Православие и Мир | Священник Фома Диц | 12.12.2006 |
Он стал первым клириком Русской Православной Церкви заграницей, рукоположенным в духовных школах Московского Патриархата. В Неделю Торжества Православия 2006 г. ректор Московской Духовной академии и семинарии архиепископ Верейский Евгений рукоположил в сан в диакона студента 3-го курса семинарии Фому Дица, направленного в Московские Духовные школы по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в ответ на ходатайство архиепископа Берлинского и Германского Марка (Русская Зарубежная Церковь).
Такое событие стало возможным в контексте диалога между Московским Патриархатом и Русской Зарубежной Церковью по преодолению разделения, возникшего в трагические годы жизни Русской Церкви в ХХ столетии.
Мы попросили рассказать отца Фому о своем пути к православию, к священному сану.
— Расскажите про вашу жизнь здесь, в России.
— Я сейчас почти 3 года здесь. Вначале было тяжело. Сейчас мы вместе с женой снимаем квартиру в Семхозе. Мне очень нравилось с самого начала видеть этот храм. Я думаю, перед нами — очень плодотворные годы, когда мы будем видеть много чудес. Потому что, что столько людей здесь в России — мученики, давали свою кровь и жизнь за веру, страдали, свидетельствовали о Христе.
— Как сложилось так, что Вы — немец, родились и выросли в Германии, приняли православие?
— Я очень благодарен Церкви, за то, что она меня приняла когда я был немощен, когда был несчастлив из-за своих проблем, я получил очень много от церкви. Начиная с возраста восемнадцати лет, когда я слушал службу в католической церкви в Германии. Это было начало моей церковной жизни у католиков. Это был год, когда у меня был возрастной кризис, который молодежь проходит в 15−16 лет и она ищет, но не находит ответа на вопрос о смысле жизни.
Я был тогда одинокий человек, и у меня было довольно глубокое разочарование в семейной жизни, были проблемы с родителями, сегодня я уже могу спокойно сказать — у меня не было отца. Я очень переживал по этому поводу. У нас с ним были теплые отношения, поэтому мне было грустно. Тогда я пошел в католическую церковь, где слушал катехизис, где впервые в жизни услышал что Господь жив что он глубоко меня любит и что готовит план для моей жизни, который ведет к тому что потом я могу жить полной, осмысленной жизнью, что я могу сам любить. Мне было тогда 18 лет и это было для меня глубокое испытание, и неплохой опыт.
Потом начались годы студенчества, когда я получил возможность участвовать в жизни миссии католической церкви. Я участвовал в работе с многодетными семьями из Германии, Австрии. Они перебирались в Берлин и начали участвовать в жизни церкви там. Для меня было очень важно видеть христианскую семью, видеть любовь между супругами, как растут дети в атмосфере любви, видеть их счастливые, открытые лица, ведь христианская семья, как печь, раскрываемая благодатью Божией. Видеть это было для меня большим счастьем. Я тоже хотел иметь свою семью, осуществить то же самое и в своей жизни, однако это никак не получалось.
Для меня был труден сам процесс знакомства с девушками, что-то внутри меня не позволяло подойти и свободно заговорить. Это была для меня своего рода проблема, с которой я пытался обращаться к Богу, много молился, прося избавить меня от этого. Меня много спрашивали, почему Господь это позволил, и какой в этом во всем заложен смысл. И находясь в этом положении я почувствовал, что мое призвание стать священником, и внутренне я с этим согласился. Я хотел «жениться на одной стороне», у католиков невозможно быть священником, находясь в браке. И я решил попробовать. Поступил в семинарию. Первые годы прошли довольно успешно, и с каждым днем я чувствовал, что меня больше и больше начало притягивать православие, русская культура. Я начал интенсивнее учить язык, читать богословскую литературу. И чем дольше я учился в семинарии, тем больше сознавал что соединить римско-католическую веру и православие затруднительно. В моей душе, для меня открылся другой конфликт.
Через шесть лет по окончании семинарии я ясно увидел, что католическим священником не смог стать. Во-первых, православная вера дает возможность священнику иметь свою семью, что для меня является серьезным и важным фактором, и во-вторых я понял что мое желание и мое призвание — быть православным сященником.
Я увидел тут другой мир, другой круг и все другое. Я вернулся домой в Германию, а семинария была в Риме, и поступил на работу по своей бывшей профессии. Лишь после этого я почувствовал, что могу свободно посещать православный храм, более конкретно посветить себя православию, хотя в семинарии не запрещали посещать православные храмы, где я впервые его и посетил. Я ходил на службы в Зарубежную русскую церковь, сначала время от времени, затем чаще и с каждым разом все регулярнее. Потом настал момент, когда надо решиться на какую сторону перейти. Я много молился, спрашивал себя, людей в чем существенная разница между православием и католичеством. И я нашел для себя эту дверь за которой был ответ.
Мы, как православные, говорим, что учение о Папе, как о главе церкви — ложно, т.к. оно вошло односторонне, не соборным образом, которое для нас православных обязательно, какое решение мы принимаем. А решения они принимают только с согласия глав поместных церквей. Мне был очень близок этот взгляд, это учение давалось очень легко, и затем я от католиков перешел в православие. Меня приняли очень хорошо и постепенно я начал принимать активное участие в жизни православной церкви, петь на клиросе. Воспоминания от воспитания у католиков у меня остались конечно хорошие, я и сейчас могу сказать много хорошего про них.
Родители мои лютеране, не католики. Я стал католиком в 18 лет когда слушал катехизацию у них в приходе и через 4 года они приняли католическую веру. Семья моя была, можно сказать, верующая. Отец очень верующий, а мама приняла христианство по примеру отца. Так что семья моя была не очень вхожа в церковь, что типично для немецких протестантов. У каждого свой серьезный внутренний мир и храм не часто посещают. И мои начальные духовные знания я, как и мама, получил от отца.
А как родители отнеслись к вашим метаниям?
— Они были очень недовольны, когда я хотел стать католическим священником. Эта моя идея им не понравилась. Сейчас я женился, и у них растет внучка, и счастливы они от этого безмерно. Конечно, им горько что он находится здесь, в России. Но они понимают что я нашел путь, по которому я иду с радостью в сердце и собираюсь потратить на него все свои силы и важно уже то, что они это понимают и одобряют.
-А ваша жена православная?
— Да. Мы познакомились, когда были студентами. Есть учебное заведение для иконописцев и регентов. Пели вместе на клиросе. Жена моя с Белостока — Восточная Польша. Там большинство православного населения белорусского происхождения. Несколько епископов есть и есть молодежное братство — молодежная организация. И проводят паломничества большие.
— Какое у вас было первое ощущение от пребывания в России?
-Немного я знал когда путешествовал. Последние годы уже. И когда я совсем приехал сюда, я знал… Боялся, что меня украдут. Боялся… Что заблужусь где-нибудь.
Меня приняли хорошо. Усваивал достаточно быстро. Это правда, что в Германии комфортно. Но когда возвращаюсь в отпуск туда, у меня складывается впечатление, что мне нет там места. Там мои корни и я люблю свою страну, свою историю, своих людей. Но как православный человек или как священнослужитель я не вижу своего места там. Это другая культура.
А как же Вы попали в Москву? Ведь православным, Вы приняли решение стать, еще в Германии?
Когда было мною принято православие, я подумал как бы мне осуществить мое чувство призвания стать священником. Епископ Марк в зарубежной церкви (он сам немец, но русский знает очень хорошо), поначалу хотел меня оставить в Германиии, и я согласился. Однако потом я увидел что здесь, в Германии сохранить целостность православия, христианской веры для меня не представлялось возможным по причине различия культур, языковых барьеров, и немцы в очень ислючительных случаях приобщаются к православию. Поэтому я решил, что если я хочу остаться в православии, и если я хочу что-либо сделать для людей, для своего народа, то путь мне уже указан. Однако я пока его не совсем четко вижу.
— Многие ли люди в Германии знают о православии?
В каждом большом городе Германии есть православные храмы и обычно даже несколько поместных церквей представлено — греческие приходы, русские, сербские. Выбор есть. Только, конечно, все службы совершаются на языках этих церквей. Мало что там переведено… Переведено на немецкий язык даже не так мало, но это почти нигде не воплощено в жизнь. На немецком языке только раз в месяц проходит Литургия.
Германия- это действительно сильно секуляризованная страна. Там нужны другие меры, чтобы проложить людям дорогу в церковь.
У нас в Мюнхене — Русская Православная Церковь за рубежом. Они проводят семинары на немецком языке раз в два года. Примерно. Для меня это были как раз ворота, чтобы входить в церковную жизнь. Познакомиться с новыми людьми. Поговорить с ними. Это было хорошо. Но все-таки на этих семинарах может быть один человек в году, который остается, становится православными через супругов — через мужа или жену.
— Какая православная литература есть на немецком языке?
— Есть, например, о. Иоанн Кронштадтский, несколько книг, биография, преподобный Силуан Афонский, потом есть Феофан Затворник — некоторые его творения, жития, некоторые книги о монашестве.
Насколько жизнь в католических храмах жива до сих пор?
О. Фома: После собора в 60-х годах церковная жизнь развивалась очень бурно в празднествах, были положительные моменты и не очень. Сейчас в России часто говорят, что католическая церковь отмирает, и это не лишено своего смысла. Например, в Германии есть люди, так называемые «пастораль ассистенты», это органы которые помогают священнику. И они часто вступают в соперничество со священником. Это не очень хорошее явление. И даже можно сказать, что мало у кого есть здоровая церковная мысль, понимать правду таинства церкви и веры. Это с одной стороны.
Другая сторона — это факт что после собора возникли несколько попыток духовного возрождения, которые достаточно глубоки и достаточно плодотворны, и много людей так и остались на языческой стороне, которая совершенно нам чужда. Но если смотреть на все, в общем, то количественно эта часть общество достаточно малочисленна. Они находятся в центрах католической церкви, и иерархия знает о них, и считается с ними. И на мой взгляд, это будущее католической церкви, и я хотел бы подчеркнуть что католики очень ценят православие, смотрят на нас, мало знают, мало понимают в нас. И я считаю что до них надо все довести.
— Отец диакон, Вы в Лавре уже давно… Что-нибудь есть в Германии подобное тому, как почитают преподобного Сергия?
— У нас, например, в Германии самый популярный — это Бонифаций. Он считается апостолом Германии, он жил в восьмом веке, англичанин, и проводил большую миссионерскую работу. Он основал несколько епархий и потом принял мученическую смерть.
— Ваши трудности, Ваши сложности со славянским языком? Вы специально его учите или все-таки через русский язык как-то.
— Сейчас, честно говоря, у меня времени почти нет его активно учить. Я посещал два года семинар, там учат активно, тексты переводить на русский для меня тоже уже невозможно. На самом деле, у меня проблемы со славянским языком были достаточно большие, и не только с русским. Например, если стою в алтаре в храме и не имею возможности следить за текстом в книге, я могу сказать, что очень мало понимаю, очень мало. Сейчас через русский учу только. Если иногда возьму словарь, посмотрю, славянско-русский словарь, незнакомые слова.
Мне очень нравится славянский язык. Он как колокол, как мощный колокол. Это хороший способ для того, чтобы слово звучало и давало свое богатство, свое содержание через красоту звука…