 |
| Русская неделя | Священник Евгений Пуртов | 12.07.2006 |
Ходили па богомолье чаще всего по обету или просить благополучного разрешения важных дел. Молодежь — перед женитьбой или замужеством, перед призывом. Старики — замаливать грехи. Нередко отправлялись во время болезни, после несчастья, например пожара. Женщины ходили чаще, чем мужчины. К ближним местам брали и детей.
В Орловском у. Орловской губ. было принято отпускать крестьян на богомолье в соседние уезды: в Одрин Карачевского у. (поклониться иконе Николая-Угодника либо получить совет от «прозорливого старца»); в с. Старое Волховского у. (к колодцу «с явленой иконой Казанской Божьей Матери»); в Клитень Брянского у. (тоже к старцу, говорившему притчами и, по утверждению крестьян, проникавшему в их мысли). В Троице-Сергиеву лавру ходили отсюда «по обещанию»; отдельные крестьяне отправлялись в Киев.
Из Змиевской вол. Орловского у. на богомолье отпускали весной — в Киев или в Белобережскую пустынь. Ходили партиями по 5- 10 человек. Из с. Петушкова и окрестных деревень крестьяне ходили на богомолье тоже в Белобережскую пустынь, отстоящую на 60 верст от этих селений (в дни Иоанна Крестителя и «по особым обетам»), а некоторые — в Киев.
Крестьяне Калужской губ. больше всего посещали знаменитые монастыри своего края: Боровский Пафнутьев монастырь, где в соборной церкви под спудом находятся мощи основателя обители прп. Пафнутия; Оптину Введенскую пустынь, особенно известную в XIX в. строгостью иноческой жизни и традициями старчества; Тихонову пустынь около Калуги, куда привлекали богомольцев мощи основателя — прп. Тихона Медынского (Калужского) и колодец этого святого с выстроенным над ним храмом в честь иконы Божией Матери «Живоносный Источник».
Огромной притягательной силой для паломников из разных районов России обладали главные святыни Воронежской губ. — мощи прпп. Митрофания Воронежского и Тихона Задонского. Течение паломников ко гробу свт. Тихона и служение панихид у гроба по их просьбам началось задолго до прославления, которое произошло в 1861. С к. XVIII-н. XIX в. постепенно все места, связанные с жизнью святителя, стали приобретать широкую известность. После обнародования решения Синода о прославлении и открытии мощей приток богомольцев в Задонск к 13 августа принял особенно удивительные размеры — до 300 тыс. чел.; приходившие и приезжавшие располагались вокруг монастыря и города в заранее поставленных палатках и деревянных бараках. Среди исцеленных, о которых были сделаны записи, — жители Курской, Рязанской, Тульской и др. губерний. В то же время из Воронежской губ. ходили по обещанию в Иерусалим, Ростов, Свято-Сергиеву лавру и пр. Кстати, само Слово «паломник» произошло от пальмовых ветвей, которые привозили с собой русские богомольцы, возвращаясь со Святой Земли.
В епархиальном отчете по Курской губ., например, за 1907 говорится, что в минувшем году ходили в Киев, Чернигов, Воронеж, Саров и др. места «на поклонение мощам святых угодников»; на Афон и в Иерусалим отправляются «нередко». В сведениях из Смоленской губ. (Дорогобужский у.) подчеркивается особое почитание крестьянами мощей св. прп. Нила Столобенского, находившихся в монастыре у г. Осташкова Тверской губ. Так, из д. Рыбки туда ходили пешком за 300 верст.
Из Макарьевского у. Костромской губ. общины отпускали обычно в мае на богомолье в дальние монастыри — Тотемский и Соловецкий. Многие крестьяне юго-западной части Шадринского у. в начале Великого поста ходили по обетам в Верхотурье — на поклонение мощам местного святого — Симеона Верхотурского. Летом некоторые из крестьян этого же района посещали Долматовский Успенский и Екатеринбургский Ново-Тихвинский монастыри. В Восточной Сибири подобные паломничества совершались крестьянами летом к часовне Ахтырской Богоматери.
Нередко одно путешествие включало посещение нескольких традиционно чтимых святынь в разных местах. Так, из села Белого Ловичской вол. Боровичского у. (Новгородская губ.) крестьяне ходили за 125 верст в Тихвинский мужской и женский монастыри, с заходом в Реконскую пустынь Тихвинского у. (60 верст от села). А на обратном пути принято было посещать монастыри Николы Беседного и Антония Дымского под Тихвином.
Из этой же волости ходили в Иверский мужской монастырь у города Валдая (120 верст от с. Белого) с заходом в соседний с ним Короцкий женский монастырь. В каждом из этих мест была икона или мощи святого, служившие предметом особого поклонения. Отсюда ходили также на богомолье отдельными маршрутами в уездный (Боровичи, 35 верст от Белого) и губернский (Новгород) города, в Осташков (Тверской губ.), в монастырь Нила Столобенского, в Москву и Троице-Сергиеву лавру, в Соловецкий монастырь, в Киев и Киево-Печерскую лавру. Некоторые, преимущественно богатые крестьяне, отправлялись и в Иерусалим. В конце прошлого столетия были опубликованы записки тюменского крестьянина Николая Чукмалдина, описавшего свое путешествие в Святую Землю.
Г. Р. Державин, будучи Олонецким губернатором, оставил свидетельство о массовом движении богомольцев в Соловецкий монастырь в 1780-х. Говоря о трудностях своей поездки в Кемь (этот населенный пункт расположен на заливе Белого моря, губернатор должен был там произвести административные изменения — превратить селение в город), Державин замечает: «В Кемь же только можно попасть из города Сум на судах, когда молебщики в мае и июне месяцах ездят для моленья в Соловецкий монастырь».
Спустя более ста лет после «Записок» Державина другой выдающийся русский человек, М.В. Нестеров, в своих воспоминаниях отметил, что сами соловецкие монахи были преимущественно из крестьян Севера и Сибири. «Это был народ крепкий, умный, деловой». Художник рассказал об обычае брать на время обучения в монастырь годовиков — подростков лет двенадцати-шестнадцати из богомольцев. «Эти мальчики в большинстве случаев были „вымоленные“ родителями после долгого бесплодия, после тяжкой болезни или иной какой беды, — писал Нестеров. — Таких вымоленных привозили обычно родители в обитель с весны до весны на год, потому и звались они годовиками. Таких мальчиков монастырь определял к какому-нибудь занятию: в певчие, если был голос, слух, в типографию, в поварню, в иконописную или еще куда. Там наблюдали за годовиком, за его способностями. Так проходил год, и вот тогда, если у годовика оказывались способности чрезвычайные, был он особенно умен, даровит, монастырь предлагал родителям оставить их мальчика еще на год. Родители и сам мальчик иногда соглашались, иногда нет, и его увозили домой».
Паломнические труды. Однако эта норма поведения приходила в противоречие с теми возможностями посещения отдаленных мест, которые открывались по мере развития железных дорог и пароходного транспорта. Этот же корреспондент описывает два маршрута в Соловецкий монастырь, по которым добирались до него крестьяне из Боровичского уезда: один включал участок железной дороги, другой — движение пароходом.
«В дальние монастыри по железным дорогам ездят богатые и состоятельные крестьяне», — отмечал современник. Следует при этом помнить, что речь идет именно о крестьянах, которые путешествовали за свой счет, в отличие от нищей братии — богомольцев-странников, находившихся постоянно в пути, оторвавшихся совсем от своих занятий и живущих милостыней.
Сборы. Перед отправкой на богомолье деньги начинали копить заранее либо договаривались в семье, какая будет выделена сумма на это. Выясняли, кто еще собирается туда же из своей или ближних деревень. Назначался день, когда партия собиралась вместе. Брали с собой хлеб, сухари, чай, сахар. Важно было, чтобы хоть один из участников был человек бывалый, ходивший уже по данному маршруту. «В партии всегда находится человек, знающий дорогу, ночлеги на ней и монастырские обычаи», — сообщалось из Боровичского у. в к. XIX в. Существовала особая система норм поведения, действовавших в таких артелях-партиях крестьян-богомольцев только во время путешествия. «В дороге стараются не вести пустых разговоров, не думать о домашних делах, не злословить, а держать себя в религиозном настроении. По дороге хлеба на пропитание не просят, более состоятельные делятся с неимущими…»
В монастыре. Обычное пребывание крестьян, пришедших из других мест, в одном монастыре ограничивалось двумя-тремя днями. Затем их должны были сменить другие. Монастырь давал на этот срок бесплатно пищу и ночлег в своей гостинице. Однако фактически плата существовала: обычай требовал, чтобы каждый оставлял что-то и монастырской кружке — «кто сколько пожелает». Мужчииы-богомольцы ходили на общую трапезу с монахами в мужских монастырях, женщины — в женских. В летнее время, при большом скоплении народа к конкретному празднику, мест в монастырских гостиницах не хватало, и крестьяне располагались прямо в поле. «В это время гостиницу занимают богатые и привилегированные богомольны».
Вернувшись домой. Партии богомольцев из односельчан или жителей ближних деревень отрывались на время от своей общины, но несли на себе отпечаток ее традиций. Представления и обычаи, бытовавшие в данной общине, не только сказывались на образе жизни партии, но выходили через нее вовне. По возвращении рассказы богомольцев, в свою очередь, становились достоянном всей общины, служа одним из каналов информации о внешнем мире, средством духовного воспитания.
