 |
| Московские новости | Владимир Можегов | 22.10.2007 |
Неоднозначность первая
Захоронение в 1998 году в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга останков девяти человек, найденных в 1991 году и опознанных как останки царской семьи, и имело целью стать таким фактом. Для тогдашней российской власти пышное захоронение расстрелянной большевиками царской семьи в присутствии членов императорской фамилии и главы государства должно было означать и покаяние за грехи коммунистического прошлого. Но многими эта акция была расценена скорее как попытка тогдашней власти легитимизировать себя. Что преобладало? Насколько искренни были намерения? Видимо, однозначно на этот вопрос тогда нельзя было ответить.Однако находки, сделанные в июле нынешнего года, как будто могут эту неоднозначность разрешить. Эксперты с большой долей вероятности утверждают принадлежность нынешних, найденных в том же месте останков царевичу Алексею и великой княжне Марии. (Не в последнюю очередь сомнения в подлинности возникали потому, что из 11 расстрелянных в ночь с 16 на 17 июля 1918 года были найдены останки только девяти).
Новые находки сделаны и при другой власти, и другими людьми. Супруга Леонида Вахмякова, которому улыбнулась удача, — человек воцерковленный и, как оба они свидетельствуют, много молилась во время поисков (а ведь поиск прославленных в лике святых — это уже не просто археологические раскопки, но обретение мощей). «Он с июня брал меня с собой на поиск, но я… помогать не могу, и я просто молилась… Во время Царских дней в уме у меня постоянно было: «Ну помогите найти, это же ваши дети!» — вспоминает Серафима Вахмякова. А в РПЦ уже подтвердили, что в случае, если подлинность останков найденных под Екатеринбургом подтвердится, Церковь может пересмотреть свое к ним отношение.
Неоднозначность вторая
Захороненные в Петропавловском соборе останки Русская церковь так и не признала, зато уже через год канонизировала царскую семью в сонме мучеников. Акт, казалось бы, совершенно однозначный. Однако довольно неоднозначно рядом с ним выглядит сегодняшнее желание потомков признать царскую семью «жертвами политических репрессий». Прокуратура, ссылаясь на отсутствие официальных судебных документов, подтверждающих приговор (что является необходимым условием реабилитации), отвечает отказом. «Прокуратура считает царскую семью преступниками», — восклицают на это эксцентричные адвокаты истцов. Прокуратура в ответ терпеливо разъясняет, что вовсе не считает Романовых преступниками, но закон един для всех, и не нужно подменять его демагогией.Вообще-то, от желания «реабилитировать» святых и в самом деле сквозит какой-то моральной неоднозначностью. Скорее, выглядит все это ненужной и обидной суетой (представьте себе Христа, не молчащего перед судом Пилата, а… оправдывающегося и требующего, скажем, рассмотрения его дела римским законом). В общем, «реабилитация» эта выглядит, скорее, как акт недоверия и Церкви, и Богу. И не становится ли она при этом косвенным образом признанием легитимности самой большевистской власти? Вроде как законная власть расстреляла бывшего царя… Переборщила, конечно, но все-таки…
По версии прокуратуры выходит, что убийство это было уголовным преступлением бандитской шайки (что, на мой взгляд, гораздо ближе к истине). Прокуратура в данном случае демонстрирует не только наличие здравого смысла (что и должно быть ей свойственно по статусу), но, как ни странно, и больше духовной зрелости и чуткости.
Глава Императорского дома Мария Владимировна производит впечатление человека доброго, простого и искренне любящего Россию. Кипучую же деятельность по «реабилитации» развивает адвокат великой княгини. А адвокаты — народ, как известно, ушлый, и многие, знающие внутренние перипетии Императорского дома, давно намекают, что декларируемые соображения объясняются гораздо проще — возможностью реституции имущества царской семьи после «реабилитации» и проч.
В Русской церкви к этой истории отнеслись весьма здраво. «Никто сегодня не считает Николая II и его семью преступниками… Продвижение идеи реабилитации — это попытка ломиться в открытую дверь», — замечает замглавы Отдела внешних церковных связей епископ Марк.
Самой же главной неоднозначностью этой истории оказывается, пожалуй, личность самого великого князя Кирилла, двоюродного брата Николая II, внучкой которого и является Мария Владимировна. Великий князь Кирилл поимел в русской истории весьма сомнительную славу самого близкого из предателей царя (вспомним знаменитые слова Николая из его дневника «Кругом измена, трусость и обман»), уведшего войска и дефилировавшего по мятежной Государственной думе с красным бантом в петлице. «А однажды, — говорит сегодняшний председатель Всероссийского монархического центра Николай Лукьянов, — он даже дал интервью газете „Биржевые новости“, в котором заявлял, что царская семья его тиранила».
Неоднозначность третья
Притом что не доверять экспертизе основания у Русской церкви в 1998 году были (даже мнения экспертов тогда разошлись), было бы, право, слишком обидно, если бы останки оказались не подлинными. Окончательное слово скажет через несколько месяцев Генпрокуратура, и есть все основания полагать, что оно поставит, наконец, точку в этом деле. А ведь через год исполняется 80 лет со дня гибели царской семьи.Не секрет, что нежелание признать Церковью останки было прежде всего вотумом недоверия тогдашней власти, о чем прямо говорит, комментируя новые находки, член синодальной комиссии РПЦ по канонизации протоиерей Георгий Митрофанов: «В церковных кругах имеет место недоверие к деятельности различных государственных комиссий, в частности по идентификации останков царской семьи, «потому что люди чувствуют, что наше государство не сделало выбора между 900-летней православной Россией и 70-летней безбожной «совдепией"… Поэтому кажется, что все эти акции обусловлены не стремлением увековечить память последних государей, а какими-то политическими расчетами». Отец Георгий тоже жалуется на «ощущение двойственности»: «Например, при захоронении императрицы Марии Федоровны у меня возникло двойственное ощущение — в частности, потому, что прах императрицы, которая была захоронена в достойном месте, привезли в страну, украшенную памятниками убийц ее детей и внуков: А когда у нас стоят памятники и царям, и палачам России, это значит, что мы не различаем добро и зло в нашей истории».
Но, различая добро и зло и поминая историю с «реабилитацией», попробуем снова спросить: почему же в столь неоднозначной ситуации Бог попустил оказаться самой Церкви?
Увы, роль церковных вождей в судьбе бывшего русского царя была не менее неоднозначна, чем роль великих князей. Сегодня в Русской церкви монархизм в большой моде. Но в 1917-м все было совсем иначе. 4 марта 1917 года на первом после свержения монархии заседании Святейшего синода архиепископ Новгородский Арсений с большим воодушевлением говорил о перспективах, открывшихся перед церковью после того, как «революция дала нам свободу от цезарепапизма». (Уже стало доброй традицией вспоминать, как митрополит Киевский Владимир, будущий священномученик, помогал новому обер-прокурору Синода Львову торжественно выносить из зала заседаний Синода «символ цезарепапизма» — царское кресло.) На следующий день Святейший синод распорядился, чтобы во всех церквах Петроградской епархии многолетие царствующему дому отныне не провозглашалось. А 7 марта издал определение, в котором предписывалось «вместо поминовения царствовавшего дома возносить моление «о богохранимой державе Российской и благоверном Временном правительстве ея». Современные историки отмечают, что дом Романовых назван в этом определении в прошедшем времени царствовавшим, притом что отречение Михаила монархического строя еще не упраздняло и сам Керенский объявит Россию республикой лишь 1 сентября, перед самым большевистским переворотом. Получается, что, спеша отречься от монархии, Синод бежал впереди самой революционной «власти от Бога».
Своим определением Русская церковь десакрализировала помазанника Божия и отрекалась от него. И слово ее было услышано. Именно в этот день благоверное Временное правительство издает указ об аресте десакрализованного «гражданина Романова», что на следующий же день, 8 марта, и было исполнено. А уже 9 марта Святейший синод благословил паству новым посланием «К верным чадам Церкви», которое начиналось так: «Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни. Да благословит Господь нашу великую Родину счастьем и славой на ея новом пути».
Все эти дни почта Синода была завалена восторженными телеграммами из российских епархий, в которых русские епископы взахлеб поздравляли друг друга с наступившей свободой. Из сотен русских архиереев верными царю в те дни остались считаные единицы.
Таковы исторические факты. Поведение церковных вождей в те дни немногим отличалось от поведения великих князей или записных монархистов, всех этих Пуришкевичей, Шульгиных, Марковых, Замысловских, из которых ни один не пискнул против переворота.
Говорю все это не осуждения ради, а лишь достоверности для. Дабы не было ни у кого из нас, наследников тогдашних вождей, монархистов, народников и прочих «отцов и сыновей отечества», оснований сегодня слишком заноситься друг перед другом.
Неоднозначность четвёртая
Так ли однозначна фигура самого Николая II, своим безволием и отказом от борьбы приведшего страну к революционному краху и хаосу? Вспомним расстрел царскими войсками Крестного хода 9 января 1905 года, после которого и царь, и власть потеряли в глазах народа всякую легитимность и революция стала уже онтологически неизбежной.Увы, и сам царь, со всех сторон окруженный предателями, устранившись от ответственности за Россию в самый критический для нее час, стал предателем. «Доброму семьянину, пришло ли в голову ему подумать ещё о миллионах людей, тоже семейных, связанных с ним своей присягою, и миллионах, некрикливо утвержденных на монархической идее? Он предпочёл сам устраниться от бремени. Слабый царь, он предал нас. Всех нас — на всё последующее», — пишет Солженицын.
Революция стала грандиознейшим духовным «дефолтом» русского бытия, империи, всех ее «православия, самодержавия, народности». Все оказались равно замараны кровью и грязью. И расстрел царской семьи — закономерный итог всеобщего предательства и несостоятельности.
Неоднозначность последняя
В связи со сказанным возникает вопрос: а правомочно ли прославление царя? Многие, руководствуясь изложенными соображениями, относятся к этому скептически.Нет сомнения, царь был виновен в революции и духовно, и психологически, быть может, даже гораздо больше, чем принято думать. Он был слаб, безволен, находился под влиянием жены, сам приблизил чудовищного Распутина — в высшей степени неоднозначный лик, поистине «икону» русской революции.
Но есть в нашей великой истории и великая тайна. Есть мистическая глубина, в которую даже сегодня мы едва ли способны проникнуть. И Церкви как институту богочеловеческому, несмотря на всегдашнее недостоинство ее пастырей и вождей, дано в иные моменты открывать глубину божественных явлений.
Достойных не оказалось — вот великий урок русской революции, но ведь кому-то за всех нужно было ответить? А готовность стать жертвой за Россию у Николая была всегда. Были и страшные месяцы заточения, в которые ему многое дано было передумать. Была в конце концов сокровенная мысль Бога о России. Поэтому у меня нет оснований сомневаться в святости царя. И думаю, прославление его в 2000 году стало не последним фактором того, что начиная с этого времени страна, прекратив свое падение в бездну, начала потихоньку возрождаться.
В заключение еще одно соображение на тему того, какими замысловатыми путями Бог иногда устраивает наши земные дела. Не снеси Ельцин в бытность свою первым секретарем Свердловского обкома Дом Ипатьева, где была расстреляна царская семья, не затеял бы он, быть может, и ее пышных похорон в 1998-м (пепел Клоаса стучал в его сердце?). Похороны эти, не признанные Церковью, подстегнули канонизацию Николая. (Многие считали произошедшее чудом, ведь и в самой Церкви единства в этом вопросе отнюдь не было.) Канонизация, в свою очередь, сделала возможным недавнее примирение Русской церкви и Зарубежной (которая канонизировала Николая еще в 1981 году). Подобные чудные дела, несмотря на все наши окаянство и неоднозначность, сулят нам некоторую надежду, не правда ли?
