 |
| Православие и Мир | Анастасия Дмитриева | 28.06.2019 |
«Суд доделывает работу следствия»
Адвокат по гражданским и уголовным делам, юридический стаж с 2004 года, адвокатская практика с 2012 года, Санкт-Петербург и Ленинградская область:
— По статистике в уголовных делах суд выносит оправдательный приговор в 0,2% случаев. Моя практика это полностью подтверждает.
Сама судебная система оправдывает такую статистику качеством работы досудебной стадии, следствия. Их логика такова: следствие работает настолько качественно, что определяет, виновен человек или нет, до этапа направления в суд. Суду, по сути, остается только проверить правильность выводов следствия и принять якобы объективное решение.
В реальности происходит совсем по-другому: суд, по большому счету, часто доделывает за следствие его работу и исправляет ошибки и огрехи. Это приводит к тому, что, если дело передается в суд, шансы оправдать человека практически сводятся к нулю. Максимум, чего удается добиться — минимального наказания.
Когда суд видит, что действительно дело шито белыми нитками, доказательной базы недостаточно либо доказательства спорные, он старается выйти на минимум, даже применяя ту форму уголовного закона, которая позволяет ему назначить наказание ниже низшего предела, предусмотренного статьей. Все это — для того, чтобы дело не раздувалось и человек не оспаривал приговор. Если человек обвиняется по нескольким эпизодам, то по одному-двум эпизодам его оправдывают, по оставшемуся назначают минимальное наказание.
Но если дело попало в суд, то практически стопроцентно — это обвинительный приговор. И работа адвоката сегодня сводится к тому, чтобы минимизировать для человека последствия в случае, если он невиновен.
Как пример, один из оптимальных приговоров последнего времени в моей практике — дело по организованной группе на Софийской овощной базе. Там из 11 вменяемых эпизодов по 9 люди были оправданы. Они получили по 5−6 лет, а прокуратура просила наказание в разы больше. Но там я действительно не могу стопроцентно сказать, что они были невиновны.
Следствие и дознание находятся в расслабленном состоянии: они не стараются объективно и грамотно расследовать, потому что утрачен принцип состязательности в суде.
У нас законом предусмотрен принцип состязательности сторон, обвинения и защиты, и следствие должно доказывать свое обвинение. А на сегодняшний день эту функцию за них практически выполняет суд, который, за исключением единичных случаев, полностью стоит на стороне следствия.
На стадии предварительного расследования, когда дело ведут МВД или Следственный комитет, еще есть возможность опровергнуть обвинение. На прекращение уголовного дела на стадии следствия идут немного легче, хотя тоже с огромным трудом.
Я рекомендую максимально быстро прибегнуть к помощи защитника, хотя бы для получения стороннего взгляда, оценки и консультации. Не хочется плохо говорить о своих коллегах, но я не рекомендовал бы к помощи защитников по назначению. Это чаще всего специалисты недостаточно высокого уровня, они очень пассивно противодействуют стороне обвинения.
Статистика необоснованных обвинений чаще всего связана с коррупционными составляющими. Например, внутренние конфликты в сфере хозяйствующих субъектов, когда одним из способов решения конфликта становится применение силового органа. Также в нашей уголовной системе существуют тренды. Одно время у нас очень плотно работали по сотрудникам полиции. Видно, было какое-то указание сверху, что нужно провести чистку рядов. И оперативных работников, сотрудников МВД брали практически без разбору. Были случаи, когда обвинения были, мягко скажем, надуманы.
Увы, план по раскрытиям реально есть. Сейчас в тренде экономика и бюджетные деньги: экономические преступления, мошенничества в сфере бюджетных финансов.
Мне кажется, надо начинать даже не с реформы суда, а с отхода от принципа безгрешности следствия. Эта проблема не нова, наше адвокатское сообщество об этом пишет, пытается бороться. Мы показываем эти дела, обращаемся в вышестоящие судебные органы, в Верховный Суд. Но пока мы не услышаны, изменений нет. Это внутренняя политика, которая задается высшими судебными органами и которой придерживаются все соответствующие суды. Переломить это можно только на политическом уровне, на уровне Минюста.
«Люди бегут, долго не выдерживают»
Помощник мирового судьи, стаж работы в суде — 6,5 лет, Санкт-Петербург:
— Сначала я была секретарем суда, потом секретарем судебного заседания, в должности помощника я около года. Если я сдам экзамен, то стану судьёй, но не факт, что найду место. Документы проверяют в Москве, в вышестоящих инстанциях, там могут найти много недочетов. Это лотерея: неизвестно, утвердят твою кандидатуру или нет. Практика работы в адвокатуре и прокуратуре необязательна, чтобы стать судьёй.
Я работаю на уровне судебного участка, коррупции у нас нет, во всяком случае, я с этим не сталкивалась. У мировых судей с учётом наших категорий дел всё прозрачно. Но что касается вышестоящих судов, районных, я не исключаю, что там есть коррупция.
Мы очень сильно загружены. Аппарат судьи состоит из трёх человек: помощник судьи, секретарь суда и секретарь судебного заседания. Нас четверо на участке, и огромный вал бумажной работы. Мы задерживаемся после работы до 8 часов вечера, выходим на работу в выходные. Очень много бумаг, отчётов, которые мы должны сдавать, плюс заседания, приём граждан — нагрузка неимоверная. Поэтому люди бегут, долго не выдерживают.
Сейчас в городе около 200 судебных участков. Когда их формировали, не было такой населенности. Сейчас постоянно строят новые дома, и в связи с этим поток людей становится просто огромным.
Судьи просто задыхаются: задерживаются, берут домой, выходят в выходные. По сути, это кабала. К этому стремишься, а потом захлебываешься.
Еще психологи не помешали бы на судебных участках: люди приходят в суд очень взвинченными, накрученными. Тяжело взаимодействовать, психологически тяжело работать.
Качество работы страдает. Законом предусмотрено, чтобы люди своевременно получили корреспонденцию, их своевременно известили. Сейчас эти требования ужесточают, не понимая, что в судах работают обыкновенные люди, не роботы. Мы просто физически не можем в установленные сроки направить копии постановления в течение 3−5 дней. Более того, если раньше, когда я только пришла работать, мы просто упаковывали конверты и относили их на почту, сейчас часть обязанностей почты возложили на нас без какой-то доплаты. Естественно, корреспонденция уходит с большим опозданием. Естественно, мы всех не можем обзвонить. Это физически невозможно: нас три человека на участке, а нагрузка — 3 тысячи дел в год.
Зарплата у нас больше, чем в районном суде, так как мы являемся госслужащими Санкт-Петербурга и нам надбавка идет от бюджета города. В судебном участке у мировых судей секретарь получает 30 тысяч, помощник около 40. В районном и городском суде зарплата у секретарей и помощников около 20 тысяч, но у них есть премии под конец года и на праздники.
Для меня вопрос, продолжать ли здесь работать, не решён. Когда я пришла, я хотела работать судьёй, мне нравится эта кухня, я в ней разбираюсь. Но, учитывая нагрузку, я понимаю, что, наверное, не готова жертвовать своей личной жизнью ради этой работы.
«Есть ситуации, когда у меня просто опускаются руки»
Юристка, представительница по гражданским делам, стаж 6 лет, Республика Алтай, Алтайский край:
— Когда обращаешься в госорганы, очень многое зависит от того, на какого специалиста ты попал. Есть судьи, к которым я, например, уже два раза попадала и знаю, что они всегда по полочкам всё разложат. Ты приходишь к заседанию, он уже подготовлен по делу, запросит только те документы, которых недостаёт. А бывает иначе.
Например, было дело о компенсации морального вреда. Мне сначала одна судья говорила: «Нужно, чтобы вы мне доказали вот эти обстоятельства». Мы начинаем с этим работать, она уходит в отпуск, судья меняется. Другая остаётся до конца дела, и ей нужно было вообще другое. Но дело должно рассматриваться объективно и не должно быть отличия, кто сегодня его рассматривает, если по закону должны быть установлены определённые обстоятельства. Начинаешь сомневаться, по какому принципу это происходит.
В нашем краевом суде происходит так: чаще всего к моменту рассмотрения твоей жалобы решение уже есть. Крайне редко что-то меняется, если только какие-то невероятные факты ты им принесёшь и скажешь, что это обнаружилось только сейчас. Когда ты приходишь на рассмотрение дела, там уже чаще всего все написано. Тебя внимательно выслушают, а потом озвучивают то, что у них уже подготовлено.
Раньше я ещё наивно полагала, что мне нужно блистать красноречием и действительно отстаивать свою позицию. Но тебя внимательно слушают, кивают головой, ты выходишь на три минуты в коридор, тебя вызывают и озвучивают решение, которое уже было готово. И то, что ты говорил на судебном заседании, непонятно кому было нужно.
Система рабочая, но во многих случаях нужно смотреть, чего стороны хотят добиться. Если межличностный конфликт, связанный, например, с семьёй, нужно, чтобы стороны пробовали договариваться. Суд будет рассматривать дело только по формальным основаниям. А насколько оно будет выгодным для сторон, спорный вопрос.
Знаете, есть ситуации, когда у меня просто опускаются руки. Например, мошенничество с жильем. По формальному признаку сторона, которая всё провернула, настолько всё так закрутила, что очень сложно доказать, что на самом деле человека обманули.
Ко мне вот семья одна обратилась. Там видно, что с ними отказались заключать договор, деньги с них получили, но на счёт организации. Суд отказывает в возбуждении уголовного дела, говоря, что это договорные отношения, поэтому надо идти по гражданскому процессу. А по гражданскому процессу придраться не к чему: перечислили деньги на счет ООО, в назначении указан не договор купли-продажи, люди не понимали, что сделали. Человек этими деньгами погасил свой кредит, поэтому вроде бы прибыли не получил. Ты видишь, что точно семью обманули. Они прошли 33 инстанции, обращались в прокуратуру, в суд по гражданским делам несколько раз, пытались к уголовной ответственности привлечь. Но ни одним из способов доказать это не получается.
«Совершенно без разницы, какие законы принимаются»
Юрист по гражданским делам, стаж работы 10 лет, Санкт-Петербург:
— У меня было больше 140 судебных процессов, два из них я проиграл. Из всех судов, которые на сегодняшний день существуют, арбитражный суд более-менее адекватно ведёт сам процесс, потому что за него платят деньги.
Судьи завалены делами. Раньше уважали власть или боялись, люди знали, что может быть какое-то наказание. Сейчас судьи знают, что ничего им не будет. Вот последнее дело у меня: брат попал в ДТП. Я должен забрать решение суда. В этом деле нет ничего, я изначально сказал судье, что оппонент не явится, назвал причины. При всём при этом судья продолжает нарушать нормы ГПК (гражданско-процессуального кодекса — прим.ред.). У неё до сих пор не готово судебное решение. Суд состоялся 25 февраля, 10 дней даётся на вынесение судебного решения. «А что будет? Ну вот что ты сделаешь, если я судебное решение выдам позже на месяц, допустим? Ну, иди жалуйся». Все так работают.
Я не видел серьёзных наказаний за такие вещи, как пропуск сроков. Что говорит ГПК? Гражданский суд должен идти где-то два месяца, можно отсрочить на месяц. В данном случае судебное заседание было начато в сентябре прошлого года и дошло до 25 февраля. И если бы я, как юрист, это не ускорял, оно бы продлилось год.
Вот, допустим, кинули кого-то на квартиру. Что он может? Ну хорошо, он нанял юриста, пообещал деньги или разжалобил его. Так ведь дальше пойдёт судебный процесс. Сколько он может длиться? А если вдруг судью заинтересовать? О чем можно рассуждать, если речь идёт о делах жизненных, серьёзных? Мы приходим к тому, что совершенно без разницы, какие законы принимаются. Я могу написать тысячу правил, но будут ли их исполнять?
Навести порядок в системе можно. В арбитраже же он более или менее присутствует. Там ввели аудиозапись всех судебных заседаний. Ты можешь, не нося с собой диктофон, любое судебное заседание прослушать. Поэтому судьи себя ведут в рамках арбитражно-процессуального кодекса. Не позволяют себе, зайдя на судебное заседание, спросить: «Ну, что там у нас?» Эти вещи расхолаживают судью.
Судьи не чувствуют своей ответственности. Они сами у себя бы навели порядок. Им бы это легче далось, если бы они почувствовали ответственность за каждое принятое решение.
Но это касается не только судебного аппарата, это касается всей системы фискальных органов. Что касается судей, я объяснил: даже без денег судьи делают такие ляпы. Можно себе представить, что они делают за деньги.
А что такое — заняться бывшему прокурору адвокатской деятельностью? Это сразу же жулик. Он ничего не может выстроить положительного, потому что привык запугивать. Вместо того, чтобы разобрать ситуацию по полочкам для клиента, как это должен делать адвокат, он дальше будет вести процедуру заполучения клиента и вытягивания из него денег.
Ведь работа адвоката заключается не только в том, чтобы выиграть процесс. Берём бракоразводный процесс: здесь, так как это семья и дети, не может быть выигравших. Разошлись супруги, и здесь задача адвоката — сделать так, чтобы компенсировать болезненные стороны. Закон — само собой, ты его и должен соблюдать. Но скомпенсировать болезненность для детей, посмотреть, живы ли чувства, или супруги готовы друг другу глотки перегрызть, и кто из них борется за деньги, а кто нет.
У меня есть пример: не дал людям разойтись. Тоже посидели, поговорили три встречи. Я как юрист просто объяснял последствия, но выстраивал этот диалог с позиций «Если бы в моей семье произошло что-то подобное». Они в итоге вместе уже пятый год. Да, всякое бывает в жизни, он загулял, «он — мерзавец и будет платить алименты», я говорю: «Ну да, а дети его не будут видеть. А будешь ли ты потом счастлива? Ты сейчас совершишь эту месть, отыгралась, молодец. Я вам дам раскладку по закону, что могу сделать для одного, что могу сделать для другого, сколько вы крови друг у друга выпьете, как будете страдать, потом будем играться ещё с детьми».
Знание законов ничего не изменит, изменит только идеология. Изменит то поколение, которое сейчас начинает расти. Мы его воспитываем. И если мы сами мозгами своими дойдём, как их нужно воспитать, то вот они, наверное, и должны будут всё это изменить.
