 |
| Православие и Мир | Протоиерей Николай Соколов | 24.10.2006 |
В большинстве случаев, если в основу воспитания положено истинно христианское миросозерцание, если ребенка научили общаться с Богом не формально, а именно как с любящим Творцом, как с самым близким существом на свете, то тогда этот период рано или поздно заканчивается. Детские желания, юношеские вольности уходят на второй план, встают серьезные жизненные проблемы, и человек понимает, как говорит русская поговорка, без Бога не до порога. И он вновь возвращается к тем истокам, которые были даны ему в детстве: в воспитании, в образовании, в духовном развитии. Иногда это случается гораздо позже, когда человек уже прошел какой-то жизненный путь.
Господь сказал такие слова: не вы Меня избрали, Я вас избрал. Поэтому в любом сердце человеческом можно увидеть Промысел Божий. Не следует никого осуждать, если человек живет хорошей, светлой жизнью, если он служит добру, старается делать добро, живет не для себя, а для других, то так или иначе Господь приводит его к себе.
Другой вопрос, когда человек уходит от Церкви через греховную жизнь, через искушения, через соблазны и ему трудно вернуться обратно, так как он не готов расстаться с порочной жизнью. Это тоже очень важный жизненный вопрос, который подчас решается трагически для человека. Он зависит не только от воспитания, но и от того, как человек отвечает на вопрос: для чего он живет на этой земле. Людей, которые не грешат, нет. Все святые часто считали себя великими грешниками. И чем выше человек поднимается по духовной лестнице, тем ясней он видит, насколько несовершенен. Но это не дает ему повода ему отчаиваться. Важно, чтобы человек не отчаялся и люди его сами не оттолкнули от духовной жизни, от своего общества. Часто близкие люди, те же отец и мать, видя грехи человека, отворачиваются от него, и этим они еще больше отворачивают его от Бога, от Церкви, от того спасительного мира, к которому он в детстве получил прививку. И тут от Промысла Божьего очень много зависит. Если за человека молятся, то очень часто бывает, он уходит от греховной жизни и возвращается на светлый путь покаяния, спасения.
В моей жизни такие вещи тоже бывали, когда мне было лет 14−15. Из Церкви я милостью Божьей никогда не уходил, всегда у меня были очень мудрые духовные отцы, наставники: протоиерей Александр Егоров, протоиерей Владимир Смирнов. Все эти батюшки давно умерли. Когда я к ним приходил, они, видя, мое юношеское несовершенство, мою определенную греховность, никогда не говорили: столько-то раз причащайся, столько-то раз ходи в церковь, столько-то поклонов клади. Важно, что они могли выслушать меня и действовали большой любовью. Когда чувствуешь, что тебя принимают с любовью, хотя ты не был несколько месяцев в церкви и пропустил какие-то дни, знают, что ты пришел неподготовленный, и относятся со снисхождением к твоей немощи, это заставляет тебя вновь вернуться как блудному сыну. И, конечно, эти периоды проходили: сначала юношеский, потом студенческий, были и увлечения и падения, как у любого человека в жизни бывает. Слава Богу, если человек проходит по жизни как святой. Но бывает, что человек через какие-то ошибки свои учится, старается их больше не делать. Опять-таки здесь многое зависело от того, что мои родители с пониманием относились к этому охлаждению. Будучи из семьи священнослужителя, я видел переживания отца, матери, но они не были связаны со злобой, с ненавистью, с каким-то прещениями, с отторжением от любящего родительского сердца, наоборот, — с увещеванием, с любовью, с лаской, со слезами, с молитвой. И вот такое отношение всегда заставляло пересмотреть себя и милостью Божьей по молитвам родителей, своих духовных отцов, становиться опять на путь покаяния, исправления. Со временем, когда человек возрастает, он понимает, для чего живет, к чему стремится. И тут-то духовное воспитание, полученное в детстве, должно сыграть свою роль.
Вы закончили консерваторию. Как Вы пришли к решению посвятить свою жизнь Церкви, стать священником?
Вопрос о том, чтобы я выбирал, как-то не стоял, как-то жизнь сама выводила к этому пути. У меня по наследству от моего отца очень хорошие музыкальные данные: хороший слух, хорошая музыкальная память и определенные склонности к музыкальной жизни. Поэтому уже в детских летах, будучи 6−7 лет, я стал заниматься на скрипке, потом на других инструментах. Когда оканчивал школу, мне как-то было намечено, что я должен идти по этому пути. Он в принципе был мне предназначен, как бы уже показан волей Божьей — через мое первое образование. Если Господь дал талант, надо его не зарыть, — вот так было сказано. Так как в 15 лет, в 14 лет никого не принимают ни в семинарию, ни в академию, то нужно было подумать о той специальности, которая была ближе. Школа уже заканчивалась, поэтому и папа, и мама, и все мои близкие, и дедушка с бабушкой — все дали мне добро и приветствовали мое музыкальное образование. Одновременно со мной на контрабасе учился и покойный мой брат епископ Сергий, и сестра моя. Окончив музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова, я решил идти в консерваторию, потому что тогда сердце еще было не готово для служения в Церкви. После консерватории, после работы в светских организациях путь определился.
Вы служили у Святейшего Патриарха Пимена. В одном из интервью Вы говорили, что он сыграл большую роль в Вашей жизни. А кто еще из духовенства повлиял на Вас?
Мы с вами сейчас говорим о детском воспитании, и конечно, самые яркие духовные впечатления — впечатления детства. Они на всю жизнь остаются лучами света, которые показывают человеку путь. Такие люди были. Это, прежде всего, мои незабвенные дедушка и бабушка, которые меня воспитывали. С отцом у меня были очень хорошие отношения, дивные, но он был очень занят. Служба священника часто не позволяет воспитывать детей, мы даже жили в разных местах, поэтому вырастили меня мои дедушка и бабушка, удивительно цельные люди, христиане настоящие, которые прошли, как теперь говорят, огонь и воду, и медные трубы, страдали за Христа, в тюрьмах сидели. И их дом всегда был полон теми, кто не стеснялся называть себя христианином в любой ситуации. Многие за свои религиозные убеждения просидели до 20−25 лет в сталинских лагерях. И вот они приходили, рассказывали о своих испытаниях, которые Господь дал, но эти люди были исполнены света, радости, мира, за все благодарили Бога. Ни у одного из них я не видел злобы на мир, на власть. Они очень помогли мне и в юношеском возрасте, и во взрослой жизни. Это известный писатель Фудель, это профессора, это очень близкий для меня писатель и поэт Александр Александрович Солодовников, это и князья Оболенские, и бывшие графы Шереметьевы. Очень многие из наших близких прошли очень тяжелый скорбный жизненный путь, но остались верными Богу и Церкви. Их пример мне всегда очень помогал.
Потом Господь свел меня со Святейшим Патриархом Пименом, у которого я больше десяти лет был референтом. Я многому научился из его жизни, его служения Церкви. И он окончательно определил мой духовный выбор, когда рукоположил меня во диакона и священника.
Когда Вы познакомились с матушкой, она не была крещена. Как получилось привести ее к вере? Как вообще все это должно происходить?
Вопрос состоит из двух совсем разных. Одно дело — любимая девушка, человек, которого любишь. А другое дело — родственники, с которыми просто общаешься и которых подчас терпишь. Это большая разница. Что касается моей матушки Светланы, она была из семьи нерелигиозной, где никто не был крещен, но там не было и противодействия духовной жизни. Они были не антирелигиозными людьми, внерелигиозными. Надо понимать, что есть люди, которые идут против религии, выступают против Бога, против Христа, подчас это даже не убеждения, а просто жизнь, исполненная ненависти, злобы, греховности. Вот у них была очень хорошая светлая простая советская семья, в которой все трудились, работали, прошли тяжелую жизнь, войну прошли, не развелись, детей родили.
Света была вторым ребенком. Когда мы с ней познакомились, задачи сделать из нее христианку, у меня не было. Мы просто стали дружить, встречаться, как встречаются юноша и девушка, а потом уже, когда поняли, что любим друг друга, как-то образ моей семьи, моего мира, в котором я общался, стал ей близок. Я познакомил ее с родственниками, с друзьями: с бабушкой, с дедушкой, с мамой, папой. Они знали, что мы с ней встречаемся, что она не крещена, но никто не сказал мне: брось эту девушку, не будь с ней. За меня очень молились и за нее тоже. Поэтому в своё время, когда она созрела духовно, она приняла крещение, еще до свадьбы. В то время у меня не было желания жениться, я еще сомневался, но когда крещение было принято, Господь сам своим путем показал, что мы предназначены в этой жизни друг другу как муж и жена. Мы встречались больше семи лет. Все не так просто, мы друг друга испытывали, мучили друг друга. А потом семь лет прошло, и мы поженились.
А что делать, когда один из супругов неверующий?
С терпением воспринимать тот крест, который есть. Такие семьи у меня в приходе сейчас есть. Как правило, крещены оба супруга, но один ходит в храм, а другой нет. Я крещена, и хватит с меня. Или я крещен и всё, ты ходи там за меня молись. Это невосприятие твоего прихода, твоего священника, твоего образа жизни. В таком случае, как апостол Павел говорит, нужно воспринимать брак как подвиг, как крестоношение и молиться за человека, который не достиг того уровня духовной жизни, которого, тебе кажется, ты достиг. Я повторяю всем своим духовным чадам: важно не унижать человека, не стараться его насильно привести в церковь: пойди причастись, исповедуйся, — такого не надо делать. Но свои убеждения нужно не скрывать и действовать через любовь, только через любовь. Если в семье будет любовь, если есть это звено, тогда будет понимание.
А если это активное неприятие: не ходи туда.
Надо поступать так, чтобы не навредить, чтобы не вызвать отторжения. Нельзя запретить человеку ходить в храм. Не ходи туда. Хорошо, но я не могу не ходить туда, где находится мое сердце. Я же не могу сказать тебе: не ешь, не пей. Ты не сможешь без этого прожить и дня. Завтра ты будешь голодный, послезавтра ты будешь плохо себя чувствовать, через неделю ты можешь умереть. Для меня это равносильно смерти. Да, я могу согласиться с тобой, и ради любви к тебе пойти сегодня с тобой. Но в дальнейшем знай, что мое место ни на концертной площадке, ни в театре или в комнате смеха, а именно здесь.
Т. е., нужно отстаивать свои убеждения?
Да, конечно. Но делать это без раздражения, без злобы. Если уж совсем тебя не понимают, то лучше отойти и помолчать, не выступать проповедником, апологетом. Это еще хуже будет, тем более в семье. Есть такие слова: «нет пророка в своем отечестве».
Что бы Вы могли посоветовать людям, делающим первые шаги в Церкви, которых смущает обрядовость православия. Им трудно, например, понять, зачем целовать распятие и Евангелие после исповеди, прикладываться к иконам…
Это именно обряды, благочестивые хорошие светлые обряды, которые укоренились в православии. Православный человек понимает, что образ креста и Евангелия — это образ самого Христа, который предстоит перед ним, образ Его страданий на кресте, образ Божьего слова, которое есть в Евангелии. Это знак того, что ты искренно каешься и кланяешься, и просишь помощи у Бога, который невидимо стоит в Евангелии перед тобой. Ты целуешь не Евангелие, а стопы самого Христа. А если тебя это смущает, так и скажи батюшке: меня смущает целование Евангелия, можно я просто поклонюсь Богу. Если священник мудрый, он скажет: ну не целуй, поцелуй просто крест, или просто благословлю тебя, завтра поцелуешь, сама придешь. Исповедь — это покаяние, изменение себя. Ты можешь хоть зацеловать все Евангелия, но если ты опять делаешь зло, ты ничего не приобретешь для себя, только оскорбишь Бога.
Как Вы стали настоятелем храма во имя свт. Николая Чудотворца в Толмачах? Как в Вашем храме идет миссионерская деятельность?
Я служил в нескольких храмах Москвы: будучи диаконом, в Патриаршем храме Владимирской иконы Божией Матери (и Владимирская здесь у нас стоит), в храме на Ваганькове. В 1991 году Святейший Патриарх назначил меня сюда. Здесь были руины, развалины, и вот за 15 лет все восстановилось. У нас воскресная школа (старшие, младшие и средние группы), куда приходит очень много людей. Совершаются паломнические поездки, иногда посещаем дом престарелых. Но активной деятельности, связанной с большими командировками, с крещением сотен и тысяч людей, у нас нет.
У нас священники заняты на разных послушаниях. У меня их больше 15. Я возглавляю миссионерский факультет, в этом мое миссионерство и заключается. Иногда езжу в поездки, иногда достаю средства для поездок. У нас в храме занимаются миссионерством те, кому это благословляется. Мы стоим на стыке культуры и церкви, потому что масса людей, кто приходит в галерею, впервые приходит и в церковь, заходя к образу Владимирской, который находится у нас храме. И здесь миссионерство полное. Мы должны рассказывать о православии с любовью, чтобы человек, придя сюда один раз, пришел еще и потом стал христианином.
Каждый православный христианин может быть миссионером? Или для этого должен быть специальный талант?
Нет, не каждый. Человек должен стремиться, но кому-то это дано, а кому-то нет. Для этого нужно определенное образование, определенная склонность души и, конечно, способности. Ведь можно и навредить человеку, говоря не то, уведя его в другую сторону, не проявив должного терпения к его духовному состоянию.
А как Вы относитесь к организации молодежных концертов, где говорится о православии?
Я сам не приветствую рок-концертов с православным уклоном. Но Дух дышит, где хочет. Иногда понимаешь, что молодежь вообще может не услышать слово о Боге. Если на концерте присутствует тысяча человек и, может быть, двое услышат евангельский текст, миссия будет исполнена. Однако практиковать как правило концерты для привлечения молодежи в Церковь я тоже считаю, неправильным, это не тот путь, который может захватить. Хотя для молодежи, которая вообще не ходит в церковь, не понимает, что это такое, даже в этой роковой «тусне» впервые услышать слово Евангелия о Христе или просто услышать какое-то доброе слово под гитару, очень многое значит. Это может заставить ее прийти в Церковь. Я знаю, некоторые пришли с эстрады к Богу и нашли свой путь во Христе. Но опять-таки те, кого Господь тронул за сердце. А другие наоборот, всю жизнь поют в церковном хоре и забывают, что они церковные певчие.
Как собирался такой прекрасный хор, получивший недавно награду президента?
Государственный камерный хор Третьяковской галереи милостию Божией собирался на протяжении 10 лет. Руководит им сейчас уже заслуженный артист России Алексей Пузаков. Он получил звание в этом году в связи 150-летием Третьяковской галереи. Мы с ним познакомились на Ваганькове. Когда я стал здесь настоятелем, мне помогала только моя матушка. С ней мы организовали первые хоры: детский и этот, а потом пришел Алексей с маленькой группой, костяком, который был у него.
Постепенно появлялись новые люди, и в 1994 году Министерством культуры было принято решение поставить хор на госбюджет и сделать его Государственным хором при Третьяковской галерее. Таким образом, он стал галерейским. Хор участвует в жизни галереи, в концертах, совершает зарубежные поездки. Но одновременно это и церковный хор, который поет на всех торжественных богослужениях, праздничных службах. Сейчас он довольно известен, и я считаю его одним из лучших духовных хоров России. Мы поем рахманиновскую «Всенощную», ежегодно исполняется «Литургия» Чайковского. Скоро будет хороший концерт в Большом зале консерватории. Так что современное и древнее — все звучит.
25 июля 2006 года указом президента протоиерей Николай Соколов был награжден Орденом дружбы. О. Николай благодарит Третьяковскую галерею и говорит, что орден воспринимается им как награда всем сотрудникам музея, как добрый пример взаимодействия музея и Церкви.
С протоиереем Николаем Соколовым беседовала Анна Кастарнова
http://www.pravmir.ru/article_1409.html
