 |
| Русская неделя | Мирослав Бакулин | 27.03.2008 |
Значит, если и можно говорить об авторстве в иконе, то только в виде выбранного тона, тональности. Собственно тон — ТОНОС (tonos) — лук, изгиб его пред выстрелом. Для иконы — это степень кривизны линии, по которой Дух ниспускается в сердце: Дух — глаз — стрела кисти с целью в сердце. Духовный жест художника образует пространство иконы, вызывая в нем натяжение, и тем направляя его. Натяжениями от жеста — выбранной духовной тональностью — направление пространства, его кривизна в данной иконе знаменуется.
Сказать по-иному, тональность иконы, как выражение степени одухотворенности художника, — это творческий жест в рамках канона. Различение степени тональности иконописи возможно как раз благодаря единосущию духовной благодати — Дух един. О жесте иконописца как выборе тональности, удивительно писал преподобный Иосиф Волоцкий: «Подобно сему стрелок, если хочет попасть в цель, сначала позаботится о выборе правильной позиции и, встав с осторожностью против цели, со тщанием берется за стрелу. Так и ты, желая уязвить стрелою главу лукавого диавола, прежде позаботься о благочинии твоих чувств, затем — об умирении внутренних помыслов, ибо уязвляет врага молитва чистая». 2 Вообще тональность иконописи в православном мировоззрении есть следствие греховной искаженности мира. Но Церковь защитила икону от искажений, положив в ее основу канон, подобно тому, как Бог в основание человека положил свой образ. Благодать лежит на каждой иконе, соответствующей канону, как, по словам св. Дионисия Ареопагита, «изображение на печати принадлежит ее многочисленным оттискам, причем каждому из них также отнюдь не частично, но всецело». 3 Отец Павел Флоренский считал, что все иконы явленные. «Первообразная икона — это подлинное восприятие мира потустороннего. Копии же ее имеют то же самое духовное содержание». 4
Каноническая форма для художника есть освобождение, а не стеснение. Освобождение как возможность творческого жеста — отпечатлеть духовный поиск. Смысл жеста — отпечаток. Канон и жест в иконописании — взаимозависимы. Канон, как линия, обводящая небесное видение, есть знак или заповедь некоторой требуемой деятельности. Тональность же как результат духовного опыта становится заметной для нас, когда проявляет себя силовым полем канона, полагающим в свою очередь творческий жест художника.
Итак, смысл жеста — отпечаток. Интересно, что слова «жест» и «печать» этимологически объединяются индоевропейским корнем «мудра», который лег в основание русского слова «мудрость». На санскрите язык жестов обозначается словом «мудра», которое имеет такие значения как кольцо с печаткой, печать, а в широком смысле — отпечаток, штамп, типографский шрифт и т. д. Связь между всеми этими значениями состоит в том, что «мудра» понимается как «печать», которая скрепляет вместе три составные части, образующие личность человека: духовность, интеллект и речь. «Мудра» в индуизме символизирует связующее звено между внутренней и внешней жизнью человека и устанавливает параллель между человеческим и божественным мирами. 5
И вот, хотелось бы с помощью образа личной печати пояснить смысл творчества, как его понимает православная церковь: печать — это Дух Святой, оттиск ее — образ Божий — свободный жест отпечатления — синергия творчества для обновления оттиска.
В древности люди не умели писать, а только могли удостоверить письмо или документ печатью; и решающую роль играло то кольцо — символ вечности, — на котором обычно была личная печать. Документ, запечатленный этим кольцом, был неоспорим. Вот это кольцо упоминается в православной службе обручения (не берем, конечно, здесь во внимание всю грандиозную мистику брака в Ветхом и Новом Заветах): священник трижды обменивает кольца на руках обручаемых. Когда человек давал кольцо другому, это означало, что он ему доверяет безоговорочно, что он доверяет ему свою жизнь, свою честь, свое имущество — все. И вот когда венчающиеся (а здесь и смысл Церкви как невесты Христовой) обмениваются кольцами, они как бы говорят друг другу: «Я тебе доверяю, безусловно, я тебе доверяю во всем, я себя доверяю тебе…»
И другой образ: перстнем наделил своего блудного сына отец в притче Господней (Лк. 15, 11−32). Ключевые слова для понимания этой притчи: доверие и верность. Творчество — это жест доверия в ответ на верность Бога. Как перстень, возвращенный блудному сыну, означает полное доверие ему, так и Отец Небесный доверяет человеку как со-творцу на весь «день седьмой», до Своего пришествия дело творчества от имени Его, творчества, продолжающего творение шестоднева.
Итак, иконописец наполняет церковный канон своим аскетическим творчеством, и главный «редактор» такого творчества — это соборное сознание церкви. Но отчего же современное искусствознание разделяет иконописание на различные региональные школы?
Разделение иконописи на школы — дело довольно условное. Мы не можем не согласиться с Ф. Буслаевым, что школы эти «могли отличаться только худшим или лучшим воспроизведением преданья, писать иконы крупнее или мельче, более или менее тщательно их отделывать, более или менее соблюдать пропорцию фигур, более или менее употреблять ту или иную краску <…>; то есть отличие между ними состояло не столько в положительных качествах, которые определяли бы в равной степени достоинство разных направлений иконописи, сколько в качествах отрицательных, состоявших в больших или меньших недостатках каждой из так называемых школ нашей иконописи». 6 Об этих же промахах пишет преп. Иоанн Дамаскин в своих знаменитых «Трех защитительных словах против порицающих святые иконы или изображения»: «То одно только достойно презрения, что не от Бога имело причину, а что есть наше изобретение вследствие своевольного отклонения и направления воли от того, что сообразно с природою, к тому, что противоположно ей, — то есть грех». 7 Но при этих возможных отрицательных различиях, есть нечто, объединяющее всякий иконописный образ, — его действенность: природа благодати, нисходящей на иконописца и предстоящего, — одна и та же. Или, по словам преп. Иосифа Волоцкого: «Вот взгляни: у одного золотой перстень, у другого железный, но на них один и тот же царский образ. И вот он отпечатался на воске: скажи теперь, где печать от железа, а где — от золота? Нет, не различишь их: различна утварь — не образ. Так же и здесь: хотя различны люди, но не различна духовная благодать!» 8
Церковное предание из сокровенного переходит в икону через творчество. Человек с помощью единого Духа вновь и вновь ищет слова и формы для своего выражения. А где хранится этот Дух? Человек не может его удержать, все отцы признают, что он их покидает и вообще «дышит, где хочет» (Ин. 3, 8).
Значит, человеку, чтобы реализовать себя в качестве соработника, сотрудника Божия, надлежит принять от Бога «таланты», «дары» жизни, добра, творчества — об этом говорит притча о трудолюбивом и ленивом рабе (Мф. 25, 14−18).
Итак, смысл творчества — преподоблении, то есть в усилии выполнения динамической задачи подобия Богу. И как преподобление — это восстановление и очищение образа Божия в человеке, творение иконы — это всегда восстановление ее, реставрация, в кальке, переводе, силовой линии канона — увидеть шедевр, неземную красоту образа, хотя бы поврежденную греховностью мира, обожженную, искалеченную, но и при этом напоминающую о небывалой целостности этой красоты, восстановление которой и есть иконописание.
2. преп. Иосиф Волоцкий, Послание иконописцу и три Слова о почитании святых икон, М.: Изобразительное искусство, 1994, с. 94.
3. св. Дионисий Ареопагит. Мистическое богословие. Киев.: Путь к истине, 1991, с. 26.
4. Флоренский П.А. Иконостас. с. 21.
5.см. Савитри Наир. Говорящие руки // Курьер Юнеско N11 за 1993, с. 30
6. Буслаев Ф. Общие понятия о русской иконописи// В кн. О литературе: исследования и статьи, М.: Худ. литература, 1990, с. 367.
7. преп. Иоанн Дамаскин. Три защитительных Слова против порицающих святые иконы или изображения. М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993, с. 13.
8. преп. Иосиф Волоцкий. Послание иконописцу…, с. 71
Интернет-журнал «Русская неделя»
