 |
| Русская неделя | Священник Вадим Булатов | 04.09.2007 |
Все это написано не зря, потому что именно так должен выглядеть культурный ландшафт страны если серьезно подходить к теме культурной гегемонии Православия.
Итак, мы определили нашу великую цель. Теперь дело за малым, определить способ, каким надо претворить это в жизнь. На этом пути нас поджидает страшный и коварный враг — западная культура, которая опутала своими щупальцами весь земной шар. Этим летом в джунглях Амазонки, в дебрях Африки и в китайских деревушках, все смотрели фильм «Трансформеры». И хорошо бы, если места просмотра этого фильма и ограничились вышеупомянутыми регионами, но ведь смотрели-то везде, и даже в самой Америке. Не боясь ошибиться, можно смело сказать, что 99% современной молодежи не мыслят своей жизни без западной культуры. На долю отечественной культуры приходится всего 1%, что означает практически полную и немедленную ее гибель. Таковы гримасы глобализации. В большой деревне есть только «N1» и «никто», и в сфере культурной это верно в первую очередь. Развитие компьютерной техники и интернета приводит к совершенно естественным результатам. Любой человек на домашнем компьютере может скачать фильм и дубляж на своем языке, сделать копию и продавать ее по бросовым ценам. И делать он это будет лишь с тем материалом, который легко продается. Самое простое что приходит в голову — это отобрать компьютеры, но не получится, я уже пробовал.
И ладно бы западные творцы иллюзий расслабились и стали гнать поток поделок. Они удвоили и даже утроили свои усилия. Спецэффекты становятся все масштабнее, темы все глубже и значительнее, актерское и режиссерское мастерство вышло на высочайший уровень. Так что неумелые попытки современного российского кинематографа и телевидения подражать американскому стилю немедленно обречены на провал. Даже образованные и развитые люди, в общем-то, перестали смотреть европейское режиссерское кино, с удовольствием обсуждая в «Живом Журнале» последнюю серию сериала «LOST».
Любой непредвзятый человек скажет, что с этим надо что-то делать. И есть люди, которые знают, что именно надо делать. Это консерваторы. Консерватор считает, что есть некий незыблемый Божественный замысел о мире и его устройстве, и все вещи и явления нашей жизни могут быть оценены по своему соответствию Божиию замыслу. И, если привести простое житейское сравнение, консерватор видит некий очень ценный продукт, например черную икру и сразу же понимает, что если оставить ее открытой солнцу, ветру и бактериям, то через некоторое время она сгниет. Он принимает решение — поместить икру в консервную банку, чтобы она сохранялась как можно дольше. Если же консервной банки под рукой нет, то икру можно немного «подморозить» в холодильнике. Надеюсь, вы понимаете, что икра символизирует собой некий национальный дух, национальный и духовный образ жизни, который необходимо во что бы это ни стало сохранить.
Пример с консервной банкой очень хорош и в том смысле, что показывает главную особенность консерватизма как всеобъемлющей политической задачи. Консервативно или все общество, или никто. Консерватизм на личном, житейском уровне всегда ущербен и не достигает своего подлинного величия. Действительно, если мы начнем консервировать в жестяные шарики каждую икринку в отдельности, то это будет крайне смешно, и результаты будут плачевны. А вот когда икринки тесно спаяны в одно целое в большой банке, желательно охватывающей целую страну, то успех возможен.
Динамический консерватизм рассматривает общество как сложную социально-психологическую структуру (согласно схемам Альтшуллера, Щедровицкого), применительно к которой неуместны грубые аналогии с холодильником и икрой. Грубо говоря, постулируется, что недостаточно повесить перед носом осла морковку и иногда пинать его, чтобы заставить идти в нужную сторону — необходимо также провести большую подготовительную работу. «Сложное движение и взаимное раскрытие цивилизационных констант, корни которых лежат в первоначальной глубине народного ядра, в его исторической завязи». (Ремизов, Аверьянов). Если же говорить о конкретных примерах различия динамического консерватизма от, скажем, фундаментального или классического, то уместно вспомнить опыт американской общины эмишей, которые исключили себя из современной цивилизации и живут в глуши, пользуясь технологией 19 века для обработки земли и разведения скота. По достижении совершеннолетия каждый эмиш может пожить некоторое время в большом городе и решить — вернется ли он обратно. Почти все возвращаются, так как не приспособлены к жизни в современном мире и умеют только возделывать землю по технологии 19 века.
Поэтому любому компетентному наблюдателю понятно полное историческое поражение эмишей, да и, наверное, всего фундаментального консерватизма.
Или вот: «Носит «проектный характер» и является «реконструкцией традиции, в которой прошлое просто одна из перспектив, исходя из которых, мы мыслим свою судьбу. Определение своей судьбы, есть «вопрос, что есть наше», и это «наше» может быть только нацией»
Консерватизм динамический, наоборот, настаивает не на ограничении, а на обогащении человека, широком включении в ткань его бытия духовных символов, в некотором роде переформатировании личности, для ее полноценного развития. Классический текст по теории и практике динамического консерватизма — это, безусловно, библейское повествование об исходе евреев из Египта и сорокалетнем странствии по пустыне. Здесь мы видим волнующий рассказ не только о кнуте (войске фараона) и прянике (Земле Обетованной), а о поэтапном включении всего народа в замысел Божий, бридинге новых элит и воссоздании динамичного пассионарного народа из мусора истории, загнивавшего в египетском рабстве. Вспомним, как в первый год странствий разведчики приблизились к Палестине, и отошли, испугавшись сильных воинов и неприступных крепостей. Это история эмишей. И почитайте, как через сорок лет новое поколение уже диктовало жителям этого богатейшего уголка земли свои условия.
Динамический консерватизм очень хорош как конкретная политическая программа. Многие рекомендации из библейского текста можно уже сейчас рассматривать как руководство к действию. Однако это ничуть не снимает обеспокоенности по поводу культурного поражения общества. Если пустыню физическую, без мяса и жареных перепелов, как арену для духовного возрождения, можно создать хоть завтра, то пустыня информационная уже, наверное, невозможна. Спутники, которые не остановить никакими глушилками, портативные носители информации и медиаплейеры… Для качественного воплощения сценария динамического консерватизма необходим строгий отказ граждан от любой личной жизни. Без этого… Представьте евреев, принимающих в пустыне по спутнику последние египетские новости и сериалы!
Инновационный консерватизм: как имперский (Проханов, Дугин, Калашников, Кургинян), так и национальный (П.Хомяков, Водолеев) не настаивает на духовном преображении народа, принимая его как закономерное последствие воссоздания империи или национально чистого государства. Общество должно осуществлять большие инновационные проекты (освоение космоса, продление жизни) и на этом пути обрести свободу от западного влияния. Решающее значение здесь имеет взгляд на человека как на сложное многомерное создание, способное существовать в нескольких модальностях. Либерализм рассматривает человека просто как одномерное животное, не способное удержать в голове и двух мыслей сразу. Если освобождать, так всего сразу, с гомосексуализмом и зоофилией. Если ограничен хоть в чем-то, то ограничен во всем. Так вот, инновационный консерватизм утверждает, что человек может по-разному существовать в различных сферах своей деятельности. В личной и общественной он может быть консерватором, в профессиональной — сторонником инноваций. Как подмечено в сериале «Клан Сопрано», дома у Тони Сопрано 1954 год, на работе 1972, а его дети учатся в 2001-м. Обычно предполагается, что это может привести к нервному срыву, но, с другой стороны, никто не проводил такого эксперимента в достаточно больших масштабах. И все же представляется, что такая модель нежизнеспособна, хотя бы потому, что в обществе будет идти нескончаемая война за власть между технократами и традиционными институтами вроде армии и Церкви. Впрочем, и эту проблему можно обойти, так как такое общество -мечта любого фантаста, а значит и всего человечества. Главное — правильно сформулировать идею и добиться того чтобы она не сопровождалась информационным и культурным мусором, составляющим духовный рацион современного человека. По сути, сторонники динамического и инновационного консерватизма надеются в плане культурной гегемонии только на некую мифическую фигуру творца, а лучше многих, которые создадут такие грандиозные и всем понятные творения, что люди ахнут и забудут западные суррогаты как сон.
Между тем, время идет, а творцов все нет и нет. А Запад вовсе не стоит на месте — отработаны захватывающие технологии коллективного творчества, особенно выпукло проявляющиеся в создании высококачественных сериалов. Некоторые формы массового искусства, такие, как видеоигры класса AAA, блокбастеры и те же драматические сериалы совершенно недоступны для самовыражения творцов-одиночек. Нужны школы и технологии, которые в Америке создавались десятилетиями. Вопрос в том, нужно ли это создавать нам с вами. И даже если мы все это создадим, способны ли мы конкурировать в глобальном масштабе. И даже если мы будем способны конкурировать, то станем ли мы «N1» в мире, как того требуют правила глобализации. Вероятность исполнения каждой из этих возможностей меньше процента, что задает почти невыполнимую задачу (см. начало текста). Это все рано, что Давид стал бы заниматься с Голиафом армрестлингом. Он использовал хитрость. И еще кто-то там использовал силу своего противника против него же, и победил. В общем надо действовать так же. И здесь на смену фигуре творца приходит фигура интерпретатора. Как грустно шутят филологи: «Лотман съел Пушкина». Действительно, Лотману было трудно сравниться с Пушкиным в поэтическом даровании, но он интерпретировал его так профессионально, что сегодня любой желающий поглубже узнать Пушкина будет делать это, только соглашаясь или безрезультатно споря с Лотманом.
И действительно, любой интеллектуал, индифферентный к вере, будет лишь покровительственно посмеиваться, заслышав о намерении Православия достичь культурной гегемонии путем творчества. Он же испуганно заскребет когтями, услышав о намерении Православия достичь культурной гегемонии путем интерпретации, поскольку знает насколько мощным и беспощадным может быть это оружие. И (для справки) книг, допустим, одного диакона Андрея Кураева издано столько, что в каждом доме в России может быть собрана целая библиотечка, а, сколько выпущено книг Лотмана? Это только пример, показывающий сравнительные организационные возможности Церкви и интеллигенции. Главное, правильно этими возможностями пользоваться, чего сейчас, к сожалению, не происходит и даже, наоборот, ощущается устойчивый регресс.
Интерпретация — основной метод, содержание и программа неоконсерватизма. Консерватизм хорошо работает в обществе закрытом, как-то огражденном от мутагенного влияния иной культуры. Неоконсерватизм работает на открытом воздухе, чувствует себя как рыба в воде и парит в горных вершинах. Консерватизм может работать только с чистым и неиспорченным человеческим материалом. Неоконсерватизм готов к самому худшему, не чуждаясь и ассенизаторства.
Консерватизм сходится в открытой битве со злом и проигрывает, так как играет по навязанным ему правилам. Неоконсерватизм наносит удар исподтишка, бьет в спину и ниже пояса, заранее примиряется с поражением, но твердо рассчитывает только на победу.
Страницы: | 1 | |
