Правда ли Бог в Духе, а не в слове?

Дело в том, что христианство — религия предельной конкретизации и предельного приближения Бога к людям. Если мы посмотрим на другие монотеистические религии, то действительной близости Бога и человека мы там не увидим. Ни в иудаизме, ни в исламе нет Встречи Бога с человеком — иудаизм еще не дорос до Откровения Встречи, а ислам от нее сознательно отказывается (вообще, ислам — потрясающая религия — единственная в мире, не признающая первородной катастрофы; возникновение ислама, если на то пошло — сам по себе великолепнейшее доказательство подлинности христианства). В христианстве Бог не сокрыт от людей — напротив, Он предельно близок им. Именно Христос, Логос, Слово, открывает Отца. Не Дух, а Слово становится плотью и образом. Почему? Слово — конкретно. Слово — образно. Слово описывает и замыкает границы. Творящее Слово — предельно точно: Бог в начале времен творит не «что-нибудь» — Он творит что-то очень определенное. А подобная определенность, как Вы, наверное, со мной согласитесь, невозможна без границ и четких понятий. Кстати, творит Господь именно Словом — Он повелевает — и происходит. Недаром в начале Книги Бытия это «и сказал Бог…»

Христос, говоря о важнейших заповедях, говорит о той, которая призывает «любить Бога всем сердцем, всей душой, всем разумением, всей силой твоей». И, говоря эту заповедь, Он ссылается на Писание. Все бы хорошо, только Господь заповедь чуть-чуть корректирует, а собеседники его этого — видимо, в пылу спора — не замечают. В ветхозаветной заповеди (Второзак. 6:5), которую Иисус произносит, нет слова «разумением» — сердце, душа, сила есть, а разумения нет. Заповедь меняется: Господь призывает теперь не только любить, но и разуметь — то есть, понимать. Отчего Он так делает — предмет уже совсем другого разговора: о сверхдоверии человеку, которое ему оказывает Бог в Новом Завете вопреки всему очевидному. К настоящему разговору это отношения не имеет, важно то, что Господь заповедует «любить Бога разумом», т. е., стремиться Его понять. А понимать, как хотите, можно лишь что-то конкретное. Невозможно понять нечто, если оно безОбразно и безвидно. Христианство конкретизирует то, во что (в Кого) верит. Иначе никак. Я не хочу сказать, что в силу этого Бог может быть понят человеком на все сто процентов. Всегда остается черный зазор между тем, что думает человек о Боге и тем, что Бог есть на самом деле. Этот черный зазор есть как у сомневающегося («не могу поверить») до мистика («не могу постигнуть»). Полностью описать Бога нашим разумом невозможно, но встать на путь познания — вполне. Но разговор о познании Бога, его возможностях и границах — это тоже не совсем в тему.

Христианство — может быть, я сейчас удивлю, а может, и нет — это единственная религия, в которой есть догматы, описывающие природу Бога. Остальные религии прекраснейшим образом обходятся без них — недогматичен иудаизм (там Закон), недогматичен ислам (Символ Веры им заменяет формула «нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк Его», которая все-таки, как ни крути, крайне мало говорит об Аллахе). Недогматичны, что неудивительно, языческие религии — языческие боги все с характером, а не с природой. Все это закономерно — догматы — это шаги познания Бога, а ни иудаизм, ни ислам, ни язычники не подразумевают такого пути духовной жизни. В иудаизме между Богом и человеком стоит Закон, царь Давид, говоря о любви к Богу говорит «люблю Закон Твой» (впрочем, о Законе и заповедях Ветхого Завета — снова отдельный разговор, Бог не зря не является иудеям). В исламе Аллах непостижим — нечего и пытаться, там между человеком и Богом семь небес — и никогда Бог не спускается ниже первого неба. Можно сказать что-то о качествах Аллаха, но не о Его природе. Язычество вообще не видит смысла в богопознании — с богами нужно договариваться, а не соединяться…

Христианство имеет наглость конкретизировать — каким оно видит Своего Бога. Конкретизировать словами. Я бы даже сказала, конкретизировать буквами. В полемике с арианами спор с ними шел из-за одной йоты — только на одну эту несчастную йоту различается «подобосущный» ариан от «единосущный» ортодоксов.

И, в общем, такую ревность христиан о тончайшей конкретике можно понять еще и с такой стороны. Бог есть Любовь. Любить «что-нибудь» нельзя. Можно любить только «что-то». Или «Кого-то».

Догмат, буква — это шлифование понятия о Том, Кого любишь. Он смог быть настолько конкретным, насколько это возможно — вплоть до определенного роста, веса, цвета глаз и волос. Он, явив Сам Себя, показал, что образ и конкретизация — это не обязательно язычество и уклонение от подлинного Творца. Господь Сам Себе лучшая икона. Явившись, Он позволил (и даже заповедовал) мыслить о себе — а мысли естественно складываться в слова, состоящие из букв.

Призыв «оставим буквы и догматы и возлюбим Дух» кажется мне уходом от мысли и от христианской строгости. Христианство, невзирая на всю свою радость и благодать — суровая религия в том смысле, что очень хорошо осознает, что ей принадлежит, а что — нет. Свою любовь христианство надежно оградило стенами догматов — не для того, чтобы мешать мысли — а чтобы не дать этой самой мысли разболтаться, не лишить ее выбора. Если нет догмата — значит, в пространство любви можно втащить что угодно, любую идею выдать за истину — и тогда лицо Любимого окажется размытым, черты в нем будут сами себе противоречить, и любовь станет оксюмороном. Но конкретность тяжела только тогда, когда любви нет. Когда любовь есть — дорога каждая черточка — а в нашем случае — каждая буквочка, впрочем, черточка тоже дорога…

Кроме того, призыв к Духу вместо Слова — это еще и кощунство против Троицы. Отец, рождающий Сына, являет Себя в Нем во всей полноте — это будет понятно, если понять и принять, что Бог не может делиться и не может давать часть Себя. В каждом Своем проявлении Бог подает Себя целиком. Слово — совершенно равно Отцу.

Вспомните притчу про работников, нанятых в разные часы — им всем в конце дня была предложена одна и та же оплата в один динарий -хотя те, кто пришел раньше, возмущался, что они работали дольше, а те, кто пришел позже — этого в Евангелии не написано, но можно предположить, — наверное, смущались брать полную плату, не ощущая себя достойными. Плата же в динарий подразумевает Царствие Небесное, т. е., бытие с Богом. Оно не может быть даровано частично — там, где Бог есть, Он есть во всей Своей полноте.

А отречение от Слова (конкретики и Образа) ради Духа (безОбразного и безвидного) — это отречение от прямой воли Бога, пожелавшего явить Себя именно через Сына. Кажется, что любить Бога в Духе проще. Нет, Его так проще НЕ любить. Поясню: живя в браке, возможно любить супруга со всем набором его личных черт и вместе с ним — дух любви, царящий в квартире. Но невозможно любить именно этот дух, отказываясь от конкретного супруга. Нельзя любить «кого-нибудь». Отречение от Слова — отречение от Троицы.

«Оставим буквы и догматы, возлюбим Бога в Духе!» Что это значит? Это значит — не хочу знать, какой Он на самом деле — но простите, что ж это за любовь, не ищущая любимого Лица? Я, конечно, не о том, каким мы видим Христа на иконах — все-таки, вряд ли Он был светловолосым, голубоглазым славянином. Я о природе Бога. Если мы не хотим знать конкретики, то мы не хотим любить Бога, не хотим исполнять заповедь о «разумении», а в худшем случае — хотим любить себя, прикрывая это любовью к Богу — мы хотим любить то, что нам нравится, не сильно озабачиваясь тем, насколько это имеет отношение к Богу.

А, между прочим, разумение Бога невозможно без жизни в Нем — невозможно постигать Бога со стороны. Если же даже отбросить ВСЕ догматы, отказаться от ВСЕХ букв и с чистого листа начать постигать Бога — т. е., пытаться жить в Нем — то собственными догматами обрастешь мгновенно — невозможно все время быть в среде одинаково возможных идей, это ж до шизофрении недалеко, все равно надо будет выбирать. А тут уж держись — догматы эти могут описывать не истину и не Бога, а собственное удобство.

Итак, Бог Сам желает быть конкретным. Но эта конкретность — как сосуд с кипящей водой: стенки отнюдь не подразумевают пустоты, построенный дом отнюдь не означает, что в нем никто не живет, любовь к конкретной личности (а именно Личность описывают буквы и догматы) не подразумевает мертвенности отношений. Внутри стен догмата — кипящая плазма Духа. Бог, как Личность — безграничен, Его невозможно исчерпать, Его невозможно познать до конца. Разлюбить Его, наверное, тоже невозможно.

До сих пор я говорила о хорошем — о том, как должно быть, а теперь, наверное, надо пару слов сказать о плохом. О перегибах. О том, когда буква умирает.

Буква умирает тогда, когда Дух перестает ее животворить — то есть, когда догмат перестает быть стражем любви. Когда он становится ценен не тем, Кого оберегает, а сам собой — своей древностью, «так наши предки делали», «так в Византии еще служили», «отцы лучше нас знали», «так надо» — в общем, когда забывается живой Бог, а буква становится ценной из-за ее истории. И только. Бог запирается в прошлом, а нам остаются только традиции и память о том, как было хорошо когда-то.

Например, обряд. Сам по себе — он всего лишь оболочка Таинства, которое даруется через этот обряд. Примерно так: обряд — это причастная Чаша, но в Литургии важна не Чаша, а Причастие. Да, причастившись, мы целуем чашу, но не ради нее самой, а ради того, что в ней. А вот любить чашу БОЛЬШЕ, чем Причастие — теологическое извращение.

Интернет-журнал «Русская неделя»