 |
| Православие и Мир | Владислав Зарайский | 21.06.2006 |
Количество вопросов растёт с каждым годом, но ответ на них дать не так просто. Порой жизнь подсовывает сценарии всё более невероятные, чтобы мы удивились глубине человеческого свободного падения. Прп. Варсануфий Великий говорил: «Хороша свобода, соединённая со страхом Божиим"1 — к сожалению, в наши дни этого соединения чаще всего нет.
В 2001 году некая 62-летняя француженка пришла в американскую клинику экстракорпорального оплодотворения и ей пересадили одну из двух оплодотворённых яйцеклеток американки-донорши. После родов, став самой старой матерью Франции, она объявила о своём обмане: в качестве биологического отца выступил её старший брат2. 7 марта 2006 года брюссельский Европейский Суд по Правам Человека вынес решение по делу «Эванс против Джонстона», не позволив имплантацию замороженных эмбрионов их матери, поскольку отец передумал и отказался от создания семьи3.
Ещё два десятилетия назад о таких случаях можно было прочесть разве что в фантастическом романе, и лишь в том случае, если автор увлекался описанием мелких подробностей жизни далёкого будущего. Но теперь подобные истории вплетаются в естественную жизнь простых людей, превращая периферийную прежде дисциплину биоэтику в тему для пылких споров, правительственных решений и церковных конференций. За какие-то полстолетия, прошедших с момента открытия ДНК и начала развития молекулярной биологии, человечество создало нечто, именуемое общим словом «биотехнологии», и теперь пытается научиться им разумно пользоваться.
Пожалуй, никогда дотоле не было столь странного орудия в руках потомков Адама и Евы. Даже когда ядерные грибы выросли над Хиросимой и Нагасаки, выбор был проще — убивать ужасно, проводить опыты с радиацией на людях и на природе плохо, накапливать оружие нехорошо, а развивать атомную энергетику необходимо предельно осторожно, ибо она легко оборачивается злом. Но в стерильных пробирках и машинах для изучения последовательности нуклеиновых кислот, никакой прямой опасности не таилось (если конечно, не говорить о биологическом оружии: кто ж хочет, подобно подопытным мышам в некоторых советских или американских лабораториях, оказаться заражённым неким вирусом который делает вас излишне спокойным и миролюбивым4 или лишает вас памяти?). Человек не ждал милостей природы, он учился ею управлять. Учился на самом себе.
«В двух мирах рождается человек, две носят его утробы — матернее чрево и гроб; матернее чрево рождает его на труд и болезнь, а гроб — на суд и воздаяние. И один мир преходит, другой пребывает вечно. Блажен, кто умудрился!», писал св. Ефрем Сирин5. Неудивительно, что подавляющее большинство биоэтических споров связано с двумя темами: рождения и смерти. Точнее, модифицированного рождения: экстракорпорального оплодотворения и искусственного осеменения в настоящем, клонирования и искуственной матки в будущем, — и модифицированной смерти: поддержании в человеке жизни искусственным путём или, наоборот, аборты нерождённых и эвтаназии больных. По этим поводам Православная Церковь (в лице как Русской, так и других поместных) высказалась достаточно чётко, не оставляя места для споров, ставя превыше всего жизнь и вечную человеческую сущность, дарованные нам Творцом. О начале жизни: «Нравственно недопустимыми с православной точки зрения являются также все разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов. Именно на признании человеческого достоинства даже за эмбрионом основана моральная оценка аборта, осуждаемого Церковью6».
О её завершении: «Православная Церковь провозглашая бессмертие души, воскресение тела, вечную будущность и сущность человека, боль, как «язвы Господа Иисуса» на нашем теле (Гал. 6:17), испытания как причины и возможности для спасения, необходимость возрастания взаимной любви и поддержки, отрицает любую смерть, исходящую из человеческих решений и выборов, как оскорбление Господу, неважно, как бы «хорошо"7 эта смерть не называлась. Более того, Церковь осуждает как неэтичное и оскорбительное для врачебной профессии любое медицинское деяние, которое не ведёт к продолжению жизни, но, наоборот, приводит к приближению момента смерти"8.
Тем не менее остаётся ещё немаловажный срез вопросов не о начале или конце жизни, а о ней самой — о болезнях, расстройствах, проблемах и возможностях, предоставляемых научными открытиями. Казалось бы, «когда Церковь вмешивается в толки о булках и устрицах и начинает выставлять напоказ большую или меньшую свою способность разрешать подобного рода вопросы, думая этим засвидетельствовать присутствие Духа Божьего в своём лоне, она теряет всякое право на доверие людей», как говорил Хомяков.9
Стоит ли Церкви, уже обозначившей своё мнение по вопросам новых технологий, вмешивающихся в рождение и смерть, — дел, имеющих прямое отношение к нашему спасению, — ввязать в научные дебаты о ядерном трансфере для клонирования, использовании тотипотентных или полипотентных клеток, трансвидовой трансплантации, лечебных возможностях siRNA и вирусных векторов. Ведь это так далеко от вопроса спасения, главного вопроса, должного волновать Церковь?
Но именно в этих деталях и кроется дьявол, предлагая, вопреки Апостолу, источник, из которого течёт и сладкая, и горькая вода (Иак. 3:11). Если в мороженое добавить жгучий кайенский перец чили, то, попробовав такой продукт, вы поначалу не почувствуете горечи — холод ингибирует рецепторы горького вкуса этого перца.10 Но стоит подержать мороженое во рту, оно растает, потечёт вниз, а во рту резко появится горечь. Не таким ли необычным мороженым мы пытаемся накормиться? Не обнажатся ли проблемы спасения, отношения человека с Творцом, места человека в творении Божьем, если сдёрнуть завесу научных терминов и благих помыслов?
Помыслы же и вправду кажутся благими большинству светских людей — избавить больных от страдания в ближайшей перспективе, избавить человека от несовершенства в дальнейшем. Однако, известно, куда вымощена дорога благими помыслами, и Церковь во все века подходила к боли, страданиям, болезням двояко.
«Злостраждет ли кто из вас, пусть молится… Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему» (Иак. 5:13−15).
Казалось бы, основываясь на Писании, это должен быть чуть ли не единственный подход Церкви к решению всех проблем со здоровьем и страданиям. Но тем не менее и среди евангелистов есть врач — Лука, и среди святых помимо св. Трифона и прп. Ипатия Целебника, лечивших наложением рук, есть св. Орест, свв. Косма и Дамиан, св. Кир и Иоанн, св. Диомид, прп. Агапит Печерский и, разумеется, св. Пантелеймон — врачи по профессии, искавшие пути излечения телесных недугов в травах, хирургии и прочих доступных им по тому времени способах. Да и лазареты названы именно в честь Лазаря Четырёхдневного, поднятого от смерти милостью Божией. То есть христианство и православие, в частности, не были противниками медицины и не считали лечение и новые методики помощи больным чем-то богопротивным и неестественным.11 Более того, христиане видели в медицине необходимый и Богом дарованный противовес иным технологиям, существовавшим наравне с врачебными: гадалками, колдунами и прочими. Интерес христианства к правильному лечению человеческого тела и облегчению его страданий не случаен, а исходит из любви к ближнему и стремлению спасти тело, не губя душу.
Когда в 1280х годах в Италии были изобретены очки, то первыми их пользователями были монахи-книгочеи (один из возможных изобретателей — пизанский доминиканский монах фра Алессандро да Спина) и такому стремительному расширению человеческих возможностей зрения Церковь ни на Востоке (на Руси очки известны с XV века), ни на Западе не противились, считая допустимым исправлять недостатки организма. Равно как и не противились слуховым рожкам, а позже аппаратам для слабослышащих, протезам и коронкам, переливанию крови и пересадке кожи. Церковь не настаивала на необходимости страданий, более того, за каждой Литургией мы молимся «о избавитися нам от всякия скорби» и «Христианския кончины живота нашего, безболезненны». Церковь не воспринимала тело человека, как нечто абсолютно неизменное и неприкасаемое, не опасаясь, что вышеперечисленные изобретения «по своему произволу изменяют и «улучшают» Божее творение"12. «Мы убийцы не тела, а страстей», говорил св. Пимен Великий. Церковь не требует подвига аскезы от каждого её члена, не считает, что все должны отказываться от операций, протезов, обезболивающих и прочих медицинских достижений.
Однако на пути к исправлению недостатков, можно устремиться вместо Богочеловечества к телесному Ubermensch, к супермэнам и киборгам. Некоторые уже идут по этому пути, изменяя свойства своих тел при помощи химии: допинга, стероидов, да и злоупотребление антидепрессантами может быть отнесено туда же 13. Образовалось целое философское течение трансгуманизма 14, твердящее о необходимости при помощи технологий: нанотехнологий, биотехнологий, роботехники, информационных и когнитивных технологий, — увеличить продолжительность жизни, здоровье и человеческие способности. «Мы поддерживаем развитие и доступ к новым технологиям, которые разрешат всякому наслаждаться лучшим разумом, лучшим телом и лучшей жизнью. Другими словами, мы хотим, чтобы люди были лучше, чем хорошими», написано на их сайте.
Эти философские построения основаны не на пустом месте: нынешние средства идут куда дальше очков, протезов или лекарств. Они способны путём генетических манипуляций изменять свойства организма конкретного индивида или же узнавать о болезнях ещё нерождённого ребёнка. Значит ли это, что больного синдромом Дауна не надо рожать (дабы не умножать страдания ребёнка и не нарушать комфортабельную жизнь родителей), а больного менее тяжёлым заболеванием лечить ещё в утробе? Стоит ли все зачатия произодить в пробирках и тем самым контролировать распространение заболеваний и отклонений? Нужно ли стремиться уничтожить дефектные гены в следующих поколениях таким искусственным отбором? Замороженные эмбрионы хранятся годами и могут быть имплантированы в любую ждущую женщину. Как относится к таким детям, если они родились через несколько лет после смерти их биологических родителей? Кто их настоящие родители? Если, согласно учению Церкви, душа появляется после зачатия, то сколько лет таким детям — от момента зачатия или от момента рождения? Человечество хочет жить всё дольше, ради наслаждения этой жизнью, но пока единственным работающим (на ряде животных) механизмом продления жизни и облегчения симптомов целого ряда возрастных заболеваний является сокращение приёма пищи. 15 Как должна относиться к таким методам Православная Церковь с её многодневными постами, основанными не на простой диете и ограничении калорий, но на покаянии и молитве?
Грядущие технологии (те, что сейчас развиваются в лабораториях) будут способны в ближайшие десятилетия не только преобразить нормальное течение человеческих поколений, но и исказить самого человека, контролируя его здоровье через вживлённые чипы (и вдобавок к обычным вирусам мы будем бороться с компьютерными), придавая ему новые, невиданные раньше свойства (дышать под водой или на Марсе, летать или впадать в спячку), отделяя его сознание от тела механическим путём, и, в итоге, лишая его «образа и подобия» Божьего.
Наряду с увеличением продолжительности жизни и облегчением страданий, всё это напоминает тихое, подспудное богоборчество, будто человечество пытается преодолеть такие последствия грехопадения как человеческое несовершенство и смерть, не через встречу с Творцом, но самостоятельно, механистически. «И вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать» (Быт. 11:6) Новая Вавилонская башня человечества строится уже не для того, чтобы просто «сделать себе имя», а в прямое последование более раннего события: вместо того, чтобы возделывать и хранить Божие творение, человек снова замахивается на то, чтобы стать богом, познать (т.е. владеть, обладать — другие переводы древнееврейского «яда» употреблённого в Быт. 20:22) момент творения и изменения живой природы. Ему хочется стать чем-то большим, кем он есть сейчас. Уж не получится ли из него допотопного исполина и не будет ли в результате «велико развращение человеков на земле» (Быт. 7:5).
Св. Макарий Египетский говорит: «А ты создан по образу и подобию Божию, потому что как Бог свободен и творит, что хочет… так свободен и ты» 16, выражая в этом православный взгляд на свободу воли. И действительно, мы вольны делать, что хотим, даже Всевышний не может нас заставить спастись, мы вольны даже отказываться от образа Божьего 17 (что и делаем постоянно своими грехами). Но современные биотехнологии дают нашей свободной воле ещё один шанс, страшный шанс — за чечевичную похлёбку избавления от редких болезней или улучшения существующей человеческой природы мы готовы отказаться от родства и подобия с Первообразом.
Сказавший «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит» (Ин. 14:12) призывает нас творить, подобно Ему, Творцу, но для этого необходимо соблюдать первую часть «рецепта» — верить в Него, следовать за Ним. Лишённые этого руководства Удерживающего теперь (2Фес. 2:7), стремящиеся воздвигнуть башню и наделать дел «больше сих», могут лишь привести себя и, к сожалению, человечество к ещё большим глубинам падения. Бездумное, неосторожное, безбожное использование биотехнологий есть новый «плод дерева добра и зла», вкусив который мы рискуем нарушить Божественный план, самовольно исказив Его образ и подобие. «Мы, люди, введены в мир сей как бы в общее училище: нам, получившим ум, имеющим глаза для наблюдения, повелено, как бы по некоторым письменам, по устройству и управлению вселенной познавать Бога «, говорил св. Василий Великий 18.
Поэтому снова и снова Церковь должна призывать к Царскому пути трезвения, к середине добродетели. «Ибо, как говорят отцы, крайности существуют с обеих сторон — справа есть опасность быть обманутым излишним воздержанием, а слева — увлечься в беззаботность и расслабленность…Чрезмерное воздержание вреднее насыщения, потому что посредством покаяния от последнего можно перейти к правильному пониманию, а от первого — нет «19
Православная Церковь не призывает к забвению знаний, к отказу от лечения и облегчения страданий, на основе страхов и своих толкований Божественного Откровения и Божественного Плана. Наоборот, она приветствует познание Бога через узнавание мира и человека — Его творения.
Но в то же время Церковь напоминает, что мы должны быть ответственны в выборах своей свободной воли, не должны беззаботно принимать всё, что предлагает нам современность, не должны расслабляться, доверяясь посулам «приятного для глаз и вожделенного» (Быт. 3:6), рая на Земле, вечной жизни и обладания сверхъестественными способностями. Поэтому биоэтика как дисциплина, рассуждающая о выборе невиданных дотоле биологических возможностей, не просто необходима к изучению и осмыслению, но и неизбежна для современных православных, живущих в мире, столь легко поддающемся искушению величием и всевластием над природой.
