Русская неделя | Священник Вадим Коржевский | 18.12.2006 |
«Православия наставниче», «благочестия учителю», [1] «честнаго богоглагольника» и «церкве наказателя», [2] - такими и подобными этим словами церковных песнопений мы неоднократно сегодня именовали преподобного и богоносного отца Церкви Православной Иоанна Дамаскина, жившего на рубеже VII- VIII веков.
Такие наименования он получил вследствие своей жизнедеятельности, которая вся без остатка была обращена на раскрытие истин Христова учения как устно, так еще в большей степени и письменно. Сознавая значимость сего дела и видя в этом цель жизни своей, преподобный Иоанн, лишившись правой руки, усердно молил Пресвятую Богородицу об исцелении, обещаясь сей рукой написать многое в защиту и прославление Церкви Христовой. Получив исцеление, он в то же время услышал и слова Пресвятой Девы, которыми Она напоминала ему данное им обещание и просила сделать исцеленную руку «тростью скорописца». [3]
Желая исполнить свое обещание, а в особенности просьбу Пресвятой Девы, преп. Иоанн немедленно удалился от светских дел для дел духовных в лавру преп. Саввы Освященного. Но, оказавшись в послушании у простого старца, он получил запрещение на всякое устное или письменное слово. При этом старец сказал ему: «Ты же знаешь, что не только наши философы учат молчанию, но и Пифагор завещал ученикам своим долговременное молчание, и не думай, что безвременно говорить хорошее есть благо». [4] Теоретически старец был прав, ибо говорить прежде времени, значит говорить впустую, так как говорить по существу еще нечего. Если еще не живет в сердце истина, то не может и слово исходящее из такого праздного истиной сердца не быть праздным. А за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда, как извратившие Божественную цель слова (Мф. 12;36).
Какова же его цель? Из примера воплощения Бога-Слова мы видим, что Божественная цель всякого слова — спасение от зла и наставление в добре.[5] Достижение сей цели, есть свидетельство уподобления человека Богу. Почему и сказал св. Апостол, что кто не согрешает в слове, употребляя его для других вовсе не Божественных целей, тот человек совершенный (Иак. 3;2), как исполнивший на деле данную человекам заповедь о совершенстве Отца Небесного (Мф. 5;48), всегда употребляющего Свое Слово для вышеназванной цели. И до тех пор, пока человек не в состоянии исполнить эту цель, ему запрещается пользоваться даром слова. Ибо кто уподобляется скотам несмысленным в делах, тот пусть уподобляется им и в бессловесности. И как не может дерево худое приносить плоды добрые (Мф. 7;18), так невозможно говорить доброе будучи злым, ибо от избытка сердца говорят уста (Мф. 12;34). Посему старец запретил только что пришедшему в обитель Иоанну пользоваться словом, как это предписывается делать со всяким новоначальным. Достаточно хорошо познав испорченность человеческой природы и видя в себе непрестанное действие греха, преп. Иоанн не стал возражать старцу и с любовью принял данную им заповедь о молчании. Но в то же время он не мог забыть и о данном Пресвятой Деве обещании. Помнила об этом и сама Пресвятая Дева, почему и сделала выговор старцу, явившись ему в видении и сказав: «Зачем ты заградил источник, могущий источать сладкую и изобильную воду, — воду, которая лучше истекшей из камня в пустыне (Числ. 20;11), — воду, которую желал пить Давид (2Цар. 23;15), — воду, которую обещал Христос Самарянке (Ин. 4;14)? Не препятствуй источнику течь: изобильно потечет он, и всю вселенную протечет и напоит; покроет моря ересей и претворит их в чудную сладость,… он напишет догматы православной веры и обличит еретические лжеучения; сердце его отрыгнет слово благо, и изречет дела царева пречуднейшая (Пс. 44;2)». [6] Этими словами Она как бы сказала ему, что неужели он до сих пор еще не понял из примеров сердечного смирения преп. Иоанна, что Бог, дающий смиренным благодать (Иак. 4;6) уже давно сообщил ее сему смиренному послушнику, так что всякое слово, исходящее из его доброго сокровища сердечного имеет и соответствующие сему свойства.
Услышав это, старец тотчас призвал Иоанна к себе и сказал: «О чадо послушания Христова! Открой уста твои, чтобы привлечь дух, и то, что восприял сердцем, скажи устами; пусть они говорят о премудрости, которой ты научился размышлением о Боге. Открой уста твои не для повествований, а для слов истины, и не для гаданий, а для догматов. Говори к сердцу Иерусалимскому, созерцающему Бога, т. е. к умиротворенной церкви; говори не пустые слова, на воздух бросаемые, но те, которые Дух Святый начертал на твоем сердце. Взойди на высокий Синай Боговидения и откровения Божественных Таин и за великое твое смирение, путем которого ты сошел до последней глубины, взойди теперь на гору церковную и проповедуй, благовествуя Иерусалиму. Крепко возноси голос твой, ибо много славного мне сказала о тебе Богоматерь. Меня же, молю, прости за то, что я тебе был препятствием по своей грубости и неведению». [7]
Получив такое повеление, преп. Иоанн стал молиться ко Пресвятой Богородице со слезами, говоря, что нам грешным пристало любити убо более благоговейное молчание, которое удобее, так как исполнено страха Божия, страха перед невыразимыми, несказанными и неизглаголанными таинствами, яко безбедное; и хотя есть в нас любовь и неудержимое влечение к вдохновенному песнотворчеству, все же любовию, Дево, песни ткати спротяженно сложенные неудобно есть, ибо весьма трудным для сил человеческих представляется такое поистине ангельское делание, как составление стройно сложенных гимнов о тайнах богословия, но даждь нам, Мати, для этого такую же силу, елико есть и произволение наше по любви к Богу и всему Божественному. [8]
Преп. Иоанн весьма хорошо представлял всю трудность благовествования, но в то же время не мог отказаться от этого дела, прекрасно понимая, что не только за каждое праздное слово, какое скажут люди, но и за каждое доброе слово, которого не скажут, так же дадут они ответ в день суда. [9] Посему кто может, тот должен воплощать в мире сем во зле лежащем всякое доброе слово, служащее спасению от зла и утверждению в добре. Надо только следить за тем, чтобы слово наше имело истинно, а не мнимо добрые качества. Мнимо доброе слово рождается из состояния мнения, состояния присущего испорченному грехом сердцу, которое за неимением истинных в себе движений сочиняет их из себя под действием страстей и демонических сил. Рождаемое из такого состояния слово имеет и соответствующие этому качества, ибо каков корень, таков и плод (Мф. 7;18). В первую очередь, сочиняемое слово по свойству своему непременно будет лживым (Ис. 59;13). И как бы то ни было нечестивый, пока пребывает в нечестии, ходит со лживыми устами (Притч. 6;12). И даже кто утверждает, что познал Истину, которая есть Христос (Ин. 14;6), но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины (1Ин. 2;4).
«Мудр ли и разумен кто из вас, — говорят опытно познавшие Истину, — докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью. Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину. Это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская» (Иак. 3; 13−15). Земная или бесовская мудрость отвергается Богом (1Кор. 1;20), как мнение мудрости, в которой нет истинного знания, а есть лишь претензия на это знание. А так как нет истинного знания в таком мудровании, то и порождаемые этим мудрованием мысли содержат в себе неясность, неопределенность. «Неопределенность — непременно чадо мнения». [10] Естественно быть неопределенности там, где нет знания, и лишь там только, где есть знание, есть и определительность в словах, и ясность в суждениях. [11]
Утрата определенности, оформленности и ясных очертаний свойственно процессу распадения, разложения и тления, которые непосредственно связанны с процессами старения и смерти. В стихии духовной, к которой принадлежит слово человеческое, процесс тления и гниения непосредственно связан с порочностью или с совокупностью греховных энергий, составляющих, так называемого, ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях (Еф. 4;22) и порождающего из себя соответственные этому слова. Св. Апостол Павел, наставляя совлечься ветхого человека с делами его, вместе с тем заповедует отложить злоречие и сквернословие уст (Кол. 3; 8−9), которые свидетельствуют о пребывании ветхого человека в душе. Таким образом, пусть никакое гнилое слово не исходит из уст ваших, иначе придется за каждое такое слово дать ответ в день Суда. Гнилым является то слово, которое по свойству своему распространяет зловоние и заразу. Запах зловония исходит от злоречия, пересудов, клеветы, срамословия, лести, коварства и кривотолков. Заразу распространяют те слова, которые колеблют добрые устои и нравы, сеют раздоры, подозрения и смущения. Все такое и подобное этому оскорбляет Духа Святаго, плод которого есть любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5;22). Лишь доброе слово имеет в себе подобные качества, сопрягаясь с благодатью и не только служит назиданию в вере, но и доставляет благодать слушающим (Еф. 4;29). Такое слово заповедуется не утаивать, а произносить для благовествования (1Сол. 1;5) и для обогащения во всяком познании (1Кор. 1;5), а так же для утверждения в благом деле (2Сол. 2;17) и для утешения (1Сол. 4;18).
Итак, желающие вместо наказания получить награду от Бога, следите за тем, чтобы слово ваше было всегда с благодатью и исходило из сердца дышащего любовью и благорасположением, а так же смотрите, чтобы оно было приправлено солью, т. е. «не пустое и смешливое, хотя и приятное для слуха и не жесткое и оскорбительное, хотя и строгое одновременно. Как пища одинаково неприятна, если она недосолена или пересолена, так и слово». [12] Но кроме меры требуется еще знать, как отвечать каждому (1 Сол. 4;6), учитывая время, место и лицо. «Когда мы говорим или не вовремя, или не по месту, или не так, как потребно для слушающих, тогда гнилое слово исходит из уст наших»,[13] - говорят искушенные в слове. Должно быть всему свое время: есть свое время для молчания и свое время для слова (Еккл. 3; 1,7). Время молчать тому, кому еще нечего сказать, кому вместо того, чтобы учить других, нужно еще самому учиться. И хотя бывают случаи, когда Бог поручает заниматься наставлением тому, кто еще сам недостаточен в знании, но это случается от всеобщего оскудения преподобных и голода в слышании Слова Божия, ибо все-таки «лучше употреблять хлеб нечистый и иметь пропитание, нежели оставаться вовсе без хлеба». [14] Но общее правило для появления доброго слова — это наличие знания, содействуемого духовным действием, действием Духа Святаго, сообщающим определенность во всех понятиях. [15] Сия определительность свидетельствуется внутренним успокоением, как для самого говорящего, так и для слушающего его. «Мир — свидетель истины, плод ее», [16] посему и слово доброе, как слово истинное не приносит в душу смущения, сопутствуемого лишь духу заблуждения. Сама Истина, обращаясь к принимающим Ее, говорит прямо: «Мир мой даю вам» (Ин. 14;27). Впрочем, этот мир не всякий способен познать и принять (Мф. 10;13). В таком случае, говорящему должно умолкнуть, как это сделала однажды Сама Истина (Мк. 15;4), чтобы не бросать добрых слов на попрание нечестию (Мф. 7;6), и, отряхнув прах от ног своих (Мф. 10;14) в знамение того, что все познания жителей места сего, есть тщета и сор перед превосходством познания Истины (Филип. 3;8), уйти от места того до времени. Ибо пока место сие утоптано или каменисто, или усеяно сорняками, семя Истины не может там взойти, сколько бы его не сеяло усердие Сеятеля (Мк. 4; 3−7).
Непригодное к принятию Истины сердце человеческое должно приготовиться сначала покаянием и очищением под руководством того гласа вопиющего в пустыне сердечной (Ис. 40;3), который хотя не есть Слово, но как глас причастно Ему и идет перед Ним. Предтеча доброго слова — добрая совесть, внимающая внушениям Духа Святаго и требующая от сердца и ума всякую образовавшуюся под действием страстей дебрь, всякий низменный помысел наполнить возвышенным, духовным содержанием, возводящим от достоинства бессловесных скотов к достоинству горнего ангельского мира, а всякую гору самомнения, восстающую против познания Божия (2Кор. 10;5), смирить, вернув уму его изначальное состояние и всякий холм плотских похотей выровнять по заповедям Евангельским и все какие бы то ни было кривизны различных движений души и неровные ее пути выпрямить и сделать гладкими, чтобы Истина вошла в душу и стала видимой для сердца и ума — этих очей душевных (Ис. 40; 3−5). Без выполнения данных условий Истина не может безбедно для себя войти в душу. Войдя в такую душу, Она или погибнет, будучи низверженной с горы самомнения, или заблудится в дебрях мрачного сознания и потеряется из виду, или, изранившись о стропотные и острые стези лукавых мыслей, вынуждена будет уйти из души, ища других дорог для своего шествия в мире сем.
Внявшим же гласу совестному остается следить за тем только, чтобы Слово Христово вселялось в них богатно (Кол. 3;16). Для этого требуется учить и вразумлять во всякой Божественной премудрости себя самого (Кол. 3;16), дабы не услышать в свой адрес справедливый укор: «Как же ты, уча другого, не учишь себя самого» (Рим. 2;21)? Учить себя значит стремиться не только понять, но и принять истину, а вразумлять себя значит убеждаться в истинности Слова Божия, вызывая из сердца соответствующие тому чувства и благорасположения. Без последнего «нельзя сказать о ком-либо, что он научил себя, хоть и знает слово Христово на память и хорошо рассуждает». [17]
Наученный же Царству Небесному книжник имеет в сокровищнице очищенного от скверны страстей своего сердца всякое, и новое, и старое слово, равно одинаковое по своей ценности, которое он уже не прячет от алчущих и жаждущих правды Божией, а с радостью выносит в удовлетворение их горячего желания (Мф. 13;52). К этому его побуждает сам Спаситель словами: «Что говорю вам в темноте, говорите при свете; и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях» (Мф. 10;27). И послушавшийся Божественного гласа подобно купцу, собравшему немалые сокровища слов и дел, идет и усердно продает живущим на земле все, что имеет в душе своей, получая за это драгоценную жемчужину (Мф. 13;46) — спасение души своей. Аминь.
2. Кондак.
3. Жития святых на русском языке изложенные по руководству Четьих-Миней. Св. Дмитрия Ростовского: месяц декабрь. День 4-й. Житие преп. Иоанна Дамаскина. Оптина Пустынь. 1993. С. 106.
4. Там же. С. 108−109.
5. Ср.: св. Игнатий Брянчанинов. Собрание писем. N 51 (113. 20). М-С-Пб. 1995. С. 118.
6. Жития святых. Четьи-Минеи. Декабрь. День 8. С. 113.
7.Там же. С. 113−114.
8 Задостойник. Ирмос 9 песни 2-го канона на Рождество Христово.
9. Это изречение Господне принадлежит к незаписанным Его изречениям и содержится только в древнесирийском кодексе Евангелия. См. Таубе М.А., проф. Аграфа. О незаписанных в Евангелии изречениях Иисуса Христа. М., 2003. С. 103.
10. Св. Игнатий Брянчанинов. Собрание писем. N 163 (255. 32). С. 324.
11. Там же. С. 324.
12. Св. Феофан Затворник. Толк. на посл. к Колос. 4;6. М., 1998. С. 252.
13. Блаж. Иероним. // Св. Феофан Затворник. Толк. на посл. к Ефес. 4;29. М., 1998. С. 352.
14. Преп. Пимен Великий. // Св. Игнатий Брянчанинов. Т. 3. Слово о смерти. М.: Правило веры. 1993. С. 7.
15. Св. Игнатий Брянчанинов. Собрание Писем. С. 325.
16. Там же. С. 324.
17. Св. Феофан Затворник. Толк. на посл. к Колос. 3;16. С. 208.
Интернет-журнал «Русская неделя»