 |
| Православие и Мир | 11.01.2013 |
Вопрос Достоевского о том, стоит ли слезинка ребенка всех благ мира сейчас часто вспоминают в связи с законом Димы Яковлева. Откуда берутся сироты в детских домах? Как образовалась эта система? Она развилась в России не после войны, как принято думать, детские дома понадобились для сирот при живых родителях, детей врагов народа. Тогда же была придумана практика смены имени и тайны усыновления. Исторические документы об этом периоде сейчас не популярны, но один из них случайно попал сегодня мне в руки. Я разбираю записи семейного архива, читаю то, что написал мой дед, арестованный в 1937 году. Одна из записей посвящена малоизвестному историческому событию — детскому бунту в Свердловске 1937 года…
С июля 1937 в Свердловске усилились аресты. В тюрьмы стали поступать жены арестованных, их брали чуть позднее мужей. Детей отдавали родственникам или помещали в детские дома при живых родителях.
В начале сентября в теплый солнечный день в нашей камере были открыты все окна. Вдруг с улицы стали доноситься голоса плачущих детей. Все насторожились, стали прислушиваться. Плач, сначала тихий и слабый с переливами голосов, стал разрастаться, переходя в душераздирающий, полный отчаяния вопль с причитаниями и жалобами. Камера замерла. По безотчетному внутреннему чувству поняли, что этот плач касается многих.
Детские рыдания смешивались с уличным гулом, но время от времени выделялись отдельные голоса. Вдруг кто-то вскрикнул: «Это голос моей Наденьки. Точно — ее!» Кто-то вздохнул. Все стояли молча с побелевшими лицами, в потемневших глазах были беспомощность, ужас и растерянность. В каждом занозой сидела тревога о своем ребенке. Я и Алеша были моложе всех, семьи не имели. Нам оставалось только переживать за других, больно было видеть страдание людей.
А плач не унимался. Множество детей стояло у ворот тюрьмы и плакало горькими слезами. Мы знали, что в женской камере, с которой мы перестукивались, находятся матери этих детей. И вот когда детский плач достиг стен женской камеры, оттуда послышались крики, стук и топот. Началась суматоха. Женщины стучали в двери, требовали начальника тюрьмы. Несколько женщин дошли до обморочного состояния, их приводили в чувство, кто-то завыл в голос, кто-то судорожно рыдал. До нас доносились женские крики:
— Я не могу без него! Помогите, что это за жизнь такая?
К этому моменту все уже поняли, что у ворот тюрьмы собрались дети, оставшиеся без отцов и матерей. Перед тюрьмой стояла толпа детей разных возрастов, они плакали и завали своих родителей. В своей камере мы вставали друг другу на плечи, чтобы дотянутся до окна.
По тюрьме пополз слух, будто детей кто-то организовал. Но на самом деле все произошло стихийно. Детей оставшихся без родителей, набиралось слишком много, куда же им было еще идти, как не к тюрьме, они пришли в надежде увидеть папу и маму. Дорога от дома до тюрьмы каждым из детей была исхожена. Каждый пришел сам, и они молча стояли поодаль друг от друга, с волнением и замиранием сердца ожидая неизвестно чего. Стояли и молча смотрели на ворота тюрьмы, потом какой-то мальчик не выдержал и крикнул «Мама!»
Все было очень просто, «детский бунт» случился в начале сентября, 1 сентября этим детям в первый раз нужно было идти в школу без родителей. Старшие, наиболее предприимчивые рассудительнее дети после долгих метаний в поисках защиты своих прав потянулись к тюрьме, за ними пошли и младшие. Голос, назвавший имя самого дорогого человека послужил толчком к цепной реакции. Сотни детей закричали и заплакали. Эхом отвечали им матери из женских камер.
Дети по своей доверчивости ждали открытия ворот, а ворота не открывались. Администрация тюрьмы растерялась, не зная, что делать. На шум вышел весь женский персонал тюрьмы, чтобы развести детей по домам, уговаривали, стыдили, ругали. Успокаивали. За женщинами шли мужчины. Рассеянные в детской толпе сотрудники тюрьмы собирали вокруг себя группы и увлекали детей за собой. Одну из групп возглавляла молодая надзирательница, ее ласковый и спокойны голос привлекал детей, в нем чувствовалась теплота, дети пошли за ней. Послышались вопросы, надзирательница на них отвечала. Странно было видеть, чтоб в 1937 году кто-то говорил так с детьми врагов народа. Услышав ласковый голос, дети потянулись к женщине. Два заплаканных мальчугана, по виду — братья-погодки слушали надзирательницу с разинутыми от внимания ртами. Они надеялись услышать от нее, когда можно будет увидеться с родителями. Маленькая девочка, плача, говорила, что ее обманули, и она хочет к маме. Надзирательница отвечала, что маму ненадолго взяли на работу, и она вернется, скоро, скоро.
Толпа разделилась на ручейки и вскоре площадь была совершенно пуста. У надзирателя-мужчины была другая тактика: «Это не улица Ленина, идите туда, туда, там вам скажут, как увидеться с родителями». От тюрьмы до конца площади 1905 года было пять минут хода. Но для того, чтобы увести детей, оттеснить их на улицу, сотрудникам тюрьмы понадобилось больше получаса. На другой день дети снова пришли к воротам тюрьмы, но их было меньше и увели их быстрее.
Я запомнил этих детей на всю жизнь. Сколько детских слез пролито было по всей России?
Н.
