 |
| Православие и Мир | Иеромонах Макарий (Маркиш) | 05.02.2013 |
Тема информационной войны и антицерковной кампании стала одной из центральный в докладе Святейшего Патриарха Кирилла на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви. Об информационной ситуации, задачах и формах православной журналистики, миссионерства, и дорогих иномарках у священников в интервью Правмиру рассказал руководитель службы коммуникации Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
— Отец Макарий, замечали ли вы в последние месяцы рост антицерковных настроений?
— Можно ограничиться коротким ответом: не замечаю. Но в таком ответе не будет даже попытки проанализировать ситуацию, понять, что же на самом деле происходит во взаимоотношениях общества и Церкви. Многие сейчас говорят о противостоянии, что, на мой взгляд, неверно.
Противостояние бывает между двумя группами, а наше общество по отношению к Церкви состоит не из двух, а из трех различных групп:
— тех, с кем у нас есть достаточное взаимопонимание;
— тех, с кем взаимопонимания нет и не предвидится (помните, Герцен в «Былом и думах» цитирует Белинского: «Что бы вы ни сказали, я все равно с вами не соглашусь»);
— тех, кто способен к взаимопониманию, но не достиг его в силу тех или иных причин, объективных и субъективных.
Эта последняя группа, бесспорно, составляет подавляющее большинство нашего народа. О ней наша боль, ради нее мы и трудимся на общественном поприще.
Церковь врата ада не одолеют, что еще раз показала история России в прошлом веке. Тем более не может ей навредить небольшая группа невежественных хулиганов, публикующих что-то в интернете в стиле желтой прессы. Но, безусловно, эти публикации вносят смуту в сознание людей из самой многочисленной, нейтральной, группы.
Когда человек, далекий от Церкви, весь день смотрит телевизор, слушает радио, сидит на интернет-форумах, и в течение года отовсюду несется ругань в адрес Церкви, он волей-неволей воспринимает эту информацию, и она отравляет ему душу. Плоды такого воздействия можно сравнить с последствиями курения.
Если молодой человек или девушка начинает курить, не значит, что завтра у них обнаружится рак легких, а послезавтра их вынесут ногами вперед. Но через два-три года у них неизбежно снизится выносливость, нарушится дыхание, а девушка еще и столкнется с большими медицинскими проблемами, когда забеременеет. Я уж не говорю о здоровье ребенка, рожденного курящей женщиной.
Любой врач вам скажет, какой страшный вред наносит здоровью курение, но мы — не врачи, не сталкиваемся ежедневно с этим — на остановке или в кафе дым коромыслом, а люди замертво не падают. Так и с противоцерковной деятельностью последнего года. Она недостаточна мощна, чтобы мгновенно причинить вред обществу, но потихонечку общество подтачивает, поэтому мы должны с ней бороться.
— Вы имеете в виду борьбу словом?
— Естественно, я не к мордобою «стенка на стенку» призываю. Третья группа населения, о которой я сказал, ждет от нас слова истины. Вопрос в нас — сможем ли мы ее донести?
На фестивале «Вера и слово» Владимир Романович Легойда сказал, что у нас есть замечательное преимущество перед светскими журналистами, так как мы приобщены к Церкви, а в Церкви истина. Красиво, но по сути не совсем точно. Факт приобщения к истине даже спасения души не гарантирует, так как если человек приобщился к ней умом, это еще не значит, что он живет в соответствии с этой истиной.
Но Владимир Романович говорил о журналистике, и нас с вами сейчас интересует информационная политика. Так вот, из того, что журналист воцерковлен, еще не следует, что он умеет доносить истину людям, далеким от нее, но задумывающимся о смысле жизни. А в этом, на мой взгляд, и заключается основная задача церковной журналистики.
Святейший Патриарх Кирилл постоянно напоминает, что сегодня надо идти навстречу людям. Это относится как к рядовым прихожанам — нельзя замыкаться в приходе, даже не пытаясь рассказать о Христе соседям по дому, сослуживцам, попутчикам, — так и к церковным СМИ. Можно издавать прекрасную газету, открывать сайты, но это еще фаза прихода. А нужен выход в мир.
— У вас уже есть положительный опыт?
— Правильнее назвать это первыми шагами, и мне трудно пока судить, насколько они эффективны. Но я постоянно поддерживаю связь с двумя-тремя районными газетами — у нас в городе таких газет несколько десятков, и люди их читают. Даю интервью, пишу статьи, что-то они печатают, хотя не все. Уже какая-то связь с миром.
Правильно было бы, на мой взгляд, созвониться со всеми главными редакторами, представиться, сказать, что хочу побеседовать, объехать все районы. Пусть в двух, трех, пяти газетах не захотят даже разговаривать со священником, но кто-то же и проявит интерес. Возможно, если бы я проехал по всем редакциям, интерес бы углубился и расширился. Рассылку я делаю всем, но боюсь, что во многих местах она сразу идет в корзину.
Второй путь — газеты более крупного масштаба: городские, областные. Нужно публиковать в них православные материалы в виде вкладок. При нынешней технике это несложно, но отчасти упирается в финансы, а, главное, требует усилий, которые мы пока приложить не можем.
— Наверное, в интервью и статьях для светских газет вы подбираете другие слова, чтобы ваш язык был понятен нецерковным читателям?
— Если мы в новостном формате сообщаем о строительстве храма, путешествиях, то это всем понятно — новостной язык более-менее универсален. А вот когда речь идет об элементах духовной жизни, церковного учения, то, конечно, надо подавать материал совсем по-другому.
Церковный материал в светском издании — проповедь, и она должна быть понятна всем читателям, независимо от того, знакомы ли они с Евангелием, насколько воцерковлены. На самом деле и проповедь с амвона многие прихожане гораздо лучше воспринимают, если священник говорит простым языком, приближенным к повседневной жизни. Еще покойный Патриарх Алексий советовал духовенству в проповеднической деятельности отходить от стереотипов прошлого.
Все вроде с ним соглашались, но. Приведу пример из семинарской программы. Во всех семинариях изучают гомилетику — искусство проповеди. В учебнике гомилетики за образец даются великие проповедники прошлого: Димитрий Ростовский, Феофан Прокопович. Они, безусловно, были таковыми, но сегодня их наследие представляет интерес для филологов, историков Церкви, а с точки зрения обучения будущих священников проповеди ценность этого наследия равна нулю.
Мы почитаем святителя Иоанна Златоуста как одного из отцов Церкви, но и его проповеди, беседы на Евангелие воспринимаем иначе, чем его современники, которые бегали за ним тысячами, записывая каждое слово. Если сегодня проповедник станет наизусть цитировать Иоанна Златоуста, за ним не побегут — кардинально изменился информационный фон.
Поймите меня правильно — для человека воцерковленного, тем более священника, очень важно читать святых отцов. Это помогает глубже понять смысл нашего вероучения, догматов. Но мы сейчас говорим о том, что надо донести этот смысл представителям нейтральной группы — людям, далеким от Церкви, но не враждебно настроенным к ней. Эта задача в равной мере стоит и перед священниками, и перед православными журналистами. И ни тем, ни другим для ее решения язык святоотеческой литературы не подойдет.
— Вы считаете, что надо по-новому составить курс гомилетики?
— Да, мне кажется, его надо приблизить к современности. В Ивановской семинарии гомилетику изучают по общей программе, утвержденной Учебным комитетом Русской Православной Церкви. Но ректор, игумен Герман (Дворцов), понимает проблему и ввел правило — после вечерних молитв один из студентов выходит и говорит проповедь, а дежурный священник выставляет оценку. Всего второй семестр проводится этот эксперимент, и уже видны положительные результаты.
После того, как семинарист произнес проповедь, можно сразу ее прокомментировать: здесь ты ошибся, здесь удлинил, а здесь усложнил. И все замечания ребята воспринимают адекватно.
— А есть сегодня проповедники, с которых можно брать пример?
— В первую очередь я бы, конечно, советовал всем учиться проповеди у Святейшего Патриарха. По возможности включайте телевизор, когда идет «Слово пастыря» — чего проще? Удивительное единство формы и содержания — глубоко и красноречиво.
Могу вспомнить и митрополита Илариона (Алфеева), и протоиерея Всеволода Чаплина, и протодиакона Андрея Кураева, и профессора Осипова. Тоже прекрасные проповедники, каждый по-своему.
Опять приведу пример из Ивановской семинарии. Я веду там курс миссиологии, отдельно для очников и заочников. Очники в большинстве — вчерашние школьники. Им надо больше рассказывать, делиться впечатлениями — опыта жизненного у них еще нет. Заочники — это либо священники, диаконы, либо взрослые люди, имеющие жизненный опыт и готовящиеся к рукоположению.
Для заочников я часто подбираю аудиозаписи лекций и диспутов, которые есть в интернете, например, диспут протодиакона Андрея Кураева на радио «Свобода» с Андреем Ерофеевым, осужденным по делу о выставке «Осторожно, религия». Запускаю запись, сидим, слушаем, в какие-то моменты останавливаем и разбираем.
Разбираем диспут не с точки зрения идей — тут у всех единая позиция, — а с точки зрения умения вести дискуссию, выражать свои мысли, аргументировать свою точку зрения. Так же анализируем телепередачи, в которых священнослужителям приходилось дискутировать с людьми нецерковными.
Для сегодняшнего миссионера проповеди древних отцов — «школа сухого плавания»: польза от них невелика. А море с волнами — теле- и радиодискуссии православных людей с нашими оппонентами, у которых тоже есть чему поучиться, даже если они враждебно настроены к Церкви. Разумеется, в плане ведения дискуссии.
— Да, от умения аргументировать позицию тоже зависит, на чьей стороне будут симпатии зрителей, которые не в теме.
— Совершенно верно. Могу привести аналогию с театром. По ходу пьесы Гамлет и Офелия разговаривают друг с другом, но актеры, исполняющие их роли, на самом деле со сцены обращаются не столько друг к другу, сколько к зрителям. Так и в журналистике — друг с другом мы разговариваем или с оппонентами, мысль свою доносим в первую очередь не до собеседника, а до читателя, зрителя, слушателя.
Наивно думать, что в наших силах переубедить оппонентов, враждебно относящихся к Церкви. Их только Господь может вразумить, на что мы, конечно, должны уповать — Господь любит каждого человека и каждому желает спасения. Но человеческие силы ограничены, и идейного антиклерикала с помощью аргументов не переубедить.
А для людей, пусть даже под воздействием информационных скандалов относящихся к Церкви с недоверием, но не решивших все для себя заранее, готовых разобраться, услышать другую точку зрения, аргументы спорящих сторон важны. К ним, а также к тем, кто пока просто не задумывался о Боге, о Церкви, мы и обращаемся. И не только когда спорим с оппонентами, но и когда беседуем с единомышленниками. Раз беседа проходит в публичном пространстве, это уже не междусобойчик, а обращение к аудитории.
— Не кажется ли вам, что в таких спорах много агрессии, обеим сторонам часто не хватает выдержки?
— Я не знаю, что происходит в душе другого человека, если он не исповедуется у меня. Могу отвечать только за себя. Если я обращаюсь к аудитории, разговариваю так, чтобы услышал «зал». И уровень моей «громкости» определяю с точки зрения доходчивости до аудитории. Кто-то из оппонентов не преминет увидеть в некоторых моих заявлениях агрессию, но я не имею права все время держать в уме их реакцию. Агрессивно ли мое выступление, я оцениваю не по его эмоциональности, а с точки зрения здравого смысла.
Когда православный публицист или просто публичный человек начинает спорить с оппонентами в извиняющемся, а то и заискивающем тоне, это никуда не годится. Ответ получается невнятным, до людей не доходит, позицию Церкви скорее ослабляет и уж точно не укрепляет.
К примеру, не надо называть бульварную шантрапу и бездельников оппозицией — это плевок в лицо депутатам от оппозиционных партий и неуважение к их избирателям. Я стараюсь называть вещи своими именами, понимаю, что порой мои слова звучат резко, многим — особенно тем самым бездельникам — не нравятся, но на самом деле это не бесконтрольная эмоциональность, а правильный язык для обращения к массовой аудитории.
В других ситуациях можно выразиться мягче, в более спокойном тоне, но именно потому, что в этих ситуациях людям понятнее будет такой тон. В каждом конкретном случае надо искать нужную тональность.
— Не даем ли мы сами козыри оппонентам, когда священники ездят на дорогих иномарках, попадают в скандальные истории?
— Тут и спорить не о чем — даем. Возьмем абстрактный пример. Нескольким так называемым журналистам закажут пасквили на некоего Ивана Ивановича Иванова, о котором никто из них понятия не имеет. Заплатят, обратят внимание на какие-нибудь неизбежные изъяны — скажем, излишнюю полноту, шрам на щеке, нечищеные ботинки, — и каждый из пасквилянтов начнет профессионально делать гнусную карикатуру на Иванова.
На самом деле Иванов — обычный человек. Виноват ли он, что стал находкой для пасквилянтов? Думаю, доля его вины в этом есть — ботинки уж точно мог бы почистить. По аналогии и священник, который ездил пьяным на машине, виноват — надо было Церкви раньше обратить на него внимание и подвергнуть дисциплинарному взысканию или еще как-то отреагировать.
Что касается священников на дорогущих иномарках, то я помню, как много лет назад где-то на Дальнем Востоке правящий архиерей приказал всем священнослужителям продать иномарки (у кого они были) и приобрести отечественные машины. Жестко, авторитарно, но, на мой взгляд, правильно.
У меня «Ауди» 1987 года, механик говорит, что лучше бы я на ней дальше двора не выезжал, но если бы завтра наш владыка издал такой указ, я ее тут же сдал бы в металлолом и стал ездить на автобусе.
Не утверждаю, что все архиереи должны в приказном порядке пересадить духовенство на отечественные машины, но очевидно, что большее внимание к жизни епархии со стороны правящего архиерея необходимо. Как в сегодняшней реальности осуществить его на практике — другой вопрос.
— Вы согласны, что священник на дорогой иномарке многих соблазняет?
— На сто процентов. Вспоминаю, как покойный Патриарх Алексий II на одном из епархиальных собраний сказал: «Достаточно выйти из этого зала и взглянуть на то множество дорогих иномарок, на которых приехали на это собрание клирики и старосты храмов. Для людей обездоленных это никак не служит миссионерской проповедью». Мягкий намек, но спорить с ним просто глупо. Сам имел возможность убедиться в правоте слов покойного Патриарха.
Бывает, на улице я подхожу к молодежным компаниям, вступаю с ними в беседу, иногда зацепляю их, иногда они меня. И вот однажды я разговорился с группой ребят и через несколько минут услышал, как кто-то сказал: «Там в монастыре вообще полный беспредел..».
Он не ко мне обращался, а к своим друзьям, но говорил громко, и я услышал. А я в то время как раз жил в том самом монастыре, о котором шла речь. Подошел к парню и спросил, почему он так говорит. «Как, батюшка, вы не знаете? — изумился он. — Недавно прохожу мимо монастыря, открываются ворота, выезжает крутейший джип, а за рулем этот самый. бородатый..».
То есть для паренька сам факт, что выехала дорогая машина со священником за рулем, свидетельствовал, что в монастыре происходит незнамо что. Заметьте, поделился он этим не с ненавистью, а с сожалением.
— Значит, не всегда жесткие слова о современной церковной жизни вызваны враждебным отношением к Церкви? Создается впечатление, что некоторые критикуют Церковь именно потому, что хотят видеть в ней нравственный авторитет, и бывают разочарованы, когда сталкиваются с несоответствием некоторых священников и мирян этому авторитету.
— Я не сомневаюсь, что у многих людей есть именно такой запрос — видеть в Церкви нравственный авторитет. Каждый христианин должен быть внимательней к себе, анализировать, в чем лично он не соответствует этому запросу. Конечно, все можно довести до абсурда — кто-то упрекнет меня, что я, монах, хожу в кожаных ботинках, а не босиком. Но какую-то меру надо соблюдать.
Возвращаясь к автомобилям, вокруг которых больше всего шуму. Если кто-то скажет, что когда священник ездит на машине, он демонстрирует социальное неравенство, это будет глупостью — по статистике больше половины российских семей имеют автомобили. Но если машина священника стоит пять миллионов рублей, этот упрек уже не будет глупостью.
И Господь наш Иисус Христос, и апостолы, и святые отцы говорят о том, что проповедовать Христа мы должны не только словом, но и личным примером: делом, обликом, образом жизни.
— В результате антицерковных акций и публикаций многие заговорили о гонениях на Церковь. Нет ли в этом преувеличения?
— Это неверно с церковно-исторической точки зрения. Гонениями на Церковь всегда назывались физическое насилие и физическая агрессия по отношению к Церкви со стороны тех, у кого есть власть. Гонения в условиях благожелательного и дружественного отношения власти — нонсенс. Никаких гонений на Церковь сегодня, конечно, нет, есть информационная война. А война подразумевает столкновение равных сил.
Эта война может и должна стать инструментом миссии по отношению к тому большинству, которое в ней не участвует. А станет ли, зависит от каждого православного человека.
Беседовал Леонид Виноградов
