 |
| Православие и Мир | Е. Богушева | 08.05.2007 |
ПРЕДИСЛОВИЕ
Томясь в ожидании рождения ребенка, каждая женщина вольно или невольно задумывается о том, каким он вырастет. Она дает себе слово,. что приложит все усилия к тому, чтобы ее чадо стало достойным и порядочным человеком, чутким, добрым, понимающим, искренним, чтобы он был опорой и поддержкой своим родителям в старости, чтобы его миновали беды и несчастья, чтобы не совершал он ошибок, могущих навредить не только ему, но и окружающим его близким людям.И как часто в процессе воспитания при столкновении с конкретными жизненными ситуациями у матерей попросту опускаются руки от незнания, что делать. Как быть? Чем помочь? Кто или что в состоянии разрешить многие проблемы, связанные с воспитанием ребенка, особенно в том случае, когда мать остается (по той или иной причине) «один на один» — с ребенком, растя и воспитывая его без отцовского участия?
Не могу, да и не хочу настаивать на том, чтобы матери, оказавшие мне честь прочтением изложенной здесь нашей с сыном истории, приняли ее как эталон или руководство при воспитании собственных детей. Однако смею надеяться, что некоторые моменты могут служить неплохим подспорьем при решении тех или иных вопросов, связанных с воспитанием мальчика в неполной православной семье.
Добавлю только: в том, что мой ребенок растет неплохим (пока) человеком, не моя только заслуга. Поскольку я, по милости Божией, человек верующий, то понимаю, что без Господа и без Церкви, без заступничества наших Небесных Покровителей многие проблемы так и остались бы неразрешимыми, и я не -знаю, каким бы подошел мой сын к порогу своего взросления. Кроме того, в те или иные нелегкие моменты нашей жизни с нами рядом всегда оказывались люди, которые помогали всем, чем только могли.
Могу только осмелиться пожелать тем матерям, которые остались с ребенком и без мужа: сестры и матушки, не бойтесь, на все — воля Божья, Господь все управит, Он будет вам и Заступником и Покровителем, и упасет вас и чад ваших, едва вы к Нему прибегнете за помощью. Моя семья стала «неполной» задолго до того, как я приняла Святое Крещение, поэтому мы с мужем не были венчаны. Окрестилась я уже после того, как мы расстались. Знаю — одно: многие женщины, как и я, приходят к вере уже после того, как развод стал свершившимся фактом. И это также, по-моему, не спроста. Ибо Господь и здесь протягивает вам Свою милующую и всепомогающую руку, дабы помочь вам «поднять» и воспитать ребенка, прежде всего — вырастить его достойным членом христианского сообщества — Церкви его. И если вы поможете ребенку именно в этом, если воцерковите свое чадо, то тогда все житейские трудности и преграды будут ему не страшны, он все преодолеет с Божьей помощью. Отношения в христианской семье приобретают особый смысл, мать и дитя родные не только по крови, но и по духу, потому что призваны к вечной жизни во Христе Иисусе. А это уже нечто особенное, что способно поставить мать и дитя на иную ступень отношений. Ведь как часто взрослые относятся к ребенку (потому что он мал, неопытен и житейски не мудр) как к тому, кому человеком стать еще предстоит. Но это не так Он маленький и неискушенный житейскими коллизиями, но, безусловно, такой же человек, как и любой взрослый: у него такие же чувства, как и у любого взрослого (если не острее), но гораздо более чистая и хрупкая душа. А кроме прочего, он ваш маленький братец во. Христе. Он не только ваш, он — Христов, Божий. А это, согласитесь, уже нечто иное, чем простое материнское «Он — мой. Я — мать. Хочу — казню, хочу- милую». Нам, взрослым, нужно стараться сохранить душевную чистоту маленького христианина, не причиняя душевных ран, способных ожесточить душу ребенка и сделать ее невосприимчивой к Любви Божьей. Иначе не будет у нас покойной старости, не знать покоя от тревог за дитя, пожизненно каяться в том, что не привели ребенка к Богу, а, наоборот, отвратили его от Христа и Церкви, своими руками выкопали ему погибельную яму.
Однако жизнь в миру всегда исполнена суеты, она ежедневно воздвигает перед людьми преграды, которые непременно нужно преодолевать. Как быть, когда к заботам о хлебе насущном на одни и те же плечи ложатся заботы о духовном и нравственном воспитании ребенка, особенно если это — мальчик? Что делать, когда наш «безумный, безумный, безумный» мир рвется в тихую заводь ваших отношений? Что предпринять, если понимаешь: вы разные, он — маленький мужчина, а вы — взрослая женщина, и, в силу этой разности, не всегда способны понять внутренний мир своего растущего мальчика? Одно вас может объединить, одно может дать ключ к взаимопониманию, одно спасет вас от возможных бед и несчастий — вера Христова и Церковь Его. Вера, которую нужно прививать не фанатично, но с любовью во Христе Иисусе, которая, вкупе с материнской любовью, способна творить чудеса.
Мы с сыном бесконечно признательны всем тем, кто принимал и принимает посильное участие в нашей с ним судьбе: нашим пастырям, нашим родным и близким, членам христианской общины, учителям и воспитателям сына и всем. православным христианам за их молитвы о нас. Пусть хранит вас всех Господь на всяком месте и во всякий час.
О ЧЕМ ХОТЕЛОСЬ БЫ РАССКАЗАТЬ
Не помню, кому из великих людей принадлежит известный афоризм о том, как некая мать, придя к нему, спросила: с какого времени нужно начинать воспитывать ребенка. На что последовал вопрос о возрасте ее малыша. Оказалось, что тому две недели от роду. И тогда этот великий человек ответил матери, что она опоздала ровно на две недели. Признаться, мне не очень нравится термин «воспитывать». Больше по душе: растить, взращивать, подобно любящему и заботливому садовнику. Из крохотного семечка — в могучее дерево со здоровыми корнями, с роскошной кроной, обильным и хорошим плодом. Растить, следить за тем, чтобы не завелись на растении паразиты, заботиться о том, чтобы не появлялось больных ветвей, удобрять, охранять, лелеять. Зато потом многие люди смогут воспользоваться плодами рук мудрого садовника, да и само древо сумеет выдержать самые жестокие бури (если таковые случатся).Бесспорно, гораздо легче растить и воспитывать ребенка вместе с мужем. Но коль скоро произошло иначе, то это вовсе не повод чувствовать себя одинокой и никому не нужной. Конечно же, неизбежна боль, неизбежны страдания, причиненные расставанием. Но все же вы не одна, у вас есть ребенок, и он будет вам утешением, он поможет вам справиться с вашими скорбями, вас двое, и это уже хорошо.
Именно такими мыслями я утешила себя, оставшись одна с маленьким ребенком на руках. С одной стороны, мне было проще, поскольку сыну было: всего три месяца и он ничего не понимал из происходящего, ему не довелось пережить того мучительного состояния, которое переживают дети в то время, когда разводятся их родители. С другой стороны, у меня не было ни работы, ни образования; и я не знала, на что мне с сыном жить дальше. Слава Богу, у меня были живы родители, которые души не чаяли во внуке и старались помочь нам во всем, в чем только мы нуждались.
Проблема была не только в том, чем накормить и во что одеть сына. Я очень хотела, чтобы он не чувствовал себя обездоленным, знал, что у него есть я, что он всегда может на меня положиться и что трудности, с которыми столкнется, он сможет преодолеть, поскольку ему всегда будет к кому обратиться за советом и поддержкой. Хотела, чтобы мой мальчик понял, что в этой жизни, кроме материальных благ (которыми, к сожалению, я не могла его осыпать), есть ценности более важные — духовные, хотела вырастить его добрым человеком. Я понимала, что для этого мне нужно вместе с ним заново переживать все, с чем сталкивается он, перечувствовать все его чувствования, смотреть на мир его глазами и слышать его ушами. Нужно было стать его единомышленником и верным другом.
Как это ни странно, но самый процесс воспитания зачастую складывается из преодоления трудностей и проблем, возникающих на пути взросления ребенка. Это возрастные кризисы в три, пять и тринадцать-четырнадцать лет, проблемы общения со сверстниками и людьми старшего возраста. Проблемы, связанные со следованием общепринятым светским нормам (которые сейчас стали, скорее всего, не нормами, а аномалиями). Да и мало ли, с чем придется столкнуться! Всего и не предугадаешь. О некоторых встречающихся чаще всего трудностях и о том, как мы с ними справлялись, мне и хотелось бы рассказать. Получилось же так, что по милости Божьей сын вошел в Церковь, стал христианином. Краеугольным камнем его воспитания, неоценимой помощью в этом и поддержкой мне стало его воцерковление. Произойди иначе, я никогда и- ни с чем не справилась бы.
Сейчас мы с сыном переживаем очередной критический возраст: ему почти тринадцать лет, он становится юношей, не переставая еще оставаться ребенком. С ним все сложнее и сложнее общаться. Не потому, что он становится непослушен, нет. Он становится эмоционально неустойчивым и поэтому особенно ранимым. И по- рою не знаешь, как подступиться к нему и какие слова найти, чтобы достучаться до него, до его души, до сознания, при этом не обидев и не оттолкнув. Однако, несмотря на просыпающийся так называемый «юношеский нигилизм>, и здесь нам обоим помогает церковное общение, поскольку именно Церковь заняла в нашей жизни главенствующее положение. Слава Богу за всю Его милость к нам.
ОТ НУЛЯ ДО ЧЕТЫРЕХ ЛЕТ
Первостепенной задачей, которую я поставила перед нами на первом году жизни, — это здоровье ребенка. Именно на первом году жизни закладывается фундамент здоровья на многие годы. Не допустят того, чтобы он болел, закалить, дать полноценное питание — это первое, к чему я стремилась. Но не менее важным считала поддерживать постоянный контакт с ребенком. Чаще брать на руки, не оставлять его одного играть в комнате, как можно дольше кормить грудью. Улыбаться ему, не взирая на настроение и самочувствие, разговаривать. Не дать ребенку чувствовать одиночество и страх от первых столкновений с неведомым и незнакомым ему миром. Учить играть в игрушки. Мы хорошо с ним справились с поставленными задачами. На первом году жизни мы не расставались ни на час и выросли, ничем не болея. К году Илья умел есть ложкой (правда, не совсем «по адресу»: кормил и уши, и глаза, но тем не менее знал, откуда брать и куда нести), пить из чашки, знал много игр и потешек («гули прилетели», «сорока-белобока», «ладушки, „колпачок“, „прятушки“ и др.), знал многих животных и подражал тому, как они кричат, умел развлечь себя игрушками. С ним было просто; нужно было только оставаться в поле его зрения или быть рядом, играть мог бесконечно, не канючил, не капризничал. Я в это время спокойно управлялась с домашними делами. Пеленок и штанишек он не пачкал едва не от рождения: мы с мамой приучили его делать все свои „делишки“ почти по времени, и когда время подходило, просто освобождали его от одежки, и она оставалась сухой и чистой.Говорить начал очень поздно, два года обходился тремя-четырьмя словами и набором разнообразных звуков. Когда ему исполнилось два года, он внезапно заговорил и сразу полноценными предложениями. С этого дня он стал говорить почти без умолку: почемучкал», требовал, чтобы ему читали книжки и рассказывали сказки. Просил петь песни и читать стихи; сам обучался чрезвычайно легко, очень скоро выучил много песенок и стишков. Играя, сам с собою разговаривал или повторял какой-нибудь стишок Особенно ему нравилось есенинское «Черемуха душистая», это стихотворение он мог повторять бесконечно.
Когда я услышала такую самозабвенную декламацию (а он получал явное удовольствие от повторения вслух «Черемухи»), то призадумалась: а сын мой, вероятнее всего, «тонкокож» и раним, если ему с раннего детства нравится есенинская лирика. Провела эксперимент, разучили несколько стихов: обычных, веселых и «Белая береза под моим окном». Стал. декламировать «Березу». до самозабвения. Такая же история повторилась и с песнями. Я обратила внимание на то, что ему нравятся протяжные, напевные мелодии: с удовольствием слушал «Степь да степь крутом», «Ой, да ты калинушка>, различные романсы. Я поняла, что наши отношения с сыном переходят на новую удивительную ступень: он взрослеет и как-то осознает себя. Растерянности не было. Была огромная радость: мой мальчик растет и развивается, а я умею, пока еще, разбираться в том, что ему близко и понятно. Более того, мы, по своему душевному настрою, оказались с ним несколько похожи.
Не скрою, я очень боялась сделать что-либо не так, повести себя неразумно, а в результате из моего мальчика вырастет жестокий и бездушный человек, с «каменным сердцем», нечуткий и недобрый. Поэтому, когда я уловила в маленьком сынишке своеобразный поэтический наст рой, то сочла это добрым знаком для нас обоих. С самого рождения я пела ему колыбельные песни, сколько бы раз в день он ни спал. Теперь он сам стал «заказывать» мне музыку. В доме были музыкальные инструменты: шестиструнная гитара, детские пианино и гармошка. Сын занимался тем, что целыми днями заставлял меня извлекать звуки из этих инструментов. И еще я должна была петь. Пела. Он подпевал. Говорил он все больше, предложения были сложными, мы с моими родителями старались внести в его речь как можно больше эпитетов, описательных слов. Никогда не «сюсюкали» с ним, говорили «взрослыми» словами. Старались привнести в какое-либо повествование о чем-нибудь или о ком-нибудь эмоциональную окраску. Говорили; «Видишь, как нехорошо поступил мальчик обидел дедушку (бабушку, маму, собачку), дедушка ждал мальчика домой, волновался, дедушка любит мальчика, а мальчик так некрасиво поступил», или что-либо подобное, исходя из ситуации. Впрочем, многие мамы точно так же учат своих детей начаткам того, «что такое хорошо, а что такое — плохо».
«Плоды» обучения налицо и по сей день: Илья ни единого раза не замахнулся на меня (как часто дети грешат этим), никогда я не услышала от него какого-либо грубого слова. Может быть, это из-за того, что он не ходил в детский сад и не имел возможности общаться с детьми, в чьих семьях бывает «всякое».
Мы с ним всегда много гуляли. Теперь же на прогулках я стала обращать его внимание на красоту окружающего нас мира. Я показывала ему цветы, листочки, травинки, солнышко, всяких жучков и паучков, при этом снабжала показ, различными комментариями. Муравьи — домовитые и хозяйственные, шмель — серьезный и сердитый, бабочка — веселая танцуля и т. п. Звала его посмотреть на красивый закат, посмотреть, как капельки дождя пляшут по лужам, как сверкает на солнце весенняя сосулька. Он подражал мне, когда я расспрашивала его об увиденном: говорил, что видел неприветливого ежика, веселенькие цветочки или на что на улице был злой морозный ветер, он так и старался схватить Илюшу за нос.
Телевизора мы с ним не смотрели, даже тогда, когда показывали «мультики». Правда, я несколько раз попыталась обратить его внимание на некоторые «мультики», но он никак не отреагировал и не заинтересовался. Тогда я оставила свои попытки, решив, что знакомство с телевизором в таком раннем возрасте пользы сыну не принесет, а навредить может. Игрушки у него были разнообразные, но не было пистолетов и всякого оружия, я не хотела прежде времени приучать его к мысли о том, что существует в этом мире возможность насилия над другой жизнью.
Пока был жив дедушка, он, несмотря на то, что внук еще мал, учил его обращаться с различным «мужским» инструментом: наделал крупных сквозных дырок в толстой фанере, навставлял в них гвоздей и научил Илью «забивать» гвозди молотком. Научил его пользоваться отверткой. Помню, как однажды сын раскрутил все до одного винтики, до каких сумел дотянуться. Мы как-то не обратили внимания на то, что он затих, а когда кинулись, все дверцы у шкафчиков были разобраны.
Соглашаясь на развод с мужем, я понимала, что растить мальчика одной будет тяжело не только материально (такого рода трудности меня не пугали); гораздо труднее будет научить его мужскому типу поведения в жизни и семье. Наглядного примера бытовых, житейских отношений между мужем и женой (мужчиной и женщиной) у него перед глазами не будет, не будет и образца «мужского» поведения. Да, конечно, был пример дедушки и бабушки, которые относились друг к другу с предельным вниманием и заботой, мальчик мог видеть, что женщины заботятся о своих мужчинах, а мужчины (старый да малый) стараются взять на свои плечи тяжелую работу по дому.
Дедушка брал внука помогать ему в различных ремонтных работах, просил «подать-поднести», что Илья выполнял с огромным удовольствием, а после «трудов праведных» женщины кормили своих ненаглядных работников вкусным обедом за общим семейным столом, где и происходило обсуждение сделанной работы, которая без «помощи» трех-четырехлетнего Ильи «оказалась бы невыполненной. Мы вместе ездили на дачу, расположенную далеко за городом, и вместе старались возделать сухую степную землю. Пололи сорняки, копали грядки, высаживали рассаду.
Мы старались приобщить и малыша к общему делу, ему поручали посильный труд: под присмотром взрослых вынести кучки травы с огорода, полить маленькой кружечкой из ведерка хрупкие ростки овощей. Конечно же, особую и самую приятную часть огородничества составлял обед на свежем воздухе с неизменным костром и жаренными на огне салом, колбасой, хлебом, с молодой зеленью чеснока, лука, с первыми огурчиками. Едва мы добирались на дачный участок, сын тотчас же заявлял: «Ну что ж, приехали, давайте теперь пообедаем».
Кроме непосредственных работ на участке, в его задачу входило собирание веточек для костра, и он выполнял всю работу с огромным энтузиазмом. Когда же приходило время сбора урожая, ему всегда показывали мощные кусты или плети с плодами и напоминали, что это с его помощью выросли такие замечательные кабачки, помидоры, капуста, ведь он же помогал им расти тем, что освобождал их от сорняков и поил водичкой, рыхлил маленькими грабельками и давал им дышать. Подчеркивали, что малыш — наш кормилец. Дома, поедая борщ он приговаривал, вот какие овощи мы вырастили, и какой теперь вкусный получился из них суп.
В нашем частном доме было много животных: куры, утки, индюки, корова, свиньи, кошки и собаки. Все эта живность плодилась и размножалась. У кошки — котята, у птицы — птенцы, у коровы — теленок Еще была коза с двумя беленькими козлятками-близнецами. Конечно же, Илья порывался ходить «управляться» и по хозяйству. Мог набить яйцами карманы и по дороге к дому упасть и передавить их. Никто его не ругал, когда он выгружал из карманов яичницу и удовлетворенно-гордо докладывал, что он «помог». Мог нагрести во все те же карманы зерна и отправиться кормить кур, которых возглавлял: драчливый петух, огромный, как страус, ростом едва не с самого Илюшу. Мог забраться к свиньям, чтобы «проверить здоровье поросят».
Мы ему не запрещали помогать. Просто дедушка — вынужден был переделать все запоры на дверцах так, чтобы Илья не смог самостоятельно их открыть. Теперь «управляться» ходили вместе и можно было уследить, чтобы и яйца были целы, и малыша не забил злой петух и не покусали бы свиньи. Кроме того, мы с сыном ходили пасти козочку с козлятками в лесополосу за домом. Там мы с ним придумывали разные истории про наших животных: как Танчик (наш пес) решил покататься на дедушкиной машине сам, а у него ничего не вышло; как индюки пошли вместе с утками поплавать в ручей; как козочка потеряла своих непослушных козляток, а Муська (кошечка) вместе с Илюшей нашли «дорогую пропажу» и успокоили козочку. Обычно выдумывать начинала я, а Илья прибавлял новые подробности, так и получалась забавная историйка о приключениях наших знакомцев. Опасности, которые подстерегали наших героев, были самые обычные: голод, холод, дождь, отсутствие крыши над головой, одиночество и т. п. Но в наших историях никто никого не бил, не терзал, не убивал, а герои были счастливы, что все хорошо закончилось, мы никого не ругали, а просто поучали: «Смотри, Танчик, не садись в машину, если не умеешь рулить; не ходите, козлятки, одни в лес, не тревожьте маму-козочку».
В нашем доме все относились друг к другу ласково и с заботой. Родители всегда оказывали один другому маленькие знаки внимания: при встрече радостно приветствовали друг друга, а расставаясь, тепло прощались, все и всегда желали домашним доброго утра, спокойной ночи, приятного аппетита, не скупились на благодарности и похвалы, говорили и «спасибо», и пожалуйста». Никто ни на кого не кричал, ни с кем не спорил. Никто не старался унизить другого или показать, насколько неважно ему то, что чувствуют или делают другие, ценили труд друг друга. В нашей семье не было эгоизма.
Конечно, пока родители были молоды, случалось по-всякому. Но они очень ответственно отнеслись к тому, что теперь с нами живет маленький человечек, который с непостижимой быстротой запоминает (и, конечно же, воспроизводит) все, что видит или слышит. И не и раньше они могли попустить возникновение каких-то трений между собой или между собой и мной, то теперь мы старались быть внимательнее друг к другу. Все старались окружить малыша такой любовью и таким вниманием, чтобы он, подрастая, не смог бы изменить своего внутреннего настроя, обусловленного добрыми отношениями в семье, где прошло его детство. Все старались вырастить из него сердечного и чуткого человека. Надеюсь, что мы сумели заронить в него доброе зерно. Конечно, и в том, раннем еще возрасте не все было гладко.
При всех его положительных качествах и благоприобретениях сын был катастрофически жаден. Все было мoe, свои права на владения всей игрой или яблоком (или еще чем-нибудь) он отстаивал яростно и упорно. Все предложения угостить кого-либо чем-либо или поделиться всегда встречали категорическое «нет!» Приходилось брать его за руку с зажатым в ней лакомством и плачущего тащить насильно угощать несчастных, страдающих (от его истошных воплей) бабушку и дедушку. А потом все наперебой хвалили Илюшу за его «щедрость», восторгались тем, какой он не жадный мальчик, умница, добрый, он не пожалел кусочка колбаски для дедушки, поскольку знает, что, дедушка так любит эту колбаску.
Так, с великими трудностями совместными усилиями мы справились с жадностью. Сыну настолько понравилось быть щедрым, что спустя совсем немного времени его друзья, пользуясь ситуацией, стали совершать чуть ли не ежедневные опустошительные набеги на наш холодильник Мальчик раздавал все: еду, игрушки, вещи, не задумываясь, и воспитать в нем чувство меры также было задачей не из легких.
Хочу сказать, что Я приняла Святое Крещение в возрасте двадцати пяти лет. Сыну тогда было чуть больше Годика. Его окрестить все никак не удавалось: все что-то да не складывалось. Но он привык к тому, что в доме есть иконы, и изредка видел (когда не спал и не был занят своими играми), как молимся я или бабушка.
Настал день, когда я поняла, что ребенка необходимо крестить, и чем быстрее, тем лучше. Во-первых, он подрастал и становился всё рассудительнее. Если я ему говорила, что так или иначе поступать нехорошо, то он стал выстраивать ситуацию таким образом, что в ней оказывалась лазейка для оправдания плохого поступка.
Мне приходилось затрачивать очень много времени, чтобы убедить его: если это «плохо», то это «плохо» в любом случае. Такие беседы стали происходить все чаще и чаще. Все чаще и чаще стало звучать: «А если»? Нет, он безусловно слушался меня, и когда я чувствовала, что убедила его, то могла быть уверена- он не поступит плохо. А вдруг я не буду достаточно убедительно? Что сможет его удержать от совершения неправды, недоброго поступка, от греха?
Во-вторых, он стал интересоваться иконами. Стал спрашивать: «Кто это? А это — Кто?» Я ему объяснила, что здесь — Боженька, Господь наш, а тут богородица, ангелы, святые угодники Божьи. Он пока не спрашивал объяснений: «Кто Такой Господь, Кто Такая Богородица, кто такие святые угодники Божии».
В-третьих, вдруг поняла, что оставила моего единственного сына безо всякой защиты от лукавого и его приспешников. Да, я молилась о сыне, но своего Ангела-хранителя у него не было, не было и святого небесного покровителя хотя сын и носил имя святого пророка Божия Илии. А мальчик растет. Растет и круг его общения. Он завоевывает пространство, которое таит в себе не только вещи интересные и полезные, но и откровенно опасные как для тела, так и для души.: В добавок ко всему я у кого-то из святых отцов прочла, что спасена та мать, которая привела ко Христу хотя бы одно свое чадо. А что же я?
Все это, вместе взятое, побудило меня безотлагательно окрестить ребенка. Мы сходили вместе с ним в храм, где он проспал под образами на лавочке почти два часа, пока мы разговаривали с батюшкой. Его никто не будил. Едва сын увидел священника, то был покорен черной рясой, впрочем, как и самим батюшкой. По дороге домой он все твердил, что ему нужна «такая же платья», как и у батюшки.
Когда крестили сына, человек, который согласился стать его восприемником, заблудился по дороге в храм и ко крещению не успел. А потом выяснилось, что он оказался экстрасенсом, укоренившимся в своем грехе и нежелающим оставить душе пагубное увлечение. Так что Господь все управил просто и премудро.
В один день с внуком крестилась и его бабушка (моя мама). Мама была верующим человеком, в ее комнате были иконы, и она молилась перед образами Пресвятой Богородицы и Спасителя, читая «Отче наш» и «Богородице Лево, радуйся…», будучи еще некрещеной. Теперь же все мы стали крещены: и я, и сын, и бабушка, и дедушка (он, как и большинство мужичин в то время, не распространялся о том, верит он или нет, это выяснилось несколько позже). Я с сыном (и бабушка с внуком) выучили коротенькие молитвы, а перед сном мы с мальчиком всегда читали стих-молитву: «Ночь близка, идя ко сну, крепко глазки я сомкну. Боже! Свет Твоих очей над кроваткой будь моей!»
Сыну очень понравилось в храме, он часто звал меня «в гости к Господу, однако все складывалось так, что я не всегда могла выполнить его просьбу.
ОТ ЧЕТЫРЕХ ДО СЕМИ
Первые четыре года мы с сыном прожили без особых проблем. Он рос и развивался нормально. Был очень общительным мальчиком, и его любила вся наша большая и дружная улица. В нашем доме всегда обретались соседские ребятишки. Иногда их было до того много, что я сбивалась со счета. Они возились, играли, кормились. Дети носились шумной стаей по двору и по дому, я же наблюдала за тем, чтобы никто из них не был обижен, чтобы игры протекали мирно, без ссор и драк. Я считала и считаю, что лучше мне навести порядок в доме после нашествия «золотой орды», которая перемещается в поле моего зрения так, что я всегда могу видеть, чем заняты ребята, нежели гадать, где и с кем и чем занимается мой сын «со товарищи». Да, они шумят, не дают покоя, мусорят, постоянно призывают меня быть «третейским» судьей или основным строителем их сооружений, за один присест съедают в доме то, что приготовлено на два дня, но я всегда вижу, что они делают. На дни рождения сына собирались как его ровесники, так и дети более старшего возраста (подростки лет десяти-четырнадцати), я старалась накрыть хороший стол, пекла два-три красиво украшенных торта, которые пользовались неизменным успехом у детворы. Мы жили спокойной и размеренной жизнью, потихоньку, с Божьей помощью, справляясь с небольшими трудностями, которые встречаются почти в каждой семье.Беда подкралась к нам совершенно неожиданно. Вдруг занемог дедушка. Его обследовали и окончательный диагноз был страшен своей неизбежностью: неоперабельный рак левого легкого. Жизни папе отвели, от силы, полгода. Это были тяжкие месяцы. Но беда, как известно, не приходит одна. Почти в то же время с папой заболела и его мать (моя бабушка, Илюшина прабабушка), которая жила в нашем же доме, но в своей квартире с отдельным входом. У нее так же была обнаружена лимфосаркома, которая локализовалась у нее в горле. Однако после скольких-то сеансов облучения ей (в отличие от ее сына, моего отца), стало легче, опухоль спряталась, и бабушка еще как-то могла вести привычную жизнь, насколько позволяли ей убывающие силы. С отцом же творилось страшное. Обезболивающие лекарства не помогали, и мама не спала ночей все полгода, пока он умирал, чтобы в нужную минуту оказаться рядом с мучающимся мужем. Дом как будто замер от обрушившегося на всех горя.
В эти тяжкие дни я впервые услышала, как молится мой маленький сын. Никому ничего не говоря, он уединялся в комнате, становился на коленочки, крестился своими маленькими пальчиками, старательно сложенными в щепотку, и повторял, подолгу кланяясь в землю: «Господь наш Иисус Христос, Матушка Пресвятая Богородица Приснодева Мария! Помоги моему дедушке, пусть он поправится, пусть у него ничего не болит, я Вас так люблю, и дедушку тоже я люблю… Полечите дедушку, пожалуйста, пожалуйста! Вы ведь все можете!». Папа, никогда не говоривший о том, верит он в Бога или не верит, уходил из жизни достойно, по-христиански. Боли он переносил стоически, не капризничал и не раздражался, даже изредка ходил в гараж и что-то там делал с машиной. Мама не стала скрывать от него то, что болен он смертельно и что жить ему осталось очень недолго. Папа у всех нас попросил прощения за все обиды, которые причинил нам за всю жизнь. Приходили проведать его друзья, знакомые, соседи. Он со всеми прощался тепло и сердечно. В конце концов, он исповедался (первый и последний раз в жизни), причастился Святых Христовых Таин, а затем и соборовался.
Умер он на четвертый день после того, как исповедался, причастился и соборовался. С утра (а это было первое апреля) по-доброму подшутил надо всеми, кто приходил его навестить, а в полдень умер. Умирал при полном сознании до последнего вдоха. Мы старались не плакать, пока он дышал, мама шептала молитвы, какие знала. Илью мы заранее отправили со знакомыми в город, и он не видел смерти обожаемого им и обожающего его деда. Но они успели попрощаться, сидели долго, о чем-то шептались, потом папа сам отослал мальчика, видимо, ему было тяжело. До соборования было видно, что папа боится смерти, хотя ничего и не говорит.
Однако потом все изменилось. Он спокойно говорил о том, что умирает, и просил нас молиться о прощении его грехов, помочь ему пройти мытарства. Отца отпели, над ним читалась Псалтырь, впоследствии часто заказывали сорокоусты, панихиды. Все это исполняется, и по сей день. Теперь за этим ревностно следит Илья, у него есть свой «помянник», в котором записаны имена тех, о ком он сугубо молится о здравии и об упокоении, записано там и имя любимого дедушки. Ни я, ни мама не помним похорон. Помню, что было очень много людей: папу все любили, он был великолепный механик и никогда и никому не отказал в помощи, кто бы и зачем бы к нему ни приходил.
Так мы остались одни, без взрослого мужчины в доме. Вскоре на мамины плечи легли заботы об умирающей свекрови. Она пережила своего сына всего на полтора месяца, и на мамину долю снова выпали все тяготы ухода за больной, умирающей от рака.
Я вынуждена была оставить учебу в медицинском училище (где училась на вечернем отделении) за три месяца до выпуска и начать искать хорошо оплачиваемую работу, что с моим средним образованием было сделать совсем непросто. Но однако, по великой Своей ко мне милости, Господь все управил. У меня нашлась работа, вполне приличный заработок, мы быстро расплатились с долгами, оставшимися после похорон отца и бабушки. Теперь возникло одно «но»: работа отняла у меня то время, которое я обычно посвящала сыну. Конечно же, трагические и скорбные эти события свалились на мальчика, как снег на голову: все было так хорошо, спокойно и уютно, как вдруг нет ни дедушки, ни прабабушки, да и мама появляется только к вечеру и к тому же очень усталая.
Илья немедленно отреагировал. Появились сложности. Теперь он оставался дома с бабушкой, которая тяжело переживала смерть мужа. К тому же он еще подрос, стал высказывать свое, не всегда верное отношение к тем или иным вещам и событиям, пытаться навязать, собственное, зачастую ошибочное мнение (если, оно имелось), стал конфликтным, чего за ним: никогда раньше не наблюдалось.
Он вдруг стал «мальчик-наперекор». Все, что ему ни говорилось и что ни предлагалось, он старался сделать наоборот. Все было «не буду» и «не хочу», видимо, сын сильно тосковал без меня и без деда, и таким поведением сигнализировал о своем внутреннем стрессовом состоянии. С этим «наперекором» мы справились, действуя «от противного»: если он говорил, что не хочет есть, то я (или бабушка) немедленно вторила ему и говорила, что, конечно же, не хочет — не надо, не будет он сегодня есть вообще. Тут же оказывалось, что теперь ему просто необходимо поесть. Точно так же я реагировала на любое другое «не буду» или «не хочу» или на молчаливый отказ выполнить то, что я или бабушка просили его сделать (или не делать). Постепенно «наперекор» пропал.
Винюсь, я пропадала на работе с утра и до вечера. Боялась, что останемся без средств к существованию, ведь до этого времени главным кормильцем в семье был папа. А Илья рос. В те минуты, которые мы с сыном проводили вместе, я старалась восполнить нехватку общения. Мы ходили в походы в лес, я брала его с собою на работу, ходили в Парк отдыха. Но этого было явно недостаточно. Тем не менее, наша внутренняя связь с сыном была крепкой, и он с нетерпением ждал меня с работы, спешил выложить все события, все свои поступки и проступки. Как часто бывает так, что работающим матерям по возвращении с работы хватает сил лишь на то, чтобы справиться с домашними хлопотами: обстирать, приготовить, покормить и поцеловать ребенка перед сном. Ребенок требует внимания к себе, он скучает, спешит пообщаться, а тут — только бы успеть управиться с домашними делами, да и от усталости валишься с ног. Даже если и есть помощник (в нашем случае — бабушка), все равно находится что-то, что можешь сделать только ты сама. Или бабушка вдруг занедужила и не успела управиться по дому.
У нас случалось и такое: придешь с работы, дел непочатый край, и сын, наскучавшись, буквально цепляется за подол. Однако и здесь нашелся выход: я стала привлекать мальчика к домашнему труду. Давала тупой нож (дабы не порезался), чтобы мы вместе чистили картошку, поручала полоскать его мелкое бельишко, протереть пыль или помыть овощи для салата. Давала тесто, и сын «стряпал» вместе со мной и бабушкой пельмени или пирожки. Словом, мы общались в процессе совместного труда, у него была возможность выговориться и при этом не впутаться под ногами.
Он ничего не утаивал. Если не слушался бабушку, так и говорил, что не слушался. Если переговаривался (огрызался) с нею, то не скрывал этого. Безусловно, за такого рода исповедью следовало обещание «никогда так не делать». И делал. В то же самое время возрос его интерес к религии. Стал спрашивать: «Кто Такой Господь? Где Он находится — на иконе (а икон много, в которой из икон Он конкретно живет), на небе, в церкви? Что Он делает? Почему Его никто не видит?» Я объяснила ему, что Господь — это Творец нашего мира, Тот, Кто создал нас по Своей безмерной любви, что Он — наш Отец; Бог заботится о нас, посылает нам ангелов (наших добрых стражей и защитников), у нас есть наши святые небесные покровители: это святые. люди, которые когда-то жили на земле и были добродетельны, теперь же они находятся с Богом в Его Небесном Царствии и по нашим молитвам помогают нам; рассказала, что святой небесный покровитель сына — пророк Божий Илия, объяснила, как переводится на русский язык это имя, рассказала о его жизни, а так же и о святых покровителях, моем и бабушки. Рассказывала, что Господь всех нас любит, любит так сильно, что подвергся страшным мучениям, Распятию (это когда Его живого прибили гвоздями к Кресту) и принял безвинную смерть только ради того, чтобы мы не погибли.
Купила мальчику детскую Библию, рассматривали картинки, читали. Он стал спрашивать, любит ли нас всех Бог так, как мамы любят своих малышей (если Бог — наш Родитель)? Я же сказала, что Бог нас любит несравненно сильнее, потому что никогда нас не оставляет (даже если и мы оставляем Его), Господь никогда-никогда не забывает ни об одном человеке и всегда ждет, когда мы придем к Нему. Читала сыну Заповеди и объясняла их смысл. Беседы были короткими: его маленькая головка еще не в состоянии была осмыслить всех премудростей богословия. Однако из бесед он вынес, что существует грех и что Господь, Который нас безгранично любит (несмотря на то, что мы иногда забываем Его), огорчается, когда кто-то грешит. Это глубоко запало в душу ребенка. С этих пор стоило мне сказать, что какое-либо действие или помысел — грех, он обещал не грешить и не огорчать Господа и сдерживал свое обещание. Или, по крайней мере, старался сдержать.
Помню, как по телевизору в то время часто показывали какой-то сюжет об Иоанне Крестителе с песней. Не помню содержания песни, но съемки были потрясающими: Евангельские события, распятие и смерть Спасителя. Телевизор по утрам, собираясь на работу, в полглаза, смотрела я. Илья же услышал эту песню один раз и запомнил на всю жизнь. С ним случилась истерика, когда он увидел, как мучают и распинают Господа, и всякий раз, когда он слышал знакомую мелодию, то забивался под кровать или под одеяло и кричал, что не может ни видеть, ни слышать этого. Думаю, что в его сознании произошел определенный перелом; иконы иконами, мои рассказы — это одно, но на иконах Господь как бы и далек и не совсем реален для детского сознания. Тут же он увидел, что Иисус Христос — живой Человек, что Он жил и чувствовал, подобно нам, Он ходил по земле, у Него была Мама, которая страдала вместе с Ним, когда Его мучили и распинали. Илюша все повторял: «Почему, за что они Его мучили, прибивали гвоздями и за что убили?! Ведь Он не сделал ничего плохого, Он их любил! Мамочка, мамочка, почему люди так с Ним поступили?»
Не скрою, я и сама не могла сдержаться и не плакать. Мы с сыном плакали вместе и не стеснялись своих слез. Я уговаривала его не плакать, рассказывала о Пасхе, о Светлом Христовом Воскресении, говорила, что Господь воскреснет спустя три дня. Но мой мальчик был неутешен. Его потрясли муки, которым подвергли Господа. Почему? И за что люди так жестоко обошлись с Ним? Я отвечала сыну, что люди бывают злы и грешны, и поэтому оказываются неспособными оценить Божьей Любви к ним. Тогда сын мне сказал, что ненавидит грех. Но ненависть к греху — ненавистью, а не грешить-то тяжелехонько, не всегда получается быть таким, как тот, кто «ходяй непорочен и делаяй правду, храняяй истину в сердце своем».
Тогда же сын стал спрашивать меня, почему люди грешат и откуда грех. Я рассказала ему о лукавом, о том, что он падшее, искаженное создание Божие и потому по сравнению с Богом ничтожно мал, но безмерно зол, однако, таким он был создан; рассказала о грехопадении первых людей и о кознях падшего ангела против человека. Сказала, что человек становится сильнее его, если осеняет себя крестным знамением, старается жить по Заповедям, постится, молится, исповедуется и причащается Святых Христовых Таин. Человек способен противостать духам злобы, если прибегает к Божьему заступничеству, следит за своими мыслями и поступками, не допускает того, чтобы зло проникало в человеческие помыслы. Я рассказала мальчику, что лукавый всячески старается навредить человеку и подстерегает его на всех путях, стараясь вызвать в человеке злобу, Даже если ты упал и рассердился, это лукавый соблазнил тебя. Ведь надо благодарить Бога за то, что упал и остался целым и невредимым, а не злиться и не ругаться. Сказала, что лукавого бояться не надо (ибо мы христиане, с нами Крестная Сила), надо бояться поддаться ему. Нужно жить так, как будто Господь всегда-всегда видит тебя. Ведь стыдно будет после всех тех мук, которые Он претерпел ради нас, поступить грешно и. недостойно. Илюша повел себя странно и неожиданно для меня: он стал везде и всюду крестить пространство вокруг себя и приговаривать: «Бойся Святого Креста, лукавый, ты меня не искусишь!».
Однако искушения были. Причем настолько страшные, что я боюсь и вспоминать об этом. Господь нас уберег от непоправимого, слава Богу и за то, что мой мальчик полностью доверял мне и открывал свои мысли и поступки.
Вдруг ему вздумалось научиться летать. Он забирался на возвышения и прыгал оттуда, отчаянно размахивая руками. Ничего, естественно, не получалось. Тогда он стал предлагать, чтобы я сделала ему различные конструкции крыльев из легких трубочек и из склеенных перышек Я рассказывала ему об истории воздухоплавания, рассказала, что при помощи взмахов человеку так и не удалось подняться в воздух. Но дни мы устраивали дома праздник, я старалась сделать сыну какой-нибудь подарочек (совсем недорогой) в честь такого радостного события, как Святое Причащение. Не могу сказать, что все походы в церковь проходили гладко. Бывало, он не хотел туда идти из-за того, что не посмотрит любимых мультиков по телевизору (к сожалению, я не смогла должным образом противостать «телевизорной болезни», ибо все его друзья говорили только о героях мультфильмов, и сын не мог устоять против искушения и не посмотреть то, о чем говорят его друзья; единственное, что я могла сделать, так это объяснять сыну, насколько герои мультфильмов «не герои», насколько глуп и зол сюжет, но отвратить от просмотра до конца тогда так и не сумела). Я тотчас же «соглашалась» с его решением не идти к Литургии ради мультфильмов, говоря, что, так уж и быть, в гости к Господу пойду сегодня одна, без него. Он тут же начинал собираться со мною, приговаривая, что мультики подождут, а вот Господь огорчится, не увидев его в храме, да и батюшка будет спрашивать, где же Илюша.
Мой сын стал регулярно исповедоваться с пяти лет. Я просила нашего духовного отца начать исповедовать мальчика с этого возраста, поскольку к искушениям добавлялись искушения, и я чувствовала, что с некоторыми из них одной только силой моего убеждения я не справляюсь. Кроме того, с началом регулярной исповеди у нас с сыном возникла некоторая новая форма общения — исповедная, церковная. Как-то так вышло, что и сын, и я стали помогать друг другу не согрешить. В частности, это касалось наших с ним отношений. Вновь и вновь перечитывали с ним Заповеди и в том месте, где речь шла об отношении отцов и детей, пришли к взаимному согласию, что не должны вести себя так, чтобы один раздражал другого (я или бабушка — его), а второй бы не почитал и перечил первому (он — бабушке или мне), поскольку так мы не спасаем, а губит друг друга. И я считаю, что раннее начало исповеди пошло ему только на пользу. С тех пор прежде чем сделать что-либо, он задумывался придется ли краснеть на исповеди за то, что было им сделано. Собираясь на службу, я спрашивала его, намерен ли он исповедаться сегодня. Бывало, что сын недоумевал: по его понятию, он не совершал никаких грехов. Тогда садились и потихонечку, спокойно разбирались в том, что и как он сделал. Постепенно выясняли да, исповедаться нужно непременно, иначе как причащаться с грехами, тем более, что кое-что уже осмысляется им как явный грех.
Конечно же, нельзя говорить, что мальчик полностью осознавал то, что я ему пыталась внушить. Пять или шесть лет — это не возраст серьезных раздумий и о смысле жизни, и о жизни после жизни. Но маленькие дети тем и хороши, что все в их мире имеет реальный смысл. Они как бы живут в некотором мифическом, нереальном пространстве, в котором, тем не менее, все достаточно реально. Верно подметил один из современных богословов, что в этом возрасте для ребенка нет ничего противоестественного в том, что, идя по улице, он встретил милого котеночка и Боженьку (священника в рясе, который воспринимается ребенком как Боженька). Может быть, и мои душеспасительные беседы воспринимались сыном как условия какой-то новой игры (да, скорее всего, так и было), но не подобным ли образом возрастают из младенцев мужи, у которых «чувств, а навыком научены отвергать худое и избирать доброе»? В конце концов, именно из игр дети привносят в свою взрослую жизнь те принципы и умения, которые были не один раз проиграны ими в детстве. По крайней мере, с моим сыном произошло именно так. Он взрослел, кое-что отпадало (как отжившее свой срок), но Церковь с ее Святыми Таинствами и Надмирной, жизнью только укреплялась в душе ребенка. Ибо не человеческое это, но Божие дело — пасти Своих чад. Мне же оставалось совсем немного — не прекращать однажды начатого воцерковления, Пусть и воспринимаемого на том этапе как некий род некой игры. И самой быть в этом. Вместе с сыном.
Мне приходилось видеть и совершенно уникальных детей, которые в три-четыре года оставляли свои привычные занятия ради того, чтобы пойти к иконам и помолиться, просто так, когда никто от них этого не требовал, но как бы повинуясь. внутреннему зову. Помолясь, они вновь возвращались к прерванной игре. Мой ребенок не был таким. Но к молитве прибегал достаточно часто. Мог набить синяк перед Пасхальной утреней и, рыдая перед иконами, выпрашивать «незамедлительного исцелениях, приговаривая, что пусть Господь и Пресвятая Богородица простят его за то, что он не послушал маму и полез на забор, и теперь вот ходит с синяком, а завтра — Пасха, пусть уж смилуются Они над ним, грешником, и исцелят «по Своему человеколюбию». Синяк не проходил немедленно, но я объясняла мальчику, что если и не исцелилось тело, то он таки понял, как надо прислушиваться к советам и рекомендациям мамы (или бабушки), а коль скоро, он это понял, то и душа его исцелилась от греха. Но чаще всего он в то время молился: «Господи, помилуй!», причем в различных ситуациях: был ли то гнев, обида или радость.
Были, конечно, и многие комичные ситуации, связанные с посещением храма. Так, например, сын однажды с недоумением спросил меня, почему это мы ходим, ходим в гости к Господу, а Господа-то и не видим. Я показала ему Алтарь, Царские, Южные и Северные Врата и. сказала, что Господь находится в Алтаре, и Его могут видеть священнослужители за богослужением. В другой раз, ожидая начала освящения — пасхальных куличей и яиц накануне Светлого Христова Воскресения, мальчик заслышал в алтаре громкий стук (отец диакон наш был мастер на все руки, видимо, это он там что-то мастерил, готовясь к торжеству). Сидев до этого момента тихо и чинно, Илья встрепенулся и громким шепотом, на весь храм, так, что все прихожане услышали, тревожно спросил: «Да что же это Господь-то так гневается? Господи, помилуй нас грешных!»
