О живом опыте Церкви

Беседа с протоиереем Николаем Матвийчуком

Протоиерей Николай Матвийчук, настоятель Свято-Духовского храма г. Нефтеюганск

— Батюшка, давайте поговорим о самой страшной угрозе для нынешнего христианства — лицемерии. Особенно проявляется это во время поста. Лицемерная ограниченность, неумение донести проповедь до людей делают Церковь очень малым стадом. Человек, который хотел бы попоститься на первых порах, смущается, переносит эти правила малого стада на окружающих и отпугивает их. На день рождения позвали — не пойду; садись, покушай с нами — нет, не буду с вами есть…

— Да, существует проблема лицемерия. Тут сталкиваются две волны. С одной стороны, те, кто называют себя верующими, кто готовы искать себе местечко, где бы им было поуютнее, потеплее с постом и молитвой, чтобы не потерять тот маленький мир, который они получили. А другие, не зная никаких правил, считают день рождения праздником, когда надо нагуляться до предела. Эти два полюса, конечно, не совмещаются. Лучше воздерживаться, не посещать мест, где тебе будет плохо. Но надо думать не только, как бы себе сделать хорошо, но чтобы и всем было хорошо.

Почему бы не сходить на день рождения в пост? Я часто благословляю — сходите, но сделайте это так, чтобы завтра ваши сродники вместе с вами пришли в храм. Можно чаю попить, но не обязательно употреблять то, что осквернило бы жизнь и привело бы к проблемам, не обязательно чрезмерное веселье и пьянство. Это, конечно, зависит от людей. Кто-то может донести истину до людей простым хорошим словом, посетить их, а другие отмалчиваются, удаляются подальше от искушений: «моя хата с краю». Разрыв этот очень большой.

Большинство людей хотели бы прийти в храм, но они приходят со своим мировоззрением. Они так говорят: я бы пришел, если бы там было по-другому, более интересно, а то богослужение старинное и непонятное. Тут могут помочь собеседования или ведение богословских курсов при храмах, куда люди могут просто прийти и им объяснят моменты богослужения. Смотришь, на другой раз такой человек с книгой стоит и поет, ему становится интересно участвовать, служба проходит незаметно.

— Могут ли миряне участвовать в проповеди в храме? Например, человек с высшим образованием, имеет дар слова, много лет ходит в Воскресную школу, может ли проповедовать в храме?

— Помню, один человек, который долгое время посещал храм, подошел ко мне и задал вопросы о лампаде, что-то он не понимал. Я ему поручил подготовить проповедь о лампаде и сказать ее с амвона. Конечно, он был поражен, что ему это поручили, но раз его благословили, он проникся, переработал большой материал, сказал проницательную проповедь, что всем людям понравилось.

У нас не только священники говорят, но и ребята, которые окончили семинарию, но не являются священниками. Кроме этого, говорят проповеди и миряне из Воскресной школы.

Бывает так, что на приходе в большом городе священника буквально раздирают на части, отовсюду просят — придите к нам, то День учителя, то День ребенка. Для этого у нас есть люди ответственные по городу за какие-то дела милосердия, есть братство. И мы просим, чтобы они подготовились, пошли от имени священника, сказали приветственное слово, поздравили. Поэтому говорить, что проповедь идет только с амвона, не приходится. Проповедь исходит от многих катехизаторов, прихожан, которые идут в приюты, в школы, детские сады, на предприятия. Эти миряне, верующие и в то же время — граждане нашего Отечества, говорят слово о Боге, совершают свое миссионерство, проповедь. Надо, чтобы наши миряне могли более доходчиво проповедовать в своих микрорайонах, там, где они живут. Представьте, живет человек, никто его не знает и вдруг какой-нибудь ветеран войны или труда, дедушка, которого все знают в микрорайоне, придет в своем мундире и расскажет, как Господь его спасал в трудные моменты жизни. У нас часто такие встречи проходят с детьми, с ветеранами. Эти люди, может быть, закрепленные по своему дому, берут с собой еще молодых, идут, проповедуют, встречаются. В таких малых звеньях идет проповедь более успешно, она более плодовита, так как есть больше возможностей спросить, поговорить, узнать.

Сегодня самая страшная беда — когда люди искажают информацию: «Да, знаю я, у вас, православных, вот что нехорошее творится». Помню, в Великий пост поздно вечером один муж пришел разозленный за своей женой посмотреть, что она так поздно делает в храме. Влетел в храм, увидел, стоит не только жена, а и пожилые, и молодые люди. Постоял, удивился, голову наклонил и, смиренно дождавшись жену, ушел. Но через день он жене объявил, что хочет тоже пойти в храм, поговорить с батюшкой на исповеди. Хоть он не знал ничего, но почувствовал. Там читалось правило молитвенное, а это — та же проповедь. Побыл он в храме, настолько ему это понравилось, что он пришел на акафист. Потом рассказывал — я пришел на акафист и после у меня еще все пело, мне было так легко. Он исповедовался впервые в жизни, в обыкновенных грехах. После этого пришел домой, у него было такое покаянное чувство, и вдруг друзья пришли к нему в гости с желанием праздника, веселья, он тут вспомнил свою жену. Пришел из храма умиротворенный, а тут друзья с гармошкой — такое искушение ему Господь послал испытать эту разницу между храмом и мiром. Он побыл с ними, сколько смог. Раньше он не понимал жены, а теперь ему все стало понятно.

— Почему иногда складываются напряженные отношения между приходами в городе? Паства из разных храмов не общается между собой, возникает ревность между храмами.

— Здесь дело больше не в священстве, а в прихожанах. Люди начинают искать, кто бы льстил их слуху. Скажем, в некотором храме люди постоянно слушают обличающую проповедь, а в другое место пришли — им там сказали ласковое слово, меньше спросили с них, они стараются уже туда идти и даже рекламировать этот храм другим.

К примеру, в одном храме к крещению неделю готовят да молитвы требуют знать, а в другом — за полчаса окрестят и не спросят ни о чем.

Но результат-то какой? Сегодня ставится вопрос о КАЧЕСТВЕ, и Святейший Патриарх об этом говорит, и владыка Димитрий. Все священники понимают, что именно сегодня нам надо воспитывать людей в Православии, нам надо заново проповедовать Христа, нам необходимо не гоняться за количеством крещеных, а воспитать настоящих христиан.

Иногда даже уныние нападало — слух прошел, что за несколько километров от нашего города крестят быстро, ничего не спрашивают. Вместо 50 человек за неделю мы стали крестить одного-двух. Это не ревность и не обида. Вспоминается, как Господь, когда вошел в Иерусалимский храм, сказал: «Дом Мой домом молитвы наречется» (Мф. 21,13). Он не хотел никого изгонять из храма, Он разрушил столы меновщиков, но Он хотел, чтобы эти люди вернулись, покаялись, принялись за то дело, которое нужно делать в храме. И вот в нашем городе одни люди ездили в деревню креститься, а другие находили в себе силы, приходили на наше оглашение и в конце этих бесед узнавали, что не только надо тапочки взять на крещение, а как правильно имя выбрать, как правильно жить во Христе.

Сегодня проблема в невероятной неграмотности народа. В записочках называют такие имена, которых никогда не было в Православии. Не знает человек святого, чье имя носит, нет у него его иконочки, не знает, как помолиться, и при этом считает себя церковным. Что означает имя святого? Мария — «госпожа», Иоанн — «благодать Божия"… Нет, не знают. А про знак зодиака его спроси, тотчас расскажет, кто он. Верят в сонники, в суеверия, в гадания, в карты играют, но не веруют в истинного Бога. И когда даешь им маленькую возможность узнать о Боге на катехизации, когда, например, многие крестные узнают, что их грехи, их действия переходят на детей, то редко бывает, чтобы после оглашения тот, кто собирается стать крестным, не пришел на исповедь. Исповедуются и потом идут на крещение. Это радует. Когда заканчивается оглашение, после стольких трудов, когда человеку и от работы оторваться надо, и от дома, мы спрашиваем, нужно ли было это оглашение, все однозначно говорят, что такие беседы нужны. Из этого мы всегда черпали силы и стояли на своем, уже лет восемь назад мы ввели катехизацию. Конечно, бывает, что и без катехизации крестим в особых жизненных обстоятельствах, когда человек, например, идет в армию, тут уж сам Господь благословит покреститься, исповедоваться. А так, надо давать людям знания, возможность узнать о Боге. Когда человек сам познал, он от этого не откажется. Он скажет: „Это мой Бог, я Его знаю“ (ср. Иов.19,25). Вера — это не просто знания умственные, а знание опыта духовной жизни. Когда человек исцелился, когда почувствовал благодать при Крещении или Венчании, попробуй ему потом сказать, что все это выдумки попов…

А то и венчаться иногда просто по пути заезжают, для моды. Этого лицемерия надо избегать, надо давать людям то истинное, настоящее, что есть в Православии.

— До 80% населения России называют себя православными, процента три-четыре всего ходят в церковь. Получается крещеных много, а истинно верующих во Христа — мало…

— А еще суеверия, страшное состояние этих крещеных людей в том, что они верят во все, но не веруют, не знают самой Истины, того, что должны знать, что должно питать их душу.

— Я делал опрос среди студентов о духовной жизни. Большинство написали, что хотели бы узнать про магию черную и белую. То есть они понимают, что духовное общение возможно, но не понимают, с какой целью, каким способом и к Кому нужно обращаться. Что тут можно сказать?

— Самое страшное сегодня то, что человек общается с падшими духами. Ни одна историческая эпоха не была так насыщенна и опасна, как сегодня. Действительно, преизобилует сейчас общение с магией. Люди, которые должны бы знать Бога и общаться с ангелами Его и святыми, поворачиваются в другую сторону. Действительно, есть интерес, который к тому же поддерживается средствами массовой информации, и человек ищет не дел веры, не благодати Духа Святого, которого искали святые отцы, а видимых знаков, хотя не знает, чем потом его интерес закончится. Сейчас можно видеть людей, которые дали возможность поиздеваться над своей душой, провести над ней опыты, когда человек, образованный, пообщался с людьми не важно какой магии — белой или черной, серой или голубой, разницы нет — магия есть магия, и она опасна. Хотя говорят, что белая магия — хорошо, а черная — плохо, но как говорит отец Анатолий Берестов, вход в белую магию надо совершить через черный коридор, то есть человек в любом случае общается со злом. Это все от гордости и непонимания, незнания. Молодому человеку хочется иметь какую-то власть, превозношение над кем-то, и магия кажется ему доступным источником этого. Я общался с группой ребят, которые тайно посвящали себя на это служение. Они, как правило, погибают, послужив на этом поприще, внезапной, непонятной смертью. Эти ребята хотели иметь власть везде, особенно там, где бывает много молодежи — на дискотеках, на занятиях, чтобы толпа им поклонялась. Если этого не было, то они пытались проводить опыты над теми, кто им не покорялся, они пытались влиять на них. Все от гордости, властолюбия. Делали, сами не понимая, кому они служат, кому они хотят посвятить чужие души. Потом, когда все выясняется, эти люди пребывают в унынии, сами готовы избавиться от полученного „багажа“, но вход туда бесплатный, а выход уже платный. Бесплатный — тебя учат, тебе подают, тебе интересно. А выход — твои страдания душевные, твоя боль.

— Есть ли способы, чтобы молодых ребят 15−20 лет привлечь к церковной жизни?

— У каждого человека есть свой интерес, у молодых тем более. Главное — быть рядом с этими людьми. Каждый человек ищет свой путь, свой выход. Замечательно, если есть просто хорошие люди, которые могут показать на примере правильные или неправильные действия, что хорошо, а что нехорошо, насколько будет вреден той или иной путь для человека. Любые пути хороши: одни занимаются спортом, другие — литературой. Какие бы направления не искала молодежь, хотелось бы, чтобы с ними находился опытный человек, который бы показывал им выход. Потому что неправильный путь, путь греха — это путь тупика. А человек верующий, православный мог бы им показать, что есть выход из любой ситуации, из любого положения.

— Часто встречаюсь с миссионерами, они, пытаясь говорить с мiром на его языке, говорят о чем угодно: о нравственности, духовном развитии, но только не о Христе. Одного семинариста я недавно спросил: „А ты в Бога веришь?“ Он возмутился: „Ты что, я уже пять лет в системе“. Так ведь мы же не в „систему верим“, а в Бога и Церковь Его. Отец Николай, что скажете о лицемерии в Церкви?

— На приходах в храмах больше свободы. В каком плане она выражается? „Я верую, до какого-то определенного момента дошел, который мне именно нужен — поститься, молиться, я приду и буду это делать“. Есть еще начальная стадия: „Не сделаю — кто с меня спросит за пост, за то, что не ходил в храм, что играю свадьбы в пост, праздную Новый год до Рождества? Буду делать так и все — это мое дело“. Потом этот человек приходит через два-три года, спрашиваешь: „Ну, как?“

— Ну, было тяжело, дома находился, ходил куда-то, а внутри меня что-то подсказывало — надо идти в храм. Вот и пришел, каюсь».

Эти люди, которые во второй раз пришли, просят какого-то правила молитвенного.

— А почему не ходил (а)?

— Вот не ходил, а теперь проснулась совесть, осознаю, что мне это надо.

Человек как бы спит, его надо немножко разбудить. Хорошо, если он будится сразу, по крещении, и у него все пошло хорошо, мирская жизнь отпадает, отходит.

Когда сегодня Церковь требует возвращения к старым подходам — правилам, традициям, конкретным действиям, то тоже иногда многие отпадают. Особенно лицемерие можно увидеть в прислужниках храма. На первом месте — дежурные при храме, которые первыми встречают людей. Они привыкают к тому, что люди идут в храм, так что не имеют никакой вежливости. Если работнице надо мыть пол, она трясет своей шваброй, не обращая внимания на стоящих, вытесняя людей из храма. Спрашиваешь ее: «А если эти люди впервые пришли? А ты их выгнала?» Нужно помнить, что все мы слуги Божии и слуги друг другу.

— Часто человеку, впервые пришедшему в храм, говорят только одно слово — «нельзя»: того нельзя, этого нельзя, будто в запретах и есть смысл Православия.

— Это страшное понятие просто убивает. Я когда слышу от посторонних или малопосещающих храм людей, что им внушают «этого нельзя делать, того нельзя делать», вызываю человека, который запрещает, и говорю с ним.

— В покаянии тоже получается лицемерная традиция. С одной стороны, выпускаются сборники грехов, где перечислено то, что в голову-то прийти не может здоровому человеку, перечислены все возможные и невозможные грехи. С другой стороны, человек приходит и говорит — я во всем виноват, он даже не помнит, в чем именно перед Богом согрешил. А это тоже лицемерие.

— Научить людей исповедоваться и их исповедовать — это большое искусство. Получить оправданность от Бога через благодать Духа Святого. Ужасно, когда люди привыкают к своим записочкам, книжечкам, читают свои шпаргалки, не всегда даже заново написанные. Каждый приходит со своей «хартией», нужно иметь столько нервов, такую выдержку, такое терпение, чтобы все выслушать. А скажешь — эти грехи отпускаются благодатью вечерних и утренних молитв, давайте лучше поговорим о страстях, о главном — человек замыкается: «я уже все сказал». Научить людей каяться — очень большое дело. То ли это лицемерие, то ли незнание. Форму некую приобретают, зная, что им надо причаститься. Прийти, батюшке сказать, а примирения никакого не получить.

В разговор вступает архимандрит Зосима (Горшунов), духовник Тобольско-Тюменской епархии:

— В Евангелии как раз говорится о фарисеях — тех, кто обращает внимание на внешнее, а не на внутренне содержание — страсти, грехи, только на внешнее, на последствия. Это и есть лицемерство. По какой-то внешней причине человек начинает изменяться — с одним он так, с другим — эдак. У фарисеев так и было. До сокровенных глубин часто на исповеди они не доходят, только внешнее видят. Говоришь ему на исповеди:

— Вы внутренние грехи скажите.

— Не знаю. Вот я гневаюсь часто.

— Так это отчего?

— Не знаю…

— А вот гордыня в тебе сидит.

— Еще — чревоугодие.

— А это отчего?

— Не знаю…

— А это от себялюбия…

Понятие «системы» ужасает. Многие семинаристы сегодня соблюдают все внешние обряды, но они же не испытали гонений, которые были в 60−70-х годах. Это не те, что поступали в семинарию еще десять лет назад, которые по своей живой вере пришли, а не потому, что объявление увидели. Они терпели гонения за свою веру.

Отец Николай:

— Еще так на исповеди говорят: «Я в принципе попросила прощения, я готова идти на исповедь, я словесно откланялась, а на самом деле внутри в сердце есть такая боль, что я не знаю, как мне поступить». И действительно не знаешь, как поступить. Понятно, надо сердце смягчить, но как? Внешне она все сделала. И человек в этом лицемерии часто дерзает причащаться. Хотя такое причастие человек может в осуждение принять. Надо приобрести мир — дух мирен, дух святости. А так человек укореняется в лицемерии и злобе, и эта злоба, когда человек укореняется в грехе, ему потом не страшна. Да, он знает, что он пришел в храм, что он должен каяться на исповеди, но он «находится в системе» и доходит до такого ожесточения, что ходит в храм, молится и не чувствует, что уже давным-давно отпал от Христа.

— Подразумевается, что прежде чем человек приходит к исповеди, он должен приvмириться со всеми, кто его печалил. То есть покаянная практика сурово требует никого оставлять за пределами исповеди, с кем бы у него ни были разорваны, разбиты отношения, чтобы у него не было людей, с которыми бы он находился в конфронтации, в ненависти. Он должен пойти и мириться.

— Это хорошо, если тот, с кем нужно примириться, — жив и рядом. А если он далеко, а если он умер? Ты его обидел когда-то, этот грех всплыл. Как его убрать? Конечно, нужно сделать любые шаги — позвонить, если возможно, поговорить, пообщаться, письмо написать, подарок послать духовный с примирением. Или хотя бы мысленно пожелать ему всего хорошего, в молитвенном правиле обратиться к нему. И также с усопшими. Человек ушел из жизни, а ты вовремя не помог ему. Это покаянное чувство перед усопшими надо особенно возгревать в себе на панихиде или на отпевании. Часто после этого сродники, почувствовав в себе такое покаяние, начинают ходить в храм.

— Бывает, что человек приходит на исповедь в состоянии ссоры, расстроенный, и священник оставляет его без разрешения грехов — до примирения.

— Грехи иногда настолько припирают человека самого, что он даже не ждет исповеди, а подходит на улице, останавливает. Вот приходит молодой человек и говорит: «У меня все в жизни ушло. Хорошо, что я вас встретил, позвольте задать вопрос. Я иду для того, чтобы себя убить. Я искал инструмент, чтобы лишить себя жизни. Я готов к этому».

Человек в таком состоянии, что надо срочно ему уделить внимание. Говоришь с ним. Ему кажется, что он действительно окружен одними врагами: отец, мать — никто его не поддерживает, жена ушла… Начинаешь ему объяснять, что причина-то не в них, а в тебе. Если ты сейчас не можешь с ними примириться, то примирись хотя бы с собой.

Во-первых, говорю ему, давай посмотрим, откуда это в тебе. Ты свой дом строил на песке (Мф.7,26), закона Божьего в тебе не было. Жизнь была построена на твоих желаниях — ты обижал родителей и не замечал этого. Потом женился, жил в свое удовольствие, жена терпела. И вдруг у тебя земля уходит из-под ног. Ты видишь, что в основании построенного тобою мира не было закона Божьего. Ты сам научись крепко на ногах стоять. Если ты будешь стоять крепко, то обязательно окружающим поможешь. Ты себя спасешь своими трезвыми действиями. Вот ты себя жалеешь, рассуждаешь, что ты молодой, красивый, а жить не хочешь. А я сегодня был в больнице, посещал человека, который умирает после операции, он говорит, как он хочет еще пожить, еще какое-то время пообщаться, помолиться, покаяться. А у тебя все это есть от Бога.

Такая беседа примиряет с человеком, дает ему силы. Он говорит: «Батюшка, знаете, мне уже легче. Я хотел покаяться». А что такое — каяться? Это значит исправиться. А исправление иногда требует много времени. Очень легко разрушить отношения между людьми — допустить спор в семье, нехорошие отношения между родителями. А наладить это все — сколько нужно времени, чтобы все забылось и простилось. Святейший Патриарх Алексий говорил, что когда человек прекращает грехи творить, то благодать Божья врачует его душу. И действительно, сначала нужно хотя бы остановиться.

— А лицемерие со стороны священника, скажем, в проповеднической практике, когда проповедь не от сердца говорится, а читается по книжке?

— Когда Святейший Патриарх Алексий был митрополитом, то говорил семинаристам слова: «Братья, если вы входите в храм, в алтарь и потеряли страх, то лучше отойти в сторону и не заниматься богослужением». Святые отцы поучали, если человек не в Духе Святом, то он не имеет права приступать к Таинствам. Действительно, сегодня каждый священник несет такую большую нагрузку, что другим не приходилось. Испортить настроение священнику очень просто, чтобы восстановиться, нужно время, а его нет. Может быть, лицемерие со стороны священника есть и не надуманное. Священник — это, прежде всего, несение греха других на себе, и иногда кажется, что священник машинально исполняет Таинство. Но благодать Божия врачует, священнику она подает силы, и, глядишь, тот же священник, сначала расстроенный, после молитвы успокаивается. Я думаю, хорошо, когда священник имеет возможность говорить сам, но если ему Господь не дал такого дара, ну тогда — хотя бы читать готовое написанное.

— Получается грандиозный разрыв. В храмах читают проповеди протоиерея Григория Дьяченко столетней давности, язык почти непонятен. Люди истосковались по Богу, но им предлагают нечто архаичное, неактуальное.

— Тут можно понять по-разному. Человек идет с разными намерениями в храм. Одни идут для того, чтобы их оправдывали действием, другие — за утешением, третьи — чтобы их врачевали.

Если священник говорит сам, то он говорит, конечно, и о сегодняшних грехах, страстях, пороках, которых, к примеру, не было 50 лет назад или даже 20 лет назад. Сложно сегодня найти таких людей, которые бы говорили в церкви на простом ясном языке, от которых можно было бы получить утешение и врачевание. Конечно, нужно ориентироваться на проповедников современных или хотя бы перерабатывать то, что было раньше. И еще очень важно знать, что каждый человек, слушая проповедника в храме, по-своему слышит его. Ты говорил так, а он услышал по-другому, как ему только можно услышать, в меру своего духовного роста.

(продолжение в следует)

М.Ю. Бакулин

Интернет-журнал «Русская неделя»