Первый Марковец

Я впервые встретился с генералом Александром Павловичем Кутеповым в Каменноугольном районе на станции Дебальцево, куда он приехал ознакомиться с положением боевых дел на фронте только что принятого им Добровольческого корпуса. Это было ранней весной 1919 года. С этого времени, на протяжении следующих двух лет жестокой борьбы с большевиками, наше общение заключалось в рамках чисто служебного характера, поскольку это вызывалось необходимостью по занимаемым мною последовательно должностям — помощник командира полка, командира полка, помощник начальника дивизии в Корниловской ударной дивизии.

Генерал Кутепов, как правило, лично знакомился с положением дел на всем фронте вверенного ему Добровольческого корпуса. Он знал, где назревали боевые кризисы или жестокие бои, лично следил за ними, посещая соответствующие воинские части и их штабы. Беседы почти всегда велись на темы боевого характера текущего дня.

Каждое появление генерала Кутепова на фронте оставляло приятное настроение и у начальства, и в войсках. Александр Павлович своими веселыми фразами, иногда далеко не в веселой обстановке, давал понять и начальникам и войскам, что его вера в Добровольческий корпус безгранична, и тем самым вселял в войска дух собственной мощи и непобедимости. За время гражданской войны войска полюбили генерала Кутепова как боевого командира корпуса, и он платил тем же своему корпусу за его лихие боевые дела.

При таком духовном взаимоотношении начальника с войсками 1-й корпус эвакуировался в Галлиполи, где условия новой жизни потребовали героических усилий от командира корпуса до последнего солдата, что, естественно, должно было вызвать к жизни строгую дисциплину с присущими ей дисциплинарными взысканиями. Эта область галлиполийской жизни весьма примечательна, интересна и оригинальна. Кто не слыхал о гауптвахте с ее особым укладом, пребывание на которой не считалось оскорбительным, и где наказуемый считал для себя за честь высоко нести звание русского воина… Вместе с тем, особая манера в обращении генерала Кутепова с подчиненными не вызывала у них ни обиды, ни горечи и тем более озлобления, если он кого наказывал и наказывал даже сурово.

Мало знающие Александра Павловича или, вернее, не понимающие души этого замечательного человека считали его бездушным и жестоким. Утверждаю, что это не так и голословно.

Став ближе к Александру Павловичу как старшему марковцу, мне приходилось обнаруживать в нем самые высокие, светлые качества человека, находящие себе подтверждение в разновременных эпизодах, как в течение гражданской войны, так и во время пребывания в эмиграции. Характерная особенность Александра Павловича — скрывать от окружающих его лиц свои радости и свои страдания и только в обществе отдельных лиц, с которыми он был внутренне близок, иногда выявлять жизнь своей души.

Так, с внешней стороны казалось, что все боевые успехи генерал Кутепов принимает, как должное, и мало кто видел в таких случаях его величайшую радость. Но я помню, как я встретил его в деревне Чаплинка по выходу Русской армии с Перекопа в Таврию. При моем приближении для доклада Александр Павлович раньше всего произносит такую фразу.

— Какое Бог посылает нам счастье… Мы выходим в Таврию.

Второй случай.

На стоге соломы мы наблюдаем обход нашего фланга большевистской кавалерией и противодействие ему наших пехотных частей (3-й Корниловский полк полковника Щеглова). Александр Павлович, наблюдая самоотвержение добровольцев, не удержался от охватившего его восхищения:

— Как они прекрасны… Я был бы счастлив вот теперь идти вместе с ними, чтобы помочь им лично… Как просто, без страха, гибнут драгоценная для России жизни патриота-офицера и рядом с ним русского солдата.

Еще эпизод.

При приближении к Днепру генерал Кутепов прибыл ко мне в штаб рано утром и говорит, что хочет сегодня наступать вместе с нами, абсолютно не вмешиваясь в распоряжения и руководство боем подчиненного начальства. Александр Павлович продвигался за наступающими цепями и, увидев Днепр, перекрестился:

— Вижу родной наш Днепр… Теперь я уеду. — Потери в войсках генерал Кутепов принимал как неизбежное. При каждом посещении штаба он обязательно справлялся о ком-либо:

— Давно не вижу такого-то…

Если он оказывался убитым, набожно крестится:

— Пошли, Господи, Царство Небесное…

Все эти черты, указать на полноту которых нет возможности, далеко не говорят о бездушности человека. B действительности, Александр Павлович те или иные явления воспринимал с глубоким чувством: в известном случае мог бесконечно радоваться или сильно страдать.

Еще одна замечательная черта генерала Кутепова.

Однажды, в решительный боевой момент, когда вопрос касался самого бытия Добровольческой армии, генерал Кутепов на совете войсковых начальников, выслушав их мнения, заявил:

— Я отдам приказ, но если замечу, что он не выполняется, я больше вам не начальник…

В этом случае Александр Павлович всю ответственность брал на себя, отказав в инициативе подчиненным начальникам, могущим тем самым разделить с Александром Павловичем ответственность за судьбы Добровольческого корпуса, а вместе с ним и армии.

По эвакуации 1-го корпуса в Галлиполи генерал Кутепов, чтобы сохранить корпус, ясно представлял, что необходима серьезная работа начальников всех категорий. Корпус необходимо было воспитать в духе регулярности, на очереди стоял вопрос об очищении частей войск от тех вредных навыков, которые проникли в них из аморальной атмосферы в период трехлетней гражданской войны.

В Галлиполи Александр Павлович имел постоянное общение с войсковыми начальниками на общих собраниях, разрешая на них насущные вопросы. Кроме того, Александр Павлович вызывал к себе персонально тех лиц, советы и опыт которых считал полезными. В этих случаях Александр Павлович умел пробудить интерес собеседника к труду и творчеству. Благодаря общим успехам создавалось Галлиполи — большая школа, где воспитывалась любовь к России, ко всему укладу русской жизни, к разумному порядку и дисциплине.

Изучая Галлиполи, нельзя не познать широкого размаха русской души его создателя — генерала Кутепова, самоотверженным усилием которого было сделано исторически большое русское дело.

Александр Павлович по тем или другим причинам, имея частые беседы с известными лицами, вступал с ними в дружеские отношения, которые затем никогда не нарушались. Я лично чувствовал доброе к себе отношение Александра Павлович, и, когда представлялся случай, мы вели разговоры на самые разнообразные темы. Некоторыми из них я хочу поделиться.

В моей палатке в Галлиполийском лагере, за чашкой чая, Александр Павлович рассказывал эпизоды из Великой войны. Коснулся начала разложения Императорской армии и расформирования командуемого им полка. Особо замечательно, из этого разговора следующее:

— Вы знаете, — говорил Александр Павлович, — как я дорожил своим полком. В нем были еще унтер-офицеры, которых я сам учил в учебной команде. Они меня понимали с одного слова, и вот, как лучшую память об этом полку, я храню у себя на груди эмблему его Bcepoccийской славы…

Александр Павлович расстегнул гимнастерку и показал Георгиевский крест со знамени полка, который носил всегда на цепочке с нательным крестом.

Эту ценность он, несомненно, увез с собою в неизвестность…

В Болгарии, в один из приездов генерала Кутепова в штаб Марковского полка, я встретил Александра Павловича на станции. Мы отправились в город на санях через лесистую гору. По дороге Александр Павлович, осведомившись о жизни полка, сообщил мне, что в одном поезде с ним приехал в город Белоградчик министр юстиции, и что он — Александр Павлович — пригласил его посетить полк вместе с собою.

На следующий день Александр Павлович принял почетный караул при винтовках. На параде присутствовал и министр, прибывший с Александром Павловичем. Когда почетный караул взял «на-краул», министр, как и собравшиеся, посмотреть на русских местные болгары сняли шапки. Генерал Кутепов поздоровался, а затем произнес здравицу за Царя Бориса, за генерала Врангеля и за присутствовавшего министра.

Местный фотограф сфотографировал парад. Во время гонений на русских в Болгарии эта фотография являлась доказательством того, что русские не сдали орудия, а отсюда — аресты, высылка и… отставка министра. Причиной же гонений было, конечно, не оружие, а выполнение болшевистского плана уничтожения русских военных организаций.

В этот приезд мне удалось переговорить с Александром Павловичем о многом. Мы засиделись у меня на квартире далеко за полночь. Говорить с Александром Павловичем были легко, интересно, некоторые его мысли мы можем рассматривать, как его заветы.

Мы вспоминали Галлиполи. Вспомнили, как один французский офицер оскорбил жену русского офицера. Русский офицер вызвал на дуэль оскорбившего. Начальник местного французского гарнизона не разрешил этой дуэли на том основании, что он рассматривает бывших чинов Русской армии как беженцев, состоящих на иждивении французского правительства, вследствие чего вызов французского офицера на дуэль является не только отсутствием понятия об элементарной благодарности, но и дерзким оскорблением должностного лица… Вспоминая этот эпизод, Александр Павлович сказал с волнением:

— Точка зрения офицера, бывшего нашего союзника, меня глубоко задевает. При первой возможности нам необходимо будет с благодарностью вернуть французскому правительству выданные нам в Галлиполи пайки… Будущая Россия не забудет своих долгов и, надеюсь, таровито, по заслугам, отблагодарит своих друзей и недругов за период ее несчастий…

Говорили о будущей России. Александр Павлович остановился на вопросе о воспитании народа:

— У нас есть пример… Бисмарк сказал, что Германию создал учитель… Бисмарк дал хороший урок… Мы ясно должны представлять себе роль офицера и учителя, они должны воспитывать народ в духе патриотизма, в духе любви к родине… Тогда не будет и большевизма.

— У нас — кто в этом виноват, судить не берусь, но на это не следует закрывать глаза — учитель был всегда протестант и революционер. Влача полуголодную, беспросветную, ничего не обещающую в будущем жизнь, он только озлоблялся. Мог ли он, полуинтеллигент, сознавать свою высокую роль в воспитании молодого поколения в духе патриотизма?

— Кому следует, тот должен это иметь в виду в будущем… Высокого качества офицер и учитель будут только способствовать строительству новой России…

Когда наша беседа близилась к концу, я задал Александру Павловичу такой вопрос:

— Ваше Высокопревосходительство, и мне, и всем марковцам интересно знать Ваше общее впечатление о Марковском полку после того, как Вы теперь детально ознакомились с его жизнью в Болгарии.

Александр Павлович ответил:

— Большего от марковцев я не ожидал. О том, что я видел, отдам приказ по корпусу, а в частности скажу вам, что мне было очень приятно провести эти два дня в полковой семье, в которой я на гражданской войне начал свою боевую службу командиром третьей роты. С тех пор я особенно люблю марковцев. Они своей доблестью заслужили, что их можно не только любить, но и гордиться ими. Я чувствую с ними какое-то душевное родство. Мне приятна марковская форма, которую почти не снимаю, я окружен марковцами: мой конвой, мои адъютанты, мой вестовой — марковцы, да и сам я считаюсь первым марковцем… Мы все, марковцы, должны помнить о нашем шефе — генерале Маркове — и довести начатое им дело спасения Родины до конца…

На этом закончилась наша беседа…

Пешня М.А. Первый Марковец. // М.А. Критский. Александр Павлович Кутепов. Биографический очерк. — Париж, 1935. С. 247−253.