Бундесвер сокращает срок службы до 6 месяцев, но отказывается от наемной армии

А американские генералы мечтают вернуться к общему призыву

В ходе переговоров по формированию коалиционного правительства немецкие консерваторы по требованию либералов согласились сократить срок службы по призыву в Бундесвере с девяти до шести месяцев, сообщает AFP со ссылкой на свои источники, близкие к министерству обороны ФРГ. Подобная мера, как отмечается, стала результатом компромисса. Консерваторы из блока партий ХДС/ХСС во главе с Ангелой Меркель не раз заявляли, что намерены сохранить призыв. А либералы из Свободной демократической партии, в ходе предвыборной кампании, требовали отмены призыва и превращения бундесвера в профессиональную армию. На решение сохранить призывную армию, пусть и с таким коротким сроком службы, повлияла и твердая позиция немецкого генералитета, не желающего комплектовать Бундесвер целиком на контрактной основе.

Казалось бы, можно ли подготовить бойца за 6 месяцев? И есть ли смысл, не успев обучить новобранца, тут же отправлять его в запас? Не проще ли вовсе отменить призыв и перейти, как требует либеральная общественность, к формированию армии из «профессионалов», с длительными сроками контрактов, качественной подготовкой, с набором только тех, кто сам готов сделать выбор в пользу военной службы?

При ближайшем рассмотрении оказывается, что нет. Причем в основе такого выбора лежат не материальные соображения. Такие богатые страны как Германия и Великобритания, вполне могли бы позволить себе полностью комплектовать армию на контрактной основе и, тем не менее, под давлением своих военных, предпочитают сохранять смешанный принцип комплектования Вооруженных Сил. В чем причины такого рода упрямства генералов? Обычно называют следующие, на наш взгляд не главные, доводы.

Во-первых, армии этих стран и так наполовину состоят из контрактников, что обеспечивает нужный уровень профессионализма. Во-вторых, спецназ, флот и части постоянной готовности, целиком формируются на контрактной основе, с тем, чтобы в случае малого военного конфликта в боевых действиях участвовали профессионалы, а не призывники. В-третьих, призыв большей или значительной части молодого поколения, позволяет иметь широкий запас подготовленных резервистов, на случай большой войны. Кроме того, представления о переходе на контрактную основу как способе увеличить до оптимума срок службы военнослужащих, а значит усилить их подготовку, плюс серьезно повысить качество рекрутов, на поверку оказываются мифом.

В условиях либерализации массового сознания населения, желающих служить, пусть и за хорошую оплату, становится настолько мало, что минимальный срок контракта, например, в армии США сокращен до 15 месяцев, что существенно меньше, чем было некогда в Советской Армии (2−3 года). К тому же главным мотивом добровольца становится не желание посвятить себя военной карьере, а получить приличные бонусы по окончании службы — кредиты, возможность оплатить обучение в университете и пр. Т. е. «профессионал», согласившийся отслужить за неплохие деньги 15 месяцев, думает, так же как и призывник, о том, как бы поскорее с этой службой расстаться. Кроме того требования к рекрутам кадровики Пентагона вынуждены понижать год от года, причины чего все те же — воевать в Ираке и Афганистане желающих среди гедонистической молодежи Америки все меньше.

Молодое поколение западных стран смотрит на войну и военную службу иначе, чем их отцы и деды, меньше готово к превратностям армейской службы, иначе понимают свой долг и патриотизм, либо вообще, как граждане мира, считают службу Отечеству неким пережитком. Эти изменения в общественном сознании стали большой проблемой для Запада и являются одной из причин, по которой американские генералы считают необходимым, либо вернуться к всеобщему призыву, либо иными средствами расширить приобщение молодых мужчин к военному делу.

И именно этот «цивилизационный» подход лежит в основе упомянутой выше упертости европейских генералов, лучше, чем либеральные политические деятели их стран понимающих, чем чревата отмена принципа обязательности службы Родине для молодых мужчин. Причем проблема эта отнюдь не отвлеченная, а предельно утилитарная, практического, для армий западных стран, характера. Об этом стоит сказать отдельно.

Тезис можно проиллюстрировать на примере отношении американского общества к конфликтам в которых участвовали США после Второй мировой войны.

Корейская война (1951−1953) стоила Америке 54 тысячи погибших, тем не менее, протестов и воплей об их необоснованности в американском обществе практически не было. Во время Вьетнамской войны американцы потеряли 58 тысяч военнослужащих, но, несмотря на массовые акции протеста, могли еще позволить себе целых 8 лет (1965−1973) воевать в джунглях Индокитая. Т. е. запаса прочности в обществе хватило на участие в длительном, кровопролитном и непопулярном в либеральных кругах конфликте. Для того, что бы свернуть участие в Ливанском конфликте (1982) и миротворческой операции в Сомали (1993) было достаточно сотни погибших в первом случае и 19 во втором. Самым крупным военным конфликтом современности стала для Америки вторая война в Персидском заливе (первая — «Буря в пустыне» — велась, в основном, дистанционно). Эта война была напрямую связанна, в сознании американцев, с атакой на Америку 11 сентября, то есть с обеспечением их непосредственной личной безопасности. И, тем не менее, 2 тысячи погибших в ходе активной фазы боевых действий и еще столько же во время последовавшей затем войны с «террористами» стоили республиканцам потери популярности, большинства в обеих палатах Конгресса США и президентского кресла. Болевой порог американского общества, раз за разом, оказывается ниже потребностей американской национальной безопасности, по крайней мере, так как эти потребности американским генералитетом понимаются.

В чем причина такого рода понижения болевого порога у американцев? Помимо общей либерализации Америки и гедонизма захлестнувшего молодое поколение, есть причины напрямую связанные с рассматриваемым нами вопросом.

Во время Корейской войны огромная часть американцев имела опыт участия во Второй мировой войне. Причем опыт непосредственного участия в ней, отсюда и понимание неизбежности военных потерь и, в целом, принципиально иного отношения к необходимости чем-то жертвовать во имя общенациональных целей. Накануне и в период Вьетнамской войны большая часть американских мужчин имела опыт если не войны, то хотя бы службы в Вооруженных силах. Поэтому среди американцев все еще было достаточно тех, кто считал, что Родине надо служить не когда хочется, а когда надо — «Лучше остановить коммунизм в джунглях Вьетнама, чем на улицах Америки». После Вьетнамской войны обязательный призыв был американцами отменен, армия стала профессиональной, более дисциплинированной, хорошо обученной, но количество мужчин проходящих через службу сократилось в разы. Служить, воевать, защищать свою страну стало для большинства американских мужчин (а вместе с ними и для всего американского общества) чем-то, если и необходимым, то скорее абстрактным, не подкрепленным личным опытом. Отсюда и изменения в общественном сознании ставшие головной болью для американских военных обладающих самой вооруженной армией мира, боящейся мало-мальски серьезных военных потерь.

При этом как видно, переход к наемной армии, не снимает остроты восприятия обществом военных потерь, а наоборот его обостряет. Откуда и такое внимание в армиях западных стран к разработке беспилотников и прочих боевых роботов.

От необходимости силового нажима на страны и культуры, не вписывающиеся в западную цивилизацию, «демократизаторы» отказаться не могут, но и к серьезному напряжению в этой войне оказываются часто неспособны. Наиболее остро эту слабость и ее первопричины чувствуют те кому силовые акции поручаются, отсюда и стремление европейского и американского генералитета либо сохранить призывные армии как школу для молодого поколения, либо вернуться к практике всеобщей воинской службы в том или ином ее виде.
Константин Новиков, специально для Русской линии