 |
| Русская неделя | Священник Вадим Булатов | 26.04.2007 |
И если любому церковному человеку ясна вся вздорность и нелепость этих претензий, то их обладатель гордится ими, чувствуя себя чище и светлее Церкви, недостойной присутствия в ней такого уникального человека, как он. Как известно, жанр антицерковной публицистики пережил свой золотой век в 20−30 годы, когда творили такие «мастера», как Губельман, Таксиль, Ильф и многие другие. Следующая волна началась даже не в 60-годах, тогда вообще старались не выпускать церковную тематику на всеобщее обсуждение, а удушить по-тихому, а в начале 90-х годов. Тогда были очень важные годы, когда решалось, по какому пути пойдет общество — пути взаимной ненависти или пути солидарности, и нашлись люди, которые решили не допустить Церковь к какому-либо влиянию на общество. Организовывались скандалы и провокации, вся мощь телевидения, газет и журналов была направлена на то, чтобы сформировать определенные «черные мифы» о Церкви — важнейшее условие для промывания мозгов, чтобы при упоминания о Церкви в голове россиянца, в первую очередь, возникали мрачные и тревожные образы. Церковь готовится занять роль коммунистической партии, Церковь торгует водкой и сигаретами, Церковная иерархия под рясами носит погоны КГБ. Это основные мифы, которые господствуют в умах не только либеральных деятелей, но даже и у людей, настроенных патриотично, почитайте, например, Максима Калашникова.
Самим СМИ это абсолютно ничем не грозило. Когда «Комсомольская правда», активно раскручивающая «голубую» тему, окончательно проиграла все иски, а на суде было неопровержимо доказано, что все, написанное в газете, было выдумано от начала до конца, то журналистка получила наказание всего лишь в виде трети месячного заработка. Многие ли из вас знают об этом? Вот именно, СМИ действуют с позиций абсолютной власти, с тоталитарных позиций, хотя именно они любят представлять Церковь тоталитарной. Они точно знают, что голос самой Церкви не услышит никто, и поэтому могут позволить себе все. Например, лауреат Букеровской премии 2005 года, писатель Денис Гуцко, высокомерно обливающий Церковь помоями в журнале «Огонек», если бы сохранил остатки порядочности, должен был настоять на том, чтобы, допустим, в следующем номере был напечатан ответ Церкви на поднимаемые им вопросы. Но о совести современные писатели-россиянцы имеют весьма смутные представления.
Вообще современные антицерковные публицисты похожи на слепых котят. Они бы и рады переписать все стандартные черные мифы начала девяностых, но народ ведь уже далеко не такой доверчивый, как тогда. Он прошел через сотни различных пиар-компаний и потихоньку начал понимать, что не все, о чем говорится по телевизору и в газетах, чистая правда, а скорее даже наоборот. Поэтому для антицерковной тематики нужно что-то новое, но где же его взять? И взять действительно оказалось негде, поэтому следить за их жалкими попытками навредить очень занимательно. То они уверяют, что грядет православный фундаментализм, когда геев будут сажать на кол, жечь особняки на Рублевке с именем Кирилла и Мефодия на знаменах, а певицу Алсу с мужем потащат в лагеря, и поэтому Церковь надо немедленно закрывать, и автор сам будет закрывать Церковь, пока хватает его сил или пока его не убьют бейсбольной битой православные фанатики. Другие возражают, что Церковь скоро умрет сама, как старый динозавр, а если попробует стать реальной силой, ее быстро размажут компетентные органы, как это они уже сделали с пикетом против гей-парада (здесь автор очень восхищен и солидарен с этим самыми органами, хотя в других своих выступлениях обвиняет их во всех бедах страны). Все это тексты, построенные на одной эмоции ненависти, не разбавленные ни граммом здравого смысла. Конечно же, Церковь не будет создавать свою Хезболлу, чтобы поработить всех мыслящих людей и, конечно же, Церковь не рассыплется в прах просто от того, что на нее косо посмотрел журналист. Церковь пытались закрыть такие люди, как Лев Давыдович Троцкий, Иосиф Виссарионович Сталин или Никита Сергеевич Хрущев. Как может закрыть Церковь Макс Кононенко, автор самой несмешной юмористической передачи на телевидении после «Аншлага», остается настоящей загадкой.
А вот Вячеслав Глазычев из той же передачи НТВ «Реальная политика», лишенный юношеского задора, исторгает нечто вроде старческого брюзжания. Ему очень, например, не понравилось, что телевидение показывало «елейные репортажи о том, как верующих прошвыривали мимо десницы Иоанна Крестителя» и на том основании, что Церковь отделена от государства, он как гражданин требует не показывать ее по телевидению. Но ведь и он, Глазычев, очевидно, отделен от государства, тогда почему его незаконно показывают нам каждую неделю. Неужели по телевизору можно показывать только государство? Это все к вопросу о выборе аргументов и компромата на Церковь, которого со всей очевидностью найти не удается и приходится выдавать на гора эмоциональные инвективы и наклеивать ярлыки. Глазычев недоволен тем, что священники освящают подводные ракетоносцы, так как в уставе ВС этого не предусмотрено, и это значит, что Церковь нарушает закон. Но ведь служение священника в армии вписано в уставы всех без исключения демократических государств, и, следовательно, если мы хотим войти в демократию, нужно как можно скорее изменить уставы Вооруженных сил в этом направлении. И опять Глазычев вполне серьезно целит в Церковь, а попадает в демократию. И в заключение он приводит, наконец, единственный факт, который ему удалось откопать. Некое письмо в Общественную палату, в котором жители какого-то села жалуются, что соседнему монастырю провели газ, а им нет. Похоже, что Глазычев хочет создать впечатление, что в монастырь газ провели за государственный счет, а жителей села обидели. Но ведь такого не было нигде и никогда.
Оказалось, естественно, что монастырь заплатил за газ самостоятельно (вот, например, заголовок новости: «Чтобы провести в монастырь газ, его настоятель продал «Волгу»), а сельчане собирать деньги не захотели вообще, и это при том, что теперь подведение газа обходилось бы им втрое дешевле, так как монастырь оплатил большую часть трубопровода. Все попытки монастыря вести трубопровод совместно с жителями села (это обошлось бы ему намного дешевле) провалились, а потом жители очень обиделись на то, что монастырь не провел за свой счет газ прямо к их домам и начали строчить жалобные письма. Такие ситуации распространены буквально по всей России, когда монастыри за счет самоотверженного труда строятся, облагораживают территорию, а жители спивающейся деревни сваливают все свои беды на монастырь, на полном серьезе думая, что монахи могли бы и для них поработать. Так в общем-то и происходит. Известны сотни примеров того, как с возрождением монастыря возрождается и деревня. Вот один из примеров. Свято-Данилов монастырь создал скит Сергия Радонежского в Рязанской области у села Кривель. В скит провели газ, и теперь не приходится топить зимой дровами. Заодно газ пришел и в деревню. Так что, если бы не монахи, кривельцы еще долго не знали бы прелестей газификации.
Вся нищета антицерковной публицистики видна в этих, наиболее типичных примерах, не будем же мы всерьез обсуждать глумливое зубоскальство Енина на 4 канале. Журнал «Огонек», однако, пошел по другому пути. Он стал приглашать различных общественных деятелей, чтобы те свободно высказались, почему они не любят Церковь. Одним из них и стал лауреат Букеровской премии 2005 года писатель Денис Гуцко.
«Я не атеист. Мне в атеизме голодно. Я не церковный человек. Мне в Церкви жмет, как в тесной обуви. А хочется, чтобы она была меня больше. Чтобы не приноравливаться, а вверх расти. Чтобы много неба и смысла». Тут совершенно не за что зацепиться. Человек говорит, что он шире, а Церковь — уже, что не он должен приноравливаться к Церкви, а Церковь к нему. Что тут можно сказать, однако признаюсь, что далее я ожидал некоего развернутого или даже в чем-то богословского ответа на вопрос, в чем Церковь уже, чем автор. Ведь Церковь, собственно, занимается тем, что говорит о Боге, богословствует, и естественно ожидать, что разговор будет вестись на этом поле.
Однако дальнейшее повергло в шок. Свои метафизические утверждения он основывает на том факте, что храм в городе Ростове, куда он как-то зашел, охраняли казаки с нагайками, по его словам, такие-же собирали мзду с въезжающих в город иногородних автомобилей. Но на этом основании автор выдвигает постулат: «Для того чтобы по настоящему войти в Церковь требуется компромисс с совестью». Тезис о «взаимном отторжении Церкви и совести» Гуцко развивает новыми аргументами. Батюшка с амвона призвал покупать церковную газету, в газете он обнаружил написанные казенным языком отчеты о проделанной работы: конференции, молодежные слеты, и, наконец, сдачу ему отсыпали мелочью. «Так всегда: идешь с большим, уходишь с мелочевкой». Напомню, что это не сельский интеллигент, а человек, объявленный лучшим писателем года, человек, который непринужденно цитирует по ходу своей публикации Толстого, Достоевского, Ильина, Чехова. То есть позиционирующего себя как продолжателя традиций русской литературы, чтобы именно с этих высот более весомо прозвучали его обиды на Церковь. Как же он мог не заметить главного стержня русской литературы, которая согласно Евангелию всегда стремилась за некими внешними недостатками увидеть внутреннюю суть. И здесь Гуцко вовсе не одинок. Он представитель той самой прослойки в 60−70% населения, которая хоть и крещена, но в храм вовсе не спешит. Самое их главное заблуждение в том, что они считают, что духовные переживания и духовное преображение, за которыми тщетно приходил в храм товарищ Гуцко, — это нечто настолько легкое и естественное дело, что обязано непременно свершиться по факту их долгожданного прибытия в храм. Понятно, что такое преображение, по их мнению, свершается раз или два в жизни, поэтому они не спешат в храм, а откладывают это на какой-нибудь удобный для них момент. Тут и наступает все вышеописанное товарищем Гуцко. Они замечают, что храм охраняют милиционеры (Зачем?! И не они ли собирают дань с рыночных торговцев?), отмечают все шероховатости стиля в церковных газетах, ищут малейшие нотки антисемитизма и корыстолюбия в церковной проповеди. Духовного преображения, естественно, не свершается, но не беда, ведь они уже знают, что в этом виновата Церковь, а не они.
Владимир Высоцкий очень «поэтично» описал свой такой поход в храм, как раз между двумя многомесячными запоями: «В Церкви смрад и полумрак, дьяки курят ладан. Нет, и в церкви все не так, все не так, как надо». А как надо? Спросите у товарища Гуцко, он знает.
Повторяю, что в сознании большинства людей господствует и даже не обсуждается факт, что духовное преображение — это нечто простое и легкое. Они слышали краем уха, что в православии святые — это юродивые и дурачки, ну и, естественно, думают, что стать такими, с их-то умом, — это пара пустяков. И если они все-таки зайдут в церковь, то непременно услышат некое духовное слово, которое их необычайно возвысит и духовно обогатит.
На самом деле духовный рост и даже обычная доброта — это тяжелая борьба с самим собой. «Еще не до крови ты подвизался для покаяния», пишет духовный наставник своему собеседнику. Очень легко осознавать себя святым и очень тяжело осознавать себя грешником. И в Церковь мы приходим не для того, чтобы лишний раз получить подтверждение своей несомненной святости, а для того, чтобы покаяться. И разнообразные духовные переживания скорее могут помешать нашему покаянию, поэтому по большей части их и не происходит, и это вполне нормальное явление. Я не говорю, что верующие не испытывают вообще никаких духовных переживаний, но специально искать их не рекомендуется. Старец Амвросий Оптинский заклинал в своих письмах барышень, которые желали делать добрые дела, видимо, для поиска новых духовных ощущений: «Не делайте добрых дел, старайтесь не делать злых».
Вернемся к Гуцко. «Что порождает наибольшие сомнения? Конечно, священник на политической трибуне. Политически активная Церковь, на мой взгляд, все равно что врач, готовый оперировать лишь тех, кто разделяет его политические убеждения». Слова красивые, но с доказательствами опять туго. Кто из епископов или священников баллотировался на пост президента, губернатора, главы города, района? Кто был замечен на съездах политических партий? Абсолютно никто. Но вот присутствие епископа в Общественной палате вполне естественно, ведь Церковь вне политики не только на словах, но и на деле, но вне общественной жизни Церковь представить нельзя. Исполнительная, судебная, законодательная власть, все составляющие политической системы имеют в своих рядах прихожан, но не священников и иерархов. Другое дело — общество, от которого Церковь не может быть отделена хотя бы потому, что является его составной частью. И Церкви небезразлично, каким будет это общество — нравственным, ставящим перед собой высокие идеалы, или обществом кочевников с грабительской психологией.
Почему-то либералы искренне полагают, что общество возродится само собой, по мановению волшебной палочки, но само собой общество может только разлагаться. Ведь влияние на общество имеет лишь дебилообразующее телевидение, внушающее лозунги, что «жить нужно в кайф», «долой ответственность», «обогащайтесь любой ценой» и так далее. Вот Церковь и пытается сказать, что так жить нельзя. И если общество будет жить по законам нравственности, это совсем не означает, что для этого надо строить православное государство. Даже такого словосочетания «православное государство» я что-то не встречал в проповедях и речах православных иерархов.
