 |
| Православие и Мир | Виктор Судариков | 20.08.2014 |
Почему человек приходит от атеизма к вере? Конечно же, путей-дорог много, но я могу ответить, опираясь только на свой опыт. В школьной и раннеинститутской юности я понимал мир атеистически, а к Церкви относился как к дремучему обману. Что для меня самого было решающим в полном переосмыслении ценностей и ориентиров? Сейчас, когда с того времени прошло 26 лет, могу сказать явно — три основных события, дела, явления:
Первое — интерес к древнерусской архитектуре и иконописи. Было никак невозможно совместить глубину и красоту древнерусских храмов и икон с атеистическим представлением о Церкви как о сборище вороватых попов, обманывающих всех остальных людей, желающих держать народ непросвещённым и темным.
Второе — это встреча с христианами, отношение которых — друг к другу, к окружающим, кардинально отличалось от того, что я видел в окружающем меня мире. Отношения душевного тепла, бережности, чувство святыни и совместное благоговейное служение: и друг другу, и всем окружающим, и главное — Тому, что (Кто?) выше их.
И, наконец, третье — это проповеди митрополита Антония Сурожского — в текстах и в записях, которыми мои друзья меня снабдили. В этих словах была невиданная до этого внутренняя сила, уверенность в духовной реальности и мудрая, радостная любовь ко всему мирозданию. И особенно поразила бережность и уважительность Бога, о Котором говорил митрополит Антоний, к человеку — такому, каков он есть — и возможность для человека вырасти в самую высокую меру. И это третье — полностью соответствовало первым двум.
И каждый раз, когда у меня возникало сознательное движение к Богу, — Он отвечал Сам. Думаю, так всегда бывает — делает человек шаг навстречу — Бог не медлит с ответом.
К чему я все это пишу? Сейчас во многих словах и текстах христиан звучит отношение к тем, кто их не понимает, кто в чем-то им противодействует, как к врагам, вредителям, «пятой колонне» и т. д. А когда говоришь о евангельском отношении к людям — отвечают, что «это все проповедь гуманизма».
И здесь, мне думается, есть некое очень глубокое заблуждение. Люди Церкви забывают о том, что Церковь — не некое человеческое сообщество со своими ценностями и приоритетами, не исторический клуб по интересам и не ролевая игра, но (простите за высокие слова) богочеловеческий организм, оставленный Самим Спасителем на Земле для того, чтобы творить Его дело по спасению мира.
Каждое, самое маленькое действие Церкви — миссионерское. Можно даже не учреждать специальных отделов и не назначать официальных ответственных, но только жить и относиться к другим в перспективе вечности, перед лицом Христа — и миссия будет совершаться.
Это совсем не значит, что преступников или отступников или просто ставящих палки в колеса надо поощрять, преступления не надо пресекать, а самим запереться в существующих храмах, чтобы никого не раздражать. Совсем нет.
Это значит, что требуется разделение грехов и грешника, поступков и человека, по каким-то причинам их совершающего.
Значит, выступая против бессовестного и злого поступка, даже пресекая его по возможности, надо понимать, что совершивший его — не враг, которого надо ненавидеть, а человек, ради которого пришел, был распят и воскрес Христос — и тогда мы сделаем все, чтобы «приобрести брата своего», сделать нашего врага другом Божиим. Это и есть то отношение к человеку, которое было показано Христом — готовым увидеть и исцелить даже того, кто желает ему зла. Христом, который говорит с теми, кого все презирают, и молится даже за Своих мучителей.
И это необходимо не только тому человеку, который может увидеть в нас братьев, а может — противников.Это необходимо и нам, для нашей вечной участи: «Если мы каждое мгновение жизни превратим в любовь к Богу и любовь к каждому человеку, нравится он нам или нет, близок он нам или нет — только тогда наша душа успеет созреть к встрече Господней» (митрополит Антоний Сурожский).
Возвращаясь к воспоминаниям, с которых я начал. Что бы было, если встреченные тогда мною христиане демонстрировали бы ненависть и неприязнь к неверующим, спорящим — а я тогда именно таковым и был? Не знаю. Думаю, что это вдохновило бы меня — тогдашнего — скорее на противодействие такой Церкви, чем на желание быть крещеным и причисленным к числу христиан. В лучшем случае занимался бы разве что защитой древних памятников от «церковников»..
Возвращаясь к воспоминаниям, с которых я начал. Что бы было, если встреченные тогда мною христиане демонстрировали бы ненависть и неприязнь к неверующим, спорящим — а я тогда именно таковым и был? Не знаю. Думаю, что это вдохновило бы меня — тогдашнего — скорее на противодействие такой Церкви, чем на желание быть крещеным и причисленным к числу христиан. В лучшем случае занимался бы разве что защитой древних памятников от «церковников»..
