О том, как пытается жить русская деревня

Игумен Кирилл (Сахаров)

За свои труды награжден в 1990 наперстным крестом и медалью движения «Россия Православная» «За жертвенное служение» в 2000.

Сегодня отец Кирилл (Сахаров) активно занимается возрождением духовной жизни в ряде российских деревень. Много времени он проводит восстанавливая храмы в деревнях, занимается устройством библиотек православной литературы, оказывает помощь зарождающимся христианским общинам.

Корр: О. Кирилл, недавно руководство Аграрной партии наградило Вас золотой медалью. Расскажите о Вашей работе в деревне. У Вас деревенские корни?

О.К: Я родился в шахтном поселке Артемовске в Донбассе. Отец мой -уроженец деревни Переездное Воронежской области, а мать — с. Старое Меловое Белгородской области. В детстве я часто бывал в этих деревнях, особенно в Переездном.

Корр: А почему такое название — Переездное?

О.К: В 1927−28 гг. родители моего отца переехали из большого русского села Ливенка на свободные земли среди поселений выходцев из Малороссии, которые жили в этих местах 200 с лишним лет.

Корр: Что Вам запомнилось в деревне в детские годы?

О.К: Тяжёлый крестьянский труд, безкрайние поля, множество прудов. Особенно почему-то умиляли соломенные крыши домов.

Корр: А духовно как жила деревня?

О.К: В Павловском районе, где находится Переездное, кроме райцентра была еще пара действующих церквей. Очень много церквей было разрушено. В соседнем с Переездным селе Рассыпном на куполе колокольни я видел множество отметин от пуль. Однажды священник отсюда пришёл в Переездное, чтобы освятить куличи и яйца в великую субботу, а пьяные мужики закрыли его в сарае, где он просидел всю ночь. Пасхальная служба была сорвана… Помню ещё рассказ родственника о том, как переездянские мужики посмеялись над верующей старушкой- подменили ей сосуд со святой водой сосудом с чернилами…И ещё помню как мой ровесник, снимая по моей просьбе икону у себя в доме, чтобы мне её посмотреть, богохульствовал при этом. Несколько десятилетий после массового закрытия храмов в этих местах, крестил детей и отпевал покойников раб Божий Федор, Федор Киприянович. Мне рассказывали, что он был безстрашным человеком и много пострадал за свою веру. Бывало после очередных крестин дадут ему нагоняй местные власти, отвезут в поле подальше от деревни, а наутро он уже в другой деревне молится об усопшем. Никогда не унывал.

Корр: А когда Вы уже в качестве священника стали опекать деревни?

О.К: Систематически это началось с 1991 года, летом, когда я решил приехать в Переездное, чтобы молитвенно помянуть бабушку — мать отца — в день 20-летия её преставления.

Корр: Какой Вам тогда показалась деревня?

О.К: Уже вполне обозначились те негативные тенденции, которые в полной мере раскрылись позднее. Помню разговор с дояркой на скотном дворе. Она сетовала на крайне низкую себестоимость молока, что делало безсмысленным её труд. В деревне стали появляться перекупщики, которые за бесценок скупали живность. Потянулись беженцы из республик бывшего Союза. Стало процветать воровство.

Корр: Вас наградили в частности за установку нескольких десятков поклонных крестов в сельской местности. В чём Вы видите смысл их установок?

О.К: Первый крест мы установили в Переездном при входе на кладбище. Это был один из 7-и крестов, предназначавшихся для установки на куполах нашего храма. Реставраторы честно признались, что в деревянной основе этих крестов есть трещины и поэтому они могут обломиться на высоте. Они сделали новые кресты, а эти мы установили в разных селах Воронежской области. Поклонные кресты в этих сёлах стали центром духовной жизни. Всего мы установили в Воронежской области 12 крестов. Организовали вокруг них небольшие общины, снабдили людей богослужебными книгами. Таким образом, собираясь у крестов в воскресные и праздничные дни, жители этих сёл не будут оторваны от общей соборной молитвы нашего народа.

Корр: Вы занимались ещё и восстановлением сельских храмов?

О.К: Точнее давали импульс к их возрождению. Происходило это следующим образом. Приезжали в какую- либо деревню, где был руинированный храм, вешали колокола на дереве, начинали трезвон. Люди ничего сначала не понимали, потом собирались к церкви. Служим молебен, затем проповедь, общая трапеза. Потом приглашаем всех на трудовой час. Бывали настоящие чудеса. Помню через полтора месяца после нашего появления в селе Ерышевка. получаю письмо от местных жителей, в котором мне они сообщают, что уже покрыли крышу, настелили полы, вставили окна и даже цветники вокруг церкви разбили.

Корр: А как местные священники относились к Вашей деятельности?

О.К: Конечно, мы согласовывали наши действия с местным благочинным. Он нам не препятствовал и за это спаси его Господи. Признаюсь, однако, что бывали недоразумения. Вспоминаю учредительное собрание общины в Рассыпном. Слушаю Вас — говорит благочинный. Нам бы церковь открыть — я дам Вам образец документов. Нам бы её отреставрировать — Ваши отцы её разрушали, Вы и восстанавливайте. Нам бы священника — священников не хватает. А как же службы — я не могу, у меня свои службы и т. д. Я тогда почувствовал, что при таком отношении вряд ли дело далеко пойдёт…

Корр: А как Вас воспринимало местное начальство?

О.К: Не помню ни одного серьезного эксцесса. У них без нас проблем выше крыши. Со многими руководителями пришлось побеседовать. Говорили они примерно одно и тоже: высокие цены на горючее обессмысливают крестьянский труд, молодежь покидает деревню, а народ спивается. Руководитель хозяйства в селе Лесково после освящения правления и его дома рассказывал, что недавно уволил несколько доярок за пьянство. Последние новости отсюда неутешительные: хозяйство в Лесково полностью развалил ось, а в Переездном вырезали весь скот.

Корр: Неужели ничего не делается для пресечения этого зла?

О.К: Этот же руководитель рассказывал, что все знают в каких домах села гонят самогон или продают некачественный спирт. Милиция бездействует, ссылаясь на неприкосновенность частного жилища. Вот и наркотики пришли в деревню…После дискотеки около клуба валяется множество шприцов. Я абсолютно уверен, что народ сознательно спаивают. Смертность ужасающая. Отчетливо это вспоминаю по Лескову.

Корр: Вот вы дали импульс возрождению этих храмов. Кстати скольким?:

О.К.: В Воронежской области 13-ти.

Корр: А дальше что?

О.К.: Помню в селе Серяково совершили первую службу в престольный день на Усекновение главы св. Иоанна Крестителя и люди спрашивают: когда Вы нам храм откроете? А мы говорим — уже открыли этой службой. Они: а дальше что? А дальше мы в течение нескольких дней проведем здесь генеральную уборку и соорудим иконостас. Вы же потом приходите каждую субботу и воскресение и после уставной молитвы протрите вот этот подоконник и поставьте банку с цветами, а потом то же самое сделайте со следующим подоконником. То есть расчёт такой, что благодаря регулярной молитве произойдут подвижки, цепная реакция. Так часто бывает. Очевидно, что нужно начинать не с составления огромных смет и потом хвататься за голову, а именно с молитвы. Молитва творит чудеса.

Корр: А занимались ли вы реставрацией храмов?

О. К: Да, в Рассыпном, например. Более того, полагаем и сейчас её продолжить. Сложность в том, что местные жители и местная власть совершенно безденежны.

Корр: А где Вы ещё проводили подобную работу?

О.К.: В Волоколамском районе Подмосковья при владыке Питириме. Он приглашал меня опекать подворье Иосифо-Волоцкого монастыря в селе Покровском. Владыка возлагал на нашу общину большие надежды в плане подъема земли. К сожалению, он умер в 2004 году, так что мы недолго трудились под его опекой. В Подмосковье, мне показалось, что заброшенных полей ещё больше чем в Воронежской области, а это лишь в 100 км от Москвы… Кстати, везде где мы появлялись там, а это было впервые, теперь уже храмы служат: Теряево, Ильинское, Ботово, Амельфино…

Корр: А где Вы трудитесь сейчас?

О.К.: В Тверской области. Здесь община имеет несколько домиков. Установили с десяток поклонных крестов, копаемся в руинах нескольких храмов в вымирающих деревнях. Здесь положение ещё хуже. Журнал «Русский дом» писал, что ежегодно с карты Тверской области исчезает около 40 деревень. Одна исчезла на наших глазах — Райки в Лихославском районе. Можно ещё понять временное приостановление появлений новых населенных пунктов, но когда исчезают те, где жили люди столетиями — это ужасно. Главная причина деградации и вымирания — ужасающее пьянство и безработица. Очень много заброшенных деревень. Этой зимой много приехало южан. Земельные паи скупаются за безценок. На бумаге в районе более полутора сотни фермеров, а реально 3 человека, а ведь дотации и льготы получили все.

Насчет пьянства. Местный житель 50-ти лет рассказывал, что из его класса половина мужчин уже умерла от пьянства. Говорю ему: ну что ж ждите пару тысяч китайцев для заселения земли. Ой, не надо, говорит. Так что ж Вы спиваетесь и не рожаете детей!

Корр: Давно были в последний раз?

О.К.: На той неделе. Привозили гуманитарный груз для одной из сельских школ — большое количество учебников, карт — дар школы N 19 — лучшей гуманитарной школы столицы, которую мы опекаем.

Часть пути из-за бездорожья пришлось пройти пешком. Наверное, со стороны я выглядел экзотично: в рясе, с сапогами на верёвке через плечо, с глобусом в правой руке.

Корр: Проводите ли Вы какую-либо просветительную работу?

О.К: Организуем библиотеки духовной литературы. Дело в том, что закрываются сельские библиотеки, висит угроза закрытия над сельской школой, которую мы пытаемся спасти. Кроме того, наш прихожанин, известный певец Алексей Познахарев дал много концертов в деревнях, которые мы опекаем. Было умилительно наблюдать как жители воронежских сел — выходцы из Малороссии, называющие себя русскими хохлами, восторженно реагировали на песни из альбома Алексея — «Мы русские, с нами Бог!»

Корр: А в деревнях Тверской области также никакой борьбы с пьянством не проводится?

О.К: Борьбы не замечено. На той неделе в один из дней возвращаемся мы поздно вечером с прогулки, видим в сельском магазине продавщицу с мужем. Зашли, разговорились. Пришёл покупатель — трясущаяся женщина из соседней деревни за бутылкой водки. А время — около 23.00. Она, кстати, бывшая учительница. Муж продавщицы рассказал, что зимой эта женщина едва не замёрзла. Она была в таком сильном опьянении, что не могла идти. Он, находчивый, сделал вот что. Взял бутылку вина, поднес её к лицу этой женщины — она потянулась и пошла вперед. Только он опустит бутылку — женщина останавливается. Снова поднесёт — она движется вперед. Жуткое зрелище! Кстати, не раз приходилось слышать, что в спиртное добавляют наркотические вещества — отсюда такая сильная зависимость. Рассказывали: гонят в доме чистый самогон, а мужики его не пьют — их тянет в магазин на привозную водку. Значит, что-то такое есть в составе спиртного, продающегося там, что вызывает такую сильную зависимость.

Корр: Что же делать?! Всё так мрачно.

О.К: Исчерпывающие рекомендации дать затрудняюсь. Есть, однако, вещи, которые лежат на поверхности.

1. Начать, наконец, систематическую работу по ограничению пьянства. Вспомнил: в одной деревне живёт мужчина с тяжко болящей матерью, бывшей учительницей. Сам он ничего не получает, а пенсию матери тут же с дружками пропивает. Дважды я эту женщину причащал. Когда вспоминаю обстановку внутри их дома, в памяти всплывают картины из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя.

2. Не налогами душить оставшихся сельских могикан, а дотировать их за то только, что они ещё живут на земле в деревнях. Ведь Вы посмотрите, что получается: от одной деревни вымирающей до другой несколько десятков километров. А ведь это наш тыл, резерв, в виду грядущих неизбежных катаклизмов. Мы списали долг Монголии в 6 млрд. долларов, Ираку — в 23 млрд. а на национальный проект по развитию сельского хозяйства выделяем 1 млрд. Абсурд! В одной деревне контролёр по энергоснабжению мне рассказывал, что в некоторых деревнях бабушки, хлебнувшие лиха на войне, проработавшие несколько десятилетий в колхозах, получают пенсию в 1800 рублей, а их ещё заставляют приобретать новые счётчики за 600рублей. Где, говорит, чайком напоят, а где кочергой погонят. Штрафы принципиально не накладывает, стыдно.

3. Срочно провести противоаварийное работы в разрушающихся сельских храмах (их 70% по России таких). Особенно спешить надо подлатать крыши, иначе будет поздно. Это, наверное, задача N1.

4. Не трогать сельские школы, почты, библиотеки. Не будет их — вымирание ускорится семимильными шагами. А вот с магазином сложнее. Самый доходный товар в них — водка. Уж не знаешь, что лучше — такие магазины или автолавки. Да мало ли ещё. Вот, например, прогуливаюсь в соседнюю деревню и отмечаю, что дорога заросла в большей степени, чем в прошлом году. А ведь эти мелочи тоже влияют на настроение и жизнедеятельность местных аборигенов. Постоянно возникало желание среди деревни покосить траву в рост человека, собрать множество бутылок, которыми усеяна деревня, снабдить медикаментами местного фельдшера, купить товар на почте и в магазине, чтобы поддержать деревню и т. д. Впрочем, члены нашей общины всем этим и занимались. Очень важно людей сплотить, оказать им целевую материальную помощь. Верю в целительную силу воздействия православных общин на гнойные раны наших деревень. Подкрепить бы ещё энтузиазм серьёзными материальными ресурсами.

Корр: Спаси Господи Вас за Ваши труды и интересную беседу.

Беседовал председатель комитета по культуре, искусству и духовному воспитанию Центрального Совета Аграрной партии России Фролов В. А., почетный попечитель церкви св. Николы на Берсеневке.

Интернет-журнал «Русская неделя»