Православие и Мир | Марина Ярославцева | 26.02.2008 |
Иверская икона Божией Матери |
…Прошло восемьсот лет, и заветная святыня оказалось бережно хранимой у одной благочестивой вдовы, жившей близ города Никеи, что в Малой Азии. В те времена царствовал там жестокий иконоборец — император Феофил. По его приказанию Божественные лики тщательно разыскивались, их изымали из Храмов, отбирали у жителей, обыскивая их дома. Народ видел страшное зрелище — в кострах полыхали иконы.
Вдова с сыном со страхом хранили свое сокровище, зная, что если их тайна обнаружится — от пыток и смерти им не уйти. Можно было бы избежать беды, добровольно выдав икону властям, но отдавать любимый Пречистый лик на попрание было выше их сил. Тогда в доме решено было сделать укромное место, куда поместили эту бесценную икону, и праведная семья часто удалялась туда помолиться Божьей Матери.
Но случилось непоправимое — донос! И вот уже вооруженные солдаты врываются в их дом, ломая и круша все вокруг себя.
— Где вы прячете своих идолов?!
— Так то вы исполняете указ императора!
— Вот она! Рубите ее!
И вот копье вонзается в святую икону…
Но что это?!
Солдаты в ужасе опустили оружие — из раны на лике Богородицы бежит кровь. Но, Господи! Корысть человеческая, которую не может смягчить даже чудо:
— Мы не тронем эту икону, но вот вам срок до завтра — собрать выкуп за наше молчание.
Сумма была огромна. Где бедной вдове взять столько? Но если даже отдать все, что есть в их жалком домишке, сможет ли такое чудо остаться скрытым от других? Скорее всего, кто-то из стражи не выдержит и обязательно проговорится, а это равносильно смертному приговору для семьи, и тогда икона все равно будет уничтожена… Спрятать икону, отдать кому-либо на сохранение? Но под пытками немощная женщина может рассказать об этом. Бежать вместе с ней? Но как утаить, скитаясь, эту святыню, если не смогли уберечь ее в доме…
— Сын мой, ты должен бежать от смерти, я же останусь и приму мученическую кончину — Господь меня не оставит. А святую икону мы отдадим на волю Божью…
Последний раз сын вместе с матерью вышел на морской берег. Они упали на колени и взмолились:
— Пресвятая Богородица! Ты Царица Небес и земли! Не оставь чудесный образ свой, избавь его от потопления и сохрани в его целости! Молим тебя, Пречистая!
Женщина вошла с иконой в руках в воду и пустила ее по волнам. И свершилось чудо — святыня поднялась из воды, стала прямо, как бы поддерживаемая невидимыми ангельскими руками, и понеслась вдаль на запад, вскоре растаяв на горизонте…
Дома, обнимаясь и плача, мать благословила сына бежать в Грецию и проводила его, оставшись ожидать возвращения стражи. Больше ничего не известно о судьбе этой мужественной женщины. Скорее всего, ее постигла та же участь, что и многих других христиан, принявших мученичество за иконопочитание. А ее сын благополучно добрался до Салуна, затем отправился в Афон, принял иночество и подвижничал в местах, в которых сейчас находится Иверская обитель.
…Прошло два века. Память афонских монахов сохранила его рассказ о необыкновенной матери и бесследно исчезнувшей иконе. И вот однажды, во вторник Пасхальной недели, близ Иверской обители, прогуливались по берегу и вели беседу старцы. Вдруг в море возник ослепительный огненный столб, уходящий в небо.
— Господи, помилуй!
Они пали на колени, со страхом перед таким божественным видением повторяя молитву:
— Помилуй, Господи!
Со всех окрестных монастырей собрались иноки посмотреть на такое чудо.
— Смотрите, братья! Этот свет исходит от иконы Божьей Матери!
И действительно — на волнах стояла икона, с кровью на рассеченном императорским солдатом лике. Вот тогда то и вновь вспомнили о пострадавшей во время иконоборства женщине и ее сыне. Но не так-то просто было взять эту святыню — стоило к ней приблизиться, как та удалялась от берега, не подпуская к себе братию. Со слезами удалились иноки в Храм и долго молились Господу, прося даровать им чудесную икону. Она же несколько дней и ночей так и стояла в море, будучи неприступной, освещая воду своим неземным светом.
В то время жил в Иверской обители настоящий ангел небесный — грузин Гавриил. Был он кроток душей, как ребенок, и беспощадно суров к своему телу. Видимо, не было в тех краях более чистого сердцем человека, раз явилась к нему во сне сама Богоматерь и сказала:
— Скажи настоятелю и братии, что Я хочу дать им Свою икону, Свой покров и помощь; потом войди в море, ступай с верой по волнам, и тогда узнают все Мою любовь и благоволение к вашей обители.
Наутро на берегу снова собрались монахи, молящиеся за Гавриила. Святой старец с верой прошел по воде и вернулся с великой святыней в руках. Не было предела радости иноков! Три дня и три ночи шли перед ней не прекращаемые молебны, после чего икону Божьей Матери с почестями внесли в алтарь соборной церкви.
Наступило утро следующего дня. Монахи с ужасом обнаружили, что чудесная икона исчезла. Но вскоре ее нашли… над вратами обители.
Еще два раза ее пытались перенести в алтарь — и каждый раз, на рассвете, чудесный лик оказывался сияющим на прежнем месте.
И снова Богородица является во сне старцу Гавриилу со словами:
— Объяви братии, что Я не хочу быть охраняемою вами, но хочу Сама быть вашей Хранительницей не только в земной, но и в небесной жизни. Я испросила у Бога милость Мою вам, и доколе вы будете видеть Мою икону в этой обители, до тех пор благодать Сына Моего к вам не оскудеет.
Тогда вокруг врат был возведен храм, где и была оставлена прекрасная икона, которая хранится там и по сей день. Называется же она «Вратарница» или «Привратница» — от названия выбранного Божьей Матерью для своего дара места. А еще она носит название «Иверская» — по месту ее явления, Иверской обители.
В 17 веке будущий Святейший Патриарх Никон обратился к архимандриту Иверского Афонского монастыря Пахомию с просьбой прислать список с чудотворной иконы Пресвятой Богородицы. Иноки с молебным пением омыли доску из кипарисового дерева святой водой с мощами, и отдали ее преподобноиноку Романову. Этой водой священник-иконописец развел краски и, находясь в строгом посте и молитве, изобразил на этом дереве копию Иверской иконы, ничем не отличимую от подлинника. Его установили в часовне у ворот, выходящих на главную — Тверскую — улицу Москвы.