книги, написанные на литературном языке. Общества студентов «Буковина» в Черновцах и «Академический кружок» во Львове были закрыты за употребление русской литературной речи. Правительственные и местные ведомства стали возвращать корреспондентам письма, написанные по-русски под тем предлогом, что они составлены не на «чистом русском языке». Вследствие этого многие лица в Галиции перестали вести переписку с властями по-русски. В школьном обучении воцарилось замешательство.

На конференциях народных учителей, состоявшихся в августе и сентябре 1896 года в Перемышлянах и Глинянах было удостоверено, что русские книги для народных школ заключают непонятные для самих же учителей слова и поэтому необходимо издание объяснительного словаря (!) для учителей. Кроме того, сама фонетика делает русские слова для сельских детей непонятными, ибо произношение отдельных звуков является в различных окрестностях различным, поэтому лишь прежнее этимологическое правописание может выявить значение слова. Запрещая русской молодёжи читать книги на русском литературном языке, следует учесть, что каждый украинский писатель, творчество которого изучают в галицких школах, писал также и по-великорусски, и что ученик о жизни такого писателя и его значении для литературы лучше всего может узнать из великорусских сочинений. Если ученик может читать лишь одно сочинение известного автора, а другое нет, хотя содержание последнего представляет литературную ценность и характеризует автора; если ему запрещено знакомиться с теми сочинениями, которые объясняют деятельность и миросозерцание автора, то из такой науки не может произойти много пользы для молодого поколения.

Словесность, которую преподают в наших средних учебных заведениях под названием малорусско-народной словесности, должна изображать духовную жизнь малороссов. Однако множество малороссов писало на общерусском языке, и плоды их духа служили духовной пищей для их земляков. Не принимая их во внимание, и ограничивая обучение лишь теми сочинениями, которые написаны на простонародных наречиях, юношеству подаются лишь крупинки, которые вносят хаос в молодые умы, дают ложное понятие о духовном развитии малорусского народа и не доставляют такой духовной пищи, от которой умственная жизнь молодого поколения могла бы развиться и окрепнуть. Что сказали бы австрийские немцы, если бы в их школах приказали читать лишь австрийских поэтов, и то лишь те их сочинения, которые составлены на простонародных наречиях? Тысячелетняя литературная и духовная связь Малой Руси с Великой Русью невозможно отрицать. Если Калинка вознамерился влить в малоросса «иную душу», то он принялся за дело, которое исполнить может один лишь Бог. Убить человека может другой человек, но сотворить человека не в состоянии никто из нас смертных.

Когда была объявлена «новая эра», в Австро-Венгрии произошли перемены на поприще международной политики и внутренних отношений. Россия заключила дружбу с Францией и помирилась с Болгарией. Австро-Венгрия потеряла своё влияние, как в Сербии, так и в Болгарии. Занятие англичанами Египта оказалось опасным как для положения Франции на Средиземном море, так и для России, ибо английский флот в любую минуту может неожиданно занять Дарданеллы и Босфор и угрожать черноморским берегам России. В случае каких-либо международных столкновений, чужой флот на Чёрном море мог бы помешать военным действиям России. По этой причине Россия сблизилась также с Турцией для охранения проливов, ведущих из Чёрного в Средиземное море. Англия же наоборот, занялась армянскими проблемами, надеясь в армянах получить союзника вблизи русской границы. Россия, в мирное царствование Александра III (1881−94) произвела преобразование и вооружение своей армии, укрепила свою западную границу и поднялась в экономическом отношении, восстановив также согласие и единство стремлений между государственной властью и всеми слоями населения. Италия, потерпев в 1890 году поражение в Африке, оказалась менее ценным союзником Австро-Венгрии и Германии, чем Россия.

В Австрии граф Таафе, укрепив католическо-консервативное направление в правительственной машине, не успел его водворить во всех слоях населения. При выборах в державную думу в 1891 году в Чехии победили демократические молодочехи, во всех провинциях Австрии усилился социализм, немецкие же либералы не могли примириться с католицизмом графа Таафе, который в 1893 году был вынужден уйти в отставку. Тогда князь Виндишгрец пытался объединить консерваторов, либералов и поляков для согласованной деятельности на пользу государства. Но и эта попытка не удалась. Коалиционное правительство пало, и в 1895 году управление внутренними делами государства перешло в руки галицкого наместника графа Казимира Бадени. В том же году также ушёл в отставку председатель общеимперского совета министров граф Кальноки, и его место занял Агенор Голуховский. Австрия оказалось под управлением польских государственных людей.

Когда, таким образом, краковская партия добилась преобладающего значения в Австрии, в Галиции против неё образовалась оппозиция значительной части польского населения. Против станчиков восстали демократы и мазурские крестьяне, образовавшие 1831−1846 годах три партии: партию Поточков, самую малочисленную, партию ксендза Стояловского, самую многочисленную, и демократическую партию людовцев. Рабочее сословие Галиции охватил социализм. Усиление социализма во всём государстве заставило венскую власть и Державную думу законом от 14 июня 1896 года признать для всех совершеннолетних граждан, не имевших до сих пор права выбора в законодательные органы, право избрания 72 депутатов в Державную думу. Из этого числа новых депутатов определено 15 для Галиции и 2 для Буковины.

Что же происходило в это время с галицко-русской «новой эрой»? Против неё восстала не только Русь (как мы указывали выше), но также часть поляков из демократов социалистического оттенка и шляхты восточной Галиции. Они, хотя и одобряли русский национальный сепаратизм, однако воспротивились уступкам в пользу русского языка, утверждая, что льготы, предоставленные русской народности, ослабят положение поляков в Галиции.

Князь Юрий Чарторыйский сказал на собрании помещиков в Перемышле 21 октября 1892 года: «Правительство в своей акции по русскому вопросу обошло большинство сейма». Дембовский выразил мнение, что уступки для русской народности суть «вытаскивание камня за камнем из польского здания». Подобным образом выразился в Тернополе и Вивиен. Единственным приобретением новой эры можно считать возведение русских параллельных классов при польской гимназии в Перемышле до степени самостоятельной русской гимназии, учреждение кафедры истории восточной Европы в львовском университете с преподаванием на русском языке и введение русских параллельных классов при польской гимназии в Коломые.

Взамен за это Галицкой Руси приходится выдержать новый напор латинизации и полонизации. Так, в 1894 году староство в Черткове призвало 70 жителей села Залесье возвратиться по требованию Кшишковского, латинского священника из Озерян, в латинский обряд [12,1894,152]. Когда мещане из Озерян хотели устроить у себя новое кладбище, их помещик, князь Сапега согласился выделить для этой цели кусок земли только на том условии, чтобы за каждую могилу платили костёлу в Озерянах. Когда кузнец из Новосельска хотел пригласить русского священника на похороны, священник Кшишковский сказал: «Не хочу видеть попа… Если препроводишь попа, заплатишь 20 зр., если не будет попа, только 10». Один латинский миссионер сказал крестьянке на исповеди: «Не ходи в церковь; лучше для тебя выспаться дома». Другой миссионер сказал крестьянину: «Дурак, можешь вместо церкви, и в корчме молиться. Богу будет такая молитва приятна» [12,1894,152].

Латинские священники перестали допускать русских священников к похоронам католиков и крестить русских детей. Если же русский священник окрестит дитя родителей-католиков, то староство его карает [19,1894,227]. Латинское духовенство утаило от народа папское постановление от 1893 года, согласно которому католикам одного обряда можно причащаться у священников другого обряда. Ксендзы усердно принялись за строительство латинских костёлов в восточной части Галиции. С этой целью они начали собирать пожертвования, составившие, например, только в 1893 году 9.631 зр. 87 крейцеров. Весь фонд на постройку костёлов составлял тогда 24.152 зр. 72 кр., из которого 31 громада получила пособие в сумме 11.137 зр. 51 крейцер. В 1851—1889 годах в восточной Галиции возникло 27 новых латинских приходов, 6 экспозитур и 200 новых костёлов. На три мили вокруг Тернополя, где до 1851 года не было ни одного костёла, за этот период было построено 20 новых костёлов. Сейчас сооружение латинских храмов идёт ещё более быстрыми темпами. В последние годы возникло около 30 новых костёлов, все преимущественно вблизи русской границы, а именно в Гошеве, Семиковцах, Бобулинцах, Полупановце Красном, Долгом, Копанках, Мышкове, Мытоце (возле Сучавы), Далееве, Ивановце, Семаковцах, Давидковцах, Жадове (Буковина), Держове, Гончарах, Селетине (Буковина), Яновце, Голощинцах, Данильче, Березовице, Загайполе, Березовице малой. Как видим, латинизация и полонизация направлена на пограничную полосу Подолии и на Покутье, прилегающее к Буковине, а также на саму Буковину.

После объявления «новой эры» латинское духовенство и польская интеллигенция начали настаивать, чтобы крестьяне и колонисты, исповедующие латинский обряд, но употребляющие русский разговорный язык, говорили только по-польски. «Nowa Reforma» напечатала в 1894 году статистическое исследование, в котором отметила все местности, в которых есть исповедники латинского обряда, говорящие по-русски, чтобы переделать их в истых поляков. И действительно, крестьяне и колонисты латинского обряда оставляют русский разговорный язык и пытаются говорить на ломаном польском. Их примеру, под влиянием современной народной школы, следуют и те, кто относит себя к русскому обряду. Похоже, недалёк тот час, когда Галиция окажется полонизированной. В Ярославщине, в сёлах с греческим обрядом, смежных с польскими сёлами, старые люди могут ещё говорить по-русски, люди зрелого возраста знают уже лишь русские молитвы, а молодое поколение молится и говорит уже только по-польски. Если к этому прибавить огромное число русских, продающих свои хозяйства мазурам и евреям и эмигрирующих в Америку, то получим полную картину упадка Галицкой Руси.

С приходом эры графа Таафе и возникновением тройственного союза начинается и передвижение польского элемента в Буковину. С 1882 года сюда начали переселяться польские чиновники, учителя, монахи, помещики и иезуиты. Польский епископ Фелинский из России избрал своим местопребыванием Черновцы. Многие поляки устроились в Буковине на службе при железных дорогах. Буковинские поляки основали в Черновцах свою газету и свои общества, объединились с украинофилами и составили влиятельную политическую партию. Так как они стали распространять унию, то против них восстал покойный митрополит Сильвестр и румынские националисты, в 1893 и 1894 годах вступившие в споры с поляками перед правительством и политическими клубами парламента в Вене.

Правительство, однако, приняло буковинских поляков под своё покровительство. Президент Буковины Гоэс заявил депутации поляков под предводительством барона Капри в первой половине июля 1894 года: «Если бы вы даже не поручили мне своих дел, то я всё-таки сочувствовал бы им, зная хорошо, что поляки не только в Буковине, но вообще во всей Австрии являются патриотами, верными государству и династии». Так как напор поляков на Буковину, постройка иезуитского костёла в Черновцах (1894г.) и гонения на румын в Венгрии могли бы вызвать крайнее недоверие к католицизму среди населения румынского королевства, то иезуиты в 1894 году удалили из приходов всех францисканцев и запретили немецкие, польские и мадьярские проповеди в католических костёлах, находящихся в Румынии, оставив польский язык лишь в Пашканах. Ясский католический епископ запретил в костёлах совершать какие бы то ни было политические манифестации, петь «Боже цось Польске» и т. д. Проповеди, молебствия, пение должны произноситься лишь по-румынски [112,1898,165].

Одновременно с изменением политического положения в Европе, произошедшим в 1890 году, папа стал усерднее заниматься делом воссоединения восточных церквей с западной. С этой целью в 1893 году в Иерусалиме собрался евхаристический конгресс, на который, однако, православные не прибыли. 22 июня 1894 года папа издал энциклику Рrаесlагае grаtulationis, в которой призывал православных Востока объединиться с Римом. Однако греческие православные патриархи и армянский католикос отвергли это предложение.

В октябре того же года в Риме происходили совещания восточных патриархов, соединённых унией с Римом. Царьградский, армянский, греко-мельхитский (из Дамаска), сирийский, маронитский и халдейский, то есть все собравшиеся, потребовали сохранения восточных обрядов, учреждения семинарий, пропаганды унии в Армении, Персии, Румынии и Буковине, то есть землях, имеющих значение для международной политики Англии и Австро-Венгрии. Однако пример русских униатов, лишившихся после соединения с Римом своего восточного обряда, всей своей знати и попавших в жалкое состояние, отпугивает восточные народы от принятия унии. По этой причине назначение львовского митрополита Сильвестра Сембратовича кардиналом (1895) и празднование 300-летия брестской унии в Галиции (1896 год) не смогли произвести желанного воздействия на православных Востока и тем меньше они могли достигнуть своей цели, если православные почувствовали себя обиженными отзывом львовского комитета, занимающегося устроением 300-летнего юбилея церковной унии.

Ввиду обострения политической обстановки внимание Европы было обращено на отношение римского престола к России. Папские энциклики и стремления к соединению церквей почти прекратились уже с Крымской войны. Однако при Льве XIII отношения папского престола к России складывались иначе, чем они были при Пие IХ. Лев XIII поздравил Александра II с юбилеем его коронации, а когда на престол вступил Александр III, в Вене между Убрием (П.П. Убри) и кардиналом Якобини начались переговоры относительно назначения и прав католических епископов в России.

В декабре 1882 года папа дал официальную аудиенцию Гирсу. В 1883 году (15 марта) между Бутеневым[223] и кардиналом Якобини было заключено соглашение в деле замещения католических епископств в России. Вскоре после этого краковским пиаристом ксендзом Слотвинским была устроена в Варшаве встреча между ездившим в Москву на коронацию царя кардиналом Ванутелли и подляшскими униатами[224]. На встрече был поднят вопрос об организации у пиаристов в Кракове миссионерской школы для подляшских униатов, однако это происшествие не нарушило хороших отношений между папой и Россией.

В 1885 году императорским указом были отменены ограничения для католической церкви в России[225]. В 1887 году Александр III поздравил папу с 50-летием его священства, а четыре месяца спустя по поручению русского правительства в Рим явился А.П. Извольский, ставший постоянным представителем России при папском дворе. В мае 1894 года он получил титул министр-резидента. После 1890 года ходили слухи, что на римский престол оказывается давление, дабы папа издал энциклику об угнетении католиков в России. Ожидаемая энциклика к польским епископам и польским католикам появилась 11 (23) марта 1894 года, но вместо того, чтобы подстрекать поляков против России, папа в ней призывал поляков, живущих в российских пределах, быть верным своему правительству. Тройственный союз гарантировал итальянскому королю владение Римом и таким образом уничтожил надежду римской курии на восстановление мирской власти папы. По этой причине папа не мог сочувствовать Тройственному союзу.

Славянофильство в России резко ослабло в 1885 году, когда вспыхнула сербско-болгарская война[226], и Болгария, под управлением Стамбулова, заняла враждебную позицию по отношению к России. Болгар упрекали в неблагодарности. Но, несмотря на это, среди русского общества всё больше стало упрочиваться мнение, что дальнейшее развитие России может основываться лишь на славяно-русской почве, единственно могущей оживотворить и направить на естественный путь развития деятельность русского народа.

Славянское благотворительное общество в Санкт-Петербурге, оставаясь и дальше чуждым политики, занималось делами культуры и благотворительностью в отношении отдельных страдальцев и целых славянских областей. Главной его целью осталась прежняя задача — оживить научное движение среди славян на поприще их языка и истории. Среди австро-венгерских славян, несмотря на противодействие графа Таафе в Австрии и Тисы в Венгрии, сознание племенного единства всех славян охватило широкие круги. Намерение Таафе посредством католицизма отделить австро-венгерских славян от России не увенчалось успехом. Хотя старочех Ригер в ходе парламентских дебатов в Вене в 1885 году и заявил, что предназначение Австрии заключается в защите меньших славянских народностей от Германии и России, но католический епископ Штроссмайер в 1888 году направил поздравление России с 900-летием её крещения. Когда в 1888 году усилились слухи о предстоящей войне Германии и Австро-Венгрии против России, старочехи заявили, что желают немцам поражения. В 1891 году на выборах в венскую Державную думу победили молодочехи, в своих речах резко отмечавшие симпатии чехов к России. Одни поляки продолжали непреклонно относиться к России, но и среди них постепенно всё больше слышались призывы к прекращению вражды против России, не ведущей к цели и лишь вредящей польскому делу. Под влиянием славянофильского направления в России также стали иначе смотреть на польское дело и ограждать поляков от напора германизма.

В начале эры Таафе немцы опасались своего ослабления в Австрии и поэтому Вурмбранд и Шаршмид предлагали в державной думе законодательно признать немецкий язык государственным языком. Однако эти опасения оказались беспочвенными, чехи получили лишь некоторые уступки в школьных делах. Правительственным распоряжением от 19 апреля 1888 года административной власти, судам и прокураторам в Чехии и Моравии было позволено в переписке сторон и автономных властей употреблять чешский язык. Впрочем, управление Чехии и Моравии сохранило немецкий характер, хотя граф Таафе стремился примирить чехов с немцами. Немцы требовали строгого разделения немецких округов от чешских, после чего в чешских округах мог бы быть введён чешский официальный язык — но так как в этом случае более 200.000 чехов были бы обречены на германизацию, то чехи воспротивились такого рода примирению и требовали признания прав короны святого Вячеслава. Эти права заключаются в следующем: 1) король обязуется хранить целость собственности чешской короны, с которой неразлучны Моравия и Силезия; 2) земли чешской короны находятся в отношениях с другими землями лишь посредством общего владетеля; 3) царствующая династия управляет чешским народом исключительно на основании взаимного договора; 4) чешский народ имеет право избрать нового государя по прекращении ныне царствующего дома; 6) чешскому сейму принадлежит право управления, законодательства, определения даней и созыва войска; 6) никто не имеет права, без согласия чешского народа, включать Чехию в новое государственное тело, каким является Цислейтания [104].

Однако чехи не могут заставить Вену соблюдать права чешской короны, ибо у них нет такой патриотической знати, как у мадьяр и сверх того они сами ослабили себя, разбились на партии: 1) старочехов с католическо-консервативными началами; 2) молодочехов демократического направления; 3) реалистов, не имеющих ещё ясной программы; 4) покроковцев (прогрессистов), имеющих приверженцев лишь среди студентов. Органом последних была «Casopis ceskeho studentstwa», в которую из русских галичан писали Партицкий из Вены и Ю. Бачинский из Львова. Во время похорон Мицкевича в Кракове в 1891 году поляки уговорили чешских студентов устроить съезд славянской молодёжи, сперва в Праге во время выставки в 1892 году, потом в Вене. Но какой хаос господствовал в воззрениях молодых людей, явствует из того, что галицкая «новая эра» нашла у них одобрение, и поляки выступили с планами самостоятельности Малороссии, Белоруссии и Литвы.

Словенцы, под влиянием эры Таафе, разделились на католических консерваторов под предводительством Григория Крека, Давида Трстеняка и доктора Ската и славянофильских радикалов под предводительством Иосифа Юрчича, Иосифа Штритара, доктора Иоана Тавчара и профессора Севца. Первая партия имеет поддержку правительства, зато вторая имеет сочувствие у народа.

После 1868 года хорваты имели партию, сопротивлявшуюся унии с Венгрией, но мадьярское правительство во главе управления Хорватии и Славонии ставило преданных себе людей. В последние годы среди хорватов образовались следующие партии: 1) Народная, выступающая за договор с мадьярами от 1868 года, и пользующаяся их поддержкой; 2) Независимая, добивающаяся расширения договора от 1868 года в пользу Хорватии. Она является славянофильской, и к ней принадлежит епископ Штроссмайер; 3) Партия права, стремящаяся к отделению Хорватии от Венгрии и добивающаяся присоединения к Хорватии Далмации, Боснии, Герцеговины, Истрии, Каринтии, Краины и Штирии. Её вождём стал Антоний Старцевич. Так как она открыто возлагает свои надежды на Россию, то мадьярское правительство ненавидит её больше всех. Ей сочувствует молодое поколение. Большинство хорватского сейма состоит из народной, то есть правительственной партии.

В Венгрии немадьярские народности, такие как сербы, словаки, русские и румыны попали в незавидное положение, ибо венгерский закон о равноправии национальностей исполнен не был. Так как Карпаты в военном отношении считаются важной стратегической линией, то венгерское правительство активно занялось мадьяризацией населяющих эти горы словаков и русских. Мадьяры отняли у словаков все их народные фонды и заведения и стали посредством школы и детских приютов распространять среди них мадьярский язык. У венгерских русских мадьярский язык введён даже в униатское богослужение. Словаки обнаруживают большую стойкость в защите своей национальности, чего нельзя сказать об угроруссах. У последних нынешнее русское духовенство говорит уже дома по-мадьярски, а некоторые воспитанники угрорусских духовных семинарий не умеют ни читать, ни писать по-русски.

Гнёт мадьяризма заставил 250 представителей словаков, сербов и румын, собраться 10 августа 1895 года на конгресс в Пеште. Собрание решило: 1) добиваться исполнения закона о равноправии национальностей; 2) немадьярские народности (с русскими и немцами, отсутствовавшими на конгрессе) должны для своей защиты образовать союз; 3) мадьярский язык как официальный должен употребляться лишь в высших административных учреждениях и высших судебных инстанциях, об официальном же языке комитатов, городов и сельских общин решает население; 4) комитаты должны распределяться по языковым отношениям; 5) Семиградие должно получить автономию, автономия Хорватии должна расшириться; 6) для избрания депутатов в пештский сейм должны составиться новые округа; выборы должны быть свободными, подача голосов тайная; 7) сейм должен принять новый закон о собраниях и обществах; 8) церковно-политические законы должны подвергнуться ревизии; 9) немадьярские национальности должны иметь своего министра при короле.

Если в Австрии власти способствовали укреплению католицизма, то венгерское правительство стремилось к дальнейшему ограничению церковных прав, как католиков, так и других вероисповеданий. Последствием такого политического курса было введение обязательного гражданского супружества, как единственно важного в юридическом отношении. Это вызвало неудовольствие духовенства всех христианских конфессий, и оппозиция правительству охватила не только немадьярские национальности, но также часть самих мадьяр. В 1895 году папский нунций предпринял путешествие в Венгрию и призывал католиков к защите прав своей церкви. У мадьяр возникла католическая партия с графом Зичи во главе, принявшая антисемитский характер. Так как между либералами, считающимися противниками католической церкви, главную роль играют жиды, то католическое движение в Австрии приняло в последние годы антисемитский характер. Только краковская партия станчиков, хотя она никогда не забывает продемонстрировать свой католицизм, старается для виду соблюдать дружбу с евреями, зная важность еврейского капитализма для международных отношений.

Под влиянием антисемитизма распалась немецкая партия либералов в Австрии, представлявшая собственно немецкий народ в венской державной думе и больше других партий влиявшая на внутреннее развитие этой половины государства. Этим могли бы воспользоваться славяне и занять в государстве подобающее им положение. Однако им недостает сметливости и широкого взгляда на политику. Заботясь лишь о выгодах своей партии или народности, славянин неспособен к соединению и сосредоточению, единственно дающему силу в оборонительной и наступательной борьбе. В 1848 году славяне, можно сказать, спасли Австрию, но, несмотря на это, над ними взяли верх те стихии, которые пытались разорить государство. Каждое славянское племя в Австрии хочет вести политику по-своему, даже если у него и нет сил стать всемирным фактором. Оттого происходят неудачи славян на политическом поприще.

Указанные события из международной и государственной жизни Австро-Венгрии мы должны были изложить в общих чертах с той целью, чтобы уяснить современное положение Прикарпатской Руси, которое постараемся представить в следующих главах.