Как подать милостыню, чтобы не быть обманутым?

Куда, как не в храм, чаще всего обращаются за помощью, и кто, как не настоятель храма в центре столицы, обладает обширным опытом общения с нуждающимися и обманщиками? Наши сомнения мы адресовали протоиерею Максиму Козлову, настоятелю домового храма мц. Татианы при МГУ им. М.В. Ломоносова.

Дайте попить, а то так есть хочется, что переночевать негде

— Есть категории людей, которые регулярно обращаются в церковь. Первая и самая обширная — пишущие из мест заключения. Уж не знаю, как они узнают адреса храмов: есть ли доступ в интернет в колониях или справочники соответствующие с организациями, но мы регулярно получаем письма с трогательными повествованиями.

Здесь нужно соблюдать определенные правила безопасности: вступать в переписку с заключенным, давать личный адрес или адрес, так или иначе ассоциирующийся с храмом, не очень правильно: никогда не известно, насколько решительно человек встал на путь исправления, несмотря на то, что он о себе пишет. Если описанная ситуация нестандартна и можно чем-то помочь — не тогда, когда вначале пишут дежурно: «Пришлите мне Библию», а далее следует перечень продуктов питания, одежды и еще просьба прислать адрес симпатичной девушки, которая хотела бы переписываться, — тогда самое разумное — сообщить заключенному, что его просьба должна быть подтверждена или клириком, посещающим это исправительное учреждение (а сейчас при каждом российском исправительном учреждении есть прикрепленный к нему епархией священник), который может удостоверить подписью и печатью реальность существования проблемы, или администрацией данной колонии.

Были случаи, когда мы такие подтверждения получали: тогда речь шла о редких лекарствах; врач исправительного учреждения заверяет рецепт, и тогда понятно, что заключенный оттуда и лекарство ему реально нужно. В общем, один из критериев — это евангельский принцип о 2х или 3х свидетелях: свидетельство, подкрепленное другими людьми, звучит значительно более весомо.

Вторая категория пишущих — это люди, которые присылают всякие медицинские документы с тем, чтобы им каким-то образом помогли.

Им в основном приходится давать адреса соответствующих церковных институций; например, последнее письмо у меня сейчас лежит: нужно 100 тысяч евро на операцию, пришлите на расчетный счет сколько-нибудь. Мы переадресовываем такие письма в фонды, которые этим занимаются и территориально достижимы.

Теперь о посетителях. Посетители, которые в 9 случаях из 10 должны вызвать осторожность прихожан, — это люди в рясах, обращающиеся с просьбами вне территории своего канонического подразделения епархии или прихода. Например, человек приходит и говорит, что он послушник такого-то монастыря в Архангельске, который по нуждам ехал в такой-то монастырь в Кемерово (через Москву, разумеется; у нас вся страна так ездит) и застрял. В такой ситуации очень просто можно поступить — сказать: «Да, отче (брате), я верю вашей трогательной истории, и вид вы имеете вполне священный. Идемте позвоним вашему наместнику, он подтвердит, кто вы есть, и я вам дам после этого 50 рублей или даже на обратную дорогу». Как правило, настроение после этого меняется: один из десяти скажет, что готов позвонить. Есть, конечно, те, кто действительно находится в затруднительной ситуации, тогда ему и смущаться нечего.

— А если он окажется обычным человеком, мирянином? Реально ему тоже предложить кому-то позвонить, чтобы подтвердить его личность?

— Я думаю, что реально. Потому что редко человек не социализирован настолько, что если он будет звонить и представляться в какую либо церковную институцию, будучи прихожанином такого-то храма, то его вовсе никто не признает. Человек, действительно взыскующий помощи, не отказывается от связи, охотно выдает «адреса, пароли, явки», по которым он может быть идентифицирован как личность.

Следующая большая категория (и в нашем храме особенно, так как мы помогаем билетами) — это люди, которые — не важно, освободившиеся ли из мест заключения, оказавшиеся в Москве для помощи кому-то и обкраденные, разболевшиеся и очнувшиеся — хотят добраться до родины. Обычно называют отдаленные точки, может быть, потому что до ближних можно на перекладных электричками доехать. Это Сибирь, Дальний Восток или Крайний север; редко едут в Ставрополь, Краснодар, Сочи, Ялту, в близлежащие области. Для покупки проездных документов подходит такая стратегия. Спрашиваем, есть ли какие-то документы, так как проезд без них невозможен.

Кстати, надо напомнить, что люди, которые говорят, что милиция не отдает им документы, несколько лукавят. Хотя вежливость сотрудников правоохранительных органов оставляет желать лучшего, но люди, вразумительным образом объяснившие, как и откуда они прибыли, в состоянии получить в милиции справку, временно замещающую паспорт (если это социализированный человек, который просто оказался в несчастье). Разговоры о том, что это никак невозможно, — один из верных признаков того, что здесь не всё чисто.

Дальше говорим человеку, что, конечно, нет оснований не верить вашей ситуации, но давайте поступим так: вы сходите на вокзал и узнаете расписание и стоимость самого дешёвого билета (в плацкартный или общий вагон) до точки, куда вам надо добраться.

После этого наш сотрудник с вашим документом покупает вам билет, едет с вами на вокзал, билет и паспорт отдает проводнику, вам — некоторый продуктовый пакет или небольшую сумму денег, чтобы в случае чего пропитаться в дороге. Этот способ действует самым верным образом: человек начинает упираться и говорить, что он сам. Когда ему показывают сотрудника, который готов поехать и купить билет, в абсолютном большинстве случаев интерес утрачивается, и просто просят 50−100рублей со словами, что не надо им никуда ехать.

— А зачем нужна такая строгость — отдавать билет в руки проводнику? Почему не отдать самому человеку?

— Он его продаст. Пойдет в кассу возврата и по паспорту получит хоть и с утратой, но какую-то сумму денег, тем более, если билет до Новокузнецка или Архангельска. Смысл в том, чтобы возможности реализации билета не по назначению не было. У нас были очень трогательные истории, когда люди, внутренне не вызывавшие доверия, но соглашавшиеся на такую процедуру, потом в конвертах присылали деньги, на них потраченные, или писали письма о том, как они добрались, и благодарили. В принципе, если человек соглашается ехать на таких условиях, то ему действительно нужно.

Третья категория — это люди, рассказывающие всякие разные повествования о том, что с ними в жизни приключилось. Два типичных сюжета для мошенников. Приходит, как правило, очень приличного вида господин (кстати, это мошенничество — сугубо мужское дело; видимо, женщины каким-то другим образом промышляют), даже на грани между прилично одетым и богатым, с хорошо сохранившейся внешностью. Просит 5−10 минут, чтобы побеседовать.

Создается ощущение, что никакой просьбы не будет. Но незаметно разговор подводится к тому, что человек оказался в ситуации (а у него благополучный бизнес в Нью-Йорке, он торгует кокосами из Зимбабвы, постоянный благотворитель и т. д.), когда в данный конкретный момент для того, чтобы перевод за кокосы прошел, ему надо переоформить какую-то карту, которая просрочена, и сейчас ему нужно получить наличными скажем 1000 рублей. Он их положит, ему придет 200 тысяч долларов, и из них он отдаст нам 10% за такую щедрость. Если есть досуг, это можно просто послушать; сама схема очевидна. Я отвечаю, что с интересом прослушал его историю, она очень трогательная, и я готов дать ему 50 рублей. Но, как правило, эти на 50 рублей не размениваются.

Сходные истории бывают о преследуемых. Одна мне запомнится на всю жизнь. Пришел ко мне некто — он был блестящий актер и мог бы сделать карьеру в хорошем драматическом театре, я не сразу его раскусил. Начал он с исповеди, якобы он просто хотел исповедоваться, а потом побеседовать. Рассказывает, что он из подразделения, которое не может назвать (не ФСО, не ГРУ, а то, что никакими аббревиатурами нельзя вслух произнести), что его научили страшным вещам, что жизнь его была нацелена убивать, и страшно в этом каялся. В какой-то момент что-то в душе его переломилось после горы трупов, которые были за ним, но оттуда же так не отпускают. Уйти, мол, я оттуда не могу, я вот к вам зашел сложным хвостом из Архангельска в тьмутаракань, спрятался здесь, а вот там за мной уже вертолеты летают. Но есть у меня один шанс прорваться по канализации, и если вы дадите мне тысячу-две-три на билет, то спасете жизнь человеку, раскаявшемуся на ваших глазах грешнику и прочее.

Только с какого-то момента я начал понимать, что это блистательный спектакль для одного зрителя. Я был даже готов оплатить в какой-то мере услуги, хотя был зол, что он привлек для этого исповедь. Мог бы обойтись без профанации Таинства. Я решил его проучить. Нажал кнопку вызова охранника, пришел охранник, и я сказал: «Долгом моим является вас спасти. Сейчас мы запрем вас в комнате охраны. У меня есть близкий знакомый — крупный начальник ФСБ. Это некоррумпированный человек. Сейчас мы позвоним, приедет спецнаряд, и вас эвакуируют на броневике; вы расскажете обо всех тех ужасах, которые совершаются в неназванном подразделении. Есть шанс, что жизнь ваша будет спасена». Но тут был осуществлен решительный рывок за территорию храма, вероятно, для спасения по канализации без наших 1000 рублей. Среди таких людей мне не встречались реально нуждающиеся.

— Часто люди просто приходят просить к храму.

— Да, приходят люди: «Батюшка, дайте на еду, голодные.». Обычно это довольно крепкие мужики. Таким мы отвечаем: «Иди 3 часа поработай. Сейчас дадим чаю, а после работы — плотный обед. Голодным не уйдешь, до завтра не пропадешь». Из всех за долгие годы обращавшихся двое или трое соглашались принять работу. Я их после твердо высказанной решимости от этой работы освобождал; остальные были решительно не склонны заняться физическим трудом для обеспечения себе пропитания и небольшой суммы денег. Вообще, мне кажется, материально помогать физически крепким мужчинам, не имеющим явных признаков инвалидности, не нужно.

— Меня вот тоже смущает, когда просят милостыню физически крепкие мужчины. В любом городе даже в кризис можно найти какую-то работу…

— Везде есть общественные работы. В Москве, как известно, на 1 безработного приходится 6 предложений о работе. Она не слишком престижная, не очень хорошо оплачиваемая, но если ты голоден, и у тебя нет ничего, то ты пойдешь на такую работу. По крайней мере, это более честный путь выживания в нынешней ситуации, чем ходить побираться. А некоторых гостей из дальнего зарубежья, живущих вокруг нашего храма, мы уже хорошо знаем в лицо. За эти годы несколько молодых мужчин, гости из солнечного Таджикистана, перешли в категорию зрелых; одного я уже знаю лет 10, не меньше. Он знает, что ничего от меня не получит, но, желая поддерживать status quo, периодически подходит: «Батюшка, здравствуй!» и удочку закидывает. Зачем работать — можно по улицам Москвы бродить; за 10 лет с голоду не помер и в Таджикистан не уехал.

— А как следует подавать милостыню? Кто-то говорит, что следует подавать всем, а Господь сам рассудит. Другой священник говорил, что есть, конечно, и мошенники, поэтому нужно прислушиваться к голосу сердца…

— То, что не нужно подавать всем — очевидно. Преподобный Амвросий Оптинский говорил, что сильно пьющим деньги подавать не следует ни в коем случае, только питание. Есть категории людей, которых, подавая им деньги, мы провоцируем на дальнейшее асоциальное поведение, отнимая, кстати, эти деньги от тех, кому мы действительно можем помочь. Хорошее дело — завести такое правило: от каждого своего дохода отделять какую-то часть и откладывать на пожертвования такого рода. Полтора или полпроцента, но откладывать строго, независимо от того, маленькие деньги я получил или большие. Всегда можно подать старушкам у метро: даже если их организовала мафия и какую-то часть денег у них отнимет, что-то достанется и старушке — ведь не от хорошей жизни она там оказалась. Им это действительно нужнее, чем тридцатилетнему мужику.

Если сердце ваше сокрушается об инвалидах, хромых, убогих, лучше направлять милостыню в институции, которые за ними призирают. Тот же преподобный Амвросий Оптинский говорил, что лучше не раздать 10 рублей по станицам, а дать 10 рублей на приют для сирот, который при Шамордино, условно говоря, создается. Приют дает шанс тем, кого еще можно вытащить. Мне кажется, какую-то часть из семейной благотворительной кассы, помимо индивидуальной помощи, следует выделять для помощи институциям: благотворительным фондам, которым можно доверять, хотя бы по удостоверениям людей, которые с ними уже общались и могут посоветовать, кому можно помочь, не рискуя быть нагло обманутым. Лучше отдать деньги не тому, о ком мысли сомневаются, а тому, кто несомненно занимается помощью людям, оказавшимся в тяжелой жизненной ситуации.

Специально для портала «Православие и мир» с протоиереем Максимом Козловым беседовала Любовь Макарова

http://www.pravmir.ru/kak-podat-milostynyu-chtoby-ne-byt-obmanutym/