Русская линия
Православие и Мир Александр Дворкин23.12.2006 

Отец Паисий

Благодаря отцу В. я познакомился с одни из наиболее известных современных греческих старцев — отцом Паисием. К сожалению, в памяти осталось очень мало от этой встречи. Постараюсь вспомнить всё по порядку.

В один из дней (это был мой третий визит на Афон — в июне 1984 года) отец В. предложил мне пойти к отцу Паисию. Я согласился с радостью, но не без трепета. Когда мы шли вдвоём по направлению к келье подвижника, мой трепет усиливался, в голову лезли мысли: «Приблизимся мы к нему, он глянет на меня и грозно скажет: 'Зачем сюда привели этого неисправимого грешника? Гоните его отсюда!'»

Мы подошли к маленькому белому домику на пригорке, обнесённому высокой оградой. На калитке висел замок. От двери дома до калитки была протянута проволока. Отец В. позвонил в колокольчик. Очевидно кто-то нас из окна увидел, так как из двери высунулась рука и повесила на проволоку ключ, который тут же, повинуясь закону тяготения, съехал вниз, к калитке. Мой спутник отпер замок, и мы вошли. Поднялись на пригорок и сели на скамеечку, сбоку от двери. Почти сразу же к нам вышел хозяин — невысокий, сухонький монах с курчавой, седоватой бородой. Одет он был в типичный для Афона выгоревший на солнце холщовый застиранный подрясник, давно утративший свой первоначальный чёрный цвет, и в безрукавку поверх него. Я поразился, что отец Паисий совсем не выглядел глубоким стариком. Ласково улыбаясь, он приветствовал нас. Взгляд у него был, я даже сказал бы, застенчивым. В руках старец держал поднос с сокращенным вариантом типичного афонского угощения — двумя стаканами прохладной воды и кусочками рахат-лукума.

Отец В. рассказал отцу Паисию обо мне. Услышав, что я из России, батюшка обрадовался, сказав, что его старец был русским и что он всегда счастлив слышать об обращении к Богу молодёжи из атеистических семей — это доказывает, что вера в России возродится, и н всегда молится об этом.

Сейчас я почти забыл весь свой греческий — практики нет, но тогда худо-бедно мог объясниться и почти всё понимал. Конечно, помогало то, что я несколько лет подряд проводил по месяцу в греческой среде. Так что разговор я старался вести на греческом, время от времени прибегая к помощи отца В. Но это сыграло и свою отрицательную роль: я слишком концентрировался на языке и поэтому большая часть содержания беседы вскоре оказалась почти стёртой из моей памяти, хотя сама беседа была довольно долгой — я говорил с отцом Паисием около сорока минут, а затем ещё около часа сидел в сторонке и ждал, пока отец В. получит от батюшки ответы на все свои вопросы. Впрочем, никаких особенно сложных вопросов я не задавал: говорили мы о вещах вполне обыденных, как я сказал бы сейчас — базовых.

В числе прочего я спросил у старца его мнение о том, становиться ли мне монахом или продолжать искать супругу. Он ответил, что не может решить это за меня, но что решение я должен принимать поскорее. «Вот сколько вам лет?» — спросил он. Я ответил, что двадцать девять. «Лучше принять решение до тридцати, — сказал старец. — Чем позже, тем сложнее будет и принимать решение, и затем придерживаться его. В тридцать один год человеку нужен один сильный толчок (и тут старец, улыбаясь, довольно сильно подпихнул меня так, что я чуть не слетел со скамейки), чтобы его подвигнуть в правильном направлении, в тридцать два — два толчка, в тридцать три — три и т. д.

Женился я только в тридцать семь лет…

В ответ на ещё один мой вопрос (не помню какой) батюшка пошутил о состоянии своих зубов, действительно имевших далеко не лучший вид — наверное он никогда не ходил к дантисту. Когда мы встали, чтобы проститься, старец зашёл в свою келью и вынес оттуда небольшие четки (в тридцать три зерна) собственной вязки. Несколько лет я не расставался с ними, но потом, к большому моему горю, они потерялись в одном из путешествий. Может быть, на то была воля Божия.

Когда мы спустились к калитке, то увидели там человек десять разновозрастных паломников-греков, терпеливо ждавших, не пожелает ли отец Паисий их принять.

И это, в общем-то, всё, что я могу припомнить о встрече с отцом Паисием. Намного яснее, чем содержание разговора, в памяти держится ощущение от него — радость, свет и тепло. Белая стена кельи, залитый солнцем пригорок, пряный запах трав и улыбающееся, полное любви и участия лицо старца.

Опубликовано в книге А. Дворкин Афонские рассказы. М., 2006

http://www.pravmir.ru/article_1584.html


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика