 |
| Русская неделя | Фотина-Виолетта Беляева | 18.04.2007 |
Возвращение христианского единства, как известно, задача не простая. И один из наиболее грамотных, глубоких и поистине церковных подходов к решению этой задачи, был показан выдающимся русским богословом В.В.Болотовым.
Известно, что профессор СПбДА В.В.Болотов, как авторитетнейший церковный историк, богослов и человек, обладающий уникальными лингвистическими способностями, нередко был приглашаем к участию в различных церковных комиссиях и государственных делах. Участвовал он и в синодальных комиссиях по реформе календаря в России, комиссиях по переговорам со старокатоликами и несторианами и других.
В XIX веке Русская православная церковь вела переговоры с англиканами, старокатоликами и несторианами.
Что касается работы синодальной комиссии по диалогу со старокатоликами. Она была учреждена Синодом Русской Православной Церкви в 1892 году, и занималась вопросом присоединения к РПЦ членов римокатолической Церкви, отколовшихся от нее после I Ватиканского собора.
Возглавлял комиссию архиепископ Финляндский Антоний (Вадковский), В.В.Болотов состоял делопроизводителем комиссии. Им был написан целый ряд трактатов, касающихся историко-богословских вопросов этого диалога. Но наиболее значимой была его работа в подкомиссии, созданной 29 января 1893 года (), которая должна была подготовить проект изложения православного учения об исхождении Святого Духа. Результатом его деятельности в этой комиссии явилась работа, известная под названием «Тезисы о Filioque», в которой он изложил свои взгляды в виде 27 тезисов. Но эта работа была впервые напечатана в 1898 году на немецком языке и в журналы комиссии не вошла, в журналах есть «обширные справки и заключения по вопросу о Filioque» (3. С.585).
Именно в этой работе В.В.Болотов и предлагает свою знаменитую триаду — догмат, теологумен и богословское мнение. Следует напомнить, что, ставя высоко теологумены, он «достаточно резко» отличает их от догмата, и считает, что «содержание догмата — истинное, а содержание теологумена — „только вероятное“. Василий Васильевич пишет: „Относительно того, что такое догмат, между нами и старокатоликами нет и не должно быть никакого разногласия“. Теологумен же „в своем существе это — то же богословское мнение, но только мнение тех, которые для всякого кафолика — более чем только богословы: это богословские мнения святых отцов единой неразделенной церкви“. Никто не может ни запретить, ни, напротив, требовать придерживаться того или иного теологумена, как частного богословского мнения.
Отмечает он также и то, что мы и старокатолики „стоим на разных ступенях культурной жизни“, что у католиков существует большая разработанность богословских мнений, но он надеется, что „и наша богословская наука выработает…свои определенные богословские мнения, основанные на (теологуменах — В.Б.) отцов восточной церкви“. И что трудность с Filioque состоит в том, что в основе этого мнения лежит „чисто западный“ теологумен блаж. Августина» (1.С.39).
Из этого В.В. выводит, что «греческие отцы и Августин шли в богословии своими путями и пришли к двум вовсе не тождественным «.
В тезисах он последовательно излагает сначала воззрения св. отцов восточной церкви, заявляя что «православная русская Церковь догматом… почитает только ту истину, что Св. Дух от Отца исходит и единосущен Отцу и Сыну…. Остальные же подробности… только как «. Например, часто встречающееся у отцов высказывание, что Св. Дух исходит от Отца через Сына, зафиксированное во многих текстах и настолько авторитетно, что его можно считать вселенски авторизованным теологуменом православного востока (1.С.63).
Затем дается сравнение западного Filioque с восточным «через Сына». «…невозможно без натяжки ни его (Filioque) объяснить в смысле (через Сына — В.Б.), ни воззрения восточных отцов истолковать в смысле тождественном с западным». (Тезис 9) (1.С.70). Но отмечается также, что «разность воззрении западных от восточных сказывается не столько в словах «ex Patre Filioque» (от Отца и Сына — В.Б.), сколько в тесно связанном с ними августиновом представлении об una spiratio (едином дыхании — В.Б.) Отца и Сына, по которому Они оба представляют unum principium Св. Духа.» (Тезис 13) (1.С.71).
Далее идут несколько тезисов, непосредственно касающихся разделения церквей:
— «Многие Западные, проповедовавшие «Filioque» своим паствам, ни с чьей стороны не встречали возражения, жили и умирали в общении с Восточной Церковью».(Тезис 20)
— «Если Западные на VI и VII Вселенских Соборах своего «Filioque» Восточным не предъявляли, то и Восточные не ставили им вопросов об этом для окончательного разъяснения недоумений». (Тезис 23).
— «Фотий и его преемники имели общение с Западной Церковью, не получив (и, видимо не требуя) от нее Соборного отречения (в «прямых словах») от «Filioque». (Тезис 25).
— «Не вопрос о «Filioque» вызвал «разделение между Церквами» (Тезис 26).
— «Следовательно, «Filioque» как богословское частное мнение не может считаться «непреодолимым препятствием» для восстановления общения между Восточной Православной и Старокатолической Церквами» (Тезис 27).
На предполагаемый вопрос по поводу 26 тезиса: «что же расторгло общение единой кафолической церкви?» Болотов отвечает: «Его расторгло р и м с к о е п, а п с т в о…»
Тезисы вызвали оживленную полемику «принимавшую иногда личный и нежелательно резкий характер» (1.С.8). Сторону В.В.Болотова занимали А.А.Киреев и проф. прот. П.Я.Светлов, оппонентами были профессора А.Ф.Гусев и В.А. Керенский.
Проф. А.Ф. Гусев утверждал, что «Filioque» надо считать одной из важнейших причин раскола (1.С.9). Отвечая на критику, В.В.Болотов обвинил проф. Гусева в использовании недобросовестных приемов: критиковать старокатолическое учение, «отождествляя с этим учением частные мнения некоторых старокатолических богословов» и, напротив, отождествлять «свои воззрения с воззрениями всей церкви» (1.С.11).
Полемика продолжалась довольно долго, и после смерти В.В., и в ней можно увидеть два противоположных подхода к проблеме разделения Церквей. Проф. Гусев и его сподвижники делают акцент на том, что разделяет, проф. Болотов неизменно ищет возможности объединения.
Этой своей позиции проф. Болотов остался верен и в 1898 году, когда он принимал участие в подготовке присоединения урмийских ассирийцев или айсор или как они сами себя называли сиро-халдеев — несториан к Православной Церкви.
Иеромонах Стефан (Садо) опубликовал архивные документы, касающиеся деятельности В. В Болотова по этому вопросу, и описал предысторию этого дела.
Движение этих христиан к воссоединению с Православием началось еще в 1859 году, потом возобновилось в 1883 году. Перед Синодом это движение ставило немало проблем. Главным вопросом в этом деле был вопрос канонический — каким из трех существующих в Требнике чинов (крещение, миропомазание, отречение от ереси) проводить это присоединение. Для Русской церкви это был первый случай, следовательно, решение этого прецедента должно было стать образцом для всех возможных контактов с восточными христианами в будущем.
И в 1859 и в1883 гг. были испрашиваемы мнения иерархов по этому вопросу. Большинство из них высказывались за присоединение 3-м чином (отречение от ереси). Но некоторые, в том числе митрополит Московский Филарет (Дроздов) предлагали воссоединение 2-м чином (через миропомазание). Но в его распоряжении был текст печатной Кормчей, отличающийся и от оригинального текста. Обстоятельную «Записку» представил Синоду епископ Выборгский Сергий (Серафимов), лучший в то время специалист в вопросах принятии в Православие инославных христиан, в «Записке» он говорит о существовании всех трех основных типов присоединения несториан: «1) до XI века несториане принимались через одно письменное отречение от заблуждений и проклятие своей и других ересей; 2) с XI до половины XVIII века в Греческой церкви они принимались через миропомазание, а в нашей Российской церкви оставалось неизменным первое правило или, точнее, 95-е правило VI Вселенского собора, и, наконец, 3) с половины XVIII века и доныне Греческая церковь держится постановления Константинопольского собора 1756 г. — принимать всех неправославных, следовательно, и несториан — через крещение». И далее епископ Сергий высказывает свое мнение, что Греческая церковь уклонилась от практики Древней Церкви и «…наш долг следовать только правилам и практике древне-вселенской Церкви…», т. е. о приеме 3-м чином.
Вся эта предыстория (записки, справки, мнения иерархов) была собрана в отдельное Дело, которое и было передано Синодом в конце 1897 — начале 1898 года проф. Болотову «для окончательной выработки богословски и канонически точной позиции Русской церкви в этом столь ответственном деле» (5. С99).
Как пишет Б.А.Тураев, Болотову в этом деле «пришлось быть и переводчиком, и экспертом, и ученым секретарем, и даже литургистом и регентом певческого хора. Через его руки прошли все официальные сиро-халдейские документы…; им составлены обширные доклады в св. синод, не без его влияния составлен… и сам чин присоединения;… наконец его редакции подвергался перевод на сирийский язык некоторых русских брошюр духовного содержания…"(Цит. по 3. С. 586).
Эти документы красноречиво свидетельствуют о стремлении Василия Васильевича не соблюсти букву закона, а помочь людям вернуться к общению. С заботой, болью и укором нашей церкви пишет он слова: «Сорок лет представители этой народности толкут в дверь православия, и этот многолетний искус показывает, что они недостойны того, чтобы она им отверзлась"(5. С.119) Давая экскурс в историю возникновения несторианства в Персии проф. Болотов отмечает, что «несторианство как догмат было навязано христианам персидским» и что они «получили ослабленную дозу несторианства», так как оно, «по самому своему утонченно-диалектическому характеру, не могло стать сознательным убеждением народных масс, и когда в VI и VII вв. персидские мученики проливали свою кровь, они умирали не за еретические тенденции, а за Христа апостолов и кафолической церкви». Здесь же он уточняет, что «насколько позволяют судить исторические источники — ни один из епископов персидских не получил хиротонии ни от Нестория константинопольского, ни от его сподвижников», т. е. «по своему преемству, нынешний Маар-Шимон (Рувим) есть епископ не менее законный, чем Лев III римский.» (5. С.120)
Что касается других документов Записки, то в письме архиепископу Палладию он пишет о том, что в виду непредусмотренности нашей книгой чинов случая присоединения несториан, есть основания вести дело «строго древнецерковным путем, когда инославные вроде айсор сами воссоединяли себя с кафолической церковью без всякого предварительного «чина», просто приступая ко св. Причащению в Кафолической церкви». Тем более, что «требуемые каноном «прошение» они уже подали. «Акт» в этом смысле с анафемой («да будут отлучены») уже имеется…» (5. С105).
Затем он приводит краткое исповедание, которое должен был бы прочитать один из представителей айсор по-сирийски, в случае, если Синоду покажется необходимым применить «что-либо вроде чина». Но сам он считал, что «и подобное чтение исповедания ненужно ни для Православной Всероссийской церкви, ни для воссоединяемой айсорской», что достаточно «торжественно осенить православным крестом представителей иерархии и народа айсорского и затем, после келейного и молитвенного приготовления, допустить их к сослужению литургии с православными Архипастырями» (5. С.105).
Обращает В.В. внимание также и на нюансы, связанные с принятием в общение отдельных лиц и целых обществ. Он напоминает, что наиболее простым было вхождение в православную церковь мирян (В.В. приводит свидетельства св. Софрония (впоследствии патриарха иерусалимского) о присоединении к Православию монофизитов в Александрии): «они шли в кафолическую церковь и приобщались в ней св. таин. Ни о каком предварительном отречении от монофиситской ереси не было и речи… Более того, приступали они ко св. причащению также как и до «недавнего прошлого… православные греки: по свидетельству самоиспытующей совести, без предварительной исповеди пред духовником». Через причастие в кафолической церкви, приобщающийся становился чадом кафолической церкви, и, соответственно, принимал IV вселенский (халкидонский) собор и отрекался от своего заблуждения (5. С106).
Далее В.В. пишет: «если присоединялся к кафолической церкви епископ, то, вероятно, всегда или почти всегда он предварительно давал письменное отречение от своей прежней ереси. В VI в. были, однако, примеры, что «икономии ради» с монофиситами епископами, пресвитерами, и дьяконами вступали в общение чрез совместное совершение божественной литургии, не взяв с них предварительно отречения от монофиситских заблуждений. Из этого видно и то, что в VI в. монофиситов принимали в общение в сущем их иерархическом чине» (5. С.107).
Говорит Болотов и о воссоединении с православием целых обществ. «Если к православию присоединяются отдельные личности, то они, словно капля в море, растворяются в церковном обряде той православной поместной церкви, с которой вступают в общение…» и здесь «речь может быть только о догматических убеждениях….Если же присоединяется инославное общество с епископом во главе,… то подле вопросов чисто догматических неустранимо выдвигается весьма сложный вопрос об обряде…». Причем он предлагает не менять обряд, «насколько его можно совместить с православным догматом» (5. С.108).
Из приведенных высказываний В.В.Болотова видно насколько он свободно для своего, и не только для своего, времени, чувствует себя в области канонов, как чутко он видит их смысл и место в жизни Церкви — смысл пользы для Церкви, духовной пользы для человека.
В результате, «благодаря трудам и церковной ревности проф. Болотова,… в марте 1898 года в С.-Петербургской Александро-Невской Лавре несторианский епископ Маар-Ионан с несколькими духовными лицами был воссоединен с Православием и была учреждена Российская Духовная Миссия в Урмии, трудившаяся среди новообращенной паствы до трагических событий 1917−18гг» (5.С.98).
Из вышесказанного совершенно ясно, что богословские и канонические разработки проф. В.В.Болотова по присоединению инославных христиан не теряют своей актуальности, и что они еще не оценены по достоинству, а их практическое применение — дело будущего.
Современным православным необходимо учиться у В.В.Болотова уважению к представителям других конфессий, учиться умению устранять все то, насколько это возможно, что препятствует христианскому общению.
Профессор протоиерей Ливерий Воронов по этому поводу сказал: «Каждое ученое исследование этого корифея русской православной богословской науки имеет своею целью убрать какой-нибудь камень, лежащий на пути к восстановлению христианского единства» (Цит.по 6. С.21)
