 |
| Русская неделя | Священник Вадим Булатов | 02.05.2007 |
А ведь всякий раз, когда Клайва Льюиса называли детским писателем, он всерьез обижался. Главным делом его жизни было исключительно богословие, а все книги — лишь попыткой яркими, понятными для современного человека образами выразить всю глубину христианского вероучения. У других писателей мы можем отыскивать различные источники их вдохновения, и у лучших из них одним из источников будет и Библия. Например, у Толкиена основой трилогии послужили кельтские и скандинавские легенды и после этого Священное Писание. У Льюиса все проще — только Евангелие и ничего больше. Мэл Гибсон в «Страстях Христовых» строжайшим образом следуя тексту Евангелий, в конечном итоге сделал один из самых кассовых фильмов Голливуда. Похоже, такая же судьба ожидает и фильм по книге Льюиса.
«Даже сказочные персонажи у него распределены на стороны зла и добра вовсе не так, как это принято у его предшественников. Гномы у Льюиса — это маленькие злобные мерзавцы, а козлоногие лохматые существа с рогами — это несомненная опора добрых сил. Если вы представляете себе чертей именно такими, то это ваши проблемы. «Черти — комические персонажи для современных людей, и это поможет тебе. Если какое-то смутное подозрение забрезжит в голове подшефного, покажи ему изображение козлоногого существа в красном трико, убеди его, что, поскольку в такое существо он верить не может, он не может верить и в тебя». Как видим, Льюис сознательно избавляет нас от стандартных стереотипов, чтобы убедить, что он всего лишь рассказывает интересную историю, и тогда приходит осознание того, что эту же историю рассказывают в храмах уже две тысячи лет.
Шок несколько иного рода испытывают в наше время люди, уже посмотревшие «Властелина колец». Типологическое сходство несомненно. Хоббиты вырваны из уютного Шира и брошены в мясорубку борьбы со злом. У Льюиса это маленькие дети, из идиллической сельской Англии попавшие в мир, где правит жестокая белая Колдунья. Волшебник Гэндальф в ключевом моменте первого тома, спасая других, гибнет в битве с демоном, но после этого воскресает, наделенный могущественными силами. Центральный момент первой книги Льюиса — смерть и воскресение льва Аслана. Заключительный акт у Толкиена — воцарение истинного Короля и смерть узурпаторов. У Льюиса мир приходит в Нарнию только после воцарения детей Адама на троне.
«В таком сходстве нет ничего удивительного, если учесть то, что Льюис и Толкиен были давними друзьями и даже основали нечто вроде литературного клуба. Представляется, что идея написать книги в форме только входящих в моду фэнтезийных сказок для детей возникла на одном из заседаний клуба. Неким интеллектуальным вызовом, возможно, послужили слова из книги Честертона «Вечный человек»: «Если бы удалось поведать о Христе как о герое китайского мифа, именуя Его Сыном Солнца, а не Сыном Божиим и выложив его сияние из золотых нитей китайских вышивок или золотых китайских лаков, все поразились бы чистоте и высоте моей повести. Никто и слова не сказал бы о несправедливости предстательства или о нарушении законов природы.
Все восхищались бы тонкостью и глубиной тех, кто понял, что наше зло поистине вопиет к небу. Все восхищались бы сокровенной мудростью тех, кто знает, что законы мироздания выше известных нам законов, — верим же мы любому индийскому заклинателю, которому захотелось поговорить с нами в этом духе. Если бы христианство было новой восточной модой, никто бы не назвал его устаревшей восточной верой.
Я не собираюсь, как Франциск Ксаверий, одевать апостолов мандаринами. Я не собираюсь, хоть это полезно и занятно, пересказывать Евангелие и всю историю Церкви как языческий миф, ехидно замечая, что в этом-то случае ее оценят. Но я собираюсь, где смогу, подчеркнуть новизну и необычность, ибо даже такие серьезные вещи можно изображать странно и причудливо».
И вот, как представляется, уютным зимним вечером за чашкой чая и было принято окончательное решение писать. Возможно, они кинули жребий и Толкиену достался Ветхий Завет, а Льюису — Евангелие. Как известно, Ветхий Завет — это лишь отражение Нового, с теми же мотивами и пророчествами, но с немаловажными отличиями. В древнем мире верили в Бога все и какого-то усилия веры не требовалось, нужна была лишь решимость служить Богу делами. Мир духовный и земной образовывали одно целое и в сознании не отделялись. Так, хоббиты не сомневались в том, что армия Саурона набирает силу и в конечном итоге доберется и до Шира, поэтому решение хоббитов идти до конца лишало их комфорта телесного, но не комфорта душевного. У современного человека мир духовный и земной разделены непроходимой пропастью, поэтому при столкновении с реальностью Евангелия происходят трагедии иного порядка, и большинство людей сдается и опять забирается в спасительную раковину неверия. Весь трагизм ситуации в том, что реальность Евангелия — это и есть настоящая реальность, и рано или поздно она разрушит наш мир и горе тому, кто слишком сильно к нему привязан. Все это блестяще показано Льюисом буквально в нескольких первых страницах книги и, соответственно, в первых кадрах фильма.
Маленькая девочка Люси несколько раз попадает из стенного шкафа в заснеженную Нарнию, где встречает фавна Тумуса и пьет с ним чай. Естественно, она рассказывает братьям и сестре, но они поднимают ее на смех. Потом в Нарнии оказывается и младший брат Эдмунд. Однако, когда они возвращаются, Эдмунд понимает, что теперь старшие брат и сестра будут смеяться и над ним, сознательно лжет и опять говорит что Люси все выдумала. Здесь Льюис и показывает драму современного человека. Он может все увидеть, потрогать своими руками, убедиться, но мелкие дрязги «настоящего» мира для него неизмеримо важнее. И сознательная ложь неотвратимо запускает механизм уничтожения личности.
«- Откуда вы знаете, — спросил он, — что ваша сестра все это выдумала?
— О, но ведь… - начала Сьюзен и остановилась. По лицу старого профессора было видно, что он спрашивает совершенно серьезно. Сьюзен взяла себя в руки и продолжала:
— Но Эдмунд говорит, что они просто играли.
— Да, — согласился профессор, — это надо принять во внимание, бесспорно, надо. Но — вы не обидитесь на мой вопрос? — на кого, по-вашему, больше можно положиться — на сестру или на брата? Кто из них правдивей?
— В том-то и дело, профессор, — ответил Питер. — До сих пор я бы, не задумываясь, ответил: Люси.
— А по-твоему, кто, моя дорогая? — спросил профессор, оборачиваясь к Сьюзен.
— Ну, вообще я согласна с Питером, но не может же быть все это правдой… про лес и про фавна…
— Не знаю, не знаю, — сказал профессор, — но обвинять во лжи того, кто никогда вам не лгал, — не шутка, отнюдь не шутка. Логика! — сказал профессор не столько им, сколько самому себе. — Почему их не учат логически мыслить в этих их школах? Существует только три возможности: или ваша сестра лжет, или она сошла с ума, или она говорит правду. Вы знаете, что она никогда не лжет, и всякому видно, что она не сумасшедшая. Значит, пока у нас не появятся какие-либо новые факты, мы должны признать, что она говорит правду».
Эдмунд встречает белую колдунью, ест с рук, ябедничает на фавна, слушает слова о том, что в ее замке он будет маленьким принцем и соглашается заманить других детей к колдунье.
«И вот дети окончательно попадают в мир Нарнии и обнаруживают, что назад дороги нет. Больше всего они хотят вернуться обратно. Тем более что они узнают, что по древним пророчествам они и есть те четыре человека, которые должны спасти Нарнию от колдуньи и занять четыре трона. Эдмунд уходит к колдунье, которая вместо того, чтобы кормить его лакомствами, садит на цепь, морит голодом и холодом и заставляет принимать участие в охоте на сестер и брата. Тут все понятно. Все обещания зла, какими бы они не были заманчивыми, заканчиваются именно таким образом. Другие дети все-таки приходят к льву Аслану, который собирает армию для сражения с колдуньей. Вскоре они выручают Эдмунда, который полностью раскаялся и даже получил прощение у брата и сестер и льва Аслана. И, собственно, здесь у Льюиса и начинается Евангелие.
То самое Евангелие, которого, к примеру, в упор не замечают высоколобые авторы нашумевшего сериала «Мастер и Маргарита». Бортко надувает щеки и с пафосом рассказывает, какую неподъемную работу он проделал, чтобы донести до зрителей предельную истину о «добром человеке» Га Ноцри и шабаше с голыми ведьмами. «Бригадир» Безруков жеманно рассказывает о том, как тяжело ему было играть Христа. Современный человек может и готов принять те места Евангелия, где говорится о всепрощении и любви, о том, что каким грешным бы ни был человек, в нем всегда остается искра добра и он может быть прощен. Но причем здесь тогда смерть на кресте? Максимум, на что они готовы продвинуться в духовных исканиях, — это воспринять ее как некий аллегорический символ того, что все доброе неизменно терпит поражение от жестокого мира.
У Льюиса смерь Христа наполнена совершенно конкретным смыслом. Без этой смерти никто не может быть прощен. Белая колдунья предъявляет свои права на Эдмунда, говоря о том, что по древнейшему закону, на котором основана вся Нарния, каждый предатель принадлежит ей и должен умереть. Дети в кинотеатре, сжав кулачки, ждут, что вот сейчас лев Аслан зарычит и бросится на ведьму и уж ни в коем случае не выдаст ей Эдмунда. Но лев подчиняется этому древнему закону. С маленькой оговоркой. Он предлагает в жертву вместо Эдмунда самого себя. Белая колдунья в полном восторге. Она получает все и сразу. Без могущественной поддержки Аслана дети будут беззащитными, она убьет их после, более того, вся Нарния становится ее собственностью и людям больше неоткуда ждать избавления. Далее следует сцена, несомненно решенная создателями фильма в стиле «Страстей Христовых». Лев, терпя плевки и издевательства мелкой нечисти, восходит по ступенькам к жертвенному камню.
«Они свалили огромного Льва на спину и принялись связывать его. Они издавали победные клики, словно совершили невесть какой подвиг. Однако он не шевельнулся, не испустил ни звука, даже когда его враги так затянули веревки, что они врезались ему в тело. Связав Льва, они потащили его к Каменному Столу.
— Стойте! — сказала Колдунья. — Сперва надо его остричь. Под взрывы злобного гогота из толпы вышел людоед с ножницами в руках и присел на корточки возле Аслана. «Чик-чик-чик» — щелкали ножницы, и на землю дождем сыпались золотые завитки. Когда людоед поднялся, девочки увидели из своего убежища совсем другого Аслана — голова его казалась такой маленькой без гривы! Враги Аслана тоже увидели, как он изменился.
— Гляньте, да это просто большая кошка! — закричал один.
— И его-то мы боялись! — воскликнул другой. Столпившись вокруг Аслана, они принялись насмехаться над ним. «Кис-кис-кис!» — кричали они. «Сколько мышей ты поймал сегодня?» — «Не хочешь ли молочка, киска?»
Но Лев по-прежнему не шевелился. Казалось, это привело врагов в еще большую ярость. Все, как один, они набросились на него. Даже те, кто боялся подойти к нему, уже связанному, теперь осмелели. Несколько минут Аслана совсем не было видно — так плотно обступил его весь этот сброд. Чудища пинали его, били, плевали на него, насмехались над ним.
Колдунья закалывает Аслана и тот умирает. Сьюзан и Люси остаются у его тела всю ночь, пока их братья готовятся к сражению с колдуньей. На следующее утро Аслан воскресает.
«- Ты не… не?.. — дрожащим голосом спросила Сьюзен. Она не могла заставить себя произнести слово «привидение». Аслан наклонил золотистую голову и лизнул ее в лоб. В лицо ей ударило теплое дыхание и пряный запах шерсти.
— Разве я на него похож? — сказал он.
— Ах, нет-нет, ты живой, ты настоящий! Ах, Аслан! — вскричала Люси, и обе девочки принялись обнимать и целовать его.
— Но что все это значит? — спросила Сьюзен, когда они немного успокоились.
— А вот что, — сказал Аслан. — Колдунья знает Тайную Магию, уходящую в глубь времен. Но если бы она могла заглянуть еще глубже, в тишину и мрак, которые были до того, как началась история Нарнии, она прочитала бы другие Магические Знаки. Она бы узнала, что, когда вместо предателя на жертвенный Стол по доброй воле взойдет тот, кто ни в чем не виноват, кто не совершал никакого предательства, Стол сломается и сама Смерть отступит перед ним. С первым лучом солнца».
Тут важно понять одно: что это за древний закон, которому подчиняется сам Бог? Неужели есть что-то, что выше Бога? Ответ на этот вопрос дает исключительно христианское мировоззрение. Богоборец Ницше мог восклицать: «Как я могу быть свободным, если есть Бог?». Признать существование могущественного Бога для людей, незнакомых со смыслом христианского учения, — это автоматически означает потерять свою свободу. Ведь Бог может сделать все что захочет, Он не ограничен никакими законами, а значит человек может служить Ему, только полностью отказавшись от себя, растворившись в Нем. Именно таково представление о Боге у большинства. Но сам смысл библейской истории о создании людей, грехопадении и спасении зиждется на том, что, создав людей, Бог дал им не мнимую свободу, а истинную и для этого ограничил сам себя, дав людям непререкаемый закон, которому должен был подчиняться и сам. Это закон нравственный, который и есть краеугольный камень свободы человека. Человек может его нарушить, но тогда испытает необратимые последствия. Именно в этом и состоит нерушимость закона — в неотвратимости наказания.
Все это может показаться, это и действительно так, сложным и непонятным. Но в том-то и состоит смысл сказки Льюиса, что все это подается яркими захватывающими образами, лишенными скуки и назидательности. Главное, что понимают те, кто посмотрел сказку, это то, что смерть Аслана была абсолютно необходимой и по-другому быть не могло. И прощение сопряжено со страданием.
