Есть ли у детдомовца путь в жизнь?

Июнь — время выпускных. Первый рассвет новой жизни и все остальные так часто использующиеся штампы. Но выпускные проходят не только в обычной школе. В детских домах в июне точно так же — время выпускных. И если в случае со вчерашними школьниками слова про новую жизнь — это все же в некотором роде преувеличение, то в случае с выпускниками детских домов — это не просто слова. Их жизнь действительно меняется. О том, что ждет выпускников детских домов и как им помочь в первые трудные годы после выпуска рассказывает Александр Гезалов.

— Александр, расскажите, пожалуйста, куда выпускники детских домов идут дальше?

— Буквально на днях из детских домов России выйдет порядка 15 тысяч детей-сирот, которые пойдут в разные системы. В профессионально-технические училища — больше всего, крайне мало — в вузы, потому что совершенно к этому не готовы, имеют низкий уровень образования и низкий уровень мотивации.

Часто вся адаптация заканчивается этим устройством. Устроили их в ПТУ, ура!

Как человек, работающий в практическом поле, могу сказать, что это не «ура!».

— А почему? Ведь в ПТУ человек получает профессию и может работать по специальности после?

— После выпуска из детского дома рядом с выпускником фактически нет никого, кто мог бы в этот момент оказать поддержку. Психологическую, юридическую, нравственную и любую другую, которая позволит ребенку дожить до того момента, когда он почувствует, что может сам жить — самостоятельно и без пинка со стороны взрослых посещать занятия, утром вставать, контактировать с другими людьми, понимать, что не так, если кто-то его недолюбливает, и так далее.

Нельзя терять время. Если мы не поможем этому ребенку в этих точках риска в самый важный момент — то есть сразу же, когда он вышел из стен детского дома, то потом уже помогать будет фактически некому.

Я не говорю, что его не будет в живых, просто он не будет учиться. Человек фактически пробудет в учреждении, даже часто посещая занятия, выйдет с дипломом об образовании, которого нет. Опять мы получаем неконкурентоспособного специалиста, выпускника профессионально-технического училища или высшего учебного заведения.

— В чем главная проблема выпускников?

— У них нет индивидуального ничего. У них все общее. Очень важно вытравить у них вот это идиотское «мы». Человек должен отвечать за свои поступки. Он должен четко осознавать, что после выпуска уже не к кому будет обратиться и спросить, что делать. Как пел Цой: «Всё находится в нас».

— А что делают те выпускники, которые так и не смогли научиться самостоятельно посещать занятия и учиться, в общем и целом?

— Как ни странно, довольно часто через какое-то время дети сбегают обратно в свой детский дом, и тот их принимает, они там живут. Что касается детского дома, то это плохо, потому что половозрелые дети носятся по учреждению, курят, пьют, а младшие дети все это видят. Модель работы учреждения нарушается, потому что вмешиваются те, кто к нему уже никакого отношения не имеет.

— Это понятно. Так что же делать? Как помочь выпускнику? Ведь и в самом деле он попадает в среду, в которой ничего толком не знает?

— Я считаю, что для того чтобы адаптация была качественной и эффективной для детей, первые несколько лет (год-два-три) должны рядом быть люди не незнакомые, а люди, которые его знали, когда он был в детском доме.

Но такие люди чаще всего за ним не идут. Добровольцы остаются ухаживать за сиротами, которые находятся в детском доме, выпускник уже мало кому интересен. А ведь он наиболее подвержен всевозможным падениям и рискам.

Мы после выпуска получаем такого несмышленыша, у которого не отросли крылья. Мне недавно звонили из одного подмосковного московского колледжа, говорят: «У нас одновременно 300 выпускников детского дома. Мы не знаем, что с ними делать. Мы не справляемся, они не слушают, они нас посылают, они не учатся. Что нам делать?» И вот, ты начинаешь понимать, почему они сделать ничего не могут. Потому что прервана вот цепочка сопровождения, закрепления в сознании ребенка нормы, что он сам может, способен, должен, обязан учиться.

— А как вообще государство занимается выпускниками детских домов? Есть какие-то законы на этот счет?

— Законы по сопровождению, прежде всего, касаются одного момента. А есть ли у сироты жилье? На этом обычно сопровождение и заканчивается.

— Но вроде бы и верно. Есть жилье, в ПТУ поступил.

— Я считаю, что нужно интересоваться духовно-нравственным и психологическим состоянием человека. Как у него со стрессом, фобиями, переживаниями и так далее? С этим никто не работает.

Никакой системы помощи выпускнику детского дома, оказавшемуся в новых для него жизненных условиях, нет. Это приводит к тому, что мы теряем детей. Иногда и физически.

Никакой статистики о том, какое количество детей в жизни «закрепилось», у нас не ведется. И ответственности никто, естественно, не несет.

— А что, на Ваш взгляд, является основным, что должен осознавать выпускник?

— Для чего я живу? Куда я стремлюсь? Как мне взаимодействовать с другими людьми? Как мне искать ключи взаимодействия с другими людьми? Вот это самое важное.

Когда важные эволюционные процессы социализации в ребенке не происходят, это наиболее болезненно и наносит ему ощутимый урон. Вот это главное.

Застелить кровать, постирать носки или еще что-то — это не так важно. Можно быть вонючим и грязным, но стремящимся куда-то. А можно быть чистым и ухоженным, но полным овощем. Поэтому меня больше волнует система социально-психологической реабилитации.

Если взглянуть на европейский или американский опыт, то там не отпускают ребенка до тех пор, пока не увидят, что он начал самостоятельно думать, размышлять, саморазвиваться, саморефлексировать, то есть строить свою жизнь без посторонней помощи.

— Мне кажется, таким вещам можно «научить» только в личном общении, «с глазу на глаз», что ли. Нельзя же собрать 30 человек выпускников и провести им мастер-класс «Как понять, куда я стремлюсь»?

— Конечно. Я называю это «длинный доброволец» — человек, который будет с ребенком от точки входа в детский дом до его полной адаптации. Здесь требуется очень длительный период, знание всех особенностей сироты, всех его плюсов, среды, в которой он рос, и так далее. Пока мы не получим вот такого качественного сопровождающего сироту человека, мы будем иметь риски. Конечно, требуется вдумчивый подход к системе совместно с теми, кто помогает ребенку в рамках остальных учреждений адаптации и социализации.

Есть общественные организации, которые это делают, но их одна-две на всю Россию.

По-хорошему, это должна быть государственная система, потому что дети государственные. Они идут в государственные учреждения, поступают на государственное финансирование, и так далее. А потом, по моим подсчетам, порядка 7−10% детей встраиваются в общество через вот эти болевые шоковые терапии, как могут.

Все остальные могут где-то числиться, приезжать в детдом или еще куда-то, но они не социализировались, они ведут маргинально-криминальный образ жизни. Это уже знают многие.

Какой смысл этого финансирования и участия государства, если мы получаем такой результат?

— Что делают те общественные организации, которые сейчас работают с адаптацией, какие у них программы?

— Чаще всего они просто водят детей в театр, в кино, вовлекают в культуру, спорт, образование. В рамках этих институтов человека сопровождает общественная организация. Она является для него, как ему кажется, кормильцем и поильцем. То есть это и социальные службы, и примеры артистов, и так далее. Это филармония такая, куда приходишь, и там все эти услуги есть.

С одной стороны хорошо — ребенок имеет возможность все это получать. С другой стороны мы опять получаем ситуацию, когда человек выбирает эти услуги в рамках созданной системы.

Слава Богу, что это есть, потому что досуг, спорт, общение, литературный кружок, театральный кружок — конечно, все это развивает. Но все-таки надо, чтобы больше было интерактива, чтобы это было не в рамках одного какого-нибудь места и одного какого-нибудь субъекта или объекта, а чтобы это им воспринималось как пространство, в котором он будет жить.

Может быть, началом этого толчка будет такой общественный институт, как клуб выпускников детских домов, которые создаются. У меня самого был клуб выпускников детских домов.

— В прошлые выходные вы проводили «адаптационный лагерь для выпускников»? Вы там чем занимались?

— Мы, грубо говоря, давали «пинки». Первое — это по индивидуализации, потому что надо себя как-то личностно видеть. Второе — юридические вопросы. Оказалось, что ни у одного человека нет закрепленного жилья.

Объясняли, что такое семья. Моя жена проводила для них ролевую игру по утверждению основных понятий — о том, что у каждого человека есть семья, к чему она.

Приезжали люди, которые добились успехов в жизни, пройдя детский дом. Приезжали люди, которые не росли в детском доме, но добились успехов, пройдя от водителя машины до начальника, крупного руководителя в Москве. Он был где-то в каком-то регионе и прошел этот путь.

— А как-то можно понять эффективность этой работы? Мастер-классы о семье — это хорошо, но.

— Знаете, приведу конкретный пример, где эффективность проследить оказалось легко. Увидел у мальчика наколку. Если ее расшифровать, она означает: «Я сидел в тюрьме». Ребенок даже не знает, что это. Нет, он, конечно, знает, что это наколка, он как бы ею позиционируется перед другими пацанами. Я говорю: «Ты знаешь, что будет, если тебя зэк поймает с ней? Что он у тебя спросит? А тебя он поймает, потому что явно на запястье эта наколочка — один в 4-х стенах». Он мне на днях написал: «Как свести наколку?». Вот такой маленький пример.

15 лет назад, когда я начинал эту тему поднимать, вокруг все говорили: «Да чего? Да не надо, да хватит. Да у них всё есть». А сейчас многие начинают понимать, что нужна индивидуальная работа, один на один, глаза в глаза.

Я желаю этого всем. Главное, чтобы не только первого июня, в день защиты детей, такое желание было, а чтобы это было растянуто на весь год, и в будущем мы получали на выходе готового гражданина.

Беседовала Ирина Кислина

http://www.pravmir.ru/vypusknik-detskogo-doma-dolzhen-chetko-osoznavat-kuda-on-stremitsya/