Как же можно с людьми не общаться?

Трудный путь молдавских верующих

- Владыка, у вас очень хороший русский язык, хотя вы родом из Молдавии. Ваша семья двуязычная?

— Русский язык я учил только в школе и когда поступил в семинарию, знал его, но не очень хорошо. Первое время даже бывало так, что быстро отвечал по-молдавски, чтобы преподаватель понял, что материал знаю, а после переводил.

Учиться мне нравилось. Слава Богу, семинарию окончил хорошо. Часть экзаменов сдавал без подготовки. Рад, что без подготовки нередко сдавал экзамены не я один. Так, среди ребят был у меня и один сильный соперник, для которого русский тоже не был родным языком. Сейчас он уже священник в Осетии, секретарь Владикавказской епархии — Савва Гаглоев.

— Вы росли в верующей семье. У вас с детства была тяга к служению?

— Ответом на ваш вопрос будут скорее не слова, а дела — ежегодно, Божией милостью, мною совершаются более двухсот литургий, служу практически ежедневно. Это свидетельствует о том, что богослужение для меня — не тяжелая обязанность, а истинная радость. Это основа всей моей деятельности, ее центр, все, что делаю, строится вокруг божественной литургии.

Желание стать священником было всегда. Но я рос во время, когда священническое служение — будем говорить прямо — было действительно опасным. И бывали сомнения — выдержу ли трудности, которые переживали многие пастыри.

Многое значит личный пример. Так, у нас был родственник, уже пожилой человек, бывший наместник монастыря. После закрытия он проживал в нашем в селе, у моих родственников. Жизнь батюшки вызывала восхищение. Он никогда ни на чем не настаивал, особенно в том, что касается духовного пути человека, он не заставлял нас молиться, но предлагал, всегда ссылаясь на святоотеческое наследие: «Так нас учили отцы». Всем нам передавался через него удивительный дух церковной, монастырской жизни. Конечно, уже в то время стал задумываться о монашестве, но я видел, сколько испытаний пришлось перенести этому человеку, и решился не сразу.

Кроме того, помню и пример родного отца, который уже в восьмидесятые годы пытался открыть храм в нашем селе. Позже, уже работая в архиве в Москве, я нашел документальные свидетельства этого. Естественно, некоторым людям не понравилось его стремление возобновить духовную жизнь в селе. У него были проблемы на работе. В общем, легко нам не было. Но Господь призывает всех нас идти тесным путем — только он спасителен.

«Молдавия жила в прошлом»

В Молдавии религиозный вопрос стоял очень жестко до самого конца восьмидесятых годов. Объяснить лучше на примерах. В то время прибыл в Молдавию митрополит Серапион, но владыку не встретили колокольным звоном, как-то положено по Уставу (в то время в Молдавии был запрещен колокольный звон). Архипастырь был удивлен и благословил к ближайшему воскресному дню, когда ему предстояло впервые совершать божественную литургию на молдавской земле, найти звонаря, чтобы Устав был соблюден.

С большим трудом благословение было исполнено: нашли одного старообрядца, который умел звонить. Митрополита встретили колокольным звоном, что произошло впервые за много лет. После службы владыка направился в архиерейский дом, и совсем скоро раздался телефонный звонок. Звонил уполномоченный по делам религии. Он в ярости потребовал:

— Так, дайте мне Фадеева!

— А у нас нет такого.

— Как нет? Приехал только что!

— Новый владыка?

— Это для вас он владыка, а для меня — товарищ Фадеев! Быстрее! — стал кричать уполномоченный.

Владыка взял трубку и спокойно ответил:

— Простите, но нормальный человек и грамотный чиновник сначала представляется, а не кричит, как вы. Я не могу с вами сейчас общаться, позвоните мне позже. В понедельник или во вторник я смогу вас принять.

Молдавские чиновники просто не понимали, что в Москве уже наступила иная эпоха в отношениях государства и Церкви. В Молдавии же в это время еще печаталась антирелигиозная литература — самый большой тираж пришелся на середину восьмидесятых. Молдавия жила в прошлом.

Приведу пример и из моей жизни. Однажды, в классе в четвертом или пятом, пионервожатая ударила меня по лицу за то, что у меня не было галстука (в молдавских селах подобные «воспитательные приемы» в то время были в порядке вещей). Случайно об этом узнал мой папа и спросил меня и моих друзей, не бьют ли нас в школе. Я ответил, что учусь хорошо, и меня так не учат, но случайно не удержался мой товарищ и спросил: «А как же пионервожатая?»

Пришлось сказать, что такое было, но не из-за учебы. Папа послушал, но ничего не сказал. А на следующий день пришел к директору школы. Через некоторое время вызвали и меня. Смотрю: директор и папа. Я немного испугался — думал, наверное, что-то натворил, а что — вспомнить не могу. Директор спросил, действительно ли меня ударили. Пришлось признаться. Пошли в класс, директор спрашивал уже у ребят, которые подтвердили.

Конечно, видя такое недоверие и пренебрежение к верующим, о священстве боялся даже мечтать. Но все равно хотел. Решил так: если Бог даст, стану учителем. Только после армии, когда ситуация в стране в целом поменялась, в 1991 году, окончательно решил, что буду священником и монахом.

- А как в армии относились к верующему молодому человеку?

— Никто и не знал, что я верующий. У меня крестик был зашит в кармане, молился я про себя по памяти, а вслух о вере не говорил.

Лишь за два или три месяца до ухода из армии я получил посылку, в которой были иконочки, крестики. Ее увидели. Но, слава Богу, отнеслись хорошо. Крестики и иконки я раздал сослуживцам. Шел уже 1991 год, отношение к Церкви изменилось, в обществе много говорили о вере.

Православный уклад

- Давайте вернемся к семейному опыту. У вас соблюдались церковные традиции?

— Да в нашей семье все соблюдалось довольно строго. Но таких семьей было много. Причащались мы раз в два-три месяца, но подготовка к причастию (говение) занимала не три дня, а неделю. И когда я в Москве увидел, что люди перед причастием держат пост всего три дня, был удивлен.

Строго держали Великий пост — на Страстной седмице в нашей семье пищу готовили без масла. Помню, пекли блины на печке, добавляли варенья или орехи и все.

Почти каждый день утром и вечером вся семья собиралась на общую молитву.

Помню, если кто-то из соседей или знакомых родителей заболевал, приходили к нам домой и просили меня или кого-то из других детей почитать за них Псалтирь. Считалось, что от детской молитвы человеку станет легче, потому что дети чисты и угодны Богу.

Родители часто брали нас в паломничества. Даже не знаю, где они деньги на поездки находили. В то время в Молдавии действовал один монастырь в Каменском районе — Жабский, и мы часто там бывали. Иногда выезжали в Почаевскую лавру.

Тогда я был еще мал, чтобы понимать смысл паломничества, но это было интересно, и в немалой мере выезжать из села считалось чем-то «престижным». Особенно памятным, конечно, является первое посещение Троице-Сергиевой лавры. Ведь во святом крещении меня нарекли Сергием. Мне было лет четырнадцать, когда я впервые увидел Лавру.

Из Молдавии в Москву

На жизненном пути Господь даровал много значимых встреч с замечательными людьми, которым я обязан очень многим. В Лавре нас принимал будущий епископ Бендерский, а ныне — митрополит Ташкентский Викентий, тогда простой священник. Когда я вернулся из армии, он уже стал архиереем. Был я знаком и с будущим епископом Единецким и Бричанским Доримедонтом, тогда — насельником Лавры преподобного Сергия. Именно этим людям я обязан поступлением в Ново-Нямецкий монастырь, а позже — направлением на учебу в Московские духовные школы.

- Вы принимали постриг в Молдавии, на последнем курсе Московской академии перешли на экстернат и вернулись трудиться на родину. Не жалко было несколько лет спустя оставлять Молдавию — и опять в Москву?

— Любое место, где ты трудился продолжительное время, оставлять трудно. Просто надо задать себе вопрос: «Ради чего я совершаю тот или иной шаг?» и дать на него честный ответ. Мне было ясно, что тогда нужно было оставить Молдавию и приехать в Россию. Да и кроме всего прочего — существует такое понятие, как необходимость. Это было моим послушанием — для монашества оно не обсуждаемо.

Митрополит Молдавский Владимир сообщил мне об этом назначении в мае, а я поехал только в декабре. Тогда преподавал в Тираспольском университете — трудно было расставаться с любимым делом. Первое время после переезда в Москву часто приезжал в Тирасполь, чтобы читать положенный курс. Удивляюсь, как митрополит Владимир меня вообще терпел.

Зачем гастарбайтеру священник?

— В Москве вы окормляли молдавскую диаспору. С какими трудностями приходится сталкиваться людям, приезжающим работать в столицу? В чем приходилось помогать?

— Основных трудностей две: работа и жилье. Кто-то приезжает на подготовленное место, а кто-то надеется устроиться «как-нибудь». Случалось, уже устроившимся на работу задерживали зарплату. Но ведь надо как-то жить. Люди приходили и просили помощи. Кто-то терял документы и просил посодействовать их восстановлению. А кому-то надо было помочь в изучении русского языка.

При любой встрече я говорил: чтобы стать своим для народа, на земле которого ты теперь живешь, нужно знать его язык, литературу, культуру, историю страны и города. Там где вы живете и трудитесь, необходимо соблюдать общественные нормы и законодательство, не совершать преступлений. А черпать силы на борьбу с искушениями нужно в храме, на исповеди и через причастие.

Очень скоро заметил, что людям, которые приходили в храм, легче было найти работу и жилье. Прихожане Новоспасского монастыря знали многих выходцев из Молдавии, уважали их и помогали, как могли. Так что я благодарен Новоспасскому монастырю за то, что он стал мостом между Россией и Молдавией, местом встречи, где мои соотечественники обретали близость Бога и, Его милостью, не были лишены поддержки ближних — разрешались самые насущные и, казалось бы, неразрешимые проблемы.

По рекомендации священников из Молдавии в Новоспасский монастырь приходили и глубоко воцерковленные люди.

Архиерейское призвание

- Кстати, как вы отреагировали на свое назначение архиереем?

— Чувствовал, что когда-нибудь этот момент наступит. Наступил он, когда митрополит Викентий предложил Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу рассмотреть мою кандидатуру для новообразованной Таджикистанской кафедры. И я уже готовился, старался наладить связи с диаспорой и с посольством Таджикистана. Но накануне заседания Священного Синода меня вызвал Святейший Патриарх и после беседы сказал, что назначение в Таджикистан отменяется и что более подходящим для меня местом служения ему представляется Урал. Сначала думал: может, ошибка? Но нет.

Не думал, что стану архиереем в России, но то, что скорее всего буду, — почти не сомневался. Да и многие знающие меня люди так думали. В семинарии и академии некоторые преподаватели даже полушутя-полусерьезно говорили: «Вы из Молдавии, вас надо строже спрашивать, вы ведь будущий архиерей».

— Это только в вас было заметно? Или другие будущие архиереи тоже бросаются в глаза?

— Все, с кем учился и о ком думал, что станут архиереями, ими и стали. Митрополит Антоний Бориспольский, епископ Амвросий Петергофский, епископ Роман Якутский, епископ Тихон Подольский.

Епископ — человек, который горит

— Думаю, что владыка Евгений, ректор Академии, давно для себя определил, кто кем станет. Деятельных людей, которые не будут стоять на месте, всегда видно. Епископами и должны становиться люди, которые горят, выделяются, находятся в центре внимания.

Для архиерея важно уметь собрать вокруг себя людей, каждого выслушать, постараться помочь, решить тот или иной вопрос, дать посильное поручение, проверить, справляется ли, поддержать. Нужно уметь разделять и боль, и радость, вникнуть в самые разные события.

— Архиерейское служение забирает очень много сил на разные формальные вопросы - бумаги, контроль. У вас остается время на себя? Книжку почитать хотя бы?

— Конечно, я же не только епископ, но и преподаватель Орского гуманитарно-технологического института и Оренбургской семинарии. Приходится много читать.

Почему с епархией сотрудничают

— С государственными структурами удается сотрудничать?

— Слава Богу, все хорошо. Здесь все одновременно просто и достаточно сложно: если будешь работать, и твоя работа заметна, приносит добрые плоды, то любому человеку станет интересно сотрудничать с тобой, иметь дружеские отношения.

Рад, что в нашей епархии отношения государственной власти, общества и Церкви носят именно дружеский характер. Плоды этой дружбы весьма значительны для многих, особенно тех, кто нуждается в помощи. Так, с конца 2012 года мы совместно с администрацией Орска обеспечиваем питанием ежедневно более сотни бездомных людей. А с этого года подобная служба организована еще в одном городе епархии.

Однако для меня важно совместно работать не только с государственными структурами, официальными лицами, но более всего — с духовенством епархии. Например, неоднократно на общие пожертвования священнослужителей приобретались подарки и вручались денежные поощрения многодетным семьям, матерям, которые в этом году родили двойняшек, парам, отмечающим юбилей свадьбы — 50, 40, 30 или 25 лет совместной жизни.

В Орском гуманитарно-технологическом институте, где я преподаю, а также в Гайском медицинском колледже нескольким лучшим студентам назначена архиерейская стипендия.

Не первый раз проводим образовательные Кирилло-Мефодиевские чтения на базе Орского института. Участие в них принимают десятки студентов, и за лучшие доклады также назначены почетные призы и материальные премии.

В школах после многих встреч с директорами и педагогами священникам позволили участвовать в родительских собраниях, отвечать на вопросы.

Разумеется, после всего этого с нами хотят работать. Кстати, нашем городе количество преступлений по сравнению с 2011 годом упало на двадцать процентов!

— Работа с тюрьмами тоже ведется?

— Да, есть священники, которые несут этот крест. Я сам стараюсь посещать такие места. Это служение мне знакомо еще со времени учебы в семинарии и академии, когда читал лекции в СИЗО Сергиева-Посада. Позже в Молдавии был настоятелем тюремного храма. Низкий поклон тем, кто там трудятся.

— На территории Орской епархии много мусульман. Какие отношения сложились?

— Спокойные. На все городские мероприятия приглашают священника и представителя традиционного ислама. У нас уже есть батюшки, знающие или изучающие таджикский, казахский или татарский языки.

Радует, что молодежь тянется к вере. В нашем институте учится немало ребят, этнических мусульман, которые с подобающим уважением и глубоким интересом относятся к Православию.

Дети и преподавание

— Смотрю, у вас широкий круг деятельности. Из того, чем вы занимаетесь, у вас есть любимое дело?

— Вообще, я люблю преподавать и заниматься с молодыми людьми. В нашей епархии работа с молодежью — важнейший приоритет. Проводятся многочисленные мероприятия: образовательные, игровые, спортивные. Организуются летние и зимние детско-юношеские лагеря, успешно ведет деятельность Православный центр для детей и молодежи при кафедральном соборе святого великомученика Георгия Победоносца. И это далеко не все, что мы стараемся делать для нашего юношества.

Вот, например, серьезная проблема: в одном поселке одиннадцатилетнюю школу преобразуют в среднюю на базе девяти классов, поскольку нет возможности финансирования. Я предложил директору школы, учителям, родителям и десятиклассникам, которых всего четверо, с 1 сентября переехать ко мне в дом, проживать и обучаться в нашей православной гимназии, расположенной рядом. По этому поводу встречался с администрацией района и поселка. Ждем решения по этому вопросу.

— А дом ваш позволяет поселить еще несколько человек?

— У меня четыре комнаты. Думаю отдать их ребятам и родителям одного из них. А сам, если будет тесно, куда-нибудь перейду.

С детьми

Отношения со священниками: взаимное доверие

— Приземленный вопрос: за счет чего живет ваша епархия?

— В основном на пожертвования от приходов. В сезон отпусков обычно взносы поменьше, чем в другое время. Священнослужителям тоже нужен отдых.

— У вас вообще сложились отношения с духовенством?

— Очень хорошие отношения. Многие священники приходят ко мне на исповедь, хотя у нас в епархии есть духовник. Если ко мне приходят, исповедуются и рассказывают о своих проблемах на приходе и в семье, то это говорит о многом! Значит, они мне доверяют, и я им доверяю. Я и сам без смущений иду на исповедь к нашим священникам.

Если батюшке, например, нужно ехать из Орска в Оренбург или в Москву и ему негде остановиться, он может приехать ко мне домой и ночевать. Если есть кусок хлеба — дам.

В свое время, будучи иеромонахом, без страха общался с архиереями. Это и владыка Верейский Евгений, и епископ Бендерский Викентий, Единецкий Доромедонт, Кишиневский Владимир и многие другие. А сейчас, став архиереем, стараюсь держаться с людьми так же, как они со мной. Самоотверженный труд священства достоин искренней благодарности. Благодаря им и существует наша епархия, ведь священник и паства составляют приход, а не церковное здание. Разве я могу их обижать?

Со священниками

Чтобы наказание было во благо

- В каких случаях по отношению к священнику следует проявить строгость - может, даже запретить в служении?

— Иногда приходится принимать строгие меры. В редких случаях наша дисциплинарная комиссия принимала строгие меры в отношении к некоторым священникам. Одного запретили за то, что не желал поминать за богослужением Патриарха Кирилла, не хотел видеть в нем отца. В другом случае поводом к строгому наказанию стало пристрастие к спиртному. Запрещали на небольшой срок: месяц, два, три. Все зависит от самого человека: если покается и станет лучше — срок наказания сокращаем.

Принимая любое решение, каждый должен ставить себя на место того, кого собирается наказать. Ты должен понять его боль и скорбь, помочь ему стать лучше, пусть даже и принимая строгие меры. Ведь Сам Господь обличал не только словами. Вспомните случай в Храме Иерусалимском, когда Он ревностно отстаивал чистоту Дома Божия.

Чтобы наказание пошло во благо, человек должен понимать: да, я это заслужил. Вел бы себя по-другому — все было бы иначе. И к этому надо прийти. Вместе с оступившимся человеком.

Церковь не забывает

— А с семьями духовенства поддерживаете контакты? На прошлом Архиерейском соборе Святейший предложил оказывать помощь семьям священников, оставшимся без кормильца. Как с этим обстоит дело в Орской епархии?

— Это решение на общецерковном уровне было принято Архиерейским собором в 2013 году, но подобная практика существует в нашей епархии с 2012 года. Ежемесячно овдовевшим матушкам мы выплачиваем по пять тысяч рублей. Они нам благодарны — для Орска это не такие уж малые деньги. Ну и, конечно, продукты и подарки к праздникам.

Считаю, что надо обращать внимание не только на матушек и священнослужителей. Важно объединить людей, чтобы они помогали тем верующим, которые когда-то были активными прихожанами, но сейчас не имеют сил добраться до храма. Мы должны показать им, что мы их любим, ценим, не забываем.

Надо быть в курсе того, в чем нуждаются верующие, каждый немощный человек. Следует узнавать это, прежде всего, у приходского духовенства, ведь наши батюшки причащают и соборуют на дому. Хорошо бы накануне праздников собраться по нескольку человек и приходить к немощным, помогать им, чем возможно: убраться в доме или приготовить им что-нибудь к празднику. А в самый праздник, конечно, поздравить.

«Как можно не общаться с людьми?!»

Еще раз подчеркиваю: это касается не только священнослужителей, на покое не имеющих сил для служения, и овдовевших матушек, но и всех верующих людей, которые были, но в силу обстоятельств перестали быть, активными прихожанами. Сейчас много говорят об общине. А как иначе объединить людей, как не через помощь друг другу?

— Вы сами с мирянами тоже общаетесь? Нужно ли это архиерею?

— Разумеется. Начнем с того, что эти люди содержат храм, иногда последнюю копейку несут. С какой же стати их обижать?

Ну как можно с людьми не общаться? Я этого просто не понимаю! Если ты архиерей, они к тебе обязательно будут подходить со своими вопросами. Лекции, встречи, проповеди, трапеза после службы — и всюду спрашивают, а ты отвечай и утешай! В этом — немалая часть всего архиерейского служения. Ты должен быть с ними.

Пока все можно.

— Есть в вашем служении что-то, за что вы боитесь?

— Я боюсь, что может наступить какой-то момент, когда буду вынужден честно признаться: у меня не получается. Или знаний не хватает, или возможностей, или власть не разрешает. Пока нам можно многое. Все смотрят, как там в Москве, все берут пример со столицы. Но нужно быть готовым и к тому, что наступит момент, когда скажут: «Вам сюда нельзя». Пока есть возможность, я буду трудиться. Пускают в школу — хорошо. В институте разрешают преподавать — замечательно. Общаться с людьми на стадионе — прекрасно. На хоккейную площадку в перерывах между периодами выходить и отвечать на вопросы — великолепно!

Когда родные плачут.

— А родные? Вы с ними поддерживаете отношения?

— Ну конечно, люблю маму и папу, созваниваюсь и общаюсь с ними! Правда, приехать они ко мне не могут — слишком далеко.

— Как они с самого начала перенесли расставание с вами - отъезд в Москву, а потом и монашество?

— Думаю, что они были готовы к моему выбору, особенно после того, как я был направлен учиться в Московскую духовную семинарию.

Помню, перед принятием монашеского пострига я написал на молдавском языке стихотворение, суть которого сводилась примерно к следующему: «Я был вашим сыном, но после монашеского пострига стану сыном Царицы Небесной. Благодарю вас за любовь, непрестанную заботу, самоотверженный труд и пример истинной христианской жизни, но теперь — я уже не ваш..» Годы спустя я нашел это стихотворение у родителей — даже сам плакал, его читая. Тогда подумал, что так не должно продолжаться. стихотворение лежало на видном месте и, как было видно, родители читали его каждый день. Я взял бумажку и бросил в печку.

Мои родители — глубоко верующие люди. Они радовались моему выбору, но не плакать было невозможно. Они скорбели и плакали.

— Спасибо вам за беседу!

— И вам спасибо за внимание.

Фото пресс-службы Орской епархии

http://www.pravmir.ru/episkop-orskiy-i-gayskiy-iriney-kak-zhe-mozhno-s-lyudmi-ne-obshhatsya/