 |
| Известия | Яна Лантратова | 25.07.2016 |
Среди уже названных Советом по правам человека кандидатур на пост детского омбудсмена — «доктор Лиза», она же исполнительный директор фонда «Справедливая помощь» Елизавета Глинка, директор Агентства социальной информации Елена Тополева-Солдунова, руководительница благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская и ответственная секретарша СПЧ Яна Лантратова.
Одной из вероятных кандидатур остается Яна Лантратова, которая уже долгое время занимается правами детей. О том, что она считает главной проблемой в защите детей и почему так тяжело бороться с истязаниями воспитанников в социальных учреждениях, Яна Лантратова рассказала обозревателю «Известий» Елене Лория.
— Как вы восприняли известие о том, что ваша кандидатура — одна из основных на должность детского омбудсмена?
— Для меня это большая честь и доверие, что СПЧ выдвинул мою кандидатуру. Но комментировать именно вопрос кандидатуры сейчас неправильно и некорректно. Во-первых, Павел Астахов еще никуда не ушел, никакой итоговый документ по нему пока не подписан. Во-вторых, все предложенные кандидатуры являются достойными — все они имеют опыт правозащитной деятельности.
— Вы не первый год занимаетесь защитой прав детей. С чего всё начиналось?
— Я из Санкт-Петербурга. Мы с друзьями систематически ходили в детские дома города. И всегда оставляли свой номер телефона воспитанникам детдомов, чтобы они могли посоветоваться, рассказать, что у них происходит, обратиться к нам как к старшим товарищам. И вот однажды мне позвонил один мальчик и сказал, что на следующий день у него будет заседание специальной комиссии, которая решит, дееспособен он или нет. И в соответствии с ее решением он должен был получить государственную квартиру.
— Это довольно редко происходит, насколько я знаю.
— Да, и это мальчик описал, как всё будет происходить: завтра его посадят в машину, там сделают укол аминазина и галоперидола, после чего, вероятнее всего, у него пойдет пена изо рта. В результате комиссия просто признает его недееспособным и лишит квартиры. По его словам, это совершенно не единичный случай, а система. И когда мы стали разбираться с этими вопросами, то поняли, что эта проблема есть в ряде регионов России.
— Чем закончилась история с мальчиком?
— С депутатами законодательного собрания мы съездили на эту комиссию и добились, чтобы мальчик получил квартиру. Нам с добровольцами удалось вернуть детям уже 37 квартир, которые у них недобросовестные чиновники хотели отобрать вот таким путем. Сейчас мы с правозащитниками разрабатываем поправки к законам, чтобы закрыть все лазейки, которые позволяют совершать такие дела.
— Но вряд ли махинации с квартирами для детдомовцев — это единственная проблема, с которой сталкиваются дети.
— Конечно. Мы с волонтерами создали систему мониторинга социального пространства на наличие правонарушений в отношении детей. И в общей сложности за годы работы нам удалось собрать данные о 63 фактах. Это и насилие, и педофилия, и отдельно от этой цифры — факты распространения детской порнографии. Мы передали эти сведения в правоохранительные органы. Причем речь тут не только о детдомах. С такими проблемами сталкиваются и обычные домашние дети — например, в соцсетях.
Были случаи, когда мужчина лет 50−55 назначал через интернет встречу семилетнему ребенку, приходил на нее, а там его встречали мы с представителями правоохранительных органов. А бывало, что на такие встречи педофилы приходили с медицинскими инструментами, в том числе для абортария, и с еще какими-то страшными атрибутами. Более того, нам удалось остановить некоторых людей, которые уже собирались ехать работать в детский лагерь вожатыми.
— Как вы узнаете, что в том или ином детдоме не всё благополучно?
— Это непросто. На официальных мероприятиях дети никогда не расскажут о том, что творится у них в учреждениях. Потому что дяди и тети из официальной комиссии уедут, а им потом жить дальше в этом детдоме или интернате. Поэтому плановые комиссии никогда не выявляют страшные случаи нарушения прав детей.
— Но ведь не все дети молчат. Кто-то ведь готов и рассказать?
— Очень часто на время приезда комиссии тех детей, которые могут что-то рассказать, просто увозят из детских домов или запирают в комнатах. Поэтому очень нужны и важны те активисты-волонтеры, которые систематически работают с детьми, а не просто приходят с книжками и подарками разово в детдом. Они закрепляются за этими учреждениями, занимаются с детьми, ведут программу по репетиторству, реабилитации, сопровождают ребят не только во время обучения, но и после выпуска из учреждения. Кстати говоря, бывшие сироты очень часто приходят в нашу организацию. Вот такие ребята и помогли нам выявить множество страшных историй.
— Каких, например?
— В данный момент у нас в разработке находятся 14 регионов России, где очень серьезно нарушались права детей. В первую очередь это история с Забайкальским краем. Когда нам сообщили о страшных фактах издевательств, я выехала в регион. Встретилась с волонтерами, детьми, бывшими воспитателями. Они рассказали, например, историю о том, как мальчика за кражу банана посадили в мешок, на ночь отнесли в лес, потом принесли, переодели в женскую одежду и всем интернатом били. Девочкам, которые защищали другого мальчишку, наливали горячий суп в руки и заставляли есть. Еще детям прижигали руки утюгами, подвешивали их вниз головой. Очень много было там страшных историй. Когда я приехала к этому детскому дому в Забайкалье, то увидела маленьких мальчиков, гуляющих вечером на улице совершенно одних. У одного из них был в руках нож. Когда я спросила, для чего это, они ответили: «Для самообороны». И рассказали об ужасах, которые творятся в детдоме.
— Что вы сделали после этого?
— Я вернулась в Москву, и мы на базе СПЧ создали рабочую группу, куда вошли представители МВД, прокуратуры, Следственного комитета, Минобразования, Минтруда. Затем подготовили группу из числа членов СПЧ и почти 50 чиновников различных уровней, которые выехали в Забайкальский край и проехали по всем детским социальным учреждениям. По итогам было возбуждено более 20 уголовных дел. Это было в конце 2015 года. Но мы выявили и другую страшную проблему.
— Может быть что-то страшнее?
— Да. Выяснилось, что многие детские учреждения, в том числе и Забайкальского края, находятся под влиянием криминальной субкультуры под названием АУЕ — арестантско-уркаганское единство. Это когда на зоне сидит человек, у него есть телефон и он может поставить своих «смотрящих», устанавливающих свои порядки. В том числе и в детских домах. И детей заставляют сдавать деньги на общак для зоны. А если они не сдают, то переходят в разряд «опущенных», над ними издеваются, у них отдельная посуда, столы. Мы узнали, что рядом находится многопрофильный лицей, в котором за полгода пять детей совершили самоубийства. Историю тихонечко замяли — сказали, что никакого отношения эти самоубийства к АУЕ не имеют. Хотя сами сотрудники нам сказали, что всё взаимосвязано.
Когда мы стали с этим разбираться, выяснилось, что АУЕ действует еще в 17 регионах. Среди них — Бурятия, Челябинская, Ульяновская, Тверская область, Ставропольский край, Московская область и другие регионы России.
Месяц назад мы с СПЧ приехали в Дагестан и в рамках недели общественного контроля организовали поездки по социальным учреждениям всего Северо-Кавказского федерального округа. По итогам в республике было возбуждено пять уголовных дел.
— Получается, проблема системная? Что-то можно с этим сделать?
— Да, во всех этих ужасных историях есть системная вещь. Понимаете, когда волонтеры занимаются просто гуманитарной помощью, помогают детям, всё нормально. Но как только доброволец начинает заниматься общественным контролем, на него оказывают очень серьезное давление. Были моменты, когда ребят пытались выгнать из вузов, с работы. Начинались проверки.
Мы стали смотреть, где проблемы. Оказалось, в ФЗ-212 «Об общественном контроле». И мы стали совершенствовать законодательство в этой области.
Кроме этого, мы проанализировали всю систему общественного контроля и стали расписывать пошаговую инструкцию с разбивкой по типам учреждений — что нужно делать и как поступать в тех или иных случаях.
Сейчас мы видим, что очень важно создать систему не только реагирования, но и профилактики. Чтобы дети не страдали.
