 |
| Православие и Мир | 08.11.2006 |
Особенность монахини Иулиании (в миру Марии Николаевны Соколовой) как иконописца в том, что она на протяжении всей своей жизни, не прерываясь, занималась иконописью полных 60 лет. Всей своей жизнью она показывает нам, каким должен быть иконописец.
Мария Николаевна родилась 8 ноября 1899 года (в день святого Архистратига Михаила) в семье священника Николая Александровича Соколова. Отец Николай окончил Московскую Духовную Академию. Он ревностно исполнял свои обязанности по храму, любил богослужение и совершал его с благоговением. Он был справедливым, строгим к себе и не терпел никакой лжи.
Мать Марии Николаевны — Лидия Петровна — отличалась спокойным, добрым, но твердым характером. Образование она получила в московском Филаретовском женском училище, основанном митрополитом Филаретом (Дроздовым) для дочерей священнослужителей.
Мария всегда отличалась серьезностью, не участвовала в детских забавах. Уже с четырехлетнего возраста она с большим желанием много рисовала.
В 9 лет Мария поступила в V Московскую женскую гимназию ведомства императрицы Марии Федоровны. В двенадцатилетнем возрасте она лишилась отца, который был для нее во многом примером и учителем. Она скоро почувствовала необходимость духовного руководства, молилась, просила Святителя Николая указать ей ее путь. Кто-то из друзей посоветовал пойти в храм на Маросейке к отцу Алексию Мечеву.
Батюшка встретил ее словами: «Давно я ждал эти глаза». Отец Алексий стал ее духовным отцом. С первой же исповеди у батюшки она начала записывать в дневнике его слова, сказанные ей, и такие записи вела в течение почти 10 лет, до смерти батюшки.
Особого внимания заслуживает руководство отца Алексия, которым постоянно пользовались его духовные дети. «Им он, казалось, особо отдавал свои силы, время, заботы даже не отеческие, а скорее материнские по своей теплоте и сердечности».
Вот что пишет монахиня Иулиания в своих воспоминаниях.
«Отец Алексий всегда возводил руководимых им к подвигу духовному, то есть наиболее трудному и существенному. Но все трудное начинается с легкого. Внешний подвиг необходим, хотя самый малый, он воспитывает силу воли, без которой невозможен никакой, тем более духовный подвиг. Но надо прежде взвесить силы и возможности. «Семь раз примерь, — говорил батюшка, — один раз отрежь, а на что уж решился, того надо держаться во что бы то ни стало. Иначе цель не достигается. Например, молитвенное правило пусть будет небольшое, но оно должно выполняться неопустительно, несмотря на усталость, занятость и другие помехи».
В основу духовной жизни батюшка полагал внимание, духовное бодрствование над собой. Потерю духовного бодрствования, рассеянность, увлечение чувственными мыслями, каковы бы они ни были, батюшка называл сном. Но это внимание не должно сводиться к праздному наблюдению своих мыслей, состояний и переживаний. Следить за собой, как говорил батюшка, значило не только замечать дурные мысли и пожелания, но и сопротивляться им постоянно. А так как силы наши немощны и ничтожны, то надо постоянно призывать помощь Божию, молиться, а чтобы внутреннее око было зорче и чище, необходимо все время приносить покаяние в неизбежных ошибках.
Батюшка говорил: «Надо полюбить Господа всем своим существом и отдать ему всего себя. Все мысли, чувства, желания направлять на то, чтобы угодить Господу, и стараться направить душу свою, характер свой так, чтобы ближнему было легко с нами жить. И как в жизни и поступках надо забывать свое «я», забывать себя, быть как бы чуждым себе, а жить скорбями и радостями каждого человека, с которым нас Господь поставил, так и в молитве нужно искать не для себя радостей и утешения, а, забывая себя, отстраняясь от себя, просить только силы у Господа исполнять Его повеления на земле, куда Он нас послал для того, чтобы мы, исполняя Его волю, работали Ему и трудились для Него». Этот путь избрала для себя монахиня Иулиания, следуя заветам духовного отца до конца своей жизни.
Время духовного становления Марии Николаевны совпало с особенно тяжелыми и бурными событиями в России. Наступил 1917 год, которому суждено было стать роковым для всего прежнего строя России. Обычный круговорот жизни начал ломаться с каждым днем все более и более и самым коренным образом.
Всех предупреждал отец Алексий от опасного шага куда-то бежать. «Мы виноваты, мы согрешили перед Господом, — говорил он, — а не кто-то другой». Никто не должен отказываться пить общерусскую чашу горечи, чашу наказания, которую дал Господь. О поругании святых мощей отец Алексий говорил: «И святые, как наши старшие братья, по любви к нам и состраданию берут на себя часть креста и страдают вместе с нами…»
В 1917 году Мария Николаевна окончила гимназию и до 1920 года занималась в студиях художников Ф.И.Рерберга и А.П.Хотулева. С 1920 по 1929 — работала преподавателем рисования в советской школе первой ступени. Когда ей предложили прочитать атеистическую лекцию, она ушла из школы и поступила в Объединение научно-технических издательств, где работала художником графиком до 1954 года. Исполнение сложных графических работ дома давало ей возможность свободно располагать своим временем.
В 1923 году отец Алексий окончил свой земной путь. Все попечение о пастве и церкви он передал своему сыну, иерею Сергию. По благословению о. Сергия Мария Николаевна стала обучаться иконописи у Василия Осиповича Кирикова. В это время она пишет копию с чудотворного образа Заступницы Земли Русской — Владимирской иконы Божией Матери. В 1928 и 1929 годах Мария Николаевна совершила поездки по северным городам, желая изучить древние фрески. Она делала зарисовки с фресок в Новгороде, Пскове, копии с фресок в Ферапонтовом монастыре. Нужно было обладать твердостью духа и мужеством, чтобы одной ездить рисовать фрески в закрытые храмы и монастыри в этот период воинствующего атеизма. Мария Николаевна сумела осознать необходимость сохранения и развития древних традиций иконописи, твердо сохранить веру в то, что все это не должно умереть.
30−40-е годы для Марии Николаевны были временем накопления богатых знаний и материалов в области иконописания. Она пишет десятки различных копий с древних икон из частных собраний и на их основе создает творческие образы. Копирование для нее стало, с одной стороны, ступенью познания, а с другой — вдохновенным творчеством. Монахиня Иулиания писала: «…иконописи нужно учиться только через копирование древних икон, в которых невидимое явлено в доступных для нас формах. Копируя икону, человек всесторонне познает ее и невольно приходит в соприкосновение с тем миром, который в ней заключен. Постепенно он начинает ощущать реальность этого мира, узнавать истинность данного образа, потом постигает глубину его содержания, поражается четкостью форм, внутренней обоснованностью его деталей и поистине святой простотой художественного выражения»
В 1934 году храм Николы в Кленниках был закрыт. Незадолго до его закрытия в 1930 году Мария Николаевна выполнила 13 акварелей с детальной проработкой интерьера всего храма.
Вскоре начались преследования всех прихожан и духовенства Маросейского храма. Многие из них подверглись репрессиям. Отец Сергий был отправлен в ссылку. Мария Николаевна неоднократно посещала его в ссылке. «Отец Сергий благословил нуждающимся в духовной поддержке обращаться к ней с полной откровенностью и доверять ей так же, как ему. Ей было всего 32 года, и она несла это, и польза от общения была большая, душа оживала» [Е. А. Булгакова. Воспоминания о монахине Иулиании.].
В 1938 году умерла мама Марии Николаевны — Лидия Петровна. Она всю свою жизнь окружала дочь особенной заботой, бережно относилась к ее внутреннему миру. Таким же близким человеком для нее, особенно после смерти матери, стала ее сестра — Лидия Николаевна. Они поселились в поселке Семхоз, в нескольких километрах от Троице-Сергиевой Лавры. «Не успели мы еще довезти вещи из Москвы и устроиться, как внезапно грянула война с немцами. Скоро наступил страшный голод»
И в это время, когда голод заставлял многих забывать свое человеческое лицо, Мария Николаевна берет на себя подвиг — ежедневно от скудного 100-граммового пайка хлеба она отделяет кусочки, чтобы раздавать нищим.
Строки из письма Марии Николаевны воскресят те годы ее жизни.
«Дорогой Лизочек! Наконец представляется возможность написать тебе все более подробно, чем раньше… Беспокойство, от которого ты уехала, все еще продолжается там: Елену Сергеевну все таскают; остальных будто бы оставили «пока». Все очень голодают. Борис Васильевич и Мария Петровна, да и все питаются, главным образом, комбикормом и тем, что смогут достать.
За это время умерло много людей, перечту тебе их…
… Жили мы всю зиму исключительно на то, что Лида продавала наш белый хлеб на рынке и на эти деньги покупала пшеницу стаканами, на два дня. Теперь хлеба белого стали давать только по сто граммов на карточку. На этом выгадывать очень трудно. Словом, Лида — мученица; но благодаря ее трудам мы лучше себя сейчас чувствуем. Я уже не имею того звериного голода, какой был прошлой осенью и зимой, когда я готова была есть из помойки; могу «терпеть» голод и спокойно уже смотрю на хлеб. В связи с этим стали уже приходить мысли о посте. Хочу с тобой поделиться опытом своим в этом отношении. В прошлый Великий пост решила я отделять раз в день от своего кусочка хлеба маленькую дольку, может быть, граммов 15−20, для нищих. Этому последовал потом Женя, так что эти кусочки мы могли подать случающимся нищим. Главная трудность была не в том, что голодно после, такой крошкой все равно не наешься, но трудность сделать именно так, как решила. Нечто вроде, несколько иначе, я проделала в Петровский. И видела в этом для себя большую пользу. Душа встает в какое-то положение трудящейся, бодрствующей, трезвящейся, и так как это трудно, то она чаще прибегает к сердечной просьбе и мольбе к Господу о помощи, чтобы выдержать, не сдать. А от частой сердечной молитвы пробуждается сознание и ощущение вездеприсутствия Божия. Вот как все одно за другое цепляется, а начинается с такого маленького и, казалось бы, ничтожного…
… Утешаюсь я сейчас тем, что каждую неделю езжу в Москву рисовать со старых икон. Это мне столько придает бодрости…»
Все эти годы она чувствовала постоянную слежку за собой. Близкие люди говорили, что «она ходит по самому краю».
Мария Николаевна продолжала неустанно трудиться: писала иконы и работала в издательстве. Досок для икон в то время достать было невозможно, поэтому она писала на бумажных, картонных и грунтованных с двух сторон холстиках — таблетках.
В 1946 году произошло знаменательное событие: была вновь открыта древняя русская святыня — Троице-Сергиева Лавра. Предстояло возрождение обители. Она находилась в полном запустении. В Трапезном и Покровском храмах были устроены увеселительные заведения. На забеленных стенах «красовались» красные лозунги.
Мария Николаевна как художник-иконописец получила приглашение в Троице-Сергиеву Лавру. С этого времени начался основной период в ее творческой жизни.
Одной из ее первых больших творческих работ была роспись Серапионовой палаты, посвященная Преподобному Сергию Радонежскому. Росписи были выполнены в 1949 году за два месяца (август-сентябрь).
В 1950 году, во время реставрации в Троицком соборе, Мария Николаевна сделала списки многих икон, принадлежащих кисти преподобного Андрея Рублева.
После работы в Серапионовой палате Мария Николаевна начала со своими ученицами систематические занятия иконописью. Это была небольшая группа из 4−5 человек, сплоченных любовью к русской иконе и глубоким уважением к своей наставнице. Наряду с практическими занятиями по изучению техники иконописи, Мария Николаевна многое открыла для них в духовной жизни, читала и рассказывала. Они учились писать с икон-образцов, написанных Марией Николаевной.
На протяжении своей жизни Мария Николаевна видела, что нередким было непонимание в церковной среде духовной ценности изобразительного языка древней иконы. Подчас отдавалось предпочтение живописным изображениям, и сейчас даже трудно представить, каким это было испытанием для нее. Для утверждения и понимания иконописных традиций именно в Лавре Преподобного Сергия, среди братии монастыря, среди будущего духовенства в 1958 году она организует иконописный класс в стенах Московской Духовной академии.
Студенты, желающие заниматься иконописью, в основном не имели художественной подготовки. Учитывая это, Мария Николаевна постепенно, опытным путем создала свою программу и метод обучения, сделала наглядные учебные образцы.
Один из учеников матушки Иулиании, ныне епископ Алипий, вспоминает, что после одной из лекций, прочитанной Марией Николаевной перед многочисленной аудиторией Академии и Семинарии, у него сразу явилось желание пойти в иконописный кружок.
«С первых же лекций Мария Николаевна покорила всех нас. И только благодаря стараниям и трудам Марии Николаевны, мне открылся духовный смысл православной иконы. Все спешили в иконописный класс… В иконописной мастерской была особая духовная атмосфера — духовный оазис… Мария Николаевна была не только учителем иконописи, но и учителем нашего православного благочестия. Потому многие обращались к ней за советом. И я неоднократно, будучи уже в монастыре, когда переживал трудные моменты, какое-то уныние, открывал свою душу перед ней. Она, имея богатый духовный опыт, всегда помогала.
И когда писали семестровые сочинения, тоже обращались за советом, потому что она знала хорошо богословскую литературу… Беседы наши были задушевные. Конечно, больше мы вопрошали, а о себе она мало говорила, не любила о себе говорить, как и вообще это присуще людям, живущим духовной жизнью. О том, что Мария Николаевна в постриге, мы не знали. Все касающееся внутренней жизни и внутреннего делания было сокровенно — такая черта была у Марии Николаевны. Она как-то поделилась со мной своим внутренним желанием, что ей хотелось бы перед смертью поболеть такой болезнью, чтобы особо себя приготовить к переходу в вечность, и жизнь показала, что Господь услышал ее молитвы и ее желание. Во время занятий, когда мы рисовали, она часто просто читала. У нее в сумочке всегда была книга о подвижниках благочестия XVIII—XIX вв.еков. Мы очень любили эти чтения, слушали, затаив дыхание, как будто никого нет. Мария Николаевна была для нас духовной отдушиной. Со всех сторон нашей Святой Руси необъятной, со всех епархий приезжали ее воспитанники, делились с ней своими скорбями и радостями, и она, как мать, сострадала нам…»
Монахиня Иулиания руководила иконописным кружком в течение 23 лет. Живописные реставрационные работы, которые проводились во всех храмах Лавры до 1980 года, осуществлялись под руководством монахини Иулиании и при ее непосредственном участии.
Сейчас уже невозможно с точностью сказать, сколько было написано ею икон, даже трудно установить, где многие из них находятся. Матушка Иулиания всегда откликалась на бесконечные просьбы желающих иметь ее иконы. Они хранятся в разных монастырях и храмах, в домах священников и мирян. Но где бы вы их ни увидели, всегда можно определить, что икона написана рукою монахини Иулиании.
В 1970 году Мария Николаевна приняла тайное монашеское пострижение, к которому стремилась еще с ранней юности, с именем святой мученицы Иулиании (память 30 августа, совпадает с празднованием преподобного Алипия Иконописца).
Русская Церковь наградила ее орденами святого князя Владимира III и II степени, орденом Преподобного Сергия Радонежского и тремя церковными медалями. До последних дней жизни она неустанно трудилась. Последней работой, которую монахиня Иулиания писала, будучи тяжело больной, был образ Святой Троицы, расположенный над входом в Святые врата Троице-Сергиевой Лавры.
16 февраля 1981 года последовала блаженная кончина монахини Иулиании. За час до кончины она в полном сознании причастилась Святых Христовых Тайн, Господь милостиво избавил ее от мучительных страданий, присущих ее тяжкой болезни.
Чин погребения совершался в Лавре, в храме Преподобного Сергия. Его возглавил наместник Лавры архимандрит Иероним. Ему сослужили собор монастырского, академического и приезжего духовенства…
Погребена монахиня Иулиания на кладбище в поселке Семхоз.
Из писем Марии Николаевны (ответы на вопросы Е.А.Булгаковой):
Слово «настроение» надо вычеркнуть из слов. Есть слово «устроение», а не настроение. Свою душу нужно устраивать, а не настраивать.
В каждом человеке нужно искать хорошее.
В отношении с людьми нужно стараться или учиться, или давать самой.
Привыкни делать все внимательно. Так ты и к людям станешь относиться внимательно.
Старайся относиться ко всем одинаково с любовью независимо от того, хороший человек или плохой.
Всем старайся помочь.
Покрывай недостатки других своей любовью.
Старайся делать всем что можешь, несмотря на то, есть расположение к человеку или нет: часто мы не знаем, а человеку очень трудно.
Бойся больше всего самооправдания, потому что оно закрывает доступ благодати к душе. Перед кем оправдываешь себя? Перед Богом!
Кто не замечает мелочей, тот и большого не замечает. Всегда начинается с мысли, потом слово, потом дело. Если мысль удержишь, то не дойдет до дела.
Старайся себя так переделать, чтобы другим с тобой было легко.
Жить не с тем, с кем хочется, а с кем Господь свел.
Чем больше будешь искать покоя, тем больше он будет уходить от тебя.
Жизнью надо жить, а ты живешь в мире мыслей, которых не существует.
То, о чем просишь в молитве хорошего, если это для тебя полезно, обязательно получишь. Это проверено, и этому нужно твердо верить.
Делай каждый день что-нибудь для других, хоть маленькое. Можно покормить кого-нибудь или почитать с кем-нибудь, или нищему подать, или поклончик положить за кого-нибудь. Старайся каждый день обязательно что-нибудь сделать, и тот день, в который сделала что-нибудь, значит, не совсем зря прошел, а если ничего не сделала — значит, тот день прошел совсем зря.
Красота души — когда человек не знает сам своего хорошего.
Источник: Благословенный труд. Свято-Троице Сергиева Лавра, 2003 г.
Подготовила к публикации Лариса Бойко
http://www.pravmir.ru/article_1440.html
