Русская линия | Владислав Залеский | 05.05.2008 |
ОТ РЕДАКЦИИ: 5 мая — исполняется сто девяносто лет со дня рождения Карла Маркса. В современных условиях на волне критики либерализма вновь предпринимаются попытки поднять на щит Маркса и его теорию. Поэтому статья крупного дореволюционного ученого и активного общественного деятеля, одного из лидеров монархического движения в Казани Владислава Францевича ЗАЛЕСКОГО, которую мы предлагаем нашим читателям, представляется весьма своевременной. Статья подготовлена к публикации кандидатом исторических наук Игорем Евгеньевичем АЛЕКСЕЕВЫМ.
В современном «освободительном» движении Маркс [1] считается лучезарным светилом науки, гениальнейшим из гениальных ученых. Он, будто бы, не только понял, но и «блестяще доказал», что современный капиталистический строй основан де на «обирании производительного класса рабочих непроизводительным классом капиталистов». Отсюда, де, следует, что «интересы капиталистов и рабочих прямо противоположны», что «борьба классов есть основной социологический закон», и что «в этой борьбе победа неизбежно достанется рабочим, после чего капиталисты будут обобраны» или, как он выражается, «экспроприаторы будут экспроприированы» («die Enteigner werden enteignet»), и тогда будто бы «настанет земной рай пролетариата».
Посмотрим, насколько справедливо такое преклонение пред г. Марксом и его теорией.
Во-первых, — теория эта ему не принадлежит: он обокрал известного немецкого экономиста Родбертуса, целиком заимствовав «свою» теорию из вышедшего в 1842 г. сочинения немецкого ученого Родбертуса — К познанию нашего политико-экономического положения (Zur Erkenntniss unserer staatswirthschaftlichen Zustande), не называя имени автора. Это совершенно ясно из сравнения содержания названного сочинения Родбертуса с содержанием Марксова Капитала, первый том которого появился в 1859 году; Родбертус сам неоднократно жаловался на мошенническую проделку Маркса [2].
Во-вторых, — вся теория Маркса основана на произвольных утверждениях и бездоказательных положениях. Такова же и теория Родбертуса; но как добросовестный немецкий ученый, — он прямо и называет свою теорию предположением [3]. Маркс же, со свойственною иудеям беззастенчивостью, объявляет свои измышления — вечными истинами, мировым законом!
«В условиях современной экономической жизни, — говорит Маркс, — блага принимают форму товаров, то есть производятся для обмена». (Das Kapital, I, 1; Zur Kritik der politischen Oekonomie, 1).
«Как блага, как предметы, служащие удовлетворению потребностей, они имеют много общего между собой; но как товары — они обладают только одною общею чертой, одним общим свойством: это продукты человеческого труда, в них содержится створожившийся, свернувшийся человеческий труд». (Кар., I, 4, 5; Z. Krit., 3).
«И так как у товаров есть только это одно им общее свойство, то сравнивать товары в обмене возможно, только опираясь на это общее им свойство. Поэтому товары оцениваются в обмене сообразно количеству потраченного на их производство труда, а это количество труда измеряется, в свою очередь, длиною рабочего времени». (Kap., I, 4; Z. Krit., 4 — 5, 21, 27).
«При этом конкуренция производителей делает то, что количество труда, определяющего ценность товара, измеряется не действительно потраченным, а общественно-необходимым для изготовления этого продукта, средним рабочим временем». (Kap., I, 5; Z. Krit., 4, 7).
«Если данный предмет можно изготовить в два дня, то никто не заплатит за него ценность вдвое большую только ради того, что неумелый мастер проработал над ним четыре дня. При этом затрата труда разных качеств, различной степени ловкости и интенсивности, количественно сводится к затрате простого, абстрактного труда».
«Так как всякий труд есть расход мускулов, нервов и вообще тканей тела, то разница между простым и квалифицированным трудом — только количественная» (Kap., I, 10; Z. Krit., 6).
Итак, ценность есть следствие затраты труда в производстве, высота ценности определяется количеством общественно-необходимого труда для изготовления товара; рыночная цена — под влиянием колебаний спроса и предложения — может уклоняться временно от трудовой ценности, но это — явление преходящее, равновесие всегда скоро восстановляется, и указанные колебания рыночной ценности взаимно компенсируются.
«Труд, хотя он и является, таким образом, источником всякой ценности, в современных экономических условиях сам стал товаром (Kap. I, 130 — 133), и ценность его определяется по тому же закону, как ценность всяких других товаров» (Kap. I, 134 — 135).
«В современных условиях капиталистического хозяйства рабочий не имеет в своем распоряжении средств производства, и продукт его труда не принадлежит ему; капитал отделяет рабочего от средств производства» (Кар. I, 150, 289, 700).
«Не имея, к чему приложить свой труд самостоятельно, рабочий вынужден продавать свою рабочую силу капиталисту, и последний, пользуясь конкуренцией неимущих обладателей товара, называемого „рабочая сила“, понижает цену за этот товар до уровня издержек производства, то есть до минимума, необходимого для поддержания жизни и для воспитания рабочих-заместителей (Ersatzmanner)» (Кар. I, 134 — 135).
«Таким образом капиталист оплачивает не все рабочее время, не целый рабочий день, а только часть его. Остальную же часть дня рабочий трудится для капиталиста даром» (Кар. I, 159 — 160, 167, 557, 520; III1, 2).
Первую часть дня Маркс называет необходимым рабочим временем, вторую — прибавочным рабочим временем; продукт прибавочного рабочего времени он называет «прибавочным продуктом», ценность его — «прибавочною ценностью» (Кар. I, 176, 183, 184, 198).
«Прибавочная ценность составляет прибыль капиталиста: прибыль есть продукт чужого труда, даром достающийся капиталисту, благодаря особенностям организации современного экономического строя, называемого капиталистическим, особенностям — выражающимся в отделении рабочего от средств производства, иначе — в отделении труда от его продуктов и в превращении рабочей силы в товар. Капитал не создает прибыли в производстве, он лишь восстановляет свою ценность; он может сообщить продукту лишь столько ценности, сколько в нем самом заключается кристаллизованного труда, так как труд, исключительно труд и ничто более, есть субстанция, образующая ценность (Werthbildner, werthbildende Substanz)». (Kap. I, 170, 172, 175; III, 1, 4; Z. Krit., 11).
Отношение между прибавочным и необходимым рабочим временем, или все равно — между прибавочною ценностью и ценою, которую капиталист уплачивает за труд рабочего (так называемый переменный капитал), называется «нормою прибавочной ценности». (Kaр. I, 185).
При рассмотрении этой «теории» сразу бросается в глаза целая масса произвольных, явно нелепых, утверждений.
Остановимся на главнейших.
1) Изложение «своей» теории ценности Маркс начинает так:
«Меновая ценность есть пропорция, в которой обмениваются между собой предметы, имеющие потребительную ценность» (Kap., I, 2 — 3; Z. Krit., 2). «Характеристическая особенность меновой ценности, как пропорции обмена, состоит в абстракции от потребительной ценности». (Кар., I, 4; Z. Krit., 23 — 24),
Все критики трудовой теории ценности обратили свое внимание на это заявление Маркса. Как? Разве можно в обмене абстрагироваться от потребительной ценности? Неужели кто-нибудь примет в обмен вещь, не имеющую потребительной ценности? Конечно, нет. А раз это так, то следовательно потребительная ценность есть необходимое условие возникновения ценности меновой и абстрагироваться от потребительной ценности при исследовании явления меновой ценности — никак нельзя.
Но попробуем истолковать это место у Маркса в его пользу.
Предположим, что его слова «абстракция от потребительной ценности» означают только одно — что высота потребительной ценности не имеет решающего значения в деле установления высоты меновой ценности; что предметы, имеющие высокую потребительную ценность, могут иметь низкую меновую ценность — и наоборот.
Предположим, что Маркс хотел сказать только это, согласимся с ним, — и будем продолжать наш разбор.
«Чтобы обмениваться — товары должны иметь между собою нечто общее. И эта общность должна иметь общественный, а не естественный характер, так как от естественных свойств мы абстрагировались», — говорит Маркс. И вот эта общая товарам общественная субстанция есть ни что иное как труд (Кар., I, 4); как ценности, — товары суть кристаллизованный труд (Кар., I, 4); они постольку имеют ценность, поскольку в них овеществился, материализовался человеческий труд" (Кар., I, 4, 18, 19, 152, 520, 557 и др.).
Здесь опять-таки сразу поднимается возражение: неужели у товаров есть только одно общее свойство — затрата труда на их производство?
Напротив, у них очень много одинаковых «общественных» свойств. Такими «общественными» свойствами могут быть названы, например, то обстоятельство, что товары являются объектами права собственности; что они — предмет спроса и предложения.
А раз это так, раз товарам, кроме факта затраты труда на их производство, обще и еще кое-что, то Марксово положение, что «ценность есть кристаллизованный труд», оказывается не выводом, как это может с первого взгляда показаться, а предположением. Как предположение, оно нуждается в доказательствах.
Посмотрим же, чем доказывается у Маркса это положение?
Ничем. Доказательств нет.
Маркс ограничивается простым утверждением, что это так — и иначе быть не может. Положение, что ценность есть кристаллизованный, свернувшийся труд, остается недоказанным, принятым на веру [4].
Маркс говорит только, что «труд имеет специфическую потребительную ценность — быть источником меновой ценности, и именно большей суммы меновой ценности, чем он сам имеет» (Кар., I, 159).
Но разве это доказательство? И притом любопытна форма этого quasi-доказательства.
Маркс ведь сам утверждает, что «хотя потребительная ценность есть необходимый субстрат ценности меновой, однако, качественные отличия потребительной ценности не влияют на конституцию ценности меновой» (Кар., I, 3 — 4, 169). А в приведенном quasi-доказательстве обнаруживается, что для меновой ценности не всегда безразлично качество потребительной ценности, раз есть специфическая потребительная ценность, создающая меновую!
Но этого мало. Утверждая, что «труд имеет специфическую потребительную ценность, как способность создавать меновую ценность» (Кар., I, 159), Маркс, несколькими страницами ниже, заявляет, что «потребительная ценность не может создавать меновую» (Кар., I, 172).
Значит, когда Марксу нужно, то и невозможное становится возможным: специфически потребительная ценность создает меновую.
Бездоказательность Марксовых разглагольствований выступает еще резче, когда мы входим в некоторые подробности.
Труд в различных отраслях производства так разнообразен. Неужели можно приравнивать ценность-образующую способность труда заурядного поденщика, таковой же способности, например, часового мастера, или искусной вышивальщицы, гранильщика драгоценных камней, даже простого каменотеса?
Конечно, нет — и вот Маркс заявляет, что «ценность товаров измеряется количеством кристаллизовавшегося в них простого, среднего труда (Кар., I, 4; Z. Krit., 5), причем труд квалифицированный, или сложный, есть ни что иное как усиленный или мультиплицированный простой труд (Kap., I, 4; Z. Krit., 6), так что меньшее количество квалифицированного труда равно большему количеству простого, и качественная разница отдельных видов труда сводится к количественной» (Kap., I, 4, 11).
Если мы вдумаемся в эти выражения Маркса и сопоставим их с утверждениями его — что «труд человеческий есть ни что иное, как расход рабочей силы человека (Кар., I, 10, 11; Z. Krit., 6), иначе сказать, расход его органических тканей: мозга, мускулов, нервов и т. д.» (Кар., I, 10; Z. Krit., 6), — то мы едва ли ошибемся, сказав, что под «средним, абстрактным» человеческим трудом Маркс понимал расход механической силы человека, измеряемый продолжительностью труда, с одной стороны, и интенсивностью его, с другой (ср.: Кар., I, 516, 5; Z. Krit., 6 — 7, 5).
Но ведь это нужно доказать. Как же Маркс доказывает это свое утверждение?
Никак. Доказательств нет.
Нельзя же в самом деле считать доказательством следующее рассуждение:
«Для нас безразлично, как сводится квалифицированный труд к простому; но ценность квалифицированного труда приравнивает его к известному количеству простого труда, и следовательно в квалифицированном труде заключается известное количество труда простого» (Кар., I, 4; Z. Krit., 6).
Ведь что собственно содержится в этой фразе? Смысл ее таков:
«Так как продукты простого труда и труда квалифицированного имеют ценность, отличающуюся только количественно — для первых она меньше, для вторых больше, — то, следовательно, между трудом простым и квалифицированным разница также только количественная».
Рассуждение — достойное тех «вульгарных» экономистов, над которыми любит издеваться Маркс! Спрашивается: кто более достоин клички «вульгарного экономиста», — те ли, кому Маркс самодовольно дает эту кличку, или сам он, приводящий такие бесподобные «доказательства»?
А ведь если положение Маркса об исключительно количественном различии труда простого и квалифицированного окажется бездоказательным, то и вся его теория ценности, и вся его теория прибыли, и вообще все его экономические учения также остаются бездоказательными.
Действительно, — если не доказано, что квалифицированный труд количественно сводится к простому, то не доказано, что ценность есть кристаллизованный труд. Если последнее не доказано, то не доказаны и выводы, делаемые отсюда, — что все товары суть продукты только труда, и что прибыль есть присвояемая капиталистом часть результатов чужого труда.
3) [5] Но я пойду далее, я позволю себе сказать, что положение Маркса, — будто ценность есть ни что иное, как кристаллизованный, свернувшийся труд, — не только не доказано, а прямо неверно, безусловно ложно.
Мы видим, как Маркс понимает это выражение: он его понимает в физиологическом смысле — ценность пропорциональна затрате человеческого труда как механической энергии, развивающейся при функционировании различных органов человеческого тела. Иного смысла этому выражению он не мог придавать. Выражение «кристаллизованный труд» можно понимать или в прямом смысле, или в фигуральном, или в вышеуказанном физиологическом смысле.
В прямом смысле выражение «кристаллизованный труд» Маркс не мог понимать, так как труд не есть физическое тело, которое могло бы кристаллизоваться.
В фигуральном смысле Маркс не мог употребить это выражение: он этим путем объясняет, доказывает свое положение, что общественная субстанция товаров есть труд; а метафора не есть ни объяснение, ни доказательство.
Следовательно, единственный смысл, который можно придать разбираемому понятию, будет вышеприведенный: ценность пропорциональна сумме полезных физиологических затрат различных органов человеческого тела в течение рабочего времени.
Только при таком понимании трудовой ценности будет иметь хотя некоторый смысл идея Маркса об общественно-необходимом труде.
Если понимать труд, как ценность, образующую субстанцию не в смысле полезных физиологических затрат человеческого организма, а в смысле простого факта работы человека, то оказывается странным, — почему не весь труд, потраченный на производство данного блага, создает ценность, а только то его количество, которое является общественно-необходимым, так что разные количества труда создают одинаковые ценности? Почему, например, не создает ценности труд бесцельно-разрушающий? Если труд есть субстанция, создающая ценность, то всякая частица этой субстанции должна создавать ценность. Между тем, если мы признаем за труд только полезные физиологические затраты человеческого организма, то понятие общественно-необходимого труда будет означать такое количество труда, которое развивает сумму механической энергии, необходимой для совершения известного акта производства; так как производство есть лишь передвижение частиц материи в желаемом порядке, то для каждого акта производства нужно строго определенное количество механической энергии; и если кто затрачивает ее более, то в продукт перейдет все-таки столько, сколько нужно, а остальное окажется растраченным зря — и потому не создающим ценности.
Только при таком толковании будет иметь смысл идея Маркса об общественно-необходимом труде, как субстанции, образующей ценность. При всяком ином толковании это будет прямая бессмыслица.
Следовательно, под кристаллизацией труда в товаре Маркс понимает физиологические затраты организма; но он не показал, как свести к одной мере, так сказать, привести к одному знаменателю, работу различных органов.
И, кроме того, если бы мы даже свели все разнообразные физиологические функции человеческого организма к затрате энергии, вообще к превращению запасов энергии потенциальной в кинетическую, — то все-таки вышеуказанное положение Маркса окажется ложным.
Во-первых, при сведении квалифицированного труда к простому, мы не можем не встретить на каждом шагу фактов, прямо опровергающих Марксово положение, будто в квалифицированном труде расходуется более энергии, чем в простом. Большая успешность труда квалифицированного сплошь и рядом является следствием лучшей организации, a не большего усердия или вдумчивости. Плотник, обладающий верным глазом, твердою, верною и подвижною рукой и некоторым чувством изящного, легко превратится в столяра, и его новое, столярное дело будет ему даваться легче, чем его грубому и неловкому односельцу простая плотницкая работа, хотя последняя оплачивается вдвое дешевле столярной.
Во-вторых, оставляя вопрос о квалифицированном труде и переходя к рассмотрению роли простого труда в производстве, мы и тут найдем массу фактов однородных с только что приведенными.
Что такое производство? Производство есть приспособление предметов внешнего мира к удовлетворению человеческих потребностей. Приспособление это совершается путем передвижения частиц материи, их сближения и отдаления. Маркс сам это признает (Kap., I, 9).
Следовательно, если признать трудовую теорию верною, если допустить, что ценность есть кристаллизованный труд, то мы должны признать, что высота ценности зависит от количества механической энергии труда, потраченной на производство данного товара; что, иначе сказать, если мы имеем несколько равноценных товаров, то в каждом из них свернулось одинаковое количество общественно-необходимого рабочего времени, то есть затрачено при их производстве одинаковое количество физиологической энергии человеческого труда.
Между тем, это совершенно неверно! Этому заключению противоречат несомненные факты действительности!
3) [6] Согласно известному закону Рикардо, которого никто из сторонников Маркса не станет опровергать (ведь на этом законе основана теория Surplusprofit'a, изложенная в третьем томе «Капитала», III1, 151 и след.), ценность товаров одного известного рода определяется издержками последней необходимой обществу частицы этого товара, добываемой при самых неблагоприятных условиях, то есть производимой с наибольшими издержками. Но что же это значит? Это значит, что хотя все единицы данного товара равноценны, однако в них не заключается одинакового количества кристаллизованного труда.
Другой пример. При ручной выделке ниток, прядильщица работает с одним веретеном; прядильная же машина состоит из 200 — 300 веретен, а надзирает за нею одно лицо.
Почему же ручная пряжа не стоит в 200 раз дороже машинной? Как смеют наглые факты (des faits insolents) противоречить теориям «великого», «гениального» Маркса?!
Но это еще, что называется, цветочки; ягодки впереди.
4) Давно уже указывалось в экономической литературе, что трудовая теория ценности несовместима с законом уравнении прибыли.
В различных предприятиях отношение между переменным капиталом (денежный капитал, из которого уплачивается заработная плата) и постоянным (весь остальной капитал — машины, здания и т. д.) не одинаково; прибыль создается лишь трудом рабочих, оплачиваемым переменным капиталом, и, следовательно, ему пропорциональна; а между тем прибыль рассчитывается на весь капитал — и постоянный, и переменный; значит, — если прибыль создается лишь переменным капиталом, то капиталисты, — вследствие различий взаимоотношения величины постоянного и переменного капитала в отдельных предприятиях, — не могут получать одинаковой прибыли на весь свой капитал; или, — если капиталисты получают одинаковую прибыль на капитал, то выходит, что прибыль создается не одним трудом, но происходит и из какого-то другого источника.
До выхода в свет III-го тома Капитала Маркса (издан Энгельсом в 1894 г.) было неизвестно, как Маркс относился к этому вопросу. В виду того, что означенное затруднение угрожало всей системе Маркса, появилось множество попыток примирить это противоречие, причем все попытки оказались неудачными. А один из писателей, некто Иудей Исаак Гурвич, для спасения теории Маркса вздумал отвергнуть факт уравнения прибыли!
Когда же появился, наконец, III том Капитала — несостоятельность учения Маркса стала очевидною.
«Прибавочный продукт, — говорит Маркс в этом III томе, — капиталисту ничего не стоит, — именно потому, что он стоит рабочему неоплаченного труда» (Кар., III1, 2). Поэтому издержки производства для капиталиста слагаются из затрат постоянного и переменного капитала. Эту цену продукта, во что он самому капиталисту обходится, Маркс называет ценою издержек (Kostpreis). Факты свидетельствуют (курсив мой), — говорит он, — что прибыль рассчитывается на весь затрачиваемый капитал — и постоянный, и переменный — между тем как прибавочная ценность рассчитывается только на переменный капитал, почему норма прибыли (средний, обычный процент, получаемый капиталистом на весь капитал) совершенно отличается от нормы прибавочной ценности" (Кар., III1, 17).
«Это одна и та же величина, рассчитанная двумя различными способами, по отношению к двум различным объемам капитала» (Kap., III1, 21, 23).
«Вследствие различного органического состава капиталов (органическим составом капитала Маркс называет взаимоотношение ценности двух составных частей капитала — постоянной и переменной; (Kap., III1, 124), при одинаковой норме прибавочной ценности, — норма прибыли должна бы в различных производствах стоять на различной высоте (Кар., III1, 133). Но конкурренция уравнивает эти различные нормы прибыли и приводит их к одной средней норме (Kap., III1, 136). В результате этого процесса уравнения прибыли цены товаров оказываются в отдельных случаях не соответствующими их трудовой стоимости, для некоторых выше, для других ниже» (Kар., III1, 137, 146, 11, 135).
Итак, в третьем томе Капитала, Маркс совершенно изменяет свою теорию. Раньше, как мы видели, он заявлял, что «товары оцениваются в обмене сообразно количеству потраченного на их производство общественно-необходимого труда» (см. Kap., I, 4; Z. Krit., 4 — 5; 21, 27; Kap., I, 5; Z. Krit., 4, 7, Das Elend der Philosophie, изд. 1885 г., 48 — 49). Теперь же, как только что мы прочли, он утверждает, что «цена товаров, меновая ценность их, лишь случайно, в очень редких случаях, совпадает с трудовою стоимостью» (Kap., III1, 137, 146, 11, 135).
До появления третьего тома Капитала теория Маркса вращалась в порочном круге таких рассуждений:
«1) Высота меновой ценности данного блага зависит от затраты труда на его производство. Если и встречаются случаи, когда высота меновой ценности не пропорциональна затрате труда на производство, то это лишь временные уклонения от среднего нормального уровня ценности, определяемого затратой труда, и зависят эти уклонения от колебаний спроса и предложения, но в общем и среднем высота меновой ценности всегда зависит от затраты труда в производстве.
2) Прибыль на капитал не входит составною частью в ценность продукта, производимого с помощью капитала, потому что капитал не имеет самостоятельной производительной силы; производительная сила присуща лишь труду, а капитал может сообщить приготовляемому из него продукту лишь ценность, соответствующую затрате труда на производство самого капитала, потому что… высота меновой ценности всякого блага, а следовательно и капитала, зависит от затраты труда в производстве"… и т. д., опять с начала.
Теперь этот порочный круг Маркс сам разорвал. В противоположность первоначальному утверждению, — будто цена товаров всегда, за исключением временных отклонений вследствие колебаний спроса и предложения, пропорциональна затрате труда в производстве, — он теперь заявляет, что этого почти никогда не наблюдается, что меновая ценность товаров в очень редких случаях совпадает с их трудовою стоимостью.
Теория Маркса приобретает, с выходом третьего тома Капитала, следующий смысл:
«Хотя мы убеждаемся на каждом шагу, что высота меновой ценности товаров не пропорциональна затрате труда на их производство, — но это иллюзия. Ничто, кроме человеческого труда, не может создавать ценность, и поэтому, если высота ценности и уклоняется в частных случаях от трудовой стоимости, то все-таки, в общем и целом, ценность товаров ни от чего другого зависеть не может, кроме как от затраты труда в производстве. Продуктивность капитала есть другая сторона этой иллюзии: так как прибавочная ценность распределяется между капиталистами в виде прибыли, пропорциональной авансам капитала в производстве, то капиталисты воображают, будто прибавочная ценность создается именно капиталом».
Трудовая теория ценности, таким образом, из доказательства превращается в доказуемое, и центр тяжести теории Маркса переносится на учение о непродуктивности капитала. На непродуктивность капитала ссылается Маркс в виде доказательства.
Представляется ли, однако, эта непродуктивность капитала чем-то бесспорным и очевидным? Далеко нет. Если бы это была очевидная истина, то никто не решался бы утверждать противное, между тем подавляющее большинство ученых экономистов высказываются за существование самостоятельной производительной силы у капитала и даже склонны считать очевидною истиной скорее продуктивность капитала, чем его непродуктивность.
Следовательно, утверждение о непроизводительности капитала, о неспособности его создавать прибыль в производстве, — должно быть доказано.
Посмотрим же, какие доказательства дает Маркс в пользу означенного положения? При этом, конечно, ссылки на трудовую теорию ценности за доказательство считаемы быть не могут, так как сама трудовая теория ценности может быть принята лишь после того, как будет доказано отсутствие производительной силы у капитала.
Какими же доказательствами — повторяем вопрос, Маркс обставляет это последнее положение?
Никакими. Доказательств нет.
Единственное место, которое с первого взгляда могло бы быть принято за доказательство, по ближайшем рассмотрении, оказывается простою перифразой того положения, которое должно быть доказано.
Вот это место:
«Никакое средство производства не может передать продукту более ценности, чем оно само теряет в процессе производства. Если бы данное средство производства не имело ценности, то есть не было бы продуктом человеческого труда, то оно не могло бы передать никакой ценности изготовляемому с его помощью продукту. Оно служило бы образованию потребительной ценности, не создавая ценности меновой. Так и бывает при употреблении средств производства, созданных природой, без содействия человека, каковы — земля, ветер, вода, железо в руде, дерево в первобытном лесу и т. д.» (Кар., I, 170).
Но что, в сущности, сказано, в этом рассуждении? Что силы природы не создают ценности, потому что ценность создается только трудом человека, то есть доказуемое опять выступает в качестве доказательства.
А затем следуют фразы, фразы и фразы… Капитал, — для иллюстрации Марксовой теории и, вероятно, для вселения в читателях отвращения к капиталистам, — называется «мертвым трудом, всасывающим в себя производительную силу живого труда; капитал, как вампир, жаждет живой крови труда; капитал — это вампир, оживляющийся высасыванием живого труда и т. д., и т. д.» (Кар., I, 155, 227, 200, 166).
А за этими фразами, за шумихою громких слов, под мишурною мантией трескучей риторики, — скрывается целая цепь ужасающих нелепостей, жесточайшей бестолковщины и вопиющих противоречий.
Возьмем для примера несколько образцов.
Первый пример. Мы видели, что по Марксу прибавочная ценность создается так: Капиталист покупает рабочую силу как товар и уплачивает за нее ее трудовую стоимость, в виде заработной платы (Кар., I, 161). Но труд создает более, чем сам стоит (Кар., I, 159, 160, 183), и этот излишек ценности капиталист берет себе (Кар., I, 176, 200, 201 и др.). Таким образом рабочее время распадается на оплаченное (иначе — необходимое) и не оплаченное (иначе — прибавочное) рабочее время. В течение первой, оплаченной, части рабочего дня рабочий производит средства своего содержания; в течение второй, неоплаченной, части рабочего дня он создает прибавочную ценность (Кар., I, 183 — 184, 197). И обе эти части рабочего времени, — необходимое рабочее время, создающее ценность средств содержания рабочих, и прибавочное рабочее время, создающее прибавочную ценность, — составляют в сумме полный рабочий день (Кар., I, 197).
А когда же восстановляется ценность постоянного капитала? Когда создается ценность, составляющая амортизационную долю его ценности?
«Ценность постоянного капитала, — говорит Маркс, — не восстановляется в производстве; она сохраняется в процессе производства. Меновая ценность постоянного капитала не потребляется в производстве, а потому и не воспроизводится. Она сохраняется (Кар., I, 174). Труд, в качестве абстрактного труда, присоединяет к ценности материалов новую ценность; в качестве конкретного труда он в то же время переносит ценность средств производства на продукты (Кар., I, 167); и чем более, например, фунтов хлопчатой бумаги в течение данного времени будет выпрядено, тем более прежней ценности (то есть ценности постоянного капитала) будет перенесено на продукт» (Кар., I, 1, 167, III1, 6).
Пример выбран удачно в смысле пригодности его для обмана читателя, для того чтобы выдать ложную мысль за верную.
Разве всегда постоянный капитал играет такую роль как хлопок в прядильном деле? Хлопок действительно не потребляется в процессе производства, он сохраняется в несколько иной форме, но в любой момент нитка может быть растрепана опять в хлопок.
Но разве постоянный капитал состоит только из материалов, подлежащих обработке?
Если об этих последних Маркс мог сказать, что их меновая ценность не потребляется в производстве, то разве можно сказать это, например, о машине, железные и деревянные части которой стираются, о топливе, которое сгорает, о здании, которое ветшает, и т. д. Ведь ни одна материальная частица этих элементов постоянного капитала не переходит в продукт, а между тем их меновая ценность несомненно потребляется в процессе производства и восстановляется в продукте!
Как же Маркс объяснил переход ценности составных частей постоянного капитала в состав ценности готового продукта?
Никак. Он говорит, что это делается само собою (Кaр., I, 194), что труду присущ природный дар — создавая прибавочную ценность, переносить в то же время на продукт ценность постоянного капитала (Кар., I, 173).
И это — не случайно брошенные фразы. Нет. Маркс, очевидно, полагает, что он блестяще разрешил проблему; в III томе Капитала, поднимая вопрос о трудности объяснения — почему и как восстановляется ценность постоянного капитала в процессе производства, — он делает ссылку на цитированные нами выше рассуждения, говоря, что в I томе, в главе V, все это уже объяснено" (Kap.; III2, 370).
И в том же III томе, еще раз касаясь этого вопроса, он уже свысока третирует сомневающихся в его учении о сохранении ценности постоянного капитала, говоря, что люди, задающие ему такие вопросы, «не понимают его выводов — как труд, создавая новую ценность, сохраняет старую» (Kap.; III2, 379, 380).
Из предыдущего изложения, — мне кажется, — ясно, что высокомерный упрек непонимающему читателю прикрывает собою просто-напросто убожество мысли самого автора, господина Маркса.
Второй пример. Потребительную ценность Маркс, признает необходимым субстратом ценности меновой (Kap., I, 3 — 4, 169). «Меновая ценность может существовать лишь при наличности потребительной ценности; исчезает потребительная ценность, — исчезает и меновая» (Кар., I, 169). — И что же? — Рядом, на той же странице, Маркс говорит, что уголь, которым топят машины, и сало, которым смазывают различные их части, — исчезают бесследно (Кар., I, 169). Но если они исчезают бесследно, если их потребительная ценность исчезает безвозвратно, — как же может меновая их ценность перейти на продукт? Ведь с бесследным исчезновением их потребительной ценности — должна бесследно исчезнуть и меновая их ценность.
Или Маркс, быть может, думает, что ценность каменного угля действительно не восстановляется в продукте? Что люди напрасно только переводят уголь и вообще топливо? И что без этого можно бы обойтись?
Но довольно. Я думаю, уже нет сомнения в том, что философия Маркса, подобно философии Спинозы, есть больше ничего как — мыльный пузырь.
В заключение мы должны, однако, сказать еще несколько слов.
Теория Маркса так импонирует массе полуинтеллигентных умов в России, играет такую видную роль в деле разрушения нашей Родины, что мало показать бездоказательную пустоту этой теории; надо разоблачить ее безусловную ложность!
Труд производителен. Труд создает больше ценности, чем нужно для содержания трудящихся. С этим все согласны.
Имеется ли, кроме производительной силы труда, еще какая-нибудь производительная сила в распоряжении человека?
Да, имеется. Это — пользование капиталом. Производительная сила пользования капиталом совершенно аналогична производительной силе труда.
Производство есть приспособление предметов внешнего мира к удовлетворению человеческих потребностей. Приспособление это достигается перемещением частиц материи в пространстве с целью образования желательных комбинаций. Для всякого акта производства, поэтому, требуется прежде всего сила, которая должна произвести передвижение известной массы материи; силою руководит, направляет ее к цели — человеческая психика.
Эта последняя — направляющая психическая деятельность человека — одинаково необходима во всех процессах производства.
Источники же силы — различны. Это, — во-первых, — физические силы человека; во-вторых, — физические силы животных; в-третьих, — силы, развиваемые машинами.
1) Человеческая сила продуктивна потому, что человек может добыть себе дневное пропитание менее чем целым днем труда; поэтому он создает в день большую ценность, чем ценность дневного пропитания. Это общепризнанно. Сущность же дела здесь в том, что развивая в рабочий день, в среднем, 60.000 пудофутов, 320.000 килограммометров механической энергии, человек на обеспечение своего существования может затратить лишь часть этой энергии, часть рабочего дня; остальная энергия остается в его распоряжении на какие угодно цели.
2) Работа животного, руководимого человеком, аналогична труду человека. Например, лошадь развивает в день 540.000 пудофутов механической энергии. Вычитая отсюда 60.000 пудофутов энергии руководящего ею человека и столько же в качестве стоимости содержания лошади (которое, конечно, не дороже стоимости содержания человека), получаем остаток = 420.000 пудофутов механической энергии, которая достается человеку даром, благодаря работе лошади. Следовательно, работа животных так же продуктивна, как и труд человека.
3) Работа машинами совершенно аналогична работе человека и животных. Например рельсопрокатная машина обрабатывает в 24 часа 1.000 рельсов. Для этого нужно от 600 до 800 паровых лошадиных сил. Паровая лошадь стоит 2? копейки в час, а в 24 часа, следовательно, 60 копеек. Значит, 700 лошадиных сил в 24 часа будут стоить 420 рублей, а стоимость проката одного рельса 42 копейки.
Раз 1.000 рельсов прокатываются в 24 часа, то один рельс изготовляется в 1? минуты. 700 лошадиных сил развивают в 1? минуты 4.725.000 килограммометров механической энергии.
Обходятся эти 4.725.000 килограммометров в 42 коп[ейки].
За 42 копейки можно нанять работать человека, самое большее, на один день. В день человек развивает примерно 320.000 килограммометров энергии. Вычитая 320.000 из 4.725.000, получим 4.405.000 килограммометров механической энергии, получаемой при работе машины даром. Работа машины, следовательно, так же продуктивна, как работа человека и животных.
Итак, в процессах производства, в которых труд человека сопряжен с пользованием капиталом, утилизируется больше механической энергии, чем в тех процессах, где расходуется столько же труда, но без пользования капиталом.
И хотя механическая энергия достается человеку даром, но так как запасы механической энергии в природе не безграничны, то человек ценит результаты применения этой энергии к целям производства и потому ценность продуктов, изготовленных трудом человека при помощи пользования капиталом, несомненно выше ценности продуктов, изготовленных тем же количеством труда без пользования капиталом. Если б этого не было, то люди не тратили бы времени на разведение рабочего скота, на постройку машин и т. д., а применяли бы в производстве исключительно непосредственный труд.
Но как же Маркс-то? Почему он не обратил на это внимания?
Да понятно — почему! По незнанию. Он, очевидно, был круглый невежда в области физики, химии и механики.
Конечно, каждый из нас — невежда по какой-нибудь специальной отрасли человеческого знания. Но арийцы обыкновенно и не берутся судить о том, чего не знают. Иудеи же этого правила не соблюдают.
Только круглый невежда, одаренный к тому же иудейским нахальством, мог заявить, будто каменный уголь, которым топят машины, исчезает бесследно — «Die Kohle, womit die Maschine geheizt wird, verschwindet spurlos…» (Marx, Das Kapital, I, 169).
СНОСКИ:
1. Данная статья принадлежит перу одного из видных деятелей правомонархического движения начала прошлого века, http://www.rusk.ru/st.php?idar=103 364" профессора Императорского Казанского Университета Владислава Францовича Залеского (1861 — 1922). Будучи весьма разносторонним учёным, он немало преуспел и в области изучения антропологии, истории, философии, экономики, юриспруденции и других наук. Главным трудом В.Ф.Залеского в области политэкономии считается «Учение о происхождении прибыли на капитал», в котором он критикует трудовую теорию ценности.
Статья «Маркс» является второй из опубликованного в харьковском журнале «Мирный Труд» цикла статей В.Ф.Залеского под общим заголовком «Психическое убожество иудеев». Всего на его страницах в 1907 — 1911 гг. было помещено шесть статей данного цикла: I. Спиноза: 1907. — N 8 — 9 (август — сентябрь). — С. (179) — 188.; II. Маркс: 1907. — N 10 (октябрь). — С. (164) — 176., — N 11 (ноябрь). — С. (168) — 174.; III. Лассаль: 1909. — N 1 (январь). — С. (71) — 80., IV. Гейне: 1909. — N 2 (февраль). — С. (141) — 151., V. Ло: 1911. — N 10 (октябрь). — С. (117) — 129., VI. Риккардо: 1911. — N 11 (ноябрь). — С. (172) — 177. Известно также, что В.Ф.Залеский планировал продолжить означенный цикл статей.
При этом в статье «Маркс» собственно «иудейская» составляющая присутствует в наименьшей мере. Основным объектом критики В.Ф.Залеского здесь является экономическая теория К. Маркса, с которой он подходит с научно-профессиональной точки зрения.
Статья републикована в книге: Алексеев И.Е. На страже Империи / Выпуск I: Статьи и документы по истории черносотенного и белого движений (г. Казань, 2006 г.). Воспроизводится с небольшими орфографическими и синтаксическими исправлениями. — И.А.
2. См. Dr. Carl. Rodbertus Jagetzow, Zuг Вe1euсhtung der socialen Frage, Band II, предисловие Козака, стр. XXVII. Dr. Carl Rodbertus Jagetzow, Das Кapital, введение Козака, стр. XV.
3. См. Rodbertus, Das Кapital, S.S. 5 — 6, «Allerdings bin ich, um meine Theorie klar zu machcn, von gewissen Voraussetzungen ausgegangen. Jch habe angenommen, dass nattionaloekonomisch, alles Product nur Arbeitsproduct ist». (Я, действительно, для выяснения моей теории исходил из некоторых предположений. Я предположил, что, с национально-экономической точки зрения, всякий продукт есть продукт труда).
4. Любопытное освещение эта сторона учения Маркса получает, как увидим ниже, с выходом третьего тома его Капитала.
5. Так в оригинале. — И.А.
6. Так в оригинале. — И.А.
http://rusk.ru/st.php?idar=9004
Страницы: | 1 | |