 |
| Православие и Мир | Дмитрий Соколов-Митрич | 20.05.2019 |
В Екатеринбурге несколько дней продолжались акции против возведения собора святой Екатерины в одном из скверов. Храм пытаются построить на разных площадках уже несколько лет. Писатель и журналист Дмитрий Соколов-Митрич разбирался в ситуации, сложившейся вокруг строительства на новом месте.
Как любят говорить в Екатеринбурге, пацан сказал — пацан сделал. Вот обещанные Q&A вокруг «храма на драме». Поскольку это лучший город на планете после Гатчины и Электростали, он всё-таки стоит моего бесплатного труда по разбору информационных завалов, которые нагородили за эту неделю неравнодушные граждане. Всего лишь один день на телефоне, с десяток разговоров с участниками событий, консультации с экспертами, изучение нормативной базы — и вот уже мир снова ставится ясным и гармоничным.
Если здесь что-то упустил, спрашивайте в комментариях, на адекватные вопросы постараюсь ответить.
Вопрос:
Зачем Екатеринбургу ещё один храм? В городе их и так полно, они стоят полупустые.
Ответ:
В Екатеринбурге 42 действующих церкви разной вместимости. Постоянное население 1 516 570 человек (данные службы государственной статистики на начало 2019 года). То есть на каждый храм приходится 36 108 горожан. Посещаемость церковных богослужений в России — вопрос дискуссионный, но если верить, например, Левада-Центру, на главные христианские праздники в церкви приходят 14 процентов россиян. Получаем 5055 человек на один храм. Для понимания: даже у Храма на крови, крупнейшего в Екатеринбурге, расчётная вместимость всего 1910 человек, а большинство остальных в разы меньше. Но даже если мы возьмём более пессимистичные 10 процентов посещаемости (3611 человек на храм соответственно) или совсем уж низкие 5 процентов (1805 человек на храм) — всё равно нехватка церквей на душу екатеринбургского населения очевидна.
Вопрос:
Стройте свои храмы на окраинах, зачем именно в центре?
Ответ:
Во-первых, по соображениям исторической справедливости. Екатерининский собор до 1930 года стоял в центре города, пока его не разрушили большевики.
Во-вторых, Храм Святой Екатерины — это не приходской храм, а соборный. Вы знаете хоть один город мира, где Собор расположен на окраине? И дело тут не только в его статусе, но и в функциональном назначении. Собор — это «храм храмов», у него нет своего прихода, он предназначен для совершения особой, соборной литургии, на которую собираются прихожане всех других общин города и области. Екатеринбург, кстати, один из немногих региональных центров в России, где соборного храма нет до сих пор. Даже в Абакане есть, а в столице Урала нет.
Вопрос:
Почему Екатерининский собор восстанавливают не в первозданном виде и не в историческом месте?
Ответ:
Такая попытка была в 2010-м году. Но тогда общественность точно так же встала на защиту Площади Труда и фонтана «Каменный цветок». Епархия и мэрия отступили, но раз уж исторический вариант не прошёл, было решено на новом месте и храм строить принципиально новый, в том числе и по размеру. За 300 лет город вырос на порядок и прежний собор уже не отвечает его потребностям.
Вопрос:
В нашем индустриальном городе и так мало зелёных насаждений, каждое дерево на счету. Зачем отнимать у города целый сквер?
Ответ:
Сейчас на территории застройки 145 деревьев. Из них 90 будут извлечены и пересажены в их нынешнем виде на свободные места прямо здесь же, в сквере. 55 растений экологи признали непригодным к пересадке в силу возраста — попросту говоря они и на своём нынешнем месте через несколько лет погибнут от старости. Но по проекту дополнительно в сквере посадят еще 135 зрелых деревьев — таким образом, их станет 225, то есть на 80 штук больше, чем было.
Теперь что касается территории. Я был в Екатеринбурге по делам две недели назад, специально сходил прогуляться по месту раздора и поразился, насколько проблема яйца выеденного не стоит. Откройте гуглмэп или воспользуйтесь яндекс. панорамой, найдите территорию набережной между Городской больницей № 2 и улицей Челюскинцев — всё это и есть этот злополучный сквер. Место для храма — это всего лишь самый нижний квадратик с диагональной аллеей. В первом комментарии я обвёл ее пальчиком на скриншоте яндекс.карты. То есть по сути речь идет не о строительстве храма вместо сквера, а о строительстве храма в сквере.
Боюсь поранить чувства коренных екатеринбуржцев, сам я в этом городе бывал лишь раз 25, но много гулял по городу с моими друзьями и как-то не заметил особой тяги горожан к этому скверу. Вся движуха сосредоточена, в основном, на противоположном берегу Исети и в районе Плотинки. Возможно, я ошибаюсь, но вот лидер группы «Чайф» Владимир Шахрин во вчерашнем интервью «Медузе» высказался примерно в том же духе: «Меня лично ничего не связывает со сквером. На этом месте ничего не происходит, там нет ничего такого, чего нельзя было бы сделать в любом другом месте. Зимой в сквере никого нет. Летом ребята останавливались тут покурить травку, потому что это идеальное место: если едёт полиция, видно издалека».
Так что, возможно, строительство храма с обустройством прилегающей территории и правда вдохнуло бы в эту территорию новую жизнь.
Вопрос:
Все СМИ написали, что храм — лишь прикрытие для строительства жилой и коммерческой недвижимости!
Ответ (был опубликован вчера отдельным постом, кто уже читал, можно пропустить):
По интернету действительно гуляет документ с очень длинным названием — «Проект планировки и проект межевания территории в границах улицы Бориса Ельцина — продолжения улицы Боевых Дружин — Набережной Рабочей Молодежи — Октябрьской площади». На нём территория храма и территория застройки многофункционального центра River Youse и правда объединены общей границей. Документ опубликовали практически все СМИ в духе «а власти скрывают!», хотя этот план давным давно висит на сайте городской администрации, любой может посмотреть.
Что означает этот хайп? Только одно. Ни журналисты, ни, тем более, блогеры ни черта не понимают в градостроительной документации. Но если с блогеров спрос невелик, то журналисты по нормам профессиональной этики должны были проверить информацию прежде, чем публиковать. И тогда бы они узнали, что:
— «Проект планировки и проект межевания территории» — вовсе не то же самое, что «Проект застройки»;
— В одних «границах участка» на этом документе вместе с храмом могли оказаться не только 30-этажное спа с фитнесом, но всё, что угодно — хоть Ельцин-центр или отель Хаят, которые тоже расположены по соседству. Почему? Да потому что этот документ выдается Администрацией города по запросу в отношении любого количества объектов, хоть одного, хоть двух, хоть двадцати двух — сколько обозначено в самом запросе;
— «Русская медная компания» заказала этот документ для общественных обсуждений строительства храма, которые прошли в декабре 2018 года. Зачем ей понадобилось описание соседней территории? Потому что у храма и у жилого комплекса есть один общий объект — полузакрытая автопарковка. Из 220 машиномест 24 будут принадлежать храму. Для религиозных зданий это обязательная норма градостроительного кодекса;
— В реальности же храм и МФЦ — это две совершенно разных истории. И физически, и юридически. Объекты расположены по разные стороны улицы Бориса Ельцина, у них разные застройщики и разные владельцы участков, даже земля под ними была приобретена с разницей в 10 лет. Не вдаваясь в юридические детали, можно сказать, что первым проектом занимается Игорь Алтушкин (РМК), вторым — Андрей Козицын (УГМК). И если проект МФЦ действительно девелоперский, то строительство храма никакой коммерческой нагрузки не несёт. Даже если бы очень хотелось, это невозможно юридически — поскольку ПЗЗ города Екатеринбурга напрямую запрещают жилое строительство в зоне объектов религиозного назначения.
Короче, как и в случае с Варданяном, зелёное снова перепутали с круглым. Представьте себе, что вас обвинили в присвоении здания МГУ на том основании, что у вас на руках есть зачётка этого вуза. Смешно? Экспертам, с которыми я потрудился поговорить, смешно не было. Они просто в ужасе от уровня мастерства представителей нашей профессии.
Проект собора
Вопрос:
Почему вообще этот участок земли попал в частные руки? Ройзман говорит, что губернатор Куйвашев таким образом расплатился с олигархом Алтушкиным за какие-то «услуги».
Ответ:
Участок под храм достался ООО «Храм Святой Екатерины» не в собственность, а в аренду на 4,5 года, то есть на время строительства и обустройства. Всё это время фонд будет платить за аренду 3,51 млн рублей в год. В дальнейшем земля вернется в госсобственность.
Что касается «услуг», то не вполне понятно, зачем Алтушкину их оказывать региональной власти. Его основные активы сосредоточены в Челябинской области, Хабаровском крае и Казахстане. Даже люди, не симпатизирующие РМК, признают, что Алтушкин человек искренне верующий и строительство храма для него исключительно социальный проект — далеко не единственный в городе.
Но если уж искать в этой ситуации какую-то конспирологическую подоплеку, то по городу гуляет ещё одна версия. Её сторонники считают, что протест вокруг храма — результат противостояния между крупным местным застройщиком «Атомстройкомплекс» и Уральской горно-металлургической компанией, владелец которой, Андрей Козицын, является вместе с Алтушкиным соучредителем фонда «Храм Святой Екатерины». Предыстория такая: в марте прошлого года в центре города снесли самый известный местный недострой — телебашню. На освободившуюся территорию претендовал и Андрей Козицын, и Валерий Ананьев из «Атомстройкомплекса». Козицын хотел построить здесь спортивный комплекс, у Ананьева был свой девелоперский проект. Победил Козицын. В «Атомстройкомплексе» затаили обиду и через подконтрольные медиаресурсы стали разогревать ситуацию вокруг храма. В качестве косвенного подтверждения этой версии её сторонники кивают на новый район «Академический», который почти полностью застраивает «Атомстройкомплекс». Там есть березовая роща, которая во много раз больше сквера и которую сейчас вырубают без всякого медийного шума. Местные жители тоже организовались на протест, я поговорил с некоторыми из них по телефону. Они утверждают, что неоднократно обращались за публичной поддержкой к лидерам общественных организаций, которые сейчас защищают сквер в центре города, но те почему-то единодушно отказываются впрягаться в их историю. Мои собеседники склонны думать, что те каким-то образом связаны с «Атомстройкомплексом». Как относиться к этой версии, не знаю, проверить её невозможно, за что купил, за то и продаю.
Вопрос:
Почему в первый день противостояния по ту сторону оказалась не полиция и не Росгвардия, а какие-то гопники-титушки из «Академии единоборств РМК»?
Ответ:
А вот эта претензия к власти вполне законная. И ответ на неё простой и заурядный — облажались. До последнего момента чиновники надеялись, что как-нибудь всё само рассосется и боялись занимать в намечающемся противостоянии какую-то одну позицию. В результате ситуация стала развиваться непредсказуемо. Дело в том, что ЧОПовцы и молодежь из «Академии единоборств РМК» — это практически одни и те же люди, они вместе работают и тренируются, то есть одна смена ЧОПа просто вызвала на подмогу вторую. Дело было вечером, к ним присоединились и просто какие-то друзья-товарищи, среди которых были и личности и, мягко говоря, непрезентабельной внешности. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что дискредитирующих персонажей в эти дни хватало по обе стороны забора, в ютубе полно роликов, ярко иллюстрирующих этот факт.
Вопрос:
Почему нас не спросили? Власти приняли решение кулуарно и весь город поставили перед фактом.
Ответ:
В случае с Екатерининским собором власть как раз таки проявила аномальную восприимчивость и пошла на компромисс с уличными протестами, причём дважды. После историей с Площадью Труда был ещё 2016-й год, когда собор попытались построить на насыпном острове городского пруда, чтобы вообще никому не мешать. Сторонником «храма-на-воде» был даже Евгений Ройзман, но тем не менее волна протестов снова поднялась, активисты стали регулярно проводить акцию «обними пруд» — и к ним опять прислушались. Так что попытка заблокировать третью попытку строительства выглядела уже как прямая травля проекта и признак недоговороспособности со стороны протестующих.
Как вообще должен выглядеть диалог власти и общества? Для этого в любой стране существуют процедуры. И на муниципальном уровне главная такая процедура — это публичные общественные слушания. Окончательные решения на них не принимаются, но происходит тот самый диалог власти и общества, учитываются замечания, происходит голосование, результаты которого принимаются во внимание. Слушания по храму шли целых два месяца, с 14 декабря 2018 года по 15 февраля 2019-го, о новом проекте регулярно писали СМИ, шла мирная дискуссия. В голосовании приняли участие 3309 человек, 93 процента проект одобрили. Нынешние защитники храма в этой процедуре активного участия не принимали. Либо тогда их этот вопрос ещё не волновал, либо, вдохновившись своими прежними успехами, они решили, что последнее слово всё равно будет за ними.
Да, в России инструмент публичных обсуждений непопулярен, в том числе и потому, что чаще всего он лишь имитирует поддержку общественности. Но эта имитация возможна именно в результате пассивности людей. Сам же инструмент вполне эффективен: есть достаточно примеров, в том числе и в Екатеринбурге, когда в результате активной позиции граждан на нём решения выносились не в пользу застройщиков.
Моё личное мнение: если гражданское общество предпочитает уличные акции демократическим процедурам, то это лишь признак незрелости гражданского общества. Потому что улица — это крайняя, а не единственная мера воздействия общества на власть.
Вопрос:
Почему власти не дают провести референдум? Он бы всех устроил и всё бы расставил на свои места.
Ответ:
Во-первых, объявление референдума — это тоже процедура, причём непростая и эта непростота оправдана, поскольку иначе пришлось бы проводить референдумы каждый день и по любому поводу. В принципе, ничто не мешало протестующим собрать инициативную группу и подать заявку на референдум самостоятельно — закон это позволяет. Кроме самих граждан, инициировать плебисцит может «совместно представительный орган муниципального образования и глава местной администрации». То есть одной воли мэра тут недостаточно, нужно еще и согласие депутатов, которые тоже живые люди со своими представлениями о добре и зле. Да, наверное, если им скажут сверху, проголосуют, как надо. Но если ты поборник демократии, то как-то странно рассчитывать на авторитарные методы.
Во-вторых, референдум недешёвое удовольствие. В Екатеринбурге он обойдётся в сумму, на которую можно, например, построить ещё один детский сад, а их в городе не хватает так же остро, как церквей и скверов.
А в-третьих, это дорогое удовольствие тоже ничего не гарантирует. Если народ проголосует «неправильно», результаты референдума тут же будут поставлены протестующими под сомнение и противостояние продолжится.
Вопрос:
И что теперь делать?
Ответ (теперь уже мой личный):
Волшебного рецепта нет. С одной стороны, прикольно, конечно, когда рассерженные горожане побеждают инерцию властей. Но с другой — это будет ещё и победа одних граждан над другими, меньшинства над большинством.
Мне не нравится дух социального расизма, который в последнее время витает вокруг многих протестов такого типа. Его участники, похоже, и правда, верят, что активные люди творят историю, а тихое большинство — это пассивная масса, мнением которого можно пренебречь. Но среди сторонников храма хоккеисты Павел Дацюк, рок-музыкант Вячеслав Бутусов, Андрей Рожков и Сергей Исаев из «Уральских пельмений», врач Евгений Горенбург и много других достойных людей из Екатеринбурга, которые тоже имеют свою активную жизненную позицию, просто привыкли выражать её по-другому. Независимо от того, кто победит в этом противостоянии, лично мне не хотелось бы легитимизировать такие методы, потому что это значит, что завтра относительно небольшая группа активных людей может ещё что-нибудь навязать городу, региону, стране. А я не люблю, когда мне что-то навязывают.
Но вместе с тем я отдаю себе отчёт, что протест против храма — это не протест против храма. И даже не борьба за сквер. Это просто сублимационная воронка, сформированная хронически неэффективным политическим и социальным устройством (и это синдром не только чисто российский, взгляните на «жёлтые жилеты»). У людей, особенно молодых, крепнет ощущение, что от них ничего не зависит. Ощущение это, на мой взгляд, ложное, а социальный протест «скверного типа» больше похож на социальный каприз. Но иллюзии творят реальность, поэтому игнорировать их нельзя. С одной стороны, гиперопека государства, с другой, капкан социальных сетей — все это рождает острую потребность в правде и подлинности. И люди её ищут, как умеют. Но находят не там, где она есть. Спасибо за внимание.
Источник — Фейсбук Дмитрия Соколова-Митрича
