Очерки по теории иконописания. Часть 9 (единство образа и имени)

Понимание того, что имена выражают типы бытия личностного, породило культуру подражания соименным святым, ввиду покровительства их носящим общее с ним имя. «По имени и житие» — стереотипная формула житий: по имени житие, а не имя по житию. Имя оценивается церковью, а за нею и всем православным народом, как тип, как конкретная норма личностного бытия, как идея, а святой как наилучший ее выразитель, свое эмпирическое существование соделавший прозрачным так, что через него нам светит благороднейший свет данного имени. И все-таки, имя — онтологически первое, а носитель его, хотя бы и святой, — второе; самому Господу, еще не зачавшемуся на земле, было предуготовано имя, принесенное ангелом. 1

Молитва соименному святому перед его иконой полагает верхний полюс имени как чистый индивидуальный луч божественного света, первообраз совершенства, мерцающий в святом данного имени. Нижний полюс того же имени уходит в геенну, как полное извращение божественной истины данного имени, но и тут остается инвариантным. Преступник и закоренелый злодей направляются к этому полюсу. Между верхним и нижним полюсом помещается точка нравственного безразличия (в иконописи ей соответствует железный столб для «теплохладных» между раем и адом во фреске «Страшного Суда» на западной стене храма), тоже по-своему предел, около которого, никогда не удерживаясь на нем, в точности собираются обыкновенные люди. 2 Понимание амплитуды этих духовных состояний в имени повергает в покаянное созерцание грехов.

Да, имя относится к отвлеченным универсалиям, но определенность его (в том числе религиозная) дается в мышлении прямым созерцанием, закреплением чего в особенности служит художественный образ (если нет прямой интуиции). Имя, в большей степени, нежели всякое слово, есть неустанная играющая энергия духа. Имя есть общее достояние человечества, и нужно лишь захотеть увидеть икону, которая подводит сознание к глубинному движению его, произвести тот синтез, которым сознается форма этого художественного произведения.

Имя связывает икону с первообразом. Кто же делает формулу иконы: УЗНАВАЕМЫЙ ЛИК И ИМЯ — действенной, т. е. кем икона узнается и кем подписывается?

Художник — свидетель иконы, изнутри «оплотняющий» ее духовное содержание средствами живописи, но непременно через нее достигая единства с другими объективациями традиции — Евангелием, православным богословием, литургией, святоотеческими текстами, так как без понимания этого внутреннего, корневого единства иконописная символика вырождается в ряд отвлеченных, бесплодных понятий и натужных аллегорий. То есть написанный образ нуждается в действенности, но действенность эта должна распространяться не только на художника, но и на всякого, кто смотрит на икону. Посему действенность иконы, способность разрисованной доски быть иконой, изливать на предстоящих незримый благодатный свет, мысленно отсылая нас к первообразу, может быть закреплена только церковью — через соборное узнавание лика, и как подтверждение этого — соборное же подписание имени.

Об этом принципе иконы замечательно писал Василий Розанов: «По самым задачам своим это («иконность») есть нечто «уставное» и «недвижное», — к чему может и должна относиться «без препон» молитва всякого, во всяком состоянии, — всех, народа… Я сказал «без препон» — и в этом все дело. Здесь не должно быть никаких зацеп индивидуальности, никакой несоответственности поклоняющегося и поклоняемого: а поклоняются все, народ, и поклоняются не в экстазе, а спокойно, в нормальном состоянии, «вообще"… Отсюда икона должна иметь и получила как бы снятие с себя «всех индивидуальностей, индивидуализмов: она обобщилась, есть «вообще икона», с потускнением в ней всего особенного и частного». 3

Эта необходимая «всеобщесть» иконы делает необходимой духовную цензуру, наложение некоторых уз на самочиние художника, на умы, «склонные к легендам». И вот как поясняет это архиепископ Анатолий (Мартыновский): «… Но, чтобы читая жития святых, особенно св. Писание, по неопытности не уклониться в мысли, несообразные с сущностью предмета, на иконописца художество его возлагает обязанности иметь общение с благочестивыми людьми, особенно из духовного звания, чтобы их суждениями о предмете веры и истории христианской мог он поверить свой образ мыслей, разумение св. Писания и церковных книг. В противном случае иконописец, при всем своем искусстве, не избежит погрешностей, станет олицетворять свою мечту, а не существенность, или, подражая другим, будет повторять их ошибки и погрешности». 4

Церковная цензура иконописания, как защита от «неумелых богомазов», была крайне серьезной, вплоть до того, что во второй половине 17 века становится делом государственных интересов: например, царским указом 1668 года мастерам Мстеры и Холуя было запрещено писать иконы по причине их плохого качества.

Интересно, что, когда иконопись уходит из-под контроля Церкви в синодальный период, иконы начинают подписываться как раз для проверки живописного качества, при неспособности государства осуществлять духовную цензуру. По мысли отца Павла Флоренского, ПРАВО НАИМЕНОВАНИЯ, т. е. утверждения самотождества изображаемого на иконе лица, принадлежит ТОЛЬКО ЦЕРКВИ, и если иконописец позволяет себе сделать на иконе надписание, без какового, по учению церковному, изображение еще не есть икона, то это, в сущности, — то же, что в гражданской жизни подпись официального документа за другое лицо. 5

Итак, церковное подписание икон — один из важных аспектов соборности православного мышления. Не художник подписывает икону, но церковь православная. Икона анонимна, потому что соборна. Здесь — суть понимания христоцентричности иконы, как поиска единого образа, просматривающегося в любой иконе. Подписать икону именем Христа не может никто, никто именно. Поставить имя Христа под его образом может только его тело — церковь, как совокупность всех верных его, как совокупность всех способностей увидеть его образ: применительно к узнаванию — герменевтически целое. Икона узнаваема через соборность, потому что имеет один герменевтический знаменатель (один ключ узнавания) — Святой Дух. Подобное познается подобным, поэтому тварь может узнать Творца либо слившись со всем тварным, либо сораспявшись Творцу в отказе от своей воли. Подписание иконы — это вливание части в целое, (в «совокупность полноты интерпретаций» образа), когда художник, становясь частью тела Христова, ему делегирует именование как соотнесенность и явленность.

Хорошо пишет об этом прот. Анатолий Волгин: «Для современного сознания нет более отпугивающих понятий, чем догматизм и несвобода. Традиционализм иконы идет здесь вразрез с популярными вкусами мира. Приобщаясь к опыту соборному, коллективному, превосходящему возможности индивидуума, приводя себя в согласие с этим соборным опытом, человек оказывается на плечах гигантов и получает возможность «прыгнуть выше собственной головы». Личность не исчезает, но перестает доминировать, она становится голосом в хоре. Но ведь и сам хор состоит из голосов: и вот этими личными, нерастворенными чертами определяется то разнообразие иконописи, которое мы знаем. И все же определяющая ценность церковной традиции — согласие».6

Проще сказать: через церковь — тело свое, Господь именует икону как образ Боговоплощения, чем соотносит ее со Своими нетварными энергиями, которыми уже освящен иконописец через труд над нею. Именование становится и жертвой Богу и силой его. Так и преп. Григорий Палама говорит: «Ныне у нас, братья, жертва приносится не через огонь, как при Моисее, но словом совершается». 7

Анализ динамического единства образа и имени показывает, что икона не изображает ни Божественную природу Спасителя, ни его человеческую природу; икона изображает не природу, а Личность. Икона является не образом Божественной природы, а образом воплотившегося второго Лица Святой Троицы, передает черты Сына Божия, явившегося во плоти, ставшего видимым, и, следовательно изобразимым человеческими средствами. Икона связана со своим первообразом тем, что она изображает его личность и носит его имя.

Имя — это особый уровень проглядывания, проявленности тайны и глубины личности через внешне видимый индивид. Благодатное соотношение в иконе образа и имени глубоко раскрывается в чине ОСВЯЩЕНИЯ иконы. Поэтому канон предусматривает два обязательных условия при создании иконы: узнаваемый лик и имя.

7. св. Григорий Палама. Омилии. Т.2 М.: Паломник, 1993, с. 103.

Интернет-журнал «Русская неделя»