 |
| Православие и Мир | Наталья Костарнова | 11.09.2018 |
В России при поддержке фонда святого праведного Иоанна Кронштадтского действует около 70 реабилитационных центров для наркозависимых. Три из них — «Обитель исцеления» в Ленинградской области. Когда центры только строили, местные жители подняли настоящий бунт. Обвинили женщин-реабилитанток в краже токарных станков, не пускали даже в магазин, потому что боялись заразиться гепатитом. А теперь ребцентры, облагороженные самими обитателями, — украшение и гордость поселков, а труды их настоятелей помогли десяткам людей избавиться от зависимости и вернуться к нормальной жизни.
+ + +
Прийти в себя
— Недавно позвонила бабушка. Плачет: «Сын алкоголик, помогите». Спрашиваю у нее, сколько сыну лет. Отвечает: 60. Мы принимаем на реабилитацию, как правило, с 18 до 45, средний возраст наших благополучателей — 30 лет, но здесь не смогли бабушке отказать, постараемся как-то помочь, — рассказывает Алексей Лазарев, руководитель направления помощи наркозависимым Синодального отдела по благотворительности Русской Православной Церкви, пока мы едем в первый из трех центров «Обители исцеления».
По опыту многих лет Алексей знает: почти никто не приходит за помощью сам, почти никого не приводят жены или мужья. Плачут и просят за своих детей обычно матери.
Кирилл в «Сапёрном» всего две недели, сидит в комнате с четырьмя кроватями, за столом, уставленным иконами, и пишет что-то в большую тетрадь. Обратиться за помощью в «Обитель исцеления» его уговорила мама. Кириллу около 30 лет, 10 из них, со студенчества, он употребляет наркотики. Из-за зависимости он потерял работу, потерял жену, сделал ещё много плохого, о чем не рассказывает, и решил, что нужно меняться. После курса детоксикации Кирилл два месяца ходил в дневной стационар «Воскресенье» у Варшавского вокзала в Санкт-Петербурге, где вместе со специалистами — священниками, психологами, бывшими зависимыми — мотивировался и готовился. Отец Сергий Бельков рассказывает, что именно на этом этапе они «теряют много людей», в том смысле, что далеко не все решаются поехать на реабилитацию в центр.
Сапёрное
— Теряли бы меньше, если бы у нас были социальные гостиницы. Ребятам, которые приезжают из других городов, проще, они меняют среду обитания. А питерские после занятий в стационаре возвращаются в свои квартиры, к своей компании, — объясняет батюшка.
Ещё пять лет назад немногочисленный — всего 3 с небольшим тысячи человек — поселок Сапёрное Приозерного района Ленинградской области был закрытым военным городком российской армии, доставшимся ей от советской, а до этого — финской деревней Валкъярви, или Веняя Валкъярви, что переводится как «русское белое озеро».
Чтобы добраться до посёлка от Санкт-Петербурга, нужно ехать так долго, пока многоэтажки не сменятся полями, поля — соснами и пока по левую руку, в тех местах, где деревья растут реже, не покажутся серо-голубые полотна больших и маленьких озер. Здесь, при приходе Коневской иконы Божией Матери, в 1996 году настоятель храма отец Сергий Бельков открыл первый в Ленобласти церковный реабилитационный центр для наркозависимых.
Сапёрное
В Сапёрном тихо. Слышно, как ветер путается в макушках сосен. Только что закончилось отпевание, друзья и родственники покойного, кто с гвоздиками, кто с розами, постояли во дворе храма, переминаясь с ноги на ногу, и разошлись.
Реабилитантов, или братьев, как принято их называть, тоже нет. Они — всего 15 человек — поехали в соседний центр «Сретенское» репетировать спектакль. В доме остался только Кирилл. Сейчас он на первой стадии реабилитации, которую в православных центрах называют «прийти в себя». Кирилл и другие братья осознают, кто они есть, зачем живут, что для них действительно важно.
в «Сретенском» реабилитанты показывают спектакль «Муха-цокотуха»
Следующая стадия — «прийти к Богу», обрести веру и укрепиться в ней. На всё это, как правило, уходит год или полтора.
Дальше начинается последний этап реабилитации — возвращение к людям. Для этого придумали «дома на полпути» — социальные квартиры, где реабилитанты живут группами, самостоятельно, но под присмотром специалистов. Кириллу до такого дома идти ещё далеко.
— Бывает, подкручивает. Не физически, а мысли в голове всякие появляются: зачем я здесь? Надо ехать домой, устраиваться на работу. Но когда ты постоянно занят, трудишься, такие мысли улетучиваются. Сейчас всё хорошо, — уверяет он.
В «Сапёрном» столярный и слесарный цехи, пилорама, огород и большая ферма. Коровы, козы, свиньи, куры, утки не дадут заскучать. Реабилитанты сами делают масло, сыр, творог — для себя и на продажу, сами заготавливают для живности корм на зиму. Занимаются резьбой по дереву, вырезают рамки для икон. Есть даже те, кто иконы пишет. Многие из них здесь впервые берут в руки лопату или топор, забивают первый гвоздь. Вместе с настоятелем отцом Сергием братья читают Евангелие, ходят на службы. Разрушив всё, что имели, учатся созидать, трудиться и жить по заповедям Божиим.
Это вырезали реабилитанты
Реабилитация в центрах «Обители исцеления» бесплатная и добровольная. Вместо заборов из колючей проволоки здесь низенький частокол. Каждый, кто захочет, может даже не перепрыгивать его, а просто отпереть калитку.
Но как показывает опыт 20 лет, уходят только 20% реабилитантов. Остальные 80% возвращаются к нормальной жизни без наркотиков, многие остаются в качестве волонтёров и сотрудников.
Православные центры помощи зависимым вообще работают эффективнее: если после светских ребцентров выздоравливают только 1,5−3% нарко-, алкозависимых и игроманов, то после церковных — в среднем 50%.
Епископ Каменский и Алапаевский Мефодий — в 90-х он начинал церковную помощь зависимым в России — говорит: это потому, что Церковь в принципе имеет большой опыт работы с людьми в кризисных ситуациях.
— Когда человеку плохо, он приходит за помощью к Богу, приходит в Церковь. Что такое наркомания? Это болезнь. Ему надо помочь переменить образ жизни, мировоззрение и систему ценностей. На языке нашего богословия это называется покаяние. В этом отношении Церковь наиболее успешна из всех других систем помощи, потому что система покаяния, исправления мировоззрения и ума в Церкви развита максимально, — объясняет епископ.
Епископ Каменский и Алапаевский Мефодий
Прийти к Богу
В 15 километрах от посёлка Сапёрное строится «Сретенское», второй реабилитационный центр для мужчин «Обители исцеления». В скором времени помощь здесь смогут получить до 70 человек, а пока в двухэтажном деревянном доме вместе с настоятелем храма, отцом Василиском, живут 15 реабилитантов. Сретенские братья также трудятся на ферме, которую сами построили, работают в огороде и на пасеке. На деньги благотворителей они закупили оборудование для сыроварни, подготовили помещение. Осталось оснастить его, и можно варить пармезан, рикотту, моцареллу.
В «Сретенском»
Дмитрий Вторушин так и представляется — будущий сыровар. Для того чтобы освоить итальянские технологии изготовления сыров, Дмитрий ездил на обучение в Москву — такое было послушание. Несколько лет назад его, человека с «блатным» прошлым, смутило бы, что другие говорят ему, как и что делать, но сейчас «послушаться» привычно и понятно.
— Если в ребцентре будешь жить старыми установками и пользоваться лазейками, которыми пользовался для поиска наркотиков, никогда не изменишь свою жизнь, — объясняет Дмитрий.
Год назад он написал прошение остаться сотрудником «Обители исцеления». По заведённым порядкам, обращение рассмотрели и одобрили на братском совете, куда, кстати, не входят настоятели храмов. Теперь Дмитрий снимает квартиру недалеко от ребцентра, учится в Петербурге на логиста, у него есть большая «семья во Христе», он трудится, ведет активный образ жизни, причащается, старается быть отзывчивым, чему очень рад, и сам не верит, что ещё три года назад было по-другому.
— Мне 30 лет, сколько себя помню, я вел асоциальный образ жизни. В 14 лет на моем пути попались эти понятия, уличные правила, я об это сломал себе зубы. Я сам из Тюменской области, у нас другой менталитет. Большинство молодежи живет улицей. Я оказался в этой среде и горел ею. Жил беззакониями, попал в тюрьму, жил уже тюремными понятиями. Потом в моей жизни появились наркотики. Получалось так: освободишься, начнешь употреблять, потом надо добыть деньги на наркотики, украдешь — опять за это садишься. Продолжалось так долго, но в глубине души я знал, что есть другое назначение в жизни.
Дмитрий Вторушин
Отбывая последний срок, Дмитрий понимал, что рухнул на самое дно, всем телом чувствовал его шершавый бетонный холод. Ему нужно было выйти из одной закрытой среды в другую, чтобы не попробовать знакомый вкус свободы, так сильно перемешавшийся со вкусом и запахом наркотиков. Полгода вместе с мамой они искали центр, не обязательно православный, где были бы нормальные условия для реабилитации и социализации.
Каждый вечер перед сном он накрывался одеялом с головой, чтобы никто из сокамерников не видел, и своими словами просил: «Господи, я хочу измениться! Ну, помоги мне, сделай, чтобы было не так, как было».
В один из дней Вторушин, как обычно, стоял в курилке. По телевизору показывали новости, как раз сюжет про центры «Обители исцеления» — Бог услышал его неумелые молитвы, не иначе. Дмитрий загорелся мыслью попасть на реабилитацию, только ею прожил эти последние месяцы тюрьмы. Вышел и на следующий же день улетел из Тюмени в Питер, теперь стоит здесь, другой, счастливый, рассказывает о том, как будет варить рикотту.
— Я понял, что бросить наркотики — это пятистепенное. Самое главное — это понять Бога. Когда я верю в Бога, я не хочу ни наркотики, ни пить, ни жить нечестиво. Мне понравилось жить правильно. Почему я остался здесь? Посмотрите, здесь мало людей собралось, а проблема большая. Мне Бог помог, значит, и я должен помогать людям с такой бедой.
В «Сретенском»
Вернуться к людям
Если переплыть речку Веселая, которая начинается у озера Комсомольского и заканчивается рекой Вуоксой, из «Сапёрного» попадаешь в реабилитационный центр для женщин с суровым названием «Торфяное», по имени поселка, где он расположен.
Когда в 2007-м центр начинали строить, местное население подняло настоящий бунт. Прошел слух, что на 20 сотках, отведенных женщинам, организуют свинарник на 100 голов, что было бы физически невозможно. Люди протестовали, кидались камнями, грозили изнасилованиями и поджогами. Не пускали реабилитанток даже в магазин, боялись, что от одного этого на следующий же день заразятся гепатитом или подхватят ВИЧ-инфекцию. Отцу Сергию Белькову с братьями приходилось либо дежурить в «Торфяном», либо выезжать на помощь по первому звонку, попутно вызывая милицию.
— Две-три женщины, ну чем они угрожают? Пропал у человека токарный станок, он сказал, что эти женщины украли. Им что токарный, что слесарный, они в этом вообще ничего не понимают. Да и не поднимут они его, — рассказывает отец Сергий. — Потом местные стали наблюдать за нашими девочками.
Они видели, что девочки работают с утра до вечера, видели, как преображается территория. Однажды кто-то пришел: «Вашим наркоманкам есть надо!» — с тех пор кто капусту, кто свёклу принесёт.
Так потихоньку сердца их оттаяли.
Реабилитационный центр рассчитан на 18 человек, но сейчас здесь живут всего пять реабилитанток, две девушки-волонтёра и настоятельница, мать Николая. В «Торфяном» она 12 лет, с самого его основания. В кабинете отца Сергия есть тетрадь, куда они записывают имена всех, кто прошёл здесь реабилитацию, но общее их число мать Николая не вспомнит. Да и зачем это, если важна каждая спасённая душа. На людей она смотрит, как реставратор на икону. Главное — не навредить. Можно взять и сломать человека с самого начала, а можно собственным примером, как делает матушка, показывать, какой бывает жизнь, чтобы человек мог выбрать, хочет он так или по-другому.
— Я с ними тружусь на всех послушаниях, во всех молитвах с ними участвую, подготавливаю к исповеди и потихонечку начинаю с ними разговаривать. Почему они в эту беду впали? Потому что они не знали Христа и у них не было связи с родителями, у всех без исключения. Они никому не доверяли. Когда ты просто по любви начинаешь с ними говорить, они привыкают, оттаивают и доверяются, — объясняет матушка.
Были за эти 12 лет и те, кому помочь не получилось. Особенно мать Николая запомнила одну несчастную женщину. В центр берут реабилитанток до 40 лет, а ей в тот год уже исполнилось 42. За помощью обратилась её старенькая мать, страдающая онкологическим заболеванием, — плакала, умоляла взять дочь, говорила, что та не осознаёт, насколько ей нужна помощь. У самой зависимой была 18-летняя дочка, брошенная, тоже неблагополучная.
В «Торфяном»
Мать Николая просила ее остаться ради дочери, ради пожилой мамы, но бесполезно: «Не хочу оставлять наркотики, мне это нравится, мне нравится жить нетрезвой». Уговорами матушки и отца Сергия женщина продержалась в «Торфяном» несколько месяцев, потом уехала домой, продала дочкин ноутбук, чтобы достать наркотики, и умерла от передозировки.
— Мне очень жаль эту старушку и жалко эту женщину, но она не хотела. Сама не хотела. А у нас решёток нет, мы не тюрьма, — мать Николая обводит руками территорию «Торфяного», просторную, алую от подступающего заката.
Мать Николая
У 23-летней Саши тоже не было понимания, что такое семья. В первый раз она попробовала наркотики школьницей, а в 20 лет попала сюда. То было самое начало Рождественского поста. Тетя, сестра отца, выдвинула условие: или 12-шаговая программа в родном Красноярске, но тогда сразу поставят на учёт, или приезжаешь в Москву, потом в Петербург и делаешь, как скажут.
У Саши ясные серо-голубые глаза человека, который как будто не видел в целой жизни ничего плохого. Она говорит, что от молитвы лица и души светлеют. Даже у Тамары, учительницы допобразования, мамы четырёхлетней девочки и наркоманки с 10-летним стажем, хотя она здесь только две недели, лицо, взгляд, улыбка стали другими, чистыми. Саша не любит вспоминать, как принимала наркотики, а любит в Рождественский пост, когда на улице темно и холодно, забежать в храм и молиться, проговаривая текст по памяти, пока на каноне, как звёзды на небе, догорают свечи.
Саша
— Как это сказать-то? Наркотики — это же не самая главная зависимость. Здесь пришло понимание, что есть ещё много всего — зависть, гнев, и от своего гнева, от блуда убегают в наркотики. Мне кажется, у меня в семье не было лада, устроения, вот я и гуляла, попала в плохую компанию, — виновато улыбаясь, рассказывает Саша. — А здесь я поняла, какой должна быть настоящая семья: мать Николая нам как мама, а как папа — отец Сергий.
В «Торфяном» Александра четвёртый год. После реабилитации она жила от одного Великого поста до другого, говорила себе, что пора, но не уезжала. Саша не боится вернуться в мир, знает, что больше никогда не сорвётся, но здесь, с сестрами, так хорошо и мать Николая столько для них делает, что хочется ответить добром, послужить.
Правда, теперь уезжать действительно пора. В конце осени, даст Бог, Саша переедет в Петербург. Забрать её обещала мама, с которой она не виделась с тех пор, как уехала из Красноярска. Саша выучится на ветеринара, когда-нибудь создаст настоящую семью и по большим церковным праздникам обязательно будет приезжать в «Торфяное» к новым сестрам.
/p>
